Зять или жертва?

Слэш
NC-17
Завершён
107
автор
Размер:
10 страниц, 1 часть
Описание:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Награды от читателей:
107 Нравится 6 Отзывы 29 В сборник Скачать

.

Настройки текста
      Весна. Какое прекрасное время года, не правда ли? Птички поют, почки набухают, экзамены, блять, скоро, а два школьника медленной походкой идут по аллее, задрав воротники белоснежных рубашек. — Накахара-кун, я как завтра в школу, по-твоему, пойду? В классах уже жарко, я запарюсь всё время сидеть с поднятым воротником. — Да не нуди ты! — весело отозвалась рядом идущий. — Скажи, комар укусил, а ты расчесал. Кто вообще будет лезть тебе под рубашку? — Ты, — негромко отозвался парнишка, отведя взгляд в сторону.       Рыжеволосый рассмеялся, запрокинув голову назад так, что хвост с левого плеча упал на спину. Брюнет же ещё сильнее сжался, чувствуя неловкость. Вы не подумайте, ему нравилось проводить время с этим парнем. Их характеры были абсолютно разные: Накахара буйный, быстро закипает, главный драчун и мечта всех девчонок параллели. Оно и не удивительно, ведь такая европейская внешность — рыжие удлинённые волосы, голубые глаза и ярко выделенные скулы — привлекала даже молоденьких учителей. Чуя только ростом не выдался, но он компенсировал это могучей силой. Все считали его дрыщом и ходячим скелетом, который так хочется откормить, но только Рюноске знает, что под рубашкой и майкой парень скрывает спортивное тело; только Акутагава мог провести холодными пальцами по полоскам пресса на животе одноклассника и почувствовать эту внезапную дрожь чужого тела. И как такому замкнутому, стеснительному и закрытому старшекласснику попался он? Фортуна, видимо, решила улыбнуться брюнету с белыми концами передних прядей. — Рю, смотри, — отвлёк от раздумий приятный родной голос, — листопад!       Акутагава поднял голову и, остановившись, уставился на цветение сакуры. В этом году оно что-то рановато удостоило простых смертных своей красоты. Розовые лепестки кружили в воздухе со всех сторон и мягко приземлялись на асфальт, создавая красивую дорожку для школьников. Брюнет выставил руку вперёд в надежде поймать хотя бы один лепесток, но розовый листик сам упал на ладонь парня, словно только и ждал, чтобы ему протянули место посадки. В душе радуясь такому везению, Аку протянул ладонь с лепестком спутнику, что с улыбкой смотрел на прекрасное явление весны. Чуя, почувствовав на себе взгляд тёмных глаз, глянул на Рюноске и немного удивлённо перевёл взгляд с нейтрального лица напротив на лепесток в ладони. Рыжик вновь улыбнулся и наклонил голову к однокласснику, из-за чего хвостик снова упал на левое плечо. Акутагава, помедлив, подошел ближе к рыжеволосому. Он всегда заставлял Рюноске делать что-то самому. «Если начал, добивай до конца. Не всё же мне делать», — повторял рыжик, когда брюнет хотел спихнуть на него то или иное дельце. Вот и сейчас Акутагаве пришлось самому выполнить задуманное: бледные пальцы переплетали розовый лепесток между рыжих волос так, чтобы тот от резких движений парня не упал с головы. Немного потрудившись, Рюноске всё же опустил руки, с тенью улыбки глядя на своё творение: листик сакуры смотрелся как милая заколка в рыжих волосах, но никто не посмел бы и слова сказать об этом, иначе они познают гнев Арахабаки — Чую часто сравнивали с богом разрушений после того, как он выбрал его для доклада «С каким богом вы себя ассоциируете и почему?». — Что, всё? — Чуя выпрямился, когда перестал чувствовать возню в своих прядях. — Как я выгляжу? — А? — Рюноске дрогнул от такого вопроса, а под взглядом голубых глаз вновь покраснел, смотря в сторону. — Как всегда. — Как всегда? И ни капельки лучше?       