— Марулк, завари-ка чаю, — пожилой, но все ещё не утративший былой красоты женский голос раздался за стеной.
Парень, до этого мирно подметавщий полы, отложил веник и поспешил пройти на кухню. В коридоре раздались еле слышные робкие шаги, и вот в дверях показался высокий, подтянутый молодой человек с весьма приятным на вид лицом. Длинные синие волосы, доходящие почти до плеч, сползали по его лицу и шее, а в его ярко-голубых глазах, казалось, сияют небеса. По безотрадному лицу парня было видно, что силы его близятся к концу, однако перечить приказу он не посмел.
— Сейчас... — последовал краткий ответ, после чего парень, которого, как оказалось, звали Марулком, последовал к шкафчику с травами.
Пока он копошился с травами, искал чайник с сахаром и кипятил воду, Озен задумчиво буравила взглядом его усталую спину. Широкие, но покатые плечи, немного подкачанные мышцы спины слегка выступали из под тонкой, потрепанной исследовательской куртки. Несмотря на то, что несколько слоев одежды препятствовали взгляду непоколебимого лорда, Озен уже давно запомнила, где находился каждый шрам на спине ее несчастного ученика. Проклятье бездны, подземные чудовища и нелегальные искатели… Каждый кровавый след имел собственную историю. Любой из них в свое время мог стать для Марулка последним. С того момента, когда он был всего лишь маленьким мальчиком на побегушках, прошло достаточно времени. Много воды утекло с тех пор…
"И когда это успело произойти?.." — апатично размышлял непоколебимый владыка.
Ее ученику исполнилось девятнадцать — ничто для легендарного белого свистка. Однако за то далеко десятилетие, пролетевшее невероятно быстро, словно ветер, произошло так много…
Гильдия Озен, подземные бандиты, гибли один за другим, кто где. Не все заканчивают свое существование красиво или хотя бы трагично, и за свой долгий век Озен сполна убедилась в этом. Кого-то сожрали с потрохами создания преисподней, кто-то скончался от болезней, кто-то не выдержал очередного подъёма с четвертого слоя бездны. Только ее ученик выжил, только он не дал Озен вновь остаться одной в этих четырех стенах. В последнее время Марулк все реже покидал базу наблюдателей, всё чаще он занимался уборкой, готовкой, да сортированием найденных за редкие вылазки артефактами. Хотя, ухаживание за своей госпожой — дело отнюдь не лёгкое и уж тем более не быстрое, так что времени на путешествия по нижним слоям не оставалось совсем. По крайней мере именно так отвечал Марулк, когда непоколебимая Озен спрашивала того, почему он все время сидит на базе.
— Марулк, тоже решил стать недвижимым владыкой?
— Да не то что бы… Просто времени особо нет, да и занят я на базе постоянно…
Примерно так выглядел их диалог по этому поводу. Очевидная ложь. Озен помнила, каким был ее ученик буквально года три назад: активным, дерзким и амбициозным, а в глазах его горело желание изведать бездну вдоль и поперек. Будь у него прежнее "я", Марулк бы нашел и время, и силы, чтобы продолжить свои исследования. Несмотря на шрамы, несмотря на потери, он продолжал прорываться все ниже и ниже в глубины: туда, где молодую горячую голову ждала неизвестность.
Но все изменилось. Чем старше он сталовился, тем тусклее горел его огонь в глазах. Яркое пламя постепенно сменил равнодушный водный поток, мирно плывущий по своему руслу, не обращая внимания ни на что вокруг. Взрослеет, видимо. Хотя стоит отметить, что Озен имела другое мнение на этот счёт.
"Ну ничего. Знаю я этого мелкого чертенка: пару недель ещё отдохнёт, а потом снова в бой, в пучину тайн бездны. Молодежи свойственно меняться со скоростью света."
— Готово, — размышления Озен были прерваны вкрадчивым словом её ученика, которой уже приготовил напиток и поставил кружку прямо перед ее лицом.
Озен вяло взяла чашку чая и сделала пару осторожных глотков: чай был очень горячий и не слишком вкусный, сильно налегать смысла не было.
