Мила. Формалин

Всегда ли приятна встреча после долгой разлуки? Если говорить о старых знакомых или верных друзьях, разлучённых госпожой ситуацией, то вполне, но что насчёт бывших одноклассников? Людей, которых рьяно проклинал все года обучения, но после выпуска должен был неистово полюбить? Тут уже скорее ты мчишься на крыльях чистого любопытства «А насколько сильно они изменились?», и исхода у такой ситуации всего два: либо там и правда есть на что посмотреть, и ты восторженно будешь ждать новой встречи, либо, едва вытерпев жалкое зрелище, никогда не вернёшься. Но точно известно одно: то, что предстанет перед тобой, с большой вероятностью может оказаться абсолютной неожиданностью. Люди меняются и иногда даже слишком быстро, почти до неузнаваемости. Посреди просторной комнаты, занимающей собой целый этаж, стоял на коротких ножках большой дубовый стол. На столе — чуть больше двадцати рюмок, несколько бутылок с горячительным и, как приятное дополнение — различные закуски. Ножки стола были настолько низкими, что людям приходилось сидеть прямо на полу, на местами вытертом ковре с коротким ворсом, стараясь устроиться поудобнее, но каждый раз претерпевая неудачу. Помимо стола в комнате также было несколько шкафов, трюмо и парочка пыльных кресел. Стены украшали картины с незамысловатыми образами фруктов, цветов или леса. Имелся даже небольшой открытый балкончик — маленькое убежище для тех, кто хотел немного отдохнуть от суеты в комнате. В общем, складывалось ощущения вполне милого и уютного пространства. Они сняли этот коттедж, чтобы собраться всем вместе, как в «старые, добрые времена». Когда-то они были единым коллективом, одним школьным классом. Пять лет назад прозвенел их последний звонок, и юные выпускники разлетелись кто куда, каждый в свою сторону, почти не пересекаясь. Этой ночью они воссоединились в желании поностальгировать, а некоторые — и похвастаться. Но, как бы не старался бывший класс, не бил себя в грудь с криками, какие все были дружные и сплочённые — не были. Но сейчас уже всё в прошлом. По направлению к дому шёл юноша. На вид самый обычный: «модельная» стрижка, голубые глаза, под ними на овальном лице красовались чуть заметные тёмные мешки — отголосок бессонных ночей. Одет молодой человек был опрятно, хоть и не очень дорого: простые чёрные джинсы, светлая рубашка, застёгнутая на все пуговицы, кроме верхних трёх, на ногах — слегка запылившиеся от ходьбы по просёлочным дорогам кеды. Коротков опаздывал на встречу, что было вполне не удивительно — умение приходить вовремя отсутствовало у него ещё со школьной скамьи. Ему не привыкать оправдываться и слышать вечные: «Ну что, Короткий, опять опоздал? Ну сколько можно-то, а?». Всё, что оставалось юноше — молиться и слепо верить, что его бывшие товарищи не настолько пали, чтобы вылакать весь алкоголь за полчаса, и оставили ему хоть рюмку (деньги-то скидывали все, да и кто откажется от выпивки в, как кажется, хорошей компании?). Зайдя в дом, преждевременно пожавши всем курившим на улице знакомым руки, юноша тут же поднялся на второй этаж, где и происходило основное действие, и замер. Комната была заполнена энергией находящихся в ней людей, все что-то делали: разговаривали, некоторые громко смеялись, звонко и заразительно, другие же тихо сидели в своей части стола, но тем не менее тоже внимательно слушали рассказчиков и иногда даже, скромно улыбаясь, вставляли свои комментарии. И все они казались такими весёлыми и живыми, заполняющими собой всю комнату, что Коротков и представить не мог, как ему нарушить эту идиллию и найти себе клочок, чтобы тоже занять положенное ему место. — Хэй, Макс! — услышав своё имя Коротков обернулся на голос. Недалеко от него на полу за столом сидела, чуть подогнув ноги, его когда-то лучшая подруга — Милана Гордеева. Девушка лучезарно