***
Стокман подскочил на месте. Не в первый раз, он обнаруживал себя уснувшим за рабочим столом в неудобной позе. Некоторое время после пробуждения, предметы расплывались. Комната теряла очертания. Странное ощущение дереализации мешало понять: сон это, или явь. Мужчина протёр заспанные глаза и поправил очки, проигнорировав все тревожные звоночки, оставленные мозгом, как подсказки. Весь стол был усеян чертежами будущих изобретений. Когда учёный сделал попытку встать, под ногами что-то противно хрустнуло. На секунду, ему привиделось, что под ботинком раздавленный таракан, но стоило раз моргнуть, и на месте насекомого, лежала сломанная шариковая ручка. Бакстер снова потёр глаза. — Какого чёрта? — пробубнил он себе под нос. Собственный голос прозвучал чужим. В голове возник непонятный гул. — Стокман! Бакстер отчётливо услышал, как кто-то властно позвал его по имени. Напряжение скопилось в нижних конечностях. — Кто… Кто здесь? Ответа не последовало. В комнате ни души, все средства коммуникации тоже отключены. — Ну, разумеется, — недовольно процедил учёный, захлопнув включённый ноутбук. — Только глупых галлюцинаций мне не хватало! Рукой мужчина задел рамку с фото, отчего, та пошатнулась и упала на пол. Бакстер изменился в лице, по стеклу пошла трещина. Он с нежностью провёл кончиками пальцев по изображению женщины со снимка. Пухлая афроамериканка средних лет, с коснувшейся волос сединой, тепло улыбалась ему. Она выглядела счастливой, хоть и немного уставшей. «Мама. Она всегда так много работала. Так старалась ради меня. А я не оправдал надежд, я подвёл её». С такими не радужными мыслями, учёный поставил фото на место, отметив про себя, что рамку нужно будет обязательно заменить. Кроме того, мамины растения, коими была обставлена вся лаборатория, требовали полива, чем Бакстер и планировал заняться безотлагательно. Ухода никогда не бывает слишком много. Часть цветов и так погибла по его недосмотру, он бы никогда не простил себе их полной потери. — Стокман! — снова рявкнул голос, так, будто он имел власть над тем, к кому взывал. На этот раз, Бакстера пронзила страшная догадка, он узнал своего мучителя, который когда-то рвал его на части. — Нет, только не ты, — учёный сглотнул ком, подступивший к горлу. Сколько раз он ещё будет проклинать себя за то, что связался с Саки. Та физическая боль, которую причинил этот изверг, впечаталась в нервные окончания, как мушка в смолу, и ощущалась также свежо и явно. Стокман с опаской оглядел свои, охваченные тремором руки. Он заметался по комнате, как запуганный, раненый зверь. Самоувещевания ничуть не помогали. Бакстер зажмурился, когда комната, как ему показалось, начала менять очертания. «Только не снова, — посетила разум, короткая, связная мысль». В следующий момент, серые, залитые лунным светом, стены лаборатории, начали багроветь. В нос ударил запах гниющей плоти. Пятясь назад, Стокман задел стул и споткнулся об него. Под собой, он ощутил что-то мягкое, неприятно липкое, живое на ощупь. Когда взгляд упал на пол, Бакстер чуть не потерял сознание от увиденного: пол был усыпан частями тела! Его тела. Немой крик застыл у него в зобу. Это всё ночной кошмар!***
Первое, что ощутил Бишоп, сквозь полуприкрытые веки, — тусклый, неоново-голубой свет электронных часов. Агент поморщился, не желая отпускать столь редкую в его случае гостью, — сладкую негу. Циферблат показывал ровно три ночи. В одно резвое движение, мужчина уже сидел в кровати, вперившись взглядом куда-то в пол. Выглядел он бодро, будто не спал вовсе. Похоже, бессонница была единственной верной спутницей в его жизни. Бессонница и боль. Если с первой, Бишоп давно смирился, то вторую, предпочитал загонять в самые дальние уголки своего подсознания. Получалось с переменным успехом, но он старался. Возможно, поэтому, он все ещё не сошёл с ума и продолжает барахтаться, загружая себя постоянной работой. Рука нащупала на прикроватной тумбе тёмные, почти непроницаемые очки. С ними агент никогда не расставался по двум причинам, — ненависть к своим, не свойственным простому