Пить алкоголь в последнее время не хотелось. Озен и сама не знает, почему. Просто надоело. Апатия в ее черной душе достигла таких масштабов, что даже банально пьянеть желания не было. Тем не менее желание что-то употреблять осталось, поэтому непоколебимый владыка то и дело отдавал приказ своему ученику сделать ей чай.
Настроение было просто ужасное, Озен была сейчас вся на нервах. Она только недавно вернулась в четвертого слоя и ещё не успела оправиться от очередной стычки с парочкой тамаугачи. Озен, как и ожидалось, одержала верх, но и в сухую победить таких серьезных противников не удалось. Многие мышцы тела были неприятно напряжены и спазмированны, пожилые суставы зудели, а спина сильно болела. Ушибленная левая нога тоже давала о себе знать. Крепкая реликтовая броня не могла защитить сразу от всего.
Непоколебимый лорд удрученно облокотился об стол и снова погрузилась в свои мысли. Каждый ее следущий день был все больше похож на предыдущий. Она вставала, ела, занималась документами, осмотром территорий, вылазками на второй, третий и четвертый, а иногда и на пятый слой бездны, потом весь этот цикл повторялся, и вот уже время снова ложиться спать. Чем меньше оставалось людей рядом, тем жизнь становилась все более монотонной. Что же с ней будет, когда и Марулк покинет ее… До какого состояния докатится ранее великий, а сегодня уже не вызывающий почти никакого трепета в сердцах людей белый свисток?
"Мда-а-а, давненько я не была такой... Мрачной. Настроение хуже некуда. Черт, ещё и чай словно из помоев сделан, Марулк в последнее время совсем от рук отбился. Уфф... Так, надо успокоиться. В конце концов..."
— Госпожа, как вы сидите?! — опять этот раздражающий голос помешал измученной Озен спокойно подумать о своем, — вы же вся скрючились! Это совершенно недопустимо! —
Порой эмоции в этом надоедливом клочке света возникали словно из ниоткуда. Только что спокойно и хладнокровно говорил о том о сем, а вот уже нахмурился, негодует и даже смеет делать замечания самой госпоже Озен! В связи с настроением и нервяками у непоколебимомого владыки тут же появилось резкое желание заткнуть наглого мальца мощной аплеухой, но вместо этого она тяжело вдыхает воздух, потом выдыхает и с горем пополам всё-таки сдерживает себя от рукоприкладства.
На этот раз.
— Отвянь, — сердито ответила она — как хочу, так и сижу. И нечего мне… х… хх… — она хотела добавить ещё что-то, но ее недовольный монолог ей не удалось закончить. Ещё бы, как тут говорить, когда худые руки неожиданно схватили и крепко сжали тебя за бока. Тонкие длинные пальцы бегло понадавливали на поясницу, далее продвинулись чуть выше. Все это время они совершали синхронные периодические нажатия на измученную спину непоколебимого лорда, а ладони вскользь проходили вдоль спазмированных мышц, максимально расслабляя их и слово даря им жизнь.
— угх… — тихо простонала Озен, прикрыв глаза и словно мучительно сжав губы. Вся боль в спине, мучившая пожилую женщину вот уже несколько томительных часов, уходила, точно по щелчку пальца. Такой экстаз просто грех было прерывать.
Марулк тем временем продолжал свой нахальный массаж, не останавливая свой подъем наверх. Вот уже почти на череду трапеции…
"Ах ты... Мелкая дрянь... И посмел ведь! Думаешь, вымахал под 190 и получил черный свисток – все теперь дозволено?"
Примерно такие мысли роились в голове Озен, однако велеть своему наглому ученику прекратить сил не было. Уж слишком приятно было то, что этот дерзкий молокосос делает. После каждого движения ловких пальцев Марулка спина старушки словно становилась моложе, постоянные боль и недомогание спешно покидали измученного лорда, уступая воздушной лёгкости, которую Озен позабыла уже давным давно.
А руки парня тем временем достигли плечевых суставов и шеи. Это место Марулк массировал чуть нежнее, но все ещё с потрясающим мастерством и грацией.
