//
— Во сколько вы оцениваете траты планируемого обновления? — мужчина за пятьдесят всматривается в уставшее лицо Серёжи с подозрением. Они мучают его похуже гиен огненных уже более полутора часов; Разумовский понимает, что спасёт его только чудо. — Около десяти миллионов, не более, — Серёже кажется, что вопросы повторяются, они просто ждут, когда он начнёт путаться. Голова побаливает, надо выпить таблетки. Чудо таки случается. В дверь стучат и, не дожидаясь ответа, в проёме появляется белокурая голова помощницы Лидочки. — Сергей Александрович, тут посетитель к Вениамину Павловичу, — Серёжа быстро поворачивает голову к одному из инвесторов и вопросительно приподнимает брови. — Простите, господа, предположу, что это мой новый телохранитель, — Вениамин Павлович чуть наклоняет голову и проходит к двери. — Прервёмся на десять минут, — Разумовский вскакивает вслед за инвестором и направляется на балкон. Ему нужна минута свежего воздуха. Только закрыв дверь кабинета, он вздыхает полной грудью. Белоснежная рубашка давит на грудную клетку лучше любого корсета. Разумовский оглядывает коридор, понимающе кивает Вениамину и чувствует, как сердце в его груди замирает на подозрительно длинный промежуток времени. Эти тёмные глаза он узнаёт из тысячи. Он готов найти их в темноте хоть в три часа ночи, отличить от десятков похожих, в любой жизненной ситуации. Глаза тоже его узнали. Внутри что-то перемыкает, искрит, и Серёжа бегом направляется к балкону. Кажется, если он не вздохнёт свежего воздуха сейчас — задохнётся в собственных чувствах. Хлипкая балконная дверь поддаётся легко. Серёжа видел эту встречу у себя в голове сотни раз. Сотни раз встречался взглядами, представлял, как холодно пожмёт чужую руку, расскажет о собственных великих свершениях и красиво уйдёт в закат. В идеальный план встречи не входили собственные слёзы. Разумовский делает такие глубокие вдохи, что лёгкие под натиском чуть ли не рвутся. Истерика подступает к горлу. На плечо ложится чужая ладонь. — Привет, — голос тихий, спокойный, совершенно не поменялся. Серёжа отвечать не хочет, хочет кинуть всё и убежать, спрятаться под одеяло и долго плакать. Хочет накричать, рассказать всё, что чувствовал, как ревел ночами и задыхался при каждом взгляде на фото, но удалить рука не поднималась. А тут «привет», простое и лёгкое. Пока, вашу мать. — Привет, — он не оборачивается, лишь спину напряжённо выпрямляет, выказывая недовольство. Предательски шмыгает носом. Олег всё понимает. Серёжа это знает, Серёжу это бесит в примерном эквиваленте собственной слабости. Образ холодной барышни не получается, как ни посмотри. — Знаешь что? — Что? — Волков, казалось, хотел сказать что-то другое, но после небольшого мысленного анализа остановился на этом. Серёжа провернулся резко, зло зыркнул снизу на него и выдал настолько едко, насколько мог: — Пошёл ты, Волков. Такое детское, что смеяться хочется. И вихрь рыжих волос исчезает в коридоре за спиной Олега. Он с самого начала знал, что просто не будет.//
Сообщение Серёжа перечитал тринадцать раз. Каждый раз просматривал небольшое предложение не более пяти секунд. Итого на Олега Волкова у него ушло 65 секунд. Непозволительно много. Разумовский хотел себе сердце вырвать, лишь бы не билось так часто, при любой мысли о нём. «На Рубинштейна 7, в 17:30». Без шанса отказаться, сослаться на дела и просто не прийти. Простая тактика: нет вопроса, нет и ответа. Серёжа до крови закусывает нижнюю губу. Манит отказаться. Спрятаться ото всех в небольшой квартире на Мойке и есть мороженое под сериалы, как в глупых фильмах. У него были все причины и оправдания. И явно отсутствовала сила воли: в 17:25 он стоял у кафе. Мялся три минуты. В окна выглядывал тёмные волосы, но Олег явно выбрал самый дальний угол для разговоров. Не изменяет своим привычкам. Вдох-выдох. Пошли. Волков и правда сидит в самом отдалённом углу небольшого зала и пьёт кофе. Чёрный, без молока, сахара и сиропов. Серёжа, в тот недолгий период, когда они жили вместе, часто спрашивал, как такую бурду вообще возможно пить, на что Олег лишь смеялся и пожимал плечами. Все же, они были слишком разными для этого мира. — Привет, — ещё одно такое приветствие Серёжа точно не переживёт. Надо будет сходить к кардиологу. Он осматривает Волкова с ног до головы и с каким-то странным спокойствием не отмечает явных изменений. Под подбородком появился небольшой шрам, но ничего более. — Зачем позвал? — у Разумовского ножи наточены с самого их прощания. — Мы же друзья, Серёж, — Волков