***
Неделю спустя Кенто подловил человек, с которым он бы в последнюю очередь хотел бы обсудить произошедшее. Кенто даже не пытается мысленно вычислить откуда шаман мог узнать про признание Итадори. В конце концов, единственное в мире, что быстрее Годжо Сатору — это сплетни в школе. — Ты же знаешь, что говорят насчет секса с нашими учениками, да? — Не делать это ни при каких обстоятельствах, потому что это аморально и контрпродуктивно. Годжо хлопает его по плечу. — Нет, главное не попасться, Нанами. — Он ваш ученик, а не мой, — поправляет Нанами, стряхивая руку Годжо с плеча, потому что если они собираются обсуждать произошедшее, то, по крайней мере, они должны сделать это надлежащим образом. — И вы серьезно пытаетесь меня подтолкнуть к тому, чтобы я переспал с Итадори Юджи? — А почему бы и нет? Вы оба выглядите несчастными, а после будете не такими несчастными, — Годжо понимает намек и делает шаг назад, возвращая Кенто его драгоценное личное пространство. — Для меня это беспроигрышный вариант, а побеждать я люблю. Даже если не своими руками. — Очень ценный совет от человека, который не может решить свою аналогичную проблему. Кенто надеется, что это заставит Годжо хоть немного задуматься. Может, звезды сойдутся в пользу Кенто или по воли высших сил Годжо уйдет. Или растворится в воздухе, да что угодно на вкус Годжо, Кенто не особо придирчив к деталям до тех пор, пока Годжо нет рядом. Вместо этого Годжо складывает пальцы пистолетом и картинно стреляет. — О-о-о, так у нас перестрелка. Давай, Нанамин, я справлюсь. — Я не буду вдаваться в подробности, — отрезает Кенто, поправляя очки. — Вы прекрасно понимаете, о чем я говорю. Как будто Кенто не заметил, как Годжо смотрит на своего того протеже (а также эмоциональную поддержку и ученика), какое у него выражение лица, какая улыбка и какие глаза. Хотя, все же за исключением глаз, они все равно всегда прикрыты повязкой. Но Кенто и не надо их видеть, чтобы понять, что в отношениях Годжо с сыном Тоджи Фушигуро нет ничего платонического, приличного и даже хоть немного благоразумного. — Не буду врать, ты меня раскусил. Но! Мой случай немного… Запутанней. Что означает: Годжо пока что ничего не сделал, потому что в нем еще осталась хоть какая-то нравственность, и потому лишь хуже, что он пытается подговорить Кенто забыть о морали. — Очень удобная позиция, — если бы Кенто был тем, кто вечно закатывает глаза, сейчас он бы это точно сделал. — Я думал, что вы ненавидите, когда кто-то портит юность младшим. — Совершенно верно, — быстро кивая, соглашается Годжо, — но с чего ты взял, что «сделать следующий шаг», — Годжо и правда делает в воздухе кавычки пальцами, — в отношениях с Юджи значит испортить его юность? — Стоит ли проговаривать это вслух? Я гожусь ему в отцы. — Да ну ее эту математику, Нанами, — снова смеется Годжо, — но ты бы точно мог быть его папочкой, если тебе такое нравится. Долгое время Кенто ведет внутренний диалог, всерьез подумывая вернуться к работе офисного планктона, чтобы избежать этой хаотичной силы природы, которая обрушилась на него и твердо вознамерилась уничтожить. Кенто закрывает глаза со страдальческим выражением лица. — Не смейте больше говорить такое. Я серьезно. — Это тоже часть молодости! — продолжает Годжо, не обращая на Нанами внимания. — Ты не испортишь ее, лишь сделаешь насыщеннее! Влюбленность, адреналин, погоня за чувствами, признание. Разбитое сердце, и вот ты уже плачешь в подушку неделями. Очень и очень грустно. Так все заканчивается чаще всего. Но некоторые счастливчики, — в голосе Годжо мелькают какие-то опасные интонации, — получают все остальное. Ответные чувства, напряжение, расцветающая внутри надежда… И потом хороший секс, конечно же. Конечно же. Не стоит сейчас думать о сексе с Итадори. Кенто не будет этого делать, когда из всех людей, именно Годжо Сатору может стать свидетелем его позора. — Я не хочу давать ему надежду, — вздыхает Кенто, искренне надеясь, что они уже закончат этот разговор, но Годжо ему не верит и снова выключает свою бесконечность, чтобы щелкнуть Нанами по лбу. — Не-а. Ты не хочешь давать надежду себе. Я же сказал «очень и очень грустно», да? — Годжо опять делает в воздухе кавычки, — я передумал. Скорее, очень трагично, Нанами. Ты разбиваешь мне сердце.***