— Мар-рулк… Как ты посмел… — чуть оклеймавшись от резко наплывшей эйфории, смог выдавить из себя непоколебимый лорд. Тихие стоны, невольно вырывавшиеся из ее рта после каждого прикосновения, то и дело мешали четко выговаривать слова, поэтому сейчас речь Озен была похоже скорее на сонный лепет, перемешанный со сладкими вздохами. Стенания мрачного учителя завораживали слух ученика, но тот не смел отвлекаться. Сейчас нужно было быть максимально сосредоточенным, чтобы выполнить свою работу как следует.
— Шшш… — наслажденно шипит она, когда Марулк активно уделяет время шее. Спина уже была полностью расслаблена, а потому непоколебимая леди довольно облокотилась о спинку стула. С ее лица не сползала столь нехарактерная для нее удовлетворенная улыбка.
— Ну вот, совсем другое дело, — с улыбкой на лице чуть ли не пропел Марулк, не переставая усердно ухаживать за своей госпожой.
Какой бы мрачной, какой бы страшной и жуткой не была Озен, Марулк уже давно перестал бояться ее. Если приглядеться, она вовсе не была такой уж и ужасающей, какой казалась на первый взгляд. Озен не монстр, коим она так любит себя называть: она такой же человек, как и все. Уставать, любить, ненавидеть, бояться — все это не было чуждо для нее. И хоть нутро ее много десятков лет как очерствело, если капнуть ещё глубже, можно было найти все ещё непогасший тусклый уголёк тепла.
Марулк как никто другой понимал это. Чем дольше смотрел на нее, чем больше говорил с ней, чем дольше прикасался к ее измученному вечными погружениями в бездну телу, тем яснее понимал, что под маской безразличия и аморальности скрывается изнуренный, истерзаный судьбой человек, не имеющий совершенно никакой моральной опоры. Все, так или иначе, рано или поздно, бросают ее, один за другим. Озен все пытается привыкнуть к этому, но выходит с каждым разом всё хуже.
Смерть ее команды, казалось, почти полностью разбила ее. Озен в гневе разнесла свою комнату, вымещая свою бессильную злость на мебели, посуде, стенах и полу, а когда ярость потери чуть утихла, просто погрузилась в глубокую депрессию, которая длилась почти год. С тех пор прошло несколько лет. Она более-менее морально оклеймалась, а Марулк тем временем все реже покидал базу для походов на нижние слои.
Нет… Нельзя умирать. Смерть Марулка Озен не переживет, ведь он — один-единственный, кто остался с ней. Единственный лучик света в царстве тьмы, цель которого — не дать миру своей госпожи окончательно затонуть в бездне мрака и одиночества.
— Так почему ты, говоришь, базу не покидаешь? Времени нет? — со своей фирменной жутковатой улыбкой спрашивает Озен, когда ее ученик добрался до предплечья правой руки. Но Марулк не отвечает. Вместо этого он пытается снять со своей учительницы перчатку и закатать рукав.
— Даже не думай. — отдергивает руку она, в ее глазах промелькнуло что-то вроде лёгкого негодования и даже какой-то тени испуга.
— Вы стесняетесь своих шрамов? — Марулк стоит на одном колене перед своей повелительницей, нежно держа в своих худых ладонях ее худую кисть. — Меня они ничуть не страшат. Прошу, позвольте, — мальчишка вновь пытается аккуратно снять перчатку, но госпожа не даёт. Противится, словно боится снова показать их, хоть Марулк и видел шрамы от тысячников уже столько раз. — Госпожа, прошу вас. Иначе я не смогу как следует промассировать их. Госпожа… Я уже столько раз их видел, что давно привык. —
— Но ты ни разу к ним не прикасался.
— Какая разница?
— Большая.
— Вы мне не доверяете? — назойливый ученик никак не желает отступать. Мелкая раздражающая сошка продолжает настаивать на своем. Озен все сильнее начинает ненавидеть подростков, хотя, казалось бы, куда ещё сильнее? Этот их максимализм, упертость и эгоцентричность во всем… Нет такой вещи, которая раздражала бы ее больше, чем эти мелкие, гниющие в гормонах твари. Благо, зачастую вся их решительность и наглость заканчивается после первого хорошенького удара под дых.
"Не смей спорить со мной..."