человеку зрачкам ("подарку" от похитивших его пришельцев) и, как ни странно, светобоязнь. Он уснул без рубашки. Чёрные, до блеска начищенные туфли покоились у кровати. Длинный, того же цвета плащ, небрежно висел на полуприкрытой двери, откуда в комнату нагло врывался плотный пучок света из коридора. В отличие от рабочего корпуса, здесь, где отгородившись от постоянной суеты, поселились эксцентричные учёные, царила более-менее уютная атмосфера. Помещения походили не на локации из сай-фай фильмов, а на обставленные со вкусом, обывательские комнаты. Бишоп не имел ничего против нового, технологичного и минималистичного, напротив, он был большим фанатом бетона и стали, однако разум человека из девятнадцатого века, понуждал его тянуться к обстановке того времени, в котором он родился и рос. Ходячий человек-конфликт. Консерватор, толкающий новые, часто пугающие идеи. Человек, жаждущий мира, через войну. Агрессор, облаченный в тесный костюм безэмоциональности, ледяного спокойствия и безразличия. Предварительно нацепив очки, брюнет нажал кнопку на пульте. Плотные жалюзи плавно поползли вверх, демонстрируя внушительный вид из панорамных окон. Отсюда, как на ладони, был виден внутренний двор Зоны 51. Зрелище не слишком занимательное для давно посвящённого человека, но какие здесь были рассветы! Словами не передать, как начинали сиять, переливаясь золотом, пески Невады, под сперва мягкими, почти невесомыми лучами солнца. Возможно, сегодня, Бишоп сможет насладиться этим обыденным природным явлением. Несмотря на то, что в душе его давно царила тьма, он продолжал тянуться к свету. Из раздумий его вывели, внезапные грохот и крики. Бишоп напрягся, ноги сами понесли его по направлению к знакомым коридорам. Машинально, он сорвал с двери плащ и накинул его на ходу. Босые ступни, приятно холодил серый мрамор. Крик на мгновение стих, однако Бишоп ускорился, ничего хорошего не чувствовалось в этом затишье. Он лишь надеялся, что «источник шума» не натворил бед. Дверь в лабораторию была распахнута. В помещении царила полутьма, разбитый вдребезги ноутбук искрил и дымился. В воздухе витал тяжёлый запал химических реагентов. Судорожно осмотрев помещение и, не обнаружив там Стокмана, Бишоп рванул дальше по коридору. Казалось, он был бесконечен, витиеват, как лабиринт минотавра. Судя по оставленному в лаборатории погрому, Стокман был не в себе, в первый раз за эти полгода. Даже, столь дорогие сердцу горшочные цветы попались под горячую руку. А ведь их, Баксер холил и лелеял. Джону было глубоко наплевать, что вызвало приступ, главное, подобрать нужные слова, способные вывести несчастного из плена собственного разума. В первый раз, пришлось искать беснующегося беглеца всем штабом. Нашли его без сознания, в нескольких сотнях километров. Бедняга бежал от невидимой угрозы, пока не выбился из сил. После пробуждения, он ничего не помнил, ходил сам не свой ещё несколько дней, чураясь каждого встреченного работника базы. Такой учёный был весьма непродуктивен, а то и опасен. Кто знает, что он может вытворить во время очередного, внезапного приступа? Ведь на базе полно оружия, всё равно, что баловаться спичками, сидя на пороховой бочке. Не в первый раз, Бишоп повторял про себя и вслух, что будет жаль, потерять такой уникальный мозг. Только вот, всё чаще, он ловил себя на мысли, что в докторе Стокмане, для него важен не только научный гений. Хотя бы с логической точки зрения, он видел в травмированном учёном родственную душу. От одной только мысли, что он, однажды может пропасть из его жизни, Бишопа бросало в холодный пот. Каменное сердце заростало ещё большим слоем коросты. Агент не мог понять, с какого момента его стали донимать подобные страхи, однако он точно знал, — нельзя допустить, чтобы с напыщенным доктором, что-то случилось. Он опасен, для самого себя, в первую очередь. За крутым поворотом, Бишоп услышал жалобные всхлипы, вперемешку с нечленораздельной речью. Рукой, агент нащупал в кармане пистолет с транквилизатором, который носил с собой всегда. Так, на всякий