— Итадори-кун, на пару слов? Олень ночью в свете фар не выглядит таким испуганным, как Итадори, когда Кенто подходит к нему после занятий. Прошло всего две недели с Того Случая, и все произошедшее тяжело повисло в воздухе между ними. В целом, все было так заметно, что Итадори с тем же успехом мог приклеить себе бумажку на лоб. Впрочем, Кенто тоже — они вместе могли бы приклеить на лоб «я признался взрослому шаману, которому было поручено за мной присматривать, у меня не было никакого плана, лишь надежда на лучшее» и парный «я отверг влюбленного подростка, потому что не знаю, что делать, но делать с ним я точно ничего не хочу». — Э-э… Это о том… Потому что, если о том… Тогда, тогда правда не стоит. Ничего не случилось. Я уже даже ничего не помню! Итадори пытается сбежать, но Кенто хватает его за капюшон, не давая уйти. Какое-то время Итадори брыкается, пытаясь вырваться, но в итоге со вздохом сдается. — Что-то точно произошло, и я, как взрослый, и как тот, кого это касалось в первую очередь, должен узнать, как у тебя дела. — Нанамин, не-е-е-т. Итадори милый. Кенто знал это давно, но сейчас в этом коридоре, залитом закатным солнцем, он понимает это так ясно, как никогда. Итадори Юджи настолько милый, что иногда Кенто хочется кричать и ударить стену, что, как сказал бы Годжо, сделав пальцами кавычки в воздухе, совершенно не свойственно ему. Вместо этого мужчина ведет Итадори на улицу, чтобы они могли полюбоваться небом, и предлагает парню одно их своих любимых пирожных из пекарни, в которой часто бывает. Просто лакомство, просто что-то приятное, потому что Итадори — хороший мальчишка, а Кенто чувствовует себя правда виноватым с тех пор, как Годжо вчера вечером опять сказал ему, что Итадори все время выглядит подавленным, это ужасно, сделай что-то, возьми на себя ответственность, мы должны принести тебя в жертву в звуконепроницаемой камере за то, что ты, монстр, сделал больно Итадори. — Почему я? Почему не кто-то из твоих одноклассников? — наконец, спрашивает Кенто, а потом добавляет: — Кто-то из твоих друзей, — девушка симпатичная и парень привлекательный — хотя, с Годжо тут могут возникнуть проблемы. — Ты им точно нравишься. — Вы про Кугисаки и Фушигуро? — Итадори смеется впервые за… Очень долгое время. Нет, правда, Кенто словно годами не слышал его смех. — Ни за что. Кроме того, какой смысл дружить с кем-то, если ты хочешь от них другого. — Не узнаешь пока не попробуешь. Итадори пожимает плечами, и его следующие слова заглушаются огромным куском пирожного, который он лихо откусил. — Не думаю, что они могут даже задуматься про отношения со мной, учитывая, что последние три месяца я им все уши прожужжал о вас, — Итадори сглатывает и, понимая, что только что сказал, вздрагивает и робко смотрит на Кенто. — Простите. Я сболтнул лишнего? — Просто слишком честно, — кивает Кенто, поворачивая голову так, чтобы скрыть румянец на щеках. Однако мужчина ценит и всегда ценил честность и то, что Итадори не задумывается, о чем говорит — очаровательно. — Это не что-то плохое, мне нравится. — Нанамин, не-е-е-т.***
— Будь другом, пожалуйста, сейчас же трахни Юджи. — Прошу прощения? Годжо хлопает ладонью по столу, и Кенто рад, что его чашка кофе находится у него в руках — ей точно не грозит это разбойное нападение. — Ты все слышал. Я пытался вежливо попросить, выставить все романтичным… Прямо как в стихах и все такое… Однако я вижу, что это не работает, так что меняю тактику. Поэтому, пожалуйста, сделай нам всем одолжение — переспи уже с ним. — Вы ненормальный, — от всего сердца сообщает Кенто. — В чем ваша выгода? Годжо хватает стул, поворачивает его и, опираясь грудью на спинку, долго и очень наигранно вздыхает. — Приятель, ты даже не представляешь, как сложно учить возбужденного подростка. Он не внимательнее овоща! Вечные плохо прикрытые стояки, от которых можно избавиться, только если я посреди урока отпущу его подрочить в туалете! — Годжо взъерошивает свои нелепые волосы. — Неужели со мной все было