Озен обречённо вздыхает, понимая, что запретами и угрозами сейчас от него не отвертеться. Не бить же его за это в конце концов, большой мальчик уже. Небольшие придирки Озен ещё могла простить, но если продолжит — Озен придется вспомнить свои старые меры воспитания. Желание как следует пнуть стальным ботинком эту наглую страптивую мелочь, конечно, было, но банальная человеческая лень мешала мрачной леди исполнить свой радикальный приговор.
Она бросает ленивый взгляд в сторону, после чего холодно говорит: "Доверяю. Но человеку не стоит их трогать. К тому же…"
Неколебимый лорд хотел ещё что-то сказать, однако был бесцеремонно прерван.
— Думаете, мне есть дело, шрамы у вас там или гладкая молодая кожа?! — Марулк заговорил неожиданно громко и даже с какой-то ноткой злости в голосе. Озен, широко распахнув глаза от удивления, изумлённо уставилась на него. Ещё никогда Марулк не смел повысить тон на свою неё.
Нет, это уже не в какие ворота не лезет, Озен должна была срочно организовать акт перевоспитания для своего распоясавшегося мальчика на побегушках.
— Да я с вами всю жизнь, будь у вас хоть шрамы, хоть рога и пять хвостов, я привык уже давно. Госпожа, прекратите нести всякую чушь в свой адрес, прекратите называть себя чудовищем, прекратите вечно отстраняться ото всех, прекратите… — сильная жгучая боль, внезапно озарившая худую щеку парня, охладила его пыл, оборвав на полуслове. Он шокированно глядит в пол: давненько его не били за плохое поведение. Марулк пораженно прикасается ладонью к алому пятну, образовавшемся на его щеке после смачной пощечины.
До этого Озен считала, что он уже достаточно большой, чтобы понимать все без применения насилия.
"Видимо, нет." — проносится в голове у нее.
— Марулк. Не наглей. — похолодевший голос Озен донёсся до ушей ученика белого свистка, однако же этот наглец не сдался.
Он просто не смел сдаваться. Сейчас у него не было такого права.
"Вы — не монстр. И я докажу вам это любыми способами."
— И не подумаю! Из нас двоих, кажется, я – сложный подросток, а не вы. Но при всем при этом именно вы ведёте се… — снова удар. На этот раз кулак с глухим звуком ударил в подбородок. Но Марулк даже не дернулся, не вскрикнул от боли, не замолчал, не остановился. Железная стойкость, приобретенная за многочисленные вылазки на нижние слои преисподней, сейчас была как никогда кстати. Безусловно, с непревзойденной силой Озен она не сравнится, но по крайней мере поможет продержаться подольше. Марулк сейчас не должен сражаться — он должен лишь выстоять.
"Проклятье... Как же ты меня уже достал."
— Госпожа. Прошу вас… — неугомонный мальчишка и не собирается отступать от задуманного. Он продолжает упорствовать, перечить, спорить, возникать. Все это просто выводит Озен из себя. Непокорный ученик вновь пытается стянуть перчатку…
Но эта попытка была прервана очередным ударом, на этот раз — в переносицу. Импульс отразился яркими искрами перед глазами: этот удар был уже сильнее предыдущих, а потому Марулк отлетел на полметра и комично шлепнулся на землю. Но он тут же поднялся и, хоть и невнятно и тихо, продолжил отстаивать свое.
— Кхх… Сколько меня не молотите, я не отступлю! Я уже давно не ребенок, меня так просто не заткнуть! — Взгляд Марулка уперт в землю, но он не сдается. Он продолжает самоуверенно чесать языком, не зная страха и стыда, не обращая внимания на то, что буквы еле соединялись в слова, ведь после удара в подбородок его челюсть почти что совсем не слушалась. Сейчас этот голос, уже сломавшийся, но все ещё не повзрослевший до конца, бесил Озен настолько, что в порыве гнева она забывала все пределы. Она с силой хватает его за волосы, резким движением вздергивает его лицо кверху, злостно заглядывает в эти глаза: красивые, столь дорогие для нее, всегда смотрящие на нее с уважением и восхищением — сейчас она видела в них лишь столь ненавистная для непоколебимой леди наивная детская решительность.
