Шторм

Арсения штормит. В свои 38 он вдруг оказывается в эпицентре стихии, не поддающейся никакому укрощению. Его охватывает столько противоречивых эмоций, что он перестаёт хоть как-то себя контролировать. Этот поток срывает любые маски, обнажает самые уродливые стороны его творческой натуры. Арсений злится. На сложно складывающуюся карьеру, более успешных друзей, упущенные возможности и свои резкие перепады настроения. Он ругается с лучшим другом, кричит на концертах и срывается на ни в чем не повинных коллегах. Боже, да он даже влюбленного до безумия Шаста умудряется довести до ручки своими бесконечными истериками. Арсений устал. Устал быть на вторых ролях, устал 24/7 контролировать каждое своё слово, устал скрываться от самого себя. «Адаптируйся или умри». Проще не становится, сколько ни повторяй. Проблема одна — Арс хочет больше, чем просто выжить. Он хочет любимого человека в безраздельное пользование. Ему нужно выиграть хоть в чем-то. Но он проигрывает снова и снова. Арсений чувствует себя бесконечно одиноким. Неожиданно он остаётся один в окружении десятков людей. Потому что у Сережи Инстаграм и новая девушка, у Поза свой спортивный канал, у знакомых семьи и дела. Но всё это отходит на задний план, потому что на самом деле главная его боль — это Шаст со своей Ирой, которая, вероятно, должна была уже как минимум покрыться прыщами, так он её ненавидит. И это разрушает. Он не зря говорил, что был бы счастлив в одиночестве. И не потому, что правда так считал. Просто знал, если полюбит кого-то, у них всё развалится. И он этого не переживёт. Девятнадцатого апреля Арс сидит в своей квартире в полной тишине и понимает, что всё, конец, финиш. Сползает по стене, задыхаясь от жгучей обиды, пока его снова бросили в океан боли и оставили выплывать самостоятельно. Теперь он знает, что ему нужна любовь, он зависит от неё так сильно, что буквально строит вокруг Антона свою жизнь. Чтобы потом тот в очередной раз ушёл к ней. И Арс не знает, сколько ещё боли он сможет выдержать. Арсений проигрывает. Он заебался настолько, что дальше некуда. У него эти чувства комом в горле стоят, он их ненавидит буквально, Боже, он так устал, что сил никаких нет, и единственный выход — потребовать уже хоть что-то решить. Он слишком взрослый для этого многолетнего дерьма. Они вымотали друг другу все нервы, у Арса тёмные круги под глазами стали частью фирменного стиля, так же как дрожащие руки и взгляд в никуда. Он измотан этой обезоруживающей своей силой привязанностью, запретными ночными встречами, тянущим грузом ответственности, слепой надеждой и невозможностью хоть что-то знать наверняка. И больше нет сил врать, срываться, постоянно хотеть чего-то большего, а в итоге — не получать ничего. Это сложно, правда. Арсений думает, что сейчас — когда на кухне его питерской квартиры стоят два взрослых человека, так необдуманно и спонтанно начавшие встречаться, а в итоге не получившие от этих отношений ничего, именно сейчас — предел. — Тебе придётся выбрать, — говорит Арсений. — Пора повзрослеть и принять решение. Потому что мне слишком больно, ещё одного такого дня я не переживу. Я больше не могу и не хочу тебя делить. Даже для вида, даже для прикрытия. Я не могу быть на втором месте ещё и здесь! Выпаливает всё это, срываясь на крик, нервно кусает губы и какое-то удушающее чувство обиды возвращается, превращаясь в досаду. Жгучую, едкую, жалкую такую досаду, от которой Арсений весь напрягается, сжимая пальцами края подоконника. Потому что Антон молчит. Он не смотрит на Арсения — на потолок, пол, стены, куда угодно, но не в голубые глаза; стоит, почти не моргая, словно застывшее каменное изваяние посреди чужой кухни. И всё рушится, когда Антон молча собирает вещи и уходит, выбирая стабильность и грёбаный эгоизм, разрушая мир Арса до основания одним сказанным шёпотом «Прости». Арсений меняется. Потеря любви — это как повреждение органа, как предсмертные муки. С одной лишь разницей — агония кончается. А это ... это может длиться вечно. И он привыкает. Злится, много курит, кричит, но раз за разом позволяет центру своего мироздания уходить из его жизни. Усталость и боль достигают своего апогея, и шторм больше не подлежит контролю. Теперь хочется просто застыть — не двигаться, не думать — и так уже слишком много последствий лжи всей, неуверенности, непринятых решений. У него в наличии только измотанные нервы, тягучая вина и боль, постоянная, непрекращающаяся боль утраты. Арсений падает и не знает, будут ли после этого шторма выжившие. Этот поток стихии невозможно заслужить-вымолить-присвоить, в нем можно только оказаться, позволить ему случиться и себе в нем обрестись, освоиться, отдаться. Чтобы чувствовать как восстанавливаются выбитые пиксели, разматываются спутанные мысли, наполняются кислородом омертвевшие ткани, создавая нового человека. У них съёмки каждый день, ему никуда от Антоновых вездесущих виноватых глаз не деться. И пусть ни на одних актёрских тренингах его не учили, как играть веселье, когда внутри Арктический холод и боль. Нет ничего до, и нет ничего после. Есть только поток-который-суть-сейчас. Антон понимает. Он бесконечно