случай. Зона-51, — место, забитое колбами с пришельцами, мутантами и, разного рода, гибридами. Кто знает, когда может случиться ЧП. Правда, доза в ампуле транквилизатора лошадиная, не хотелось бы применять её на человеке. — Доктор Стокман? — осторожно позвал Бишоп, не показываясь тому на глаза. Учёный затих, его присутствие выдавало лишь сбитое, отрывистое дыхание. Когда агент вынырнул из-за угла, его глазам предстала жалкая картина: Стокман лежал на полу, в позе эмбриона, обхватив себя руками. Его тело потрясывало, как от слабых разрядов тока. Бишоп нахмурился и неодобрительно мотнул головой. «Хорошо, что никто не видит его в таком состоянии. Беспомощном, полностью сломленном». Лёгкой поступью, он двинулся к цели. В транквилизаторах не было более необходимости. Бишоп абсолютно не знал, как поступают в таких случаях, он действовал по наитию, понятия не имея, к чему приведут его действия. — Доктор Стокман, Вы осознаёте, где находитесь? — начал разговор издалека Джон. Его собеседник никак не отреагировал, не только на прямое обращение, но и на его присутствие. Бедолага находился где-то в ином месте. — Эй, эй, эй, докт… — Бишоп осёкся, решив, что стоит опустить формальности. После чего, произнёс заметно мягче: «Тише, Бакстер, всё хорошо. Ты в безопасности, я твой друг. Знаешь, сегодня необычайно звёздное небо. И воздух, необычайно свеж. Нам стоило бы пройтись». Словно под гипнозом, Стокман застыл на месте, глядя сквозь человека, стоящего перед ним. По крайней мере, он перестал кричать и трястись. Глубокий, низкий голос звучал знакомо. От него веяло спокойствием. — Ты дома, Бакстер. Что бы ты там ни видел, это нереально, слышишь? — продолжал Бишоп. — Реален только я, сосредоточься на моём голосе. Я помогу, Бакстер. Посмотри на меня, — агент аккуратно опустился перед Стокманом на колено, заключил лицо собеседника между ладоней и повернул его к себе. Глаза, прежде полные испуга, выражали потерянность. — Сегодня у нас годовщина! Как ты мог забыть? — невпопад ляпнул Бишоп, не особо следя за языком. Правда, увидев, как полностью преображается перед ним выражение лица Стокмана, он тут же понял, что сделал всё правильно. Если карьера правительственного агента внезапно накроется, он сможет подрабатывать психоаналитиком, как бы смешно это не звучало. — Что Вы несёте, агент Бишоп? Годовщина чего? — нарушил неловкое молчание Стокман. Потерянный взгляд стал колючим, осмысленным. Бакстер нахмурил густые брови. В твёрдом, уверенном тоне, отчётливо промелькнули нотки надменности и раздражения. Этот тон, ни с чем не спутать, он почти пришёл в себя. Джон часто заморгал, и спешно отпрянул, открыто поражаясь тому, что пустой, крайне дурацкий разговор ни о чём, сработал. Он резво вскочил на ноги, пока пришедший в себя Стокман, не осознал всю абсурдность их общего положения. За тёмными очками было не разглядеть, как Бишоп отчаянно подбирает слова для вразумительного ответа. Давно он так не волновался. Казалось, ещё немного, и пот польётся ручьём, чего не случалось даже при битве с четырьмя черепахами, их учителем и Ханом, вместе взятыми. Причину своего волнения, Бишоп знал, но отказывался признаваться даже самому себе, а этот дурацкий диалог, наталкивал, на разного рода мысли. — Как же, вы забыли, доктор Стокман? — мужчина протянул коллеге руку, тот смотрел на него снизу вверх, выжидающе. Агент прочистил горло. — Сегодня годовщина начала нашего плодотворного сотрудничества! «Прозвучало странно, но, да ладно, — мысленно подначил себя Джон». Тем временем, Бакстер принял помощь коллеги и поднявшись на ноги, отряхнулся. Не сказать, что в этом была какая-то необходимость, скорее, дело привычки. Разум упорно отказывался отпускать воспоминания о «первоначальном» теле, несмотря на то, что кибернетический сосуд был практически идеален. Даже высокая чувствительность нервных окончаний не избавила от некой чужеродности отдельных элементов. Всё в целом, ощущалось, как свежая пломба на зубе. — Боже, каков вздор, агент Бишоп! И, что Вы от меня хотите? Вам нужен подарок по этому случаю? Новая армия