Накахара с довольной улыбкой полез в карман брюк за телефоном и ещё долго любовался своим отражением в экране. Да, он выглядел милым, что совсем не подходит под его стиль, но с Рюноске он был другой. Бунтарь в школе наедине с замкнутым одноклассником становился заботливым и открытым, нежным и обходительным. Вся грубость оставалась за дверью, когда парни отлучались на задний двор, где, сидя на скамейке, могли наконец отдаться чувствам. Правда, после таких посиделок на больших переменах им приходилось ходить с такими вот задёрнутыми воротникам, опухшими губами, из-за которых приходится пить холодную воду, чтобы хоть как-то снять следы преступления, да и успокоить голодный желудок.       Наконец, прекратив любоваться собой, Чуя перевёл довольный взгляд на одноклассника и медленно подошел к тому, положил руку на плечо и, встав на носки, одарил брюнета поцелуем в щёку, тихонько шепнув: «Спасибо, любимый». Акутагава улыбнулся уголками губ и ответил на поцелуй, только вот он уже пришелся в висок Накахары. Услышав за поворотом чьи-то голоса, парень отскочил от брюнета и чуть ли не упал, если бы рука Акутагавы не успела схватить неаккуратного парня. — Осторожнее, — только и проронил Рю, отпустив Чую до того, как им навстречу вышла небольшая стая подростков. — Зачем? Я спокоен, когда ты рядом. Твоя реакция с ног сшибает.       Рюноске промолчал. Накахара мог различать молчание этого паренька, и сейчас он вспомнил что-то неприятное. Желая отвлечь возлюбленного, Чуя начал тараторить про одноклассников и предстоящую поездку в горы. — Нет, ну что за ерунду только не придумают? Экзамены на носу, нас задерживают постоянно, а они на горы тащат! Причем, по словам сенсея, нам надо будет половину пути самим пройти. Подниматься на гору своими ногами с тяжеленными сумками ради какого-то свежего воздуха! — Ты-то что жалуешься? Судя по твоему телу, для тебя это всё равно, что по лестнице на десятый этаж подняться. — Это знаешь только ты, — Чуя коварно улыбнулся, — для других же я хиляк. Надо пользоваться глупостью людей, Рю. Если «хилый коротышка» начнёт ныть, возможно, всё обойдется. А если я с лёгкостью буду подниматься, у всех упадёт либо самооценка, либо челюсть. — Либо челюсть с самооценкой, — закончил Акутагава. — Именно! Я иногда представляю их лица, когда они узнают истину. А пока что её знает только один человек, идущий сейчас слева от меня. — Любишь же ты говорить загадками, Накахара-кун. — Ну Рю, перестань меня так звать! Мы уже не в школе, чтобы притворяться. Я же тебя не зову Акутагава-кун. — Мне как-то привычнее уже тебя звать по фамилии, Чу.       Рыжеволосый просиял, сам не понимая почему. Ему просто было хорошо с Рюноске, Рюноске было хорошо с ним. Это ли не счастье? — И вообще, — продолжал Чуя, подходя к дому одноклассника, — пусть идут те, кто хочет. Нашли дураков: заставляют идти и скидываться всех, а получают удовольствие лишь единицы. — Я не знал, что ты такой жмот, — усмехнулся Аку, шаря в карманах. — Я лучше потрачу эти деньги на тебя, чем на бесполезную поездку в горы. Да и мне нравится видеть, — он взял в ладонь кулон, который висел на груди брюнета, и довольно улыбнулся, — как ты носишь то, что я дарю тебе. — Учти, что свадебное кольцо я уже не смогу отмазывать как «сувенир от приезжих родственников». — Ну, если так подумать, я тебе как раз буду родственником. — Это точно, — Рюноске нахмурился. — Чёрт, я не могу найти ключи. — Обронил по дороге? — Чуя обернулся назад. — Пойти поискать? — Нет, не стоит. Я завтра же сделаю дубликат, если так, — Акутагава поправил лямку рюкзака на плече и тихонько постучал, сразу переведя взгляд на парня: — Спасибо что проводил, дальше я сам. — Чего? Нет уж! Я не уйду, пока ты не скроешься за этой дверью. — Но Накахара-кун, я уже почти дома. Гин откроет мне с минуты на минуту, не беспокойся. — Рю, я провожаю тебя до дома уже на протяжении трёх лет. И ни разу ещё я не уходил до твоего захода за порог. Сегодняшний день не исключение. — Но Чуя-кун, тебе же ещё надо готови…       Договорить Рюноске не успел — дверь открылась, и за ней показался высокий шатен в рубашке, жилете и с круглым кулоном на груди. Карие глаза мужчины устремились на стоящего прямо у двери Рюноске, и удивлённая физиономия сменилась неким удовлетворением. — О, сына вернулся. Я уже начал волноваться, когда увидел твою связку ключей на комоде, — он только сейчас заметил неловкость сына и соизволил поднять глаза на рядом стоящего парня. — О, здравствуй, молодой человек. Наконец я дождался этого момента! Рю, познакомишь меня со своим другом?       