"Ты у меня попляшешь, сопляк..."
— Марулк. Давно пора было мне вновь заняться твоей дрессировкой. — холодно говорит она, после чего хватает распоясавшегося мальчишку за плечи и наносит удар коленом в живот. Сильный пресс ни на грамм не защитил от разящей атаки коленом, отчего Марулк болезненно согнулся в три погибели.
Но он все ещё терпит, стиснув зубы глотает все крики боли, которые так и наровят вырваться изо рта. Трясется весь, руками болезненно держится за живот, зажмуренные глаза сочатся слезами, но он не сдается, и это распаляет гнев внутри Озен ещё сильнее. Ещё два удара, один в грудь, другой — в пах, таки заставили Марулка издать болезненный стон.
— Веди себя смиренно. Ты всего лишь моя кукла. И как моя кукла ты не должен перечить мне, иначе будешь наказан. — Озен хотела ещё что-то сказать, но была прервана. Она видит, как Марулк, побитый и ослабевший, неожиданно рванул вперёд и схватил Озен за руку, после чего резко сорвал с нее перчатку. Озен не успела отреагировать — очерневшая от проклятья бездны рука Озен, вся в шрамах и понатыканных в нее тут и там булавках, явила себя свету. Непоколебимый владыка, увидев это, просто обомлел от такой наглости.
— Т-ты… — на секунду утихнув, говорит Озен, на секунду прекратив побои.
— Хех. Я же говорил, что не сдам… — Марулк хотел было прокомментировать свое бесцеремонное действие, но очередной удар в грудь, выбивший весь воздух из лёгких, не дал ему договорить. На этот раз удар был в разы сильнее. Марулк падает на землю, но Озен не даёт ему рухнуть, продолжая крепко держать за волосы. Она с силой дергает за них, поставив караемого слугу на колени перед собой. Наказание ещё не окончено, своими безрассудными действиями Марулк только делает себе хуже.
— Слабоумие и отвага, да, Марулк? — Сквозь зубы процедила Озен, после чего крепко схватила ученика рукой за шею. Той рукой, что сейчас была без перчатки. Она подняла его над землёй и настолько сильно впечатала в стену, что книги, недавно убранные им, попадали со своих полок.
"Эхх, а мне потом убирать..." — пробегает мысль в голове непутёвого мальчика-домохозяйки. Хах, забавно, о чем это он думает? Казалось бы, совсем не до этого сейчас.
— Мелкая дрянь… — тем временем огонь гнева в Озен все еще не угасает, а только становится ещё сильнее.
— Я вас не боюсь. — еле слышно шипит Марулк. Особо не поразглагольствуешь, когда твоя шея ввиду сильного сжатия стала чуть ли не в два раза уже.
"Заткнись."
Марулк все ещё не сдается. Он хватается за руку Озен и пытается освободиться. Безуспешно: на то она и непоколебимый владыка, чтобы было невозможно вырваться из ее стальной хватки. Марулк, крехтя и еле дыша, тихо говорит: "Да хоть бейте, хоть руки и ноги мне оторвите, хоть с землёй сровняйте — я встану и продолжу идти к своей цели!.. "
"… Мелкий засранец…"
Озен внезапно разжимает пальцы и Марулк с громким стуком падает на землю. Ощутив свободу, тот сразу же отплозает в сторону и пытается отдышаться после долгого удушения. Тело болит от побоев, руки боязливо трясутся, голова гудит, а лицо все в слезах: его состояние можно назвать плачевным. Озен ещё несколько секунд стоит на месте, не шевелясь, бесчувственно смотря в одну точку, после чего поворачивается к нему спиной и устало плетется к стулу, на котором сидела до этого. Она громко плюхнулась на него, затем болезненно взялась. руками за лоб, сопроводив это громким и усталым вздохом.
"Эгоистичная, мелкая зараза."
— Ты меня доведешь однажды до срыва. Дрянной мальчишка… — тихо бубнит она себе под нос. — Почему ты не можешь просто послушаться? Мелкая сволочь с бушующими гормонами. Чего тебе стоит просто делать то, что я скажу…
Смотря на Озен сейчас, складывалась впечатление, что каждый удар, который она наносит Марулку, причиняет боль в первую очередь ей самой.
