Смола

      От привычного до невозможности неонового цвета хотелось блевать. Выблевать вот всё прямо сейчас, у всех на глазах, на этот вылизанный и начищенный блестящий пол, чтобы к этому заведению никто на шаг бы не подошёл ближайшие лет этак десять, если не больше. Санс тяжелым мешком падает на кресло перед туалетным столиком, закрывает лицо ладонями и через силу делает несколько жалких вздохов. Холодный цвет подсветки делает осунувшееся лицо ещё бледнее, мешки под глазами заметнее и Санс мысленно в сердцах разбивает сраное зеркало на миллион впивающихся в кожу острых кусочков. Правая щека непроизвольно дёргается, глаза слезятся, и он, выдыхая сквозь зубы, отворачивается от своего ненавистного отражения, нехотя нагибаясь к тёмному рюкзаку, лежащему на полу. Санс лишь сглатывает кислую слюну от подходящей к горлу рвоты, цепляя худыми пальцами горловину толстовки и стягивая её с себя. Боже, как же тошно.       Он брезгливо оглаживает себя: одёргивает джинсы, поправляет топ и накидывает на себя куртку с меховым капюшоном. Всюду следующие за ним попятам уродливые тени сзади давят на спину, заставляют прогибаться под грузом, а Санс опять бухается на кресло, едва загубив в себе желание закрыть голову руками. Они шепчут что-то определённо гадкое и мерзкое, уродливо ржут в самые уши и он невнятно скулит, вцепляясь ногтями в подлокотники. В блядском зеркале только он, он один, но его прошибает электрическим разрядом и Санс замирает, будто громом поражённый (Боже, пожалуйста, блять, заткнитесьзаткнитесьзаткнитесь). Тени гаденько хихикают ему в ответ, сцепляют костлявые, когтистые руки у него на горле и Санс зажмуривается, крепче стискивает пальцами подлокотники и шарится свободной рукой в ящиках стола. Серебристый блистер сверкает в свете ламп, чересчур громко шуршит в тишине комнаты и долгожданная белая таблетка горчит на языке. Санс кривится, морщит лоб, но поломанное радио в голове наконец ненадолго замолкает и он собирает остатки сил, чтобы выйти в люди.       В зале наперебой орёт громкая музыка, звенят бокалы и стаканы, кричат ожидающие шоу гости. Санс подходит к одному из них, пытается натянуть дежурную улыбку, но губы непроизвольно кривятся в отвращении как минимум к самому себе, и он напряжённо усмехается, обнимая какого-то мужика за шею. От него несёт перегаром, табаком и какой-то химией, и Сансу кажется, что его вот-вот стошнит. Мужчина перед ним улыбается ему в ответ, оплетает его талию и царапает голый живот, урча что-то однозначно пошлое ему на ухо. Он прижимает всё ближе, стояком трётся о его бедро и Санс сжимает зубы изо всех сил, морщит нос и пытается поймать вездесущие руки, пытающиеся залезть под пояс узких джинс, и ему становится ещё дурнее от отдающего тухлой рыбой запаха изо рта клиента, и Санс закрывает глаза.       Под веками пляшут розовые круги и Санс проглатывает тошнотворный ком, целуя мужчину в покрытую щетиной щёку. Он гладит клиента по груди, чувствуя, как скользит дорогая ткань рубашки под ладонями и заставляет ненароком сесть на небольшой и невысокий диванчик, забираясь сверху. Санс крепко хватается за ворот рубашки, придвигается ближе, скользит задницей по чужому стояку и чувствует, как чужие ладони по-хозяйски устраиваются у него на бёдрах, мешая двигаться. Он вновь обнимает мужчину за шею и обхватывает грязные пальцы, проходясь по ним языком. Знакомый горький вкус разливается на языке и Санс втягивает живот, когда чувствует холодную, мокрую ладонь, что лезет под пояс джинс, при этом предварительно облапав упругие ягодицы.       Двадцатка мягко похрустывает от его движений и Санс давит в себе очередной приступ тошноты, когда клиент целует его в шею, жадно причмокивая. Ехидная улыбка озаряет чужие губы, Санс отворачивается и прижимается спиной в чужой груди, стягивая с себя куртку и откидывая её на спинку дивана. Его начинает мутить, мир перед глазами плывёт и он лишь стискивает зубы, проглатывает тяжелый ком в горле и оглаживает чужую шею, что чуть колется щетиной. Желваки пляшут на лице в нервном танце, Санс пытается выровнять дыхание, когда его нагло начинают щипать за соски, а губы вновь насиловать шею, пытаясь оставить на ней множество фиолетовых уродливых узоров, и дёргается от горячей, словно кипяток, руки, лезущей в ширинку джинс.        