настолько же плохо, когда мы были учениками? Не думаю. — Было, — уверяет его Кенто, изо всех пытаясь игнорировать тот мысленный образ, что специально подбросил ему Годжо. Кенто насквозь видит этого идиота. — Вы пытаетесь сделать так, чтобы меня уволили? Устраняете конкуренцию на работе? — Нет, я просто хочу, чтобы с Юджи переспали, — говорит Годжо таким тоном, словно сообщает, что собирается купить 7UP в продуктовом. — Кстати, тебе тоже пойдет на пользу, ты сегодня грубее, чем обычно. Когда ты в последний раз… Ни за что. Просто ни за что на свете. — Это не ваше дело. — Все понятно. Просто хочу сказать, что вы в одной лодке, Нанами. Вы в одной лодке. — Вы — угроза для общества, — Кенто ставит чашку с кофе на стол и встает, слыша, как Годжо кричит ему вслед. — Напротив! Я пытаюсь нас защитить! Чтобы ты знал — проклятья могут рождаться из сексуального напряжения!***
Кенто даже не понимает, зачем он сюда пришел. Мужчина говорит себе, что просто был по соседству (нет, вокруг этого места горы), что он здесь, чтобы поговорить с Годжо насчет их предстоящей поездки заграницу (нет, он бы никогда добровольно не пришел поговорить с Годжо), и, не найдя оправдания, он оказывается прямо перед спальней Итадори в студенческом общежитии, потому хочет рассказать ему что-то важное (наконец-то, он сказал правду). Вот только Кенто не знает, что именно он хочет сказать. Кенто уже отверг парня один раз, может даже два, если считать тот день на улице, когда они вместе смотрели на закат, и неужели он действительно пришел сюда, чтобы сделать это и в третий раз? В этом нет смысла. Но он должен сказать что-то, что угодно, потому что уже прошел месяц, а Годжо постоянно докладывает ему о том, как дела у Итадори — по сообщениям, звонкам, электронным письмам, а когда Кенто его везде заблокировал, то телепортировался и рассказал все лично. И в том, что рассказывал Годжо не было ничего хорошего. Может, Кенто и сам нетерпеливый, как подросток — он не хочет ждать, чтобы Итадори стало лучше, он хочет, чтобы все наладилось сейчас же. Начальник Кенто всегда говорил «нужно сдать вчера», когда хотел, чтобы ему принесли немедленно все бумаги на стол. Кенто согласен с Годжо в одном и только одном — он монстр, потому что из-за него Итадори так больно. Кенто нерешительно замер у двери. Изнутри не доносится ни звука — скорее всего Итадори спит. Это значит, что Кенто потратил драгоценное время взрослого человека, чтобы прийти сюда и просто уйти, но, возможно, сейчас это будет лучшим решением. Кенто не может не думать, что он сейчас все испортил, потому что пришел к Итадори, не имея никаких причин, связанных с проклятьями, чтобы с ним заговорить — у Итадори словно ужасная рана, а Кенто возвращается снова и снова, чтобы ковырять ее по краям, пока она не начнет кровоточить, мешая заживлению. Мужчина собирается развернуться и уйти, когда, наконец, что-то слышит. Кто-то… фыркнул? Кенто снова подходит настолько близко, что, затаив дыхание, прижимает ухо к двери. И потом раздаются голоса. Кто сейчас в спальне Итадори в такое позднее время? Кенто так сильно прижимает ухо к двери, что оно начинает болеть. — Ты что издеваешься, паршивец? В того шамана? У тебя отвратительный вкус. О, это просто кровожадное проклятье внутри Итадори, а не другой ученик, слава Богу. Плечи Кенто чуть расслабляются. — Замолчи, — фыркает Итадори. — Нанами удивительный. — Фушигуро Мегуми прямо у тебя под носом. — Может, без этих сентиментальностей? Этого никогда не случится. Мы уже обсуждали это. — Ладно. Тогда тот шестиглазый шаман. — Годжо-сэнсэй тоже удивительный, да, — соглашается Юджи. У парня дрожит голос, и живот Кенто очень несчастно сжимается. Как же неприятно. — Но не так! — а теперь стало приятно. — Я хочу Нанами. — Да знаю! — рычит проклятье. Голос у него очень измученный — это слышно даже через дверь. — Я слышу все твои грязные мысли, помнишь? Я никогда не хотел так сильно наложить на себя руки, как сейчас, а я, между прочим, был заперт в гнилом пальце тысячу лет. Итадори хихикает, но так несчастно, что Нанами тут же хочется ударить себя за то, что именно он в первую очередь в этом