улыбалась парню, весело махая тонкой ручкой и приглашая присесть рядом. Она будто и не изменилась вовсе: светлые волосы всё так же аккуратно спускались чуть ниже лопаток, слегка курносый носик был усыпан веснушками, а большие почти бесцветные глаза смотрели в самую душу, прожигали насквозь. Коротков даже с толикой иронии про себя заметил, что на Гордеевой был всё тот же огромный ярко-синий свитер, который она носила если не все одиннадцать лет их знакомства, то девять — точно. Интересно и как этот кусок ткани только сумел настолько хорошо сохраниться? Девушка однозначно была хороша, с ней было интересно, вот только у большинства она была записана просто: «Мила — домашка». Ударницу Гордееву знали в МБОУ СОШ N93 как очень способную девочку которой «только поднажать — и ты выйдешь в отличницы», вот только как бы Милочка не старалась «поднажать», достигнуть идеальных результатов не получалось. Но это не мешало любимым одноклассникам использовать добрую девочку в качестве ходячего решебника. Всем, кроме одного… С Максимом они дружили за просто так — он, хоть и был в школе дурак-дураком, но чести ему не занимать. Никогда он не опускался до тупого переписывания чужих работ и выдавания их за свои. Для него оценки не имели значения, а вот душа девчонки, любящей рок и раннее творчество Ван Гога, очень даже. Они подолгу общались, созванивались по несколько раз на дню, ходили в походы, на пикник или просто друг к другу в гости. И обязательно, чтобы полная чашка попкорна, ужастик (в котором Мила всегда, на удивление, могла найти что-то смешное) и тёплый плед. В школе их фамилии зачастую произносили, сливая в одну: «Коротков-Гордеева». Были, конечно, и издёвки со стороны одноклассников, дразнилки про жениха и невесту (хотя, надо признать, что одно время Макс и правда думал, что влюбился в свою подругу, но очень недолго, ведь их связь была выше какой-то там любви). Было всё: и синяки, и переломы; и радости, и падения; и школьный вальс, и розыгрыши одноклассников; а потом… выпускной-обещания-прощание-разлука-одиночество. Но вот теперь они снова здесь, и всё снова, всего на одну ночь, возвратиться в те далёкие времена. Часы летели незаметно, алкоголь лился рекой, а Максим всё не мог наговориться со своей, вновь ставшей лучшей, подругой. Она вновь согревала его теплом своего открытого и доброго сердца, а он всячески старался угождать, показывая свою признательность. Они сидели, будто бы ограждённые от всего мира. Остальные обитатели комнаты уже давно напились, и те, кто ещё не свалился в пьяном сне, придумали себе интереснейшее по их мнению занятие: кидаться друг в друга остатками закуски со стола. Вот только Короткова они мало волновали (не в первый раз он в пьяной компании, знает-помнит, чем они кончаются). Его душу терзало лишь одно странное, непонятное ему предчувствие, будто что-то не так, но он старался гнать эти мысли куда подальше. Всё произошло слишком быстро. Секунда, громкий крик, шмякающий звук и гробовая тишина. Все замерли от неожиданности и простояли с полминуты, так до конца и не веря в происходящее. Мила аккуратными движениями снимала с волос остатки прилетевшего в неё торта. Прошло ещё порядком времени, прежде, чем тишину разбило скромное: «П-прости, Милана…». — На могиле извинишься! — резко и грубо отозвалась девушка, тут же замерев и на секунду принимая испуганное выражение лица. Никто из присутствующих не ожидал от милой и невинной Гордеевой таких высказываний, что ещё больше их потрясло. Мила тут же вновь взяла себя в руки и заговорила своим добрым, немного шутливым голосом, — Ух, кажется, я совсем опьянела… Я пойду подышу!