Акутагава замялся. Чуя хотел было сам представиться, чтобы помочь брюнету, но Рюноске всё же выдохнул и перевёл взгляд на рыжеволосого: — Чуя, это мой папа. Пап, это Чуя, мой парень.       Накахара ошарашено глянул на Акутагаву, затем на мужчину в дверях, после снова на Аку. Рыжик не верил своим ушам: Рюноске так спокойно осведомил отца об их отношения, хотя они всеми силами скрывали их ото всех, включая общих друзей и родственников. Всё-таки, не все в мире поддерживают однополые отношения, да и счастье любит тишину.       Шатен окинул Чую оценивающим взглядом и мягко улыбнулся, протянув руку первым: — Осаму Дазай, но ты можешь звать меня просто Дазай. — Накахара Чуя, — парень неуверенно взялся за руку мужчины. От него исходила какая-то непонятная аура. Чуя чувствовал себя Акутагавой: нерешительность и неловкость, некая нотка застенчивости ощущалось по всему телу. Карие глаза мягко, но в то же время пронзительно вглядывались в голубые глаза напротив. Рукопожатие крепкое, Чуя непроизвольно глянул на их сцепившиеся руки и заметил что-то белое под рубашкой мужчины. Белое, с ворсинками… Бинты? Но парню не дали возможности нормально разглядеть — Дазай одёрнул руку и отошел с порога, пропуская сына внутрь. — До завтра, Накахара-кун, — на прощание произнёс Рю с каким-то холодом в голосе. — До встречи, Рю, — улыбнулся парню Чуя, но улыбка пропала, когда он снова почувствовал на себе взгляд мужчины. — Рад был познакомиться, малыш Чу-чу, — Осаму одарил рыжика милой улыбкой и закрыл дверь, последний раз сверкнув глазами.       Только сейчас школьник заметил, как у него остановилось сердце после первого взгляда карих глаз, а теперь оно бьется вдвойне быстрее. Дазай… странный. У него и Рюноске разные фамилии, да и внешностью они не схожи. Рядом с этим мужчиной Аку закрылся даже от Чуи, а про его голос вообще говорить не стоит. Что здесь происходит? Кто он ему? Что вообще такое этот Дазай Осаму?

***

      Накахара вскинул руку, глянув на часы: половина шестого. Если учесть, что Рюноске никогда не задерживается на занятиях, как бы не ругались сенсеи со своими: «Звонок для учителя!», он уже должен быть дома. О гулянках они всегда договаривались заранее, назначали точное время, когда Чуя придёт забрать Рюноске у его дома, и проводили часы на краю города, у моря, вокруг тишины и покоя. На своём любимом месте под деревом парни больше всего молчали, лёжа друг на друге или вяло сплетая языки. Им не нужно искать слова, чтобы заполнить неловкую тишину, ведь она стала их символом и, если так можно выразиться, талисманом. В тишине они чувствовали и понимали друг друга куда лучше, нежели в искренних разговорах. Надо успокоиться? Они молчат. Камень на душе? Они молча обнимаются. Радость? Может, вырвется какой-нибудь звук счастья, но не больше. Их среда — тишина и редкие разговоры, главным оратором которых был непременно Чуя. Иногда, правда, ему удавалось и парня разговорить так, что Рю мог перебить и начать свой монолог длиной во всю аллею. А Накахара с улыбкой слушал, вникал и радовался, что молчаливый возлюбленный наконец высказывает и отстаивает свою точку зрения.       