виноват. — Это слишком драматично даже для тебя, Сукуна. — А ты попробуй и днем и ночью послушай мысленную блевотина какого-то идиота о том, как сильно он хочет, чтобы его перегнули через стол и отшлепали галстуком. — … Не всегда так! — Ага, а иногда там ремень. А если тебе хочется поиграть, ты пару раз добавляешь «папочка». Чертовы люди. Не могу дождаться, чтобы убить всех вас. Как вы называете ту штуку, где вы вываливаете все дерьмо на одного человека, чтобы не раздражить других? — Терапия? — Точно. Тебе бы она не помешала, паршивец. — Во-первых, дешевле поговорить с тобой. Во-вторых, иронично слышать это от того, кто решил свои проблемы тем, что стал Королем Проклятий. — Сходи-ка ты на хуй. — Нет, ты! — Я в прямом смысле: сходи на хуй к тому своему жалкому шаману и избавь меня от страданий. И, если собираешься так много плакать, то пей воду, у тебя отвратительно сильно болит голова и это чертовски раздражает. Кенто сжимает кулак. Хватит. Так это не единичный случай? Ни в одном из отчетов Годжо не говорилось о том, что Итадори постоянно плачет.***
— Итадори-кун, нам нужно поговорить. — Э-э-э… — Я не приму отказ. Итадори надувает губы. Очень красиво. — Я и не собирался отказываться. Я хотел сказать «конечно». — О, тогда прошу прощения, что перебил, — искренне извиняется Кенто. Он щурится под солнечными лучами, что падают через окна перед кабинетом, и решает, что в этот раз хочет сделать все правильно. Закаты ведь должны быть чем-то романтичным да? В прошлый же раз не было романтично — было неловко, немного душераздирающе, а Итадори Юджи заслуживает гораздо большего. Парень заслуживает только хорошего, самого лучшего. Кенто уже знал это, но сейчас к этому знанию добавится еще одно — все это должен сделать для Итадори именно он. — Давайте выйдем на улицу. Кенто ведет Итадори к тому же месту, хотя, в этот раз у него нет пирожного, чтобы полностью воссоздать тот момент. Хотя, главное, чтобы это было в голове, а для того, что задумал Кенто, лучше, чтобы во рту Итадори не было еды. — Я подумал о вашей… Моей… Нашей ситуации. — Будет грустно? — перебивает Итадори, приподняв руку. — Потому что если после этого мне станет плохо, мне нужно пару дней прежде чем я все выслушаю, Нанамин. Кенто понимает. Обычно ему нужно три рабочих дня психологической подготовки, чтобы подготовить себя к определенным взаимодействиям, например разговору с Годжо. — Я надеюсь, что все будет наоборот. — Оке-е-е-й. Я слушаю. Ну что же, приступим. Кенто чувствует себя так, как, наверное, чувствовал себя Итадори, когда признался: сейчас он один большой сгусток нервов, который надеется на лучшее, словно железнодорожная катастрофа в замедленной съемке. — Вы помните, что я сказал, когда мы впервые встретились? — Вы сказали много чего, — Итадори чуть-чуть улыбается, но это все еще не та улыбка, которую хочет видеть Кенто. — Что-то было очень грубым. Все верно, но сейчас немного не об этом. — Я сказал вам, что я взрослый, а вы ребенок, и вы — мой приоритет, — это правда и сейчас эти слова стали лишь правдивее. Кенто осторожно берет руки Итадори в свои и рассматривает то, какой они красивой формы, как аккуратно выступает каждый сустав. — Теперь я понял, что этот приоритет связан не только с битвами и проклятьями. Моя работа — защищать вас. Вот и все. Даже от самого себя. Итадори корчится. — Это все очень мило, но, если честно, это очень похоже на еще один отказ. Кенто же хотел совсем наоборот… — Ничуть. Я хочу сказать, что я не позволю никому причинить вам боль, даже себе. Особенно себе. Кенто не хочет, чтобы Итадори когда-либо плакал несмотря на то, что Годжо считает, что это все часть опыта, который ты приобретаешь, когда молод, когда твое сердце катается словно на американских гонках или крутится, как в барабане стиральной машины. По более профессиональному мнению Кенто, как менее чокнутого человека, это просто мазохизм, а не молодость. — Теперь кажется, что вы это делаете из чувства вины, — грустно отзывается Итадори, но не отстраняется. Однако все же пальцы Итадори сжимаются под прикосновением Кенто из-за чего волна удовольствия тут же пробегает по руке вверх, а