Как же давно она не использовала телесных наказаний... За все это время она уже отвыкла от этого. И, признаться, ей было по душе без всего этого. Но обстоятельства опять вынуждают ее прибегать к этой жестокости: ее ученик должен был быть беспрекословным подчинённым. Дисциплина в первую очередь. Без нее в бездне не выжить. А раз Марулк снова перестал слушаться, значит Озен все ещё сделала недостаточно. Однажды эта своевольность может обернуться для него жизнью. И все так и будет. Озен проводила на тот свет достаточно искателей, которые умерли из-за того, что ослушались ее приказов.
Если Озен хочет, чтобы Марулк выжил — она должна воспитать из него идеального искателя, любой ценой. Как бы ей не пришлось наказывать его, непоколебимый владыка сделает все, чтобы Марулк выжил. Или хотя бы пожил подольше.
Озен должна снова заняться его дрессировкой, но сил уже совсем нет. Снова видеть это заплаканное лицо и понимать, что именно ты довела мальчика до такого состояния... Непоколебимый лорд уже порядком устал от этого всего.
"Ну почему ты не можешь просто слушаться меня... Если я сказала — делай, и это послушание должно присутствовать во всех слоях жизни, чтобы это вошло у тебя в привычку, вошло в твой инстинкт, которому ты будешь беспрекословно подчиняться. И тогда ты будешь жить. Я же тебя спасти хочу. Я же хочу, чтобы ты выжил, хочу защитить тебя. Так почему ты..."
Несколько минут она так и сидела, бормоча себе под нос тихую ругань, не обращая внимания на кряхтения своего ученика, который завидно быстро оправлялся от полученных ударов. Вот он уже тяжело встает и плетется с своему сломленному учителю. В глазах как прежде горит решимость, ведомая неутомимым желанием достигнуть своей цели. Он докажет Озен, что она не чудовище, хочет она того или нет. Он не будет бояться ни ее наказаний, ни ее внешности, что и станет прямым подтверждением его тенденций.
Марулк подходит к ней. Аккуратно, чтобы не спровоцировать, кладет руку на плечо. Озен не реагирует.
— Госпожа. Молю вас. — Говорит Марулк, после чего его ладонь скользит по руке Озен, все ближе и ближе подбираясь к обнаженной коже белого свистка. Мысленно он уже готовится к новой порции ударов, но это его ничуть не пугает. Пусть бьёт сколько хочет: пока в нем живёт Надежда, решимость и стальная воля, его дух не сломить.
"Прекрати."
— Уфф... — тяжело дышит она. Ответа не последовало.
Озен хочет, чтобы Марулк жил. А Марулк хочет, чтобы Озен перестала считать себя монстром. И две этих цели противоречат друг другу.
"Сил моих нет..."
— Делай, что хочешь. — с усталой злобой в голосе, тихо, почти шепотом, произносит Озен. Пусть трогает. Все равно не отбрыкаешься от него...
Учитель дала ученику немного свободы.
И она считает, что это неправильно.
Непоколебимому владыке запрещено так делать.
В бездне так нельзя.
Озен не должна разрешать.
Озен не должна давать спуску.
Она должна только наказывать и дрессировать. Нельзя давать воли даже в единичном случае: позволишь ослушаться раз — ослушается потом и два, и три, и десять раз, и один из этих разов станет для ее ученика фатальным. Для единственного, кто остался у нее. Но силы Озен уже на исходе. Нервы истрепаны, руки судорожно трясутся. Если ей и предстоит заняться Марулком, то уж точно не сегодня. И это слабость, за которую Озен не могла себя простить.
Погруженная в свои мысли госпожа устало вздыхает, пока ее слуга прикасается к почерневшей, искажённой руке. Марулк медленно закатывает рукав, затем начинает максимально обходительно и нежно обрабатывать предплечье и кисть искусными руками, стоя перед ней на коленях. Марулк массирует ее руку, не обращая внимания на почернения, шрамы и железные булавки, понатыканные в руку во всех местах.
Мириады шрамов, полученных от тварей бездны, проклятия и тысячники завораживали взгляд. Зачаровывали, но не пугали.