Поднявшись по ступенькам к двери дома, Чуя простучал коротенький мотив. Это было для того, чтобы все жильцы поняли, что это к Рюноске, и не лезли открывать дверь сами. Но, на удивление рыжеволосому, ему открыл высокий мужчина и ласково улыбнулся: — Добрый день, Чуя-кун. Хорошая погодка, не правда ли? — Дазай-сан, — выговорил рыжик, стараясь скрыть своё удивление и неприязнь. — Добрый. Рюноске… могли бы вы его позвать? Мы собирались… — Да-да, прогуляться в такой чудесный день. Понимаю, понимаю. Рю нет дома. — Нет дома? — Чуя слегка нахмурился. С чего это Рю нет дома в такое время? — Именно это я и сказал. Он заходил около получаса назад, но мне позвонил его сенсей и потребовал, чтобы он вернулся и сдал экзамен. Сам знаешь, Рю не задерживается ни на минуту, поэтому мне пришлось отправить его чуть ли не силой, — Осаму улыбнулся, но это была сухая, ничего не значащая улыбка. — Скрипку он, кажется, не любит чуть сильнее, чем меня, хах. Ой, как грубо с моей стороны. Ты проходи, подождешь его внутри. Гин ушла гулять с подругами, а мне так скучно одному! Заодно и с тобой поближе познакомимся. — Нет, сэр, спасибо, но я лучше пойду ему навстречу… — пытался отказаться Накахара, но Дазай распахнул дверь и силой завёл парня внутрь. — Ну что ты, что ты! Вам будет совсем неудобно гулять с его скрипкой, да и ты просто обязан попробовать мой чай!       Дверь за спиной школьника захлопнулась. В помещении светло — спасибо большим окнам со светлыми шторами по бокам; просторный коридор разветвлялся на три комнаты и ведущую наверх лестницу. Все двери были настежь открыты, и Чуя разглядел гостиную с большим телевизором, кухню и ещё чью-то спальню с большой, просто огромной кроватью. Интересно, кому она принадлежит? Неужели этот мужчина спит ОДИН на ТАКОЙ кровати?! Он себя, должно быть, несказанно любит.       Наблюдения Чуи прервали — Дазай положил руку парню на плечо и повёл на кухню, что-то без умолку болтая: — Рюноске никогда не знакомил меня со своими друзьями, а тем более не приводил их домой. Я только знал, что вот этот ритм, — он простучал по стене, когда они проходили через порог, подобно Накахаре, — означает, что некий приятель пришел за моим сыном. Подглядывать через окна я не люблю — слишком уж это подло — и спокойно ждал, когда Рю сам познакомит меня с этим незнакомцем. Но — о чудо! — это вышло скорее, чем он этого, видимо, хотел. Я уж думал сам тихонечко спросить: «А что это за таинственный человечек, с которым ты постоянно скрываешься и без него чуть ли никуда не выходишь?» — но этого не потребовалось.       Чую усадили на диван за стол, сам мужчина переключился к плите — на ней стояла чугунная сковорода на маленьком огне. — Что вы готовите? — из любопытства — да и чисто из вежливости — спросил Накахара. — Овощное рагу с мясом. Смешно звучит, не правда ли? Но так намного вкуснее. Мясо даёт свой сок и жир, овощи им пропитываются, и еда получается просто потрясающей, — он улыбается, быстрыми движениями нарезая баклажан. — Мне нравится готовить, особенно когда дочурка помогает: я научил её мастерски владеть ножом, и теперь Гин и стряпню быстро сварганит, и кровь негодяев пустит быстрее, чем те успеют моргнуть, — он звонко смеётся, не прекращая резать. Чуя с удивлением и большей осторожностью смотрит на одинаковые кусочки овоща и нервно сглатывает. — Вы. не боитесь отрезать себе пальцы? Нож острый, риск всё-таки… — О, нет-нет, — Дазай перебил Чую, снова устремив взгляд на свои руки. — Я много всего перепробовал в своё время. Ножи и пистолеты мне нравились больше, чем кулаки и пинки. А тем, что нравится, хочется владеть в полной мере. Правда, оружие с собой не пронесёшь куда-либо, но от них почти моментальный эффект. Избивать же долго и… грязно. Не нравится мне это. — А как же воспитание? В нём вы тоже использовали ножи и пистолеты? — тон голоса сменился, Чуя стал серьёзным.       