Голова вновь врубает убогое сломанное радио, голоса отражаются эхом в сознании и Санс скидывает с себя вездесущие руки, быстро пытается застегнуть ширинку, но вновь падает на чужие колени, лицом к уже надоевшему клиенту. Его тошнит, внутренности жжёт болью и он едва справляется с желанием уебать тупорылого мужика, вновь пытающегося залезть в джинсы, гордо пристроив руку на его члене. В свете неоновых огней чуть мерцает кольцо, довольно поношенное и потёртое, и Сансу хочется заорать, послать, избить, убить, что угодно, но он лишь быстро хватает куртку, кидает в карман в конец измятую купюру и бросается бежать. Когда его ловят за предплечье, он испуганно вздрагивает, тени царапают спину, посмеиваются, что-то бормочут (ну куда же ты Санс от себя не убежишь ты ведь хочешь этого хочешьхочешьхочешь) и голову разрывает от боли. Он оборачивается, метая гром и молнии, и злобно глядит на мужика, что изумлённо моргает длиннющими ресницами. — И это всё? — вопрошает мужчина. Сансу хочется в него плюнуть. — А ты ждал чего-то ещё? — тупой вопрос. — Ты здесь не один. Если тебе нечего предложить — проваливай. — Ну хорошо, — выдыхает мужчина, неуклюже застёгивает штаны и шарится по карманам пиджака. Он хрустит скрученными купюрами, пересчитывает их, хмурит брови и протягивает новенькую шуршащую сотню. — Столько хватит или твоей жадной заднице всё мало?       Санс кривит губы в отвращении. Он тяжело дышит, сжимает руки в кулаки и пытается вырвать руку. На них встревоженно глядит охранник, крутит башкой, пытаясь разглядеть их двоих сквозь толпу народа и, кажется, тяжко выдыхает, отлипая от стенки и бредёт к ним, расталкивая сосущихся людей. Санс закидывает куртку себе на плечо, убирает волосы со лба и морщится, чувствуя, как хватка на руке становится лишь сильнее. — Я стриптизёр. Найди себе кого-то на улице. — Я не хочу кого-то, — клиент встаёт, дёргает вросшего в пол Санса на себя и прижимается ближе. — Я тебя хочу.       Он сжимает пальцами щёки, больно давит и пытается развернуть лицо Санса к себе. Гадкий, длинный язык оглаживает плотно стиснутые зубы, у Санса ноет перенапряжённая челюсть, и ему хочется плакать. Живот крутит, внутренности сжимаются в омерзении, будто его вот-вот стошнит, и он изо всех крутит головой, пыхтит и ударяет коленом куда-то в район жирного живота, заставляя мужчину зашипеть от боли. — Тварь, — шипит тот и хватается широкой рукой за его запястье, вновь дёргая на себя, и тащит в сторону. — Ублюдок.       Санс шипит рассерженной змеюкой, резко дёргает рукой и чувствует, как сустав в локте простреливает болью. Он пытается высвободить запястье, упирается ногами в грязный пол, орёт что-то невнятное, что сразу же тонет в шуме музыки из колонок, и в панике таращится в тёмный угол, где в свете кислотных прожекторов мелькают позолоченные ручки гримёрок. — У вас двоих всё в порядке? Санс? — охранник хватает взъерошенного Санса за плечо, от чего тот вздрагивает и дёргается.       Клиент недовольно смотрит на охранника, впаривает ему какую-то чушь и выпускает из рук чужое запястье. Санс смотрит на красный отпечаток, трёт руку и бросается бежать, чувствуя, как рвота неумолимо подходит к горлу. Он чувствует злой взгляд в спину, сквозь толщу воды слышит, как охранник припирается с клиентом и онемевшими пальцами поворачивает ручку чёрного выхода, вываливаясь на улицу.       