По крайней мере его.
Ученик полностью игнорировал то, что та, за которой он сейчас так старательно ухаживает, жестоко избила его буквально пару минут назад. Ему абсолютно все равно: он прекрасно понимал, что ей сейчас намного хуже. Марулк был не против, чтобы она выместила свою боль на нем.
Ощущения от массажа усталой от повседневной работы конечности невероятно приятные, но очередная спонтанная истерика гормонально нестабильного юнца сбила весь настрой. Теперь этот случай будет сидеть в голове у неколебимой госпожи как минимум неделю… Как же Озен ненавидела бить его. Это ведь ее милый Марулк, ее дорогой ученик. Каждый удар, каждый крик боли этого нежного, ещё неокрепшего юнца резал ее слух. Но Озен должна была телесно наказывать его. Это всего лишь была необходимая мера. Эффективная и простая мера, чтобы дать своему ученику шанс прожить подольше. Мера, которая уже давно вошла у нее в привычку и стала повседневностью. Лишь когда у Марулка малейшее неподчинение будет ассоциироваться с побоями, он будет слушаться ее во всем. Будет слушаться во всем — будет и шанс на выживание в пучине бездны.
***
Тем временем пришло время для другой руки. Марулк вновь бережно стягивает черную перчатку, закатывает рукав потрепанного плаща. Вновь аккуратно проходится по всей конечности, вновь нежно массирует кисть и предплечье.
Озен уже немного привыкла к приятным ощущениям, а потому такой сильной эйфории уже не было, и она смогла вести себя более естественно.
Госпожа уже не смотрит на него. Ее пустой взгляд бродит по стенам, потолку, полу. Проходится по мебели, по картинам на стене, по артефактам, завалявшимся в углах базы.
Навевает воспоминания... Где же то время, когда этот штаб был менее пустым?
"Где же вы все... Сколько вас там было, не сосчитать уже. Если бы вы только слушались меня и не лезли, куда говорю не лезть. Идиоты. Марулк, и ты погибнешь, если не будешь слушаться меня. Что же мне делать, что делать..."
Но вот вдруг Озен чувствует совершенно иное прикосновение к тыльной стороне ладони. Прикосновение чего-то теплого и мягкого.
— Марулк… Ты… Что… — лицо Озен ошеломленно исказилось.
— Да так, ничего особенного. Просто люблю вас. — тихий ответ словно молния прорезает слух непоколебимого владыки.
"... Что?.. Совсем с головой плохо?"
— Чушь не неси. — холодно говорит Озен, явно давая понять, что это совсем не смешно.
— Я правду говорю. — Марулк поднял глаза, пересекся взором со своим учителем. Спустя пару секунд Озен не выдержала этих гляделок и отвела взгляд.
— ... Какие отвратительные у тебя вкусы…
— А вот и нет! — Марулк резко опровергает услышанное высказывание — У вас красивое лицо.
— И?
— И это делает вас прекрасной.
— Прекрасной? Ты точно внимательно на мои конечности смотрел?
— На ваши конечности я всегда смотрю, словно зачарованный.
— Марулк… — по голосу чувствуется, что раздражение вновь загорелось в недвижимой леди, но снова свирепствовать ни сил, ни желания у неё не было.
— И прическа ваша тоже отпад! — продолжает пороть чушь он, явно не понимая, что от его комплиментов голова Озен начинает болеть только сильнее.
— Да хорош уже…
— Худые длинные ноги, руки, волосы, глаза — все это красиво. И вам никогда не переубедить меня, что это не так. — Марулк уже приготовился к очередному удару, но его взгляд, ожидающий наказания за свою дерзость, был преисполнен непоколебимой решимости.
Но бури не произошло. Озен снова устало проводит рукой по лбу, чуть прикрывает глаза. Показалось, будто на ее вечно каменном лице промелькнула какая-то еле заметная эмоция, но она появилась и исчезла настолько быстро, что просто невозможно было ее рассмотреть.
Озен издает очередной вздох, однако на этот раз он преисполнен усталости и раздражения, а не экстаза.
— А ты не мог кого-то другого найти? Помоложе, пониже, без изуродованного черепа и клепаных конечностей?