— и выбежала на балкон. А в след за ней и Максим — не мог же он оставить подругу в таком состоянии. Но выйдя на свежий воздух Коротков немного растерялся: он рассчитывал найти Милу плачущей, как это обычно случалось в школе, когда кто-то её обижал, но застал её…курящей? Она сидела на полу, задрав голову к верху, чтобы смотреть на звёзды, а в губах была зажата сигарета. Казалось, ночь поглотила её, ярко-синий свитер вдруг стал почти чёрным, сливаясь с окружающей тьмой. И только белый пепел тусклыми огоньками падал на холодный бетонный пол. Это не было похоже на девушку, она с детства старалась вести здоровый образ жизни, а также активно пропагандировала его и самому Максиму. Так вот, что это было за странное ощущение неточностей: Гордеева точно знала, что за красивым словом «встреча одноклассников» скрывается примитивное -"попойка", но всё равно пошла. И её реакция на произошедший инцидент, и поведение на балконе — всё это было слишком странным и никак не укладывалось в голове Короткова. — Ну, раз ты, вроде бы, в норме, может вернёмся? — тихо, неторопливо, слегка прощупывая почву, начал юноша, — нас там, наверное, ждут… Девушка перевела отстранённый взгляд на юношу и усмехнулась: «К чёрту их, я не знаю, кто все эти люди.» Но, словив на себе недопонимающий взгляд голубых глаз, добавила: «Посмотри на них, Коротков, это уже не наши одноклассники! Это взрослые дяди и тёти; механики, бизнесмены, модели и так до бесконечности. Прошло много времени, они стали взрослее, опытнее, серьёзней. Они изменились… МЫ ИЗМЕНИЛИСЬ! Я больше не могу утверждать, что знакома хоть с кем-то из них.» Она вновь затянулась, встала, чуть качаясь из стороны в сторону, чтобы облокотиться на шатавшееся ограждение балкона. Максим терял нить повествования и малейшее понимание происходящего. — Будешь? — девушка протянула оцепеневшему Максу открытую пачку сигарет, и тот, то ли на автомате, то ли просто из вежливости, достал одну. Вот только так и не зажёг, а просто крутил в немного занемевших от холода ночи и потрясений пальцах. — Что…что ты говоришь? Почему ты так себя ведёшь? Где та Мила, которую я знал? — неуверенность в реальности происходящего, почти лёгкая паника охватывали юношу. Тишина. Вдруг девушка резко начинает смеяться и так же резко замолкает. Бездонные глаза мгновенно становятся печальными. Она больше не смотрит на звёзды, изучая то, что находится ниже: чуть волнующиеся кроны деревьев, закрывшиеся на ночь бутоны цветов, тихую стрекотню сверчков. Ночь дышала, словно одно большое существо, манящее к себе две одинокие души, стоявших за ненадёжным ограждением балкона. — Её больше нет… — в воздух вновь летит клубами сигаретный дым, — она не придёт, пала жертвой обстоятельств, а я её добила. Она и не сопротивлялась, как всегда добрая ко всем и уступчивая…беспомощная! — Милана слегка закашлялась, едкий дым драл изнутри и кружил голову. — Но… почему? Чем тебя не устраивала старая ты? Ты же была такой…такой доброй, такой отзывчивой, такой… — парню не хватало слов и воздуха, чтобы выразить все свои мысли по этому поводу. Словно мозг заполнил вязкий белый туман (или это всё же был дым?). — Такой слабохарактерной? - на губах проявилась горькая усмешка, — Ты ведь даже и не представляешь себе, что со мной произошло за эти пять лет. ОНИ пользовались моей мягкотелостью, издевались, унижали. Знаешь ли ты, как это ощущается? Будто тебя расчленили и каждую часть бросили в ужасное место, змеиную нору или осиное гнездо, чтоб помучалась… — на эмоциях девушка настолько сильно сжала пальцы, что сломала почти догоравшую сигарету, и её остатки осыпались, оставляя на руках противный, тошнотворный запах. Лицо Милы стало максимально серьёзным, — Но теперь я из более прочного теста, я стала лучше. Та Милана Гордеева, которую ты знал, она мертва, плавает себе в формалине где-то на самых задворках сознания… Максим потрясённо смотрел на девушку. Абсолютно ему незнакомую, чужую, оставившую на светлую память о Миле лишь её лицо, имя и безразмерный ярко-синий свитер.