прекрасно знает, что ничем хорошим этот диалог не обернётся, но когда-то он должен был наступить. Всем приходится переживать это и ты, Олег, не исключение. — Я приехал всего несколько недель назад и сразу хотел разузнать, где ты сейчас живёшь. — Но? — Серёжа смотрит холодно, пока внутри пожар бушует. Ему нужно оправдание весомостью со смерть. — Подвернулась работа, да и ты оказался вечно занят. Я несколько раз приходил к твоей квартире, но оказалось заперто, — Волков и сам в своё оправдание не очень верил. Трудно было признать, что еле пересилил себя и для этой встречи. — Ммм, — Разумовский мычит и кидает едкий взгляд. Конечно, дорогой, так я тебе и поверил. — Ясно. Телефоны уже придумали, так, для проформы. Если это всё, я могу идти? — Серый, прекрати это. Прости меня, я поступил как последний мудак, понимаю, но ты обещал, что мы будем друзьями, — Олегу такой Серёжа не нравится. — Это я прекратить должен? Хочешь сказать, я это начал? Я кинул самого близкого человека на чувства, я уехал чёрти куда на год, а потом приехал и делаю вид, что всё в порядке?! — в глазах Разумовского сверкают искры. Кажется, ещё немного и он сам загорится. — «Я тебя больше не люблю». Твои слова? Просто бросил в лицо и уехал. Иди ты, Волк, знаешь куда? И он снова растворяется в воздухе с той же скоростью, с которой влетел в кафе. Волков тяжело вздыхает и трёт переносицу. Никто не обещал, что будет легко.//
Серёжа чувствует, как неприятно ноет под рёбрами. Всё же, приложили его не слабо. Кажется, сзади на кофте дырка. Обидно, она ему очень нравилась, но он знал, куда шёл. Сам полез в толпу, что ж поделать. — Фамилию, пожалуйста, — полицейский перед ним тяжело вздыхает; он уже тридцатый такой, а их ещё толпы. — Разумовский, — Серёжа скрывает длинные рыжий волосы под кепкой, стараясь не сильно светиться лицом. Не очень это отразится на его репутации. Слухи и так разные ползают. — О, Разумовский, за вами уже пришли, — Серёжа поднимает взгляд и приспускает тёмные очки. Он что, малолетка какая-то, чтобы за ним родители приходили? — Кто? — глупый вопрос остаётся без ответа, когда в дверях появляется Олег. После случае в кафе прошло, по меньшей мере, две недели, за которые Серёжа провёл столько сеансов самокопания, что и представить трудно. Хоть на психолога тратиться не нужно и на том спасибо. До квартиры они добираются в полной тишине. У порога Серёжа чуть не закрывает дверь перед носом Олега, но тот молча протискивается внутрь. Так же молча находит в ванной аптечку и приходит в гостиную, где Разумовский осматривает испорченную кофту. Олега кофту. Он оставил её, перед отправкой в Сирию совершенно случайно и думал, что она давно на помойке. Как оказалось, ходит с Серёжей в бой. — Ну и зачем ты туда попёрся, на этот митинг? — Олег достаёт перекись с ваткой и начинает обрабатывать царапины на чужом лице. Задели его не слабо. Серёжа супится в ответ, молчит, но терпеливо ждёт, пока Волков закончит с первой крупной царапиной и наклеит пластырь. С уточкой. Выбрал самый красивый, тварь такая. — Отстаивать свою активную жизненную позицию, — Разумовский чуть ли не язык показывает, стараясь говорить как можно серьёзнее. Митинг и правда был против какого-то очередного закона, нарушающего несколько предыдущих, но готовился, как мирный. ОМОН так, видимо, не считал. — Ну как, отстоял? — Серёжа в ответ лишь ойкнул на слишком сильное надавливание на синяк. Олег убрал руку. — А тебе-то что? — Волков старался понять, какими путями снять с Разумовского футболку и осмотреть всё тело. Тот пронзительного взгляда на себе не замечал. — Ты чего вообще подорвался? — Мне позвонили, сказали, что я единственный экстренный контакт в твоём телефоне, звонить больше некому, и попросили забрать, — Олег спокойно сам стаскивает чужую футболку под возмущённые писки. Серёжа с недовольной рожей и уточкой на щеке грозно не выглядел. Тишина повисла на десять минут, пока Волков пытался прощупать рёбра, но как только понял, что все целы, и недовольно отметил про себя, что Серёжа опять ничего не ест и точно не спит, отстранился. Разумовский отвернулся и уставился в темноту окна. Олег накидывает на него собственную кофту и собирается вставать с дивана. — Правда больше не любишь? — на грани слышимости произносит Серёжа. В контрасте с прошлыми словами кажется совсем глухо. Голос подрагивает и сам мужчина съёживается весь, будто в размерах уменьшается. Этот вопрос вертелся в его голове целый год, Разумовский с ним ел и спал, задавал его себе тысячу раз