Холодный ветер бьёт в разгорячённое лицо, заставляет краснеть щёки и голые плечи. Глаза больно щиплет от холода, Санс едва перебирает ногами, заворачивает за угол, и садится на корточки, едва ли не утыкаясь лицом в грязной, не пойми в чём извалянный снег. Он глотает жадными вздохами воздух, жмурит глаза и тут же давится, чувствуя, как горло и лёгкие сводит болью. Он упирается свободной рукой в грязную стену клуба, его всего трясёт и Сансу страшно открыть глаза. Там, под веками, мелькают страшные картинки, тени гаденько смеются (боже Санс посмотри на себя до чего же ты жадная т в а р ь), царапают спину, плечи, руки и сцепляют длинные, когтистые пальцы на самой шее, поверх его руки, почти физически лишая воздуха.       Низкий ядовитый шёпот бьёт по нервам, Санс скулит на высокой ноте побитой собакой, прячет голову в собственных коленях и лупит себя конвульсивно сжатым кулаком по бедру. Ветер красиво подхватывает падающие снежинки, крутит их в грациозном танце и опускает на покрасневшие голые плечи, на валяющуюся куртку, путает их в волосах, а сам залетает под тонкую майку и пытается сравнять Санса с зимним пейзажем Сноудина. Его завывания вторят сломанному радио в голове, они пытаются перекричать друг друга, и Санс прикусывает губу, с трудом разлепляя слезящиеся глаза. Он загнанно дышит, дрожит и чувствует, как рука, опирающаяся на стену, влезла в нечто липкое, мерзкое и мокрое. Странная чёрная субстанция забивается под ногти, склеивает пальцы и Санс, едва соображая, вытирает руку о снег. Тени гогочут, издеваются, шепчут, что какой же ты гадкий, боже, взгляни на себя! Посмотри, ну же, глянь, подними голову. Жадный, жадный ненасытный у б л ю д о к.       Голову разрывает невыносимой болью и Санс едва встаёт на негнущиеся деревянные ноги, опираясь о грязную стену клуба. От порыва злого, холодного ветра он щурится, опускает голову, чёлка лезет в глаза и он, едва соображая, утыкается взглядом в свои мокрые кеды. Мурашки бегут по взмокшей шее, по спине и пробираются до самого копчика, дыбом встают волосы на загривке, и Санс выдыхает сквозь плотно стиснутые зубы, чувствуя, как надрывно ноет голова. Он запрокидывает голову, едва ли не ударяясь затылком о грязную стену, и рыщет по карманам, заледеневшими пальцами нащупывая хрустящий блистер. Он неуклюже вскрывает упаковку, пытается выдавить на трясущуюся ладонь таблетки и роняет одну из них в снег. — Блять, — сипло выругивается он, щурит глаза, разгребает снег носком кеда и плюёт на упавшую таблетку. — Ну и хер с тобой.       Он выдавливает на ладонь три кругляшка, некоторое время смотрит на трясущуюся руку и закидывает их в рот, чувствуя горечь на языке. Он морщит лицо, с трудом глотает их и закашливается от спазма, что скрутил горло. Он прижимает красные и онемевшие пальцы к шее, хмурит брови и, вновь запрокинув голову, глядит в чёрное небо. Боже, как же тошно.       От боли мир вокруг плывёт перед глазами, нос чешется от холода, ноги трясутся, и Санс рвано выдыхает сквозь зубы небольшое облачко пара. Он трётся лопатками о грязную стену, скребёт по ней пальцами и, наконец, бредёт в сторону входа в клуб, едва не рухнув в снег, пытаясь поднять заметённую куртку, что чёрной кляксой торчала из-под белого снега. Снежинки заваливаются за шиворот, заставляют покрываться мурашками и Санс стучит зубами, чувствуя, как хлюпает в кедах. Его шатает, в глазах плывёт всё разноцветными кругами, он еле-еле разбирает дорогу перед собой и хватается за голую ветку дерева, пытаясь не упасть носом в грязь. Он тяжело дышит, когда прижимается лбом к холодной металлической двери, и злобно шипит, когда она не открывается. Накинув промокшую куртку на плечи, он отлипает от тёмной двери, и бредёт в сторону главного входа.       Тяжёлое дыхание смешивается с шумом улицы, сливается с грохотом моторов и рёвом людей, и Санс честно пытается концентрироваться на этом шуме, пытается разобрать хоть какой-то смысл в словах, что слились в невообразимую карусель в его плывущем сознании. Он пытается вслушиваться в похабные разговоры, в грязный и откровенный флирт, в рычащие машины, и образ понемногу уходит из головы, оставляя благоверную, желанную пустоту, которую он так жаждал. Санс расплывается в глупой, довольной улыбке, он трёт красный нос и вваливается в клуб, легко толкая входную дверь. Жар впивается в заледеневшее лицо, щипает руки и кусает плечи с шеей, и Санс посмеивается, едва волоча ноги и плывущим взглядом цепляясь за барную стойку.       