Жадный мальчик с черными глазами

Логан раскурил сигару и с удовольствием затянулся терпким дымом. Мерзотная, конечно, привычка, но избавляться от нее он не собирался. Мало того, что табачный дым весьма неплохо забивал окружающие запахи, которые терроризировали чувствительный нос Росомахи постоянно, так еще и в некоторых случаях раскурить сигарку было действительно приятно. Например после хорошей ебли. Вот как сейчас. Логан выдохнул дым и погладил Пьетро по белому покрытому бесцветным пушком бедру. Ртуть весь был такой: белокожий, светловолосый, сахарный. Сладкий. Даже черты лица у него были мягкие и детские. И не скажешь, что этот улыбчивый наглый мальчишка скрывает под своей серебристой курточкой стальные мышцы и способен, не моргнув глазом, размазать человека просто врезавшись в него. Буквально размазать. Удивительный контраст. Пьетро лениво приоткрыл угольно-черный глаз и покосился на Логана. Если уж что и выдавало, что парень не так-то прост, так это глаза. Зеркало души, говорите, ха? Похоже на то. Непонятно было, откуда Максимову досталась такая красота, то ли подарочек от бабушки-еврейки, то ли цыганские корни так проявились, но глаза у Пьетро были настолько темные, что радужка почти сливалась со зрачком. Если внешне Ртуть и казался безобидным, то взгляд — темный, жадный, глубокий как омут, — выдавал с головой. Этому парню палец в рот не клади. Оттяпает пол руки, а потом выплюнет и скажет, что невкусно. Максимофф тем временем, не подозревая, что там Логан думает о его глазах, перекатился на бок, прильнул к Росомахе и потянулся за сигарой. Логан поспешно отвел руку из поля его досягаемости. — Да ладно тебе, — тут же начал канючить Пьетро. — Нет, — твердо ответил Логан. — Хочешь курить — кури, не маленький уже, но что-нибудь нормальное, а не эту херню. — А тебе значит курить херню можно? — Пьетро улегся щекой на плечо Логана и хитро сверкнул глазами. — Сильви, мне похуй, — ласково и все так же спокойно объяснил Росомаха. — Я — бессмертный. А ты если и хочешь травиться, то выбери отраву получше. — Ну и ладно, — легко согласился Пьетро, а значит курить ему не очень-то и хотелось. — Ух! Ну и зверюга же ты! — восхищено простонал он, потягиваясь. — Настоящее животное! Он почесал наливающийся синевой укус на шее и снова уютно устроил голову на плече Логана, упираясь в него острым подбородком. Логан невесело хмыкнул. Ему повезло, конечно, что Ртуть достаточно крепкий и выносливый парень, который явно тащится от жесткого секса, но сравнение с животным привычно задело. Хотя смысл обижаться на правду? — Что такое? — нахмурился Пьетро, чутко считывая настроение своего Росомахи, и приподнялся на локте, пытливо заглядывая в лицо. — Джим, что? Логан поморщился. Он не любил откровенничать на эту тему. Он вообще ни на какие темы откровенничать не любил. Но Пьетро был… свой. Свой настолько, насколько это вообще возможно, и если уж кому и раскрывать душу, то кому, как не ему? Да и собственное «настоящее» имя, когда-то забытое и успевшее стать чужим, полоснуло по сердцу болезненной интимностью. — Знаешь, — сказал он наконец. — Я ведь всегда этого боялся. Одичать. Стать настоящим животным. Он затянулся сигарой и выдохнул дым в потолок. Притихший было Пьетро только фыркнул. — Зря, — легкомысленно отмахнулся он. — Животные лучше людей. Они не делают больно просто ради собственного удовольствия. Не убивают ради забавы. Не предают и не лицемерят. Животные намного честнее. — Пьетро задумчиво запутался пальцами в волосах на груди Логана и, еще немного подумав, припечатал. — Все худшее в тебе от человека. — То есть ты хочешь, что бы я был зверем? — недоверчиво переспросил Росомаха, пытаясь вникнуть в эту странную логику. — Ты и так зверь, — обыденно, будто обсуждая погоду, сказал Максимофф, безжалостно разбередив застаревшие раны Логана. — Я хочу, чтобы ты был самим собой, а не пытался притворяться кем-то другим. Даже, если ты считаешь этого «кого-то» лучше себя. «Я мутант, и я этим горжусь». Такая херня. Ну конечно. Можно забрать мальчика из Братства мутантов, но не Братство мутантов из мальчика. — А еще я хочу, чтобы ты любил меня как зверь, — добавил Пьетро, задумчиво глядя, на повисшие над кроватью клубы табачного дыма. — Так, как ни один человек не сможет. Так, как никто кроме тебя не сможет. Логан снова хмыкнул, выпустив изо рта очередную порцию горького дыма. — Ты же понимаешь, что в таком случае, если… вернее когда ты уйдешь, это меня убьет? Он ничуть не преувеличивал. Когда-то по молодости, когда осознание собственного бессмертия еще не пришло в дурную голову, когда трава казалась зеленее, и от жизни хотелось брать все и еще немного в довесок, он влюбился. Именно так, как хотел Пьетро. Неистово. Жадно. По-звериному. Он не видел никого кроме нее. Просто не замечал ни женщин, ни мужчин, какими привлекательными они ни были и как бы страстно его не желали. Он жил ради нее. Дышал ради нее. И все, чтобы он не делал, он делал ради нее. Как там говорят? Лебединая верность? Собачья преданность? Росомашья любовь. А потом ее не стало. И боль от потери была равносильна любви. Настолько, что все чего он тогда желал, это выть раненным зверем на ее могиле, пока и сам не издохнет. Только вот проблема в том, что умереть он не мог. Жестокая насмешка судьбы. Он тогда кучу способов убить себя перепробовал. Стрелял в себя, резал, пытался утопиться. Почти решил сжечь себя заживо, да вовремя остановился. Вернее его остановили. Тогда его вытащил Виктор. Что будет теперь, влипни он в Пьетро, как тогда, по-настоящему, не сдерживая ни себя, ни свою природу? Кто знает. Старшего брата, всегда бывшего опорой, у него больше нет. И теперь, похоронив свою половину — свое сердце — не важно, завтра или через восемьдесят счастливых лет, он вряд ли сможет оправиться. Тем более, что сейчас, в отличие от юности, он точно знает способы себя убить. Пьетро перекинул ногу через Логана, уселся у него на животе и уперся руками в грудь, впиваясь в лицо своими чернющими глазами. Смотрел он так внимательно, будто видел Логана насквозь, словно и в нем проснулись гены бабки-ведьмы, и сейчас глядя Росомахе в глаза, он просматривал его прошлое, как какую-то слезовыжимательную оскаровскую драму, которая его явно не впечатлила. — Я знаю, Джимми. Я все понимаю, — сказал он наконец, продолжая пожирать Логана темным взглядом, и кривовато улыбнулся — Но… на меньшее я не согласен. Жадный мальчик с черными глазами. Избалованный, недолюбленый, и не принимающий отказов. И как Логан вообще умудрился в него вляпаться? Ведь самое страшное, сейчас, глядя ему в глаза и чувствуя теплую, живую тяжесть у себя на животе… ...Логан абсолютно не способен сказать ему «нет».