и сейчас совершенно запутался. Какие они к чёрту друзья? — Неправда, — Олег хмурится и садится обратно. Серёжа резко разворачивается всем телом и тут же ойкает от болит рёбрах. Голубые глаза изучают лицо Волкова несколько секунд, а потом их хозяин задаёт второй роковой вопрос. — Почему же тогда сказал, что не любишь? — ещё тише, чем первый. Будь Олег дальше на несколько сантиметров и не услышал бы вовсе. Он обдумывает что-то несколько секунд, перед тем как ответить, и замечает, что Серёжа мнёт в руках какую-то коробочку. — Мне сказали, что я вряд ли вернусь. А если и вернусь, то таким овощем, что и смерть была бы лучше. Я знал, на что шёл, тебе было бы проще перенести мою смерть так, — Серёжа смотрел прямо в тёмные глаза напротив. Минуту, две, три, пока не упал в объятья Олега. — Ты такой идиот, Волков, знаешь? Совершенно беспросветный, — Олег чувствовал на своём плече мягкие рыжие волосы и бубнёж Разумовского. — Хотел лучше сделать, да-да, конечно! Не очень у тебя получилось. Идиот, какой же идиот! Олег острожно поглаживает чужую дрожащую спину. Он знает, что будет долго ещё просить прощения за всё, что натворил, но Серёжа был рядом, это самое главное.//
Серёжа чувствует, как задыхается от тёмных когтистых лап. Он пытается кричать, но получается лишь сдавленный хрип. Тут же чувствует, как его хватают за плечи и сильно трясут. Олег стоит над ним и смотрит испугано. — Ты кричал во сне, — Волков садится на кровать и Разумовский только сейчас приходит в себя. Видит смятые простыни, полоску света из коридора и взволнованного Олега, который должен был спать на диване. Он сам наверное выглядел не лучше. Серёжа поворачивает голову к зеркалу и видит, что его волосы находятся в таком беспорядке, что пугала мысль о расчёске, а зрачки почти полностью затопили синеву глаз. — Просто кошмар, ничего, — в углу тёмная тень кивает. Разумовский достаёт таблетки и выпивает две под настороженным взглядом Олега. Тот хмурится который раз за вечер (оставим удивительную историю о том, почему он остался этой чудной ночью у Серёжи, но это были самые сложные переговоры на памяти Волкова). — Просто кошмары таблетками не лечат, — Олег легко выворачивает из чужой руки коробочку и читает название. Тут же достаёт телефон и фотографирует. Серёж смотрит на всё это отрешённо. — Просто друзья не бросает друг друга на год, — Разумовский отворачивается и укрывается одеялом. Мол, разговор окончен, все с глаз моих долой. Серёжа чувствует, как Олег встаёт с кровати, и слышит шаги. Внутри даже появляется некое разочарование. Они и правда после этого вечера лишь друзья? Но потом он слышит, как закрывается дверь, и чувствует, что кровать прогибается под чужим весом. На грудь ложится рука и придвигает его ближе. Серёжа разворачивается лицом к Олегу. — Будем лечить эти твои кошмары, — и Разумовский засыпает после поцелуя в лоб. Кошмары ему больше не снятся.//
— Больно вообще-то! — Разумовский сидит на полу и вертится как только может, от чего волосы стягивают сильнее. — А ты сиди ровно и не рыпайся, — Олег снова пытается вставить выпавшую прядь в косичку. Идея плести Серёже косы пришла к Олегу неожиданно, но так его захватила, что у Разумовского не было шанса отказаться. По итогу он сидит на полу уже около получаса, потому что Волкову сначала не понравилась одна коса и он решил заплести две, потом одна получилась больше другой, и наконец косички удовлетворили какой-то волчий бзик. Серёжа не видел в этом ничего красивого, но согласиться пришлось. Олегу вообще, как оказалось, трудно отказывать. — Всё, посмотри на меня, — Разумовский со вздохом вскакивает и смотрит на Волкова. Тот замирает и пристально рассматривает, то чужое лицо, то свою работу. — Ну не так же плохо, да? — Серёжа идёт к зеркалу и рассматривает. Две косички торчали аккуратными хвостиками ниже плеч. Несколько прядей остались у лица и спускались к острому подбородку. Ему и правда идёт. За спиной появляется Олег. Разумовский смотрит в чёрные глаза и видит всё, что хотел. Видит, что красивый в чужих глазах, что его сильно любят совершенно любым. Серёжа пытается ответить тем же. Он резко разворачивается, отвлекая Волкова от рассматривания, и касается губами его щеки. Тот чуть наклоняется и пробует чужие губы. За год они почти не изменились, такие же вкусные, с привкусом малинового бальзама, только ранок стало больше. — Люблю тебя, — тихо шепчет Серёжа между поцелуями и улыбается. — И я тебя, — Олег отстраняется и смотрит в голубые глаза. Какие же они всё-таки идиоты!