био-солдат? Или, может, автономные боевые машины? Или сыворотка для дополнительной выносливости Вашего ненаглядного тела? И вообще, как я здесь оказался? — Спокойно, доктор Стокман, я просто искал Вас и нашёл здесь. Не хотели бы Вы, выбраться в свет, по случаю такого... Праздника, — обыденно отчеканил Бишоп, будто ему были свойственны, подобные «выходы в свет». — Очень неожиданно. Х-хорошо. — Отлично, а то, знаете, в последнее время, на базе стало слишком мало воздуха. Не продохнуть, как говорится, понимаете, о чём я? — Наверное, — неуверенно процедил Стокман, изогнув бровь. — Я только, возьму вещи из лаборатории… — Нет! — резко отрезал Бишоп, так, что Бакстер вздрогнул от неожиданности. — То есть, — уже спокойно начал было агент, машинально потянувшись к галстуку, но обнаружил, что он стоит без рубашки, без обуви, в плаще на голое тело. Стокман также обратил внимание на, мягко говоря, несобранность Бишопа. Обычно всегда пунктуального, педантичного правительственного агента, как подменили. (Что, ничуть не удивило бы работника тайной организации по борьбе с пришельцами!) Стоит в неглиже, с видом смазливого вампира из какой-нибудь мелодрамы для сопливых школьниц. Ещё и предлагает «развеяться». — Вижу, Вы сильно торопились, агент Бишоп, чтобы сообщить мне эту важную новость. Даже туфли забыли надеть, — заметил язвительный Стокман, глядя при этом на оголённый торс собеседника. — Не буду отпираться, доктор. У меня бессонница, — в защитном жесте, выставил перед собой руки агент. Между тем, Бакстер скрестил руки на груди, не меняя скептичного настроя. — А как же Ваша работа, неужели не лучшее лекарство от бессонницы и всех болезней? — Слишком много вопросов, доктор. Давайте, я отвечу на все, за стаканом коктейля, где-нибудь в бильярдном клубе, в центре города? Бишоп дружелюбно похлопал собеседника по плечу, как можно более непринуждённо. Стокман явно был поражен происходящим, отчасти, ему казалось, что это приятный, фантасмагоричный сон. Если и так, почему бы не попробовать нечто новое? Агент Бишоп, выглядит не таким уж плохим парнем, каким старается быть. Руководство подобной организацией, вкупе с нечеловеческим долголетием, откладывает соответствующие отпечатки на характере, нужно дать парню шанс. — Что ж, тогда с меня клубничный коктейль, — Стокман мягко улыбнулся, немного расслабившись. Бишоп улыбнулся краем тонких губ в ответ. Немного натянуто, с пугающей харизмой робота Терминатора, что ничуть не отвратило Бакстера, напротив, отчего-то, он почувствовал невероятное спокойствие, о существовании которого давно позабыл. Он полагал, что не сможет больше довериться, но, неужто, то, что он ощущает сейчас, и есть доверие? Мужчины побрели по пустому, длинному коридору, освещённому холодным светом люминесцентных ламп. По легкой походке обоих, можно было с точностью сказать, эти двое — закадычные друзья, крепко связанные невидимой нитью самой Судьбы. И пусть, они тщательно скрывают свои истинные чувства под толстыми, бетонными плитами, и боль говорит за них нелестными словами. Пройдёт время, вода сточит камень, а в их душах случится оттепель. Главное, сделать первый шаг навстречу и открыться. Пусть Бишоп соврал про годовщину, ляпнул первое, что пришло на ум, он совсем не думал о таких вещах, главное, что это сработало! Агент спешно достал из кармана телефон, чтобы отдать сотрудникам поручения через сообщение. — Что-то важное? — настороженно поинтересовался Стокман. — По работе? — Не берите в голову, доктор Стокман. Сегодня Вы, моя работа… В лаборатории доктора, между тем, уже вовсю наводили порядок. Развороченные столы были расставлены по местам, инструменты расфасованы по шкафчикам, кровать заправлена, полы и стены отмыты от разлитых реагентов. Но, что самое главное, растения из разбитых горшков, бережно пересажены, а рамка с разбитым стеклом, заменена на новую. Бишоп устроил всё так, что по возвращении, Стокман даже не заметит следов погрома, ни к чему ему дополнительные волнения. И пусть, с этого дня, они возьмут за традицию, отмечать годовщину своего знакомства.