Осаму обернулся на парня и внимательно осмотрел его. Под взглядом в упор по спине побежали мурашки, но Чуя хорошо скрывал свой страх (или недостаточно хорошо?). Дазай с грустной улыбкой выдохнул и вернулся к рагу: — Я понял, к чему ты клонишь. Не нравится, какой замкнутый Рю, да? — Нет, сэр. Он спокоен со мной, а вот в вашем обществе… — Чувствует себя пленником подле тирана, да? — Дазай обернулся на Чую и, заметив, как тот вздрогнул, с усмешкой повернул голову обратно. — В каком-то смысле ты прав. Рюноске проблемный ребёнок. Точнее, нет, не так. Он сложный ребёнок. Воспитывать его было гораздо труднее, чем Гин. Он не поддавался моему специфическому воспитанию, мои слова и советы пролетали мимо ушей, а наказания рождали ненависть и страх. У нас натянутые отношения, даже слишком. Кажется, что вот-вот эта нить порвётся и всё, что она сдерживала, полетит в глубокую бездну. Так и бывает между детьми и отчимами, не так ли? — Вы… — Чуя поражён и в то же время готов кричать «Так вот в чём дело!» — Вы их отчим? — Видимо, за эти годы я не научился правильно играть роль отца, раз ты с самого начала почувствовал что-то неладное. Признайся, я прав?       Осаму помешал содержимое сковороды деревянной ложкой и посмотрел на Чую, который почему-то смутился. На щеках появился нарастающий румянец, и парень не понимал, с чего это он возник? — У вас разные фамилии, только и всего, — признался он. — Одна из немногих, зато самых ярких улик. Да, эти сорванцы предпочли взять фамилию их негодяя-папаши, который с позором сгнил в казино, а мне кроме как их сухого «папа» ничего не досталось. Да мне и не надо. Главное, чтобы они выросли людьми. Людьми, понимаешь, Чуя-кун? А у людей должны быть те, кого они любят и кем дорожат. И я безумно рад, что у Рюноске есть такой человек.       Из электрического чайника начал клубиться пар. Дазай разлил кипяток по небольшим чашкам и поставил одну перед Чуей. — Если с тобой Рю счастлив, я буду счастлив вместе с вами.       Накахара молчал. Он пытался переварить новую информацию о своём парне и одновременно с этим чувствовал неловкость под наблюдением карих глаз. Чтобы хоть как-то себя занять, парень потянулся к чашке и, напрочь позабыв о кипятке в ней, прильнул к чаю. От внезапной боли тело дёрнулось назад, содержимое чуть не разлилось на мальчика, но Чуя успел поставить чашку обратно, инстинктивно прижав пальцы освободившейся руки к губам. Лицо мужчины на секунду исказилось в беспокойстве, но Осаму в то же мгновение подскочил со своего места и метнулся к холодильнику. — Ай-ай-ай, Чуя-кун! Что ж ты такой нетерпеливый, — Дазай достал из холодильника формочку для льда и поставил перед подростком. — Возьми и приложи к губам. Ты не успел отхлебнуть?       Парень мотает головой и делает то, что сказал мужчина. И без того алые, налитые кровью губы стали ещё краснее, капли растаявшего льда на устах выглядят маняще, словно сошедшие с фотографии для журнала. Наступает молчание. Чуя не может говорить, а Осаму как-то перехотелось трепать языком. Они встретились взглядами и ещё долго не отводили их; каждый постепенно тонул в глазах напротив, окунаясь в омут собеседника.       Неизвестно, сколько они ещё так просидели. Минуту? Пять? Возможно. За это время губа успела слегка онеметь от холода, и Чуя, глядя на почти растаявшую льдинку в руке, отстранил пальцы от губ: — Думаю, этого хватит. — Точно? Может, ещё немного? — Нет, правда, уже не больно. Спасибо ва... — Я проверю, не против?       Конечно не против! Осаму, не дождавшись ответа, потянулся к Чуе и накрыл его алые губы своими бледными, потрескавшимися устами. Накахара ошеломлённо распахнул глаза, но какое-то странное чувство не позволяло ему отпрянуть от Дазая. «Отец Рю, меня целует отец моего парня!» — твердил внутренний голос. Веки опустились на глаза, и Чуя медленно раскрыл рот, позволяя Осаму проникнуть глубже. Шатен пересел со стула на диван и принял более удобную позу, сократив такую мешающую разницу в росте. Накахара не знал, что делать. Казалось бы, выбор очевиден: надо оттолкнуть этого старикашку и напомнить, что рыжик, вообще-то, пришел к его сыну! Но как это сделать, когда тело само тянется за касаниями длинных пальцев, а перебинтованные руки в свою очередь обхватывают