затем разливается теплом в груди и животе. — Итадори-кун, — снова пытается Кенто, — я не Годжо Сатору. Я не говорю загадками, не лгу и не шучу. — И так как это утверждение надо чем-то подтвердить и сделать его абсолютно понятным, Кенто, напрягая челюсть, продолжает: — Я хочу быть с вами. Если вы все еще хотите быть со мной. Итадори смотрит на него. И смотрит. А потом смотрит еще. Кенто аккуратно сжимает его руку. В горле пересохло. — Ита… Юджи? — зовет он, и то, как имя соскальзывает с языка приятно и правильно. Юджи выдергивает руку и бьет себя по щеке. — Это правда? — пораженно замирает он. — Вы хотите быть со мной? — Да, — тут же отвечает Нанами. Тысячу раз да за все те моменты, когда он заставил Юджи думать, что ответ может быть другим. — Правда? — Да. — И мы можем? — Определенно. Итадори, кажется, вот-вот взорвется — его широко распахнутые глаза сияют, а щеки покраснели. И вот она та улыбка, которую так хотел увидеть Кенто, улыбка, которая так ярко сияет, что счет за свет мог бы взлететь выше неба. О, стоп, Кенто же должен сделать первый шаг, да? Мужчина не уверен, что Юджи когда-то целовался до этого, но сейчас это и неважно, Кенто будет тем, кто аккуратно подтолкнет его к этому — было бы безответственно сделать иначе. Руки Юджи дрожат от восторга, когда Кенто приближается, наклоняет голову и… — Стойте, стойте, — говорит Юджи, в его голосе одно сплошное извинение. — Извините, мне нужна минутка. Я забыл о, — парень, корчась, показывает на свою голову. — Я должен сказать Сукуне, чтобы он, эм, отвернулся, иначе потом он не заткнется никогда. Узел в животе Кенто расслабляется. — Давай, я подожду. Интересно наблюдать за тем, как глаза Юджи стекленеют, а губы слегка приоткрываются. В этот раз, о чем бы парень не говорил с проклятьем внутри него, он делает это только в мыслях — Юджи беззвучно проговаривает слова, которые должно быть говорит в своей голове. Чуть дернувшись, он возвращается и несколько секунд моргает, чтобы прийти в себя. — Готово, — Юджи снова чуть подпрыгивает, осознавая, насколько близко Кенто. — Черт, я волнуюсь, — признается парень, закрывая глаза, словно это то, чего стоит стыдиться. Это совсем не так. — Это часть молодости и неопытности, — заверяет его Кенто. — В будущем ты не будешь нервничать. Юджи улыбается с все еще закрытыми глазами. — Вы говорите очень круто… Кенто берет Юджи за подбородок, чуть приподнимает и целует парня.***
— Спасибо, — с облегчением выдыхает Годжо. — Я сделал это не ради вас. — Знаю! Но я все же тоже кое-что получил. В плане его обучения, ничего неприличного, — Годжо, широко улыбаясь, наклоняется вперед и заговорщицки шепчет: — Я хочу услышать подробности. — Я не буду вам ничего рассказывать. — Ну-у-у, тогда я не расскажу тебе свои. Что. Кенто внимательно рассматривает Годжо, гадая, а не разыгрывает ли он его в очередной раз, но это выражение лица Годжо (опять же, даже если у него закрыты глаза повязкой) уж слишком самодовольное, словно у кошки, которая снова и снова ела канарейку. Кенто раздражает и ненавидит то, что после стольких лет общения с друг другом, у них появилась какая-то телепатическая связь (которую Кенто навязали, конечно же, против его воли), потому что он тут же понимает, о чем говорит Годжо и, что важнее, о ком говорит. — Вы? С вашим…? — Боже, он даже не может заставить себя произнести это слово вслух, что крайне лицемерно, если учитывать, что он и Годжо, скорее всего, в одной и той же ситуации. — Ага, — Годжо, не торопясь, вытягивает свои длинные-длинные ноги. — Я и мой Мегуми. Но, как бы то ни было, это уже старые новости, им уже много месяцев, так что не так интересно. Что! — Я думал, что вы сказали… — Я солгал, — просто отвечает Годжо, пожимая плечами. — Подумал, что ты скорее трахнешь Юджи, если не будешь чувствовать, что идешь той же испорченной дорогой прямо за мной. Хуже всего то, что Годжо не ошибся. В целом, он сказал чистую правду. — Вы ужасны. — Это обидно слышать учителю, который спит со своим учеником, от другого такого же учителя! — Он не мой ученик. И я не… — Скоро, — торжественно обещает Годжо, потому что его шесть глаз точно видят всё.