уступает, позволяет Арсу творить любую дичь, не злится на демонстративные выходки. Утешает, смеётся, ластится и срывается по первому зову. Антон Арса выбирает всегда и во всём, но даже его любовь не выдерживает такой бури. Антон растерян. Он не понимает, почему их общение вдруг стало состоять из крика и обвинений, не знает как помочь Арсению прийти в себя. Пристаёт с расспросами к Серёже, часами обсуждает всё с Димой, про девушку свою и думать забывает, молча приходя домой посреди ночи и срываясь с постели с рассветом. Антон терпит. Изо всех сил старается не кричать в ответ, таскает Арса с собой по всем съёмкам, срывается к нему в Питер и тащит за собой целую компанию, чтобы только фанатам не дать повода опять Арсения мучать. Он поддерживает его в эфирах на Стерео, постоянно твердит об успешных съёмках, сотни раз говорит о том, как сильно его любит. И не понимает, сколь разрушительными оказываются его реальные поступки на фоне таких признаний. Антон убегает. После слов Арса он деревенеет. Шаст не хочет брать на себя ответственность, до последнего надеясь, что всё решится само собой. Как большой ребёнок, он до дрожи боится сделать финальный шаг, бросить давно надоевшую, но привычную Иру, изменить свою жизнь и открыто заявить об их отношениях хотя бы коллегам. Он вымотан бесконечными съёмками, у него нет сил даже на разговоры, не то что на судьбоносные решения. И он трусит, бросая Арса одного посреди десятибалльного цунами, покупая билет на ближайший Сапсан и сбегая в Москву. Антон боится. Арсений приезжает в Москву через несколько дней, и во взгляде у него Северный Ледовитый. Антон пытается найти в голубых глазах хоть искру знакомого тепла, но Арсения будто подменили. Он вдруг начитает материться, хамить, швыряться вещами и плевать на мнение окружающих с высокой колокольни. Его невероятно интеллигентный питерский граф едва не срывает съёмки нового шоу, умудрившись разругаться даже с невозмутимым Димой. Арсений, который всегда приносил с собой тёплый свет, становится язвительной грозовой тучей, бьющей молнией всех неугодных. Антон весь превращается в страх, он Попова больше не узнаёт. — Арс, когда ты успел стать таким человеком?— срывается с губ после очередного грубого комментария в сторону команд во время игры. Вина заливает всё внутри, не даёт спать и работать. Арсений точно такого обращения не заслужил. И когда Ира без предупреждения приезжает на концерт Минских, а Арсений через секунду пересаживается за другой столик и натягивает капюшон на голову, выбор становится до боли очевиден. Антон сдаётся. В одно мгновение он принимает, пожалуй, самое сложное решение в своей жизни и срывается с места сразу после окончания концерта, чтобы всё исправить. Он бросает Иру в зале, понимая, что после их ждёт непростой разговор, и малодушно откладывая его на потом. Сейчас главное — догнать Арсения и вымолить у него прощение, потому что без него Антону никак. Он готов войти в эпицентр стихии и стать для него опорой. Он готов отказаться от всего: карьеры, друзей, репутации — лишь бы Арс его простил. Он без него может и выживет, но будет ли это жизнью — большой вопрос. Арсений находится в углу их гримерки: сидит на диване и бездумно смотрит в стену. В его глазах даже не боль и отчаяние, там пустота. Он больше не кричит — устал, вымотался, слишком много сказал и сделал за последние недели, слишком много чувствовал. Его шторм стих, являя взгляду разрушенный мир после. И вот за эту выжженную пустыню в любимых глазах Антон себя не простит уже никогда. Он влетает в комнату, захлопывая дверь перед носом ребят из “Минских”, и проворачивает дверной замок. Сейчас совершенно плевать, кто что услышит и подумает. Через секунду он уже падает на колени перед сидящим Арсом и ловит его взгляд, который робкой надеждой наполняется. Нет больше ничего: ни страха, ни неуверенности, ни долгих лет метаний, только он. И Антон говорит, бубнит что-то виноватое, в словах путается, повторяется и никак не может остановиться. — Арс, я виноват, так виноват перед тобой! Я так испугался, опять всё испортил, и я не знаю, как всё поправить! Я люблю тебя, больше жизни люблю, и я пойму, если ты уйдёшь, но, Господи, Душа моя, скажи, у меня есть хоть шанс всё вернуть? И мне плевать на Стаса, и на Иру плевать и, хочешь, давай на всю страну скажем, что мы вместе, давай в Штаты уедем и семьёй настоящей будем, я на что угодно согласен, только бы с тобой. Ты стоишь любых жертв, черт с ней с карьерой, всего в этом мире стоишь! Он хватает Арсения за руки, судорожно высматривает ответ в до боли знакомой синеве напротив и только через минуту понимает, что они оба плачут, не в силах больше строить ледяные стены. Потому что впервые за месяц рядом, впервые за годы так искренне, что душа наружу, впервые в полной мере осознавая, насколько они друг в друга проросли за это время. Антон сдаётся первым, тянется к Арсу, целует, а сам жмурится до боли в глазах. И с первым робким движением губ Арсения время замирает. Простил. Пусть теперь им предстоит отстраивать новый мир на месте разрушенного, они впервые на самом деле готовы к этой войне. Стихия отступает перед чувствами. И становится тихо.