Его любимое, законное место встречает владельца с радостью и всякими почестями. Он, давя довольную улыбку, садится на высокий барный стул, пристаёт в какой-то парочке, что бездумно целовалась в неоновом свете, и безжалостно ржёт в такт музыки, когда те, скривив довольные рожи, уходят и оставляют его одного. Он роняет блаженно пустую голову на твёрдую поверхность и потягивается, словно кошка, чувствуя, как тепло разливается по заледеневшим костям. Дымка застилает глаза, но ловит плывущим взглядом сильную, высокую фигуру бармена, что, нервно улыбаясь, быстро-быстро кивает клиентам, на скорую руку делает коктейли и пытается поскорее убежать от похабных разговоров. Санс следит пьяным взглядом за уверенными, отработанными движениями сильных рук, наблюдает, как перекатываются мышцы, и прыскает смехом чему-то своему, что родилось в гнилом, пустом и жалком остатке сознания. Он отворачивается, хрустит шеей, трётся лбом о плоховысыхающие рукава, когда чувствует мягкий жар с той стороны барной стойки. — Санс, — доносится сверху бархатный, давно знакомый голос, и Санс поднимает тяжёлую, пьяную голову. Гриллби озабоченно смотрит на него, спустив чуть не на край носа солнцезащитные (забавно, думает Санс, ты же сам, как солнышко, зачем защищаться от самого себя) очки, и облокачивается сильными руками о барную стойку, наклоняясь как можно ниже, — с тобой всё хорошо?       Санс плывущим взглядом смотрит за крепкую спину, разглядывает напитки, пробегается глазами по бутылкам, и гыгыкает, когда чувствует тёплые, сухие ладони, что вплетаются в его мокрые и спутанные от растаявшего снега волосы. — Ну да, — выдаёт он, упираясь лбом в чужое плечо, чуть приподнявшись со своего места и едва ли не падая. — Нальёшь мне вон того виски?       Гриллби недовольно цокает языком, тянет Санса обратно на барную стойку и всё же наливает. Едкий алкоголь наполняет рот, щиплет ранки на губах и жжёт язык, и Санс блаженно выдыхает, чувствуя, как жар расплывается в желудке. Он открывает уставшие глаза, улыбается Гриллби и просит налить ещё. И ещё. И ещё. Боже, как же хорошо.       Спустя два шота Санс в принципе перестаёт думать хоть о чём-либо. Его не волновали шум музыки, люди вокруг, неоновый свет прямо в лицо, мужик, пытающийся купить ему какой-то дурацкий коктейль и совсем немного волновал взгляд Гриллби с того края барной стойки, где он вновь болтал с клиентами. Мужик с коктейлем садится к Сансу слишком близко, трогает руками внутреннюю сторону бёдер, очевидно пытаясь залезть под ширинку джинс, задирает майку и оглаживает талию. Он наклоняется всё ближе, почти что целуя его ухо, втирает невнятный бред и упорно толкает Сансу красивый коктейль, в который, кажется, что-то насыпал. Санс хихикает, опирается головой на собственную руку и строит гримасы, находя весьма смешным злобное лицо мужика, который постепенно начинал выходить из себя. Он неуклюже убирает противную мокрую руку со своей поясницы и выкидывает коктейль на дорогущие брюки посетителя, от чего тот взрывается и вскакивает, вызывая новую порцию хохота.       Мир вокруг крутится, как на американских горках, огни фиолетовых и розовых цветов в глазах мигают, словно светофор, и Санс плохо осознаёт момент, когда у него начинают неметь руки, а радио в голове вновь включилось белым шумом. Сквозь толщу влитого в себя алкоголя он слышит ненавистный голос, чувствует на себе руки, противный язык на шее, на плечах, чувствует фантомные зубы на мочке уха и видит тень, самую гадкую, наяву. Она гадко усмехается в самое лицо, скалит острые зубы и укрывает жадным взглядом, трогает склизкими руками, царапает кожу, словно оставляя клеймо, и Санс дёргается, как от удара током, когда чувствует аккуратное касание к своему запястью.       