его ещё не окрепшее тело и сажают на свои колени. На костлявых ногах неудобно, и Накахара чуть приподнимается, удерживая свой вес ногами. Теперь он понимает, почему Рюноске больше предпочитает просто закинуть обе ноги на колени парня, но никак не усаживаться на него полностью. Чуе непривычно быть поддающимся, а не инициатором; непривычно, когда в его рот лезет чужой язык, а не он шастает по полости рта, отдающей мятной жвачкой и обожаемым брюнетом спрайтом; непривычно, когда сжимают волосы на затылки и не дают отстраниться, а не нежно касаются щеки и легко, умоляюще притягивают к себе. Чуе не особо нравилась эта роль, но смелости не хватало перехватить инициативу.       А Дазай к тому моменту уже разошелся: мужчина освободил паренька на своих коленях от неудобства ремня, помог ему расстегнуть чёрную, идеально поглаженную рубашку и аккуратно бросил его на диван, сам же с довольной ухмылкой поднялся на коленях над ним. В голубых глазах испуг перемешался с негодованием, парень не отводил взгляда от Дазая, что ловко расправлялся с пуговицами на своей одежде. Под плотной тканью виднелись слои бинтов, покрывающие половину торса. — Что... что вы делаете, сэр? — голос предательски дрогнул. — То, что ты никак не решишься сделать с моим сыном, малыш Чу-чу.       Хотелось бы сказать, что всё произошло в мгновение ока, но реальность жестока (или это к лучшему?): Осаму наклонился к подростку и снова затянул его в вялый, но глубокий поцелуй, не позволяя пареньку под ним лишний раз вдохнуть. Чуя с радостью принял бы какое-то сильное обезболивающее, чтобы не ощущать касания грубых ладоней на своём теле, как пальцы, покрытые мозолями, сжимают и оттягивают его соски, а длинная нога упирается и трётся о его пах. — Расслабься, — шепнул он, позволяя Чуе отдышаться. — Иначе самому будет больно.       Накахаре ответить не дали — в губы опять впились чужие, а штаны резко стянули вместе с черными боксёрами. По ногам побежали мурашки, когда Осаму огладил бледные ягодицы юноши и повёл ладони к вставшему члену. Хочешь, не хочешь, а тело реагирует на касания соответственно, и Чую ох как это не радует. — Ты только взгляни, — Дазай обвёл головку двумя пальцами и подставил блестящие фаланги взору школьника, — так себя загоняешь, но тело-то не обманешь!       Колечко ануса сжалось, когда его коснулись мокрые пальцы, но их обладателю ничего не стоило протолкнуться насильно. Школьник прикусил губу и зажмурился от боли, но не издал ни единого звука. Мужчина улыбнулся: ему нравилась гордость мальца. Он не оказывает сопротивления то ли из уважения, то ли из-за статуса «зятя», но и поддаётся с неким отвращением. Забавно.       Пальцы внутри расходятся ножницами, растягивая неподдающиеся стенки. Парень не расслабляется, и это начинает раздражать. Сколько ещё Осаму должен потратить времени на чёртову подготовку? Тут и до прихода сынка немного осталось. — Чуя, — лицо мужчины приобрело новую эмоцию — пустоту. Оно ничего не выражало, заставляя насторожиться и бояться. — Я попусту трачу время. Если не поддашься, я просто заткну тебе рот тряпкой и всуну в узкие стенки. Кровь тоже остановить не заставит труда: мой отец — врач, и я немало перенял у него. А вот тебе будет больно ходить и даже сидеть первые несколько дней, пока остатки изнасилования не пройдут. Ты этого хочешь?       Рыжеволосый еле нашел в себе силы отрицательно мотнуть головой под пронзающим взглядом. На лице мужчины вновь появилась улыбка, и он снова принялся целовать Накахару, пристраивая третий палец. На этот раз сдержать стон помог поцелуй, но радости это не доставляло. Совсем немного пробыли пальцы забинтованного в нутре Чуи, зато, когда мужчина высунул их из ануса, парень издал облегчённый вздох. Но вот уже облегчение сменилось жуткой правдой: всё только начинается.       