Гриллби, неуклюже зацепив очки за покрашенную в синий цвет чёлку, смотрит своими медовыми глазами на него и Санс не понимает, что за эмоция читается в его глазах. Гриллби шевелит губами, его лицо напряжённо вытягивается, он кричит что-то кому-то за барной стойкой и быстро выбегает, обнимая со спины Санса за плечи. Он говорит ему что-то, Санс не может разобрать сквозь толщу воды, стягивает его, словно мешок картошки, со стула и тянет в сторону гримёрок. — Я не хочу туда, — шепчет Санс и периферией сознания осознаёт, что плачет. — Пожалуйста, только не туда.       Он чувствует горячие руки у себя на плечах, слышит тёплый голос через толщу подступающей истерики и не совсем понимает, как очучается в подсобке. У него трясутся руки, с него стягивают мокрую куртку и тут же обнимают, растирая закоченевшие конечности, голос вновь о чём-то спрашивает, но Санс его не слышит. Он глотает жадными глотками воздух, испуганными глазами глядит в красивое и встревоженное лицо Гриллби, и хочет залезть с головой в песок. Из груди вырываются неконтролируемые рыдания, Санс подтягивает колени к груди и прижимается к бармену изо всех сил, пытается утонуть в нём, спастись, спрятаться. Он цепляется за его сильные плечи деревянными пальцами и чувствует, как его обнимают в ответ. — Блять, — выстанывает между непрекращающимися рыданиями Санс. — Блять.       Тёплые ладони в круговую оглаживают его трясущуюся спину, гладят лопатки, трогают выпирающие позвонки, гладят шею и мягко касаются загривка. Гриллби обнимает его покрепче, укладывает острый подбородок на спутанную макушку и пытается пригладить светлые волосы, шепча слова успокоения. Он перебирает спутанные локоны сквозь длинные пальцы, аккуратно скребёт короткими ногтями по коже головы и грустно смотрит куда-то в стену, чувствуя, как чужие слёзы, стекая по коже, оставляют высохшую солёную полоску. У него затекают колени от неудобной позы, он складывается в три погибели и гладит взъерошенную светлую макушку, пытаясь привести копну непослушных волос в порядок. — Всё хорошо, Санс, — говорит Гриллби. Он целует мокрую макушку и прижимает к себе трясущееся тело теснее, пытаясь согреть. — Всё хорошо. Я здесь.       Он тянет руки к исхудалому лицу, касается чуть впалых щёк и аккуратно глядит в красные заплаканные глаза. Он изламывает в горестном выражении лица рыжие брови, морщит лоб, вытирает непрерывно капающие слёзы пальцами, осторожно целует горячие щёки сухими губами и шепчет между поцелуями что-то, что Санс не может разобрать. Он стискивает пальцы на плечах, цепляет сетчатую майку, закрывает тяжелые веки и загнанно дышит, чувствуя, как болью сводит рёбра. Гриллби ласково улыбается, убирает прилипшую ко лбу светлую чёлку, целует холодный нос и прижимается непозволительно близко. — Пожалуйста, Санс, — взволнованно шепчет Гриллби в тишине подсобки, что изредка разбавлялась особенно сильными басами, — я переживаю за тебя. Расскажи мне, что с тобой происходит.       Санс сглатывает тяжёлый ком в горле и чувствует, как слёзы снова наворачиваются на глаза. Он хочет забыть, забыть всё как страшный сон. Не хочет вспоминать гримёрку, своё собственное измученное отражение в зеркале, убрать из сознания те гадкие слова, которые он шептал на ухо, и мерзкую, довольную улыбку, мечтает уничтожить в воспоминаниях жадный взгляд, что видел в зеркале, обращённый ему. Забыть тот вечер. Забыть всё. — Я люблю тебя, — говорит Санс одними губами, едва разлепляя их.       Сквозь пелену от слёз замечает, как красивое лицо расплывается в изумлении, брови скачут вверх, образуя на лбу длинную морщинку. Он прикрывает глаза, опуская голову, и вновь упирается в крепкое, мокрое от его слёз плечо, чувствуя горячие ладони у себя на шее. — Я тоже тебя люблю.       И Гриллби очень жаль, что на утро Санс ничего не вспомнит.