Дазай достал из кармана брюк блестящий квадратный пакетик и с ухмылкой глянул на мальчика. Штаны его, в отличие от рыжика, всё ещё застёгнуты, на ремне, но теперь они более натянуты из-за бугорка размером с кулак. — Чуя, не поможешь мне? Мои пальцы такие мокрые, я не хочу испачкать свою одежду. Будь добр, надень презерватив на мой член. Ты же знаешь, как это делается?       Школьник кивнул, приподнимаясь. «Чем быстрее это закончиться, тем лучше», — думал Чуя, расстёгивая ремень и пуговицы бежевых брюк.Шатен передал блестящий пакетик в нежные ладони, что так быстро разорвали его и достали заветную резинку. — Перед тем, как натянуть его, стоит немного подрочить. Ну, знаешь, так она легче натянется. На каменный лучше налезет.       Голубые глаза на мгновение встретились с карими. Он что, издевается? Да его хер и так уже стоит, как штык, куда ещё каменнее? Но Чуе ничего не остаётся, кроме как подчиниться. Орган мужчины длинной в два кулака школьника, не считая головки. Тоже мокрый, жаждущий побывать в девственнике и первым услышать его стоны и крики. Чуя старался максимально скрыть эмоции, не показывать их на лице, пока рука скользит по стволу ухмыляющегося насильника. — Ну всё, всё, хватит. Тебе понравилось, что ли? Если переусердствуешь, я не успею даже войти. Давай, натягивай её. Вот так, за края и вниз. Молодец. Какой ты послушный. Надеюсь, ты будешь такой же послушный, когда отдашься мне, Чуя?       Парень не реагировал на слова мужчины. Не реагировал, когда он надавил на его обнажённую грудь и заставил снова лечь. Даже не сопротивлялся, когда Осаму раздвинул его ноги и медленно просунул своё орудие в его нутро. Медленные толчки приносили дискомфорт, но боли, на удивление, не было. Парень даже позволил себе прокусить губу Дазая до крови, когда тот вновь полез к алым, обожженным чаем губам. Осаму не знает, какие чувства испытывает Чуя; укус легко можно оправдать инстинктивным сжатием челюстей от боли, и Накахара этим будет нагло пользоваться. Хотя бы так он причинит неудобство Дазаю, хотя бы так покажет свой характер.       А толчки тем временем всё ускорялись. Медленно, но верно темп увеличивался, Осаму разгонялся, двигая бёдрами и притягивая к себе юношу. Накахара хорошо держался. Он кусал губы в кровь, сжимал простынь, впивался ногтями в свою же кожу, но не издавал ничего громче приглушённых стонов. Гордый, упёртый, он не мог позволить Дазаю сломать его. Не он. Только не он.       Толчок, ещё, шлепок по ягодице, укус за сосок — что только не делал этот монстр с бедным школьником? Но ни один секс не бесконечен: Дазай держался максимально долго, но в конце упал на Чую всем телом, лишь успев высунуть член из ануса школьника. Презерватив превратился в булочку с кремом, ещё и с сосиской в придачу. Оба пытались отдышаться; Дазай перевернулся и лег на диван, а Чуя быстро приступил одеваться, параллельно переводя дыхание. — О чем ты сейчас думаешь, Чуя? — ласковым голосом произнёс Дазай, будто он только что не школьника изнасиловал, а с любовницей покувыркался. — Я? О том, что вы — ужасный человек, и я не удивлён, что Рюноске так дискомфортно находиться с вами под одной крышей, — рыжеволосый перевёл гневный взгляд на Дазая. — Если вы и с ним так поступаете, я пойду в полицию. — В полицию? — он рассмеялся. — Не переживай, Рю меня не интересует. Всё-таки, инцест — это плохо. Меня заинтересовал только ты. Но ведь такой крошка не пойдет в полицию из-за себя, верно? Ты проглотишь этот случай вместе с моими слюнями у себя во рту, только и всего. Ведь я прав, Чуя?       Накахара кипел. Он так хотел ударить наглеца, так хотел размазать его ухмыляющуюся физиономию по белоснежной кухонной стене. Он бы наверняка сделал это, не потревожь возня в коридоре. — Я дома! — послышался знакомый до дрожи — и уже не из-за бабочек в животе — голос.
Примечания:
Отношение автора к критике
Приветствую критику только в мягкой форме, вы можете указывать на недостатки, но повежливее.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.