— Мне другие не нужны. Если я вам безразличен – я взаимности не требую. Просто так говорю.
— … Придурок. — отстраненно говорит Озен, — Я тебя минут десять назад чуть не убила, и после этого ты признаешься мне в любви?
— Мне все равно. Учитывая, как я себя вел, я заслужил это, так что вы сделали то, что должны были. — чеканит Марулк. Порой недвижимая леди поражалась, как он может так быстро переключаться с горячей головы на холодный расчет и наоборот. Его импульсивность резко контрастировала с логикой, рациональностью и субординацией. Что в голове у этого мальца не могла понять даже сама госпожа Озен. — К тому же я уже давно понял, что вы просто хотите, чтобы я не погиб. Трудно винить вас за то, что вы пытаетесь меня спасти.
"..."
— Дошло до тебя таки.
"И как это могло произойти? Неужто он не мог хотя бы раз сходить на поверхность, да поискать себе нормальную девочку? Ему обязательно было докучать именно мне с этим?"
— Как давно это у тебя хоть?
— Да и не помню уже. Много времени прошло с тех пор, — равнодушно, негромко проговаривает Марулк, опять нежно целуя каждый из изуродованных пальцев.
— Прекрати. — требует госпожа. Нет ответа. Результата тоже.
— Да хватит уже. — Озен пытается выдернуть руку, но не выходит. Ее ученик мертвой хваткой вцепился в столь дорогую ему ладонь. Его красивое, молодое лицо выражало горькое отчаяние. Казалось, что он вот-вот готов разреветься, как какая-то маленькая девочка. Глаза ярко блестели, а скулы тоскливо тряслись.
"Ну вот, очередной подростковый срыв..."
— Спрашиваете, почему я базу не покидаю? — с горечью в голосе и огнем в глазах спрашивал ученик непоколебимого лорда. Сейчас он смотрел прямо в глаза Озен: в эти пустые очи, в которых отражалась сама преисподняя, — да потому что я вам по гроб жизни обязан! Где бы я сейчас был, если бы не вы? В чьем желудке переваривался бы? А вы… Вы спасли меня, дали дом, уют, теплую постель, еду, заботу, навыки выживания… Все это у меня только благодаря вам! И вы ещё смете называть себя чудовищем?! — Марулк говорил без остановки, а Озен смотрела на него, смотрела и не могла понять, неужто это и есть тот самый женоподобный маленький мальчик с круглым личиком, которого когда-то так смешно было наряжать в женские платьица и по-всякому дразнить. Неужели это правда он? — И, безусловно, мне больно, когда вы такого низкого мнения о себе! А теперь вы ещё спрашиваете, почему я не опускаюсь на нижние уровни бездны? Да к черту вашу бездну, мне вы до́роги, а не гребаная двадцатикилометровая дырка на ссаном острове! — решительно выпаливает все разом он, а потом снова примыкает губами к истерзанной ручке своей возлюбленной.
— Да хватит… — Озен с уже никак не сдерживаемым смущением отводит взгляд. Хотелось как-то остановить его, как-то заставить его замолкнуть, прекратить весь этот фарс, но на ум ничего не приходило.
Не бить же за признание в любви. А по-другому Озен не умела.
— Ни за что. — прорычал Марулк, не отрываясь от израненной, почерневшей от проклятия бездны, но милой для него ладони.
Вера в то, что уже не сможет тронуть сердце непоколебимого лорда, таяло у Озен на глазах. Ее слегка покрасневшие щеки говорили о том, что чувства ещё не полностью угасло в ее сердце.
Снова это мерзкое сильное чувство привязанности… Прямо как с десятками ее команд, в которых Озен когда-то была участником…
Или как тогда с Лизой. Да, Озен и сейчас помнит, как же весело было когда-то с ней. Это маленькое солнышко тоже когда-то грело ее холодное сердце, но и оно покинуло непоколебимую Озен, предпочтя последней бескрайние глубины преисподней.
И Марулк покинет ее, как покидали все ее близкие. Есть ли смысл вообще сближаться с кем-то? Все они умрут, не дожив и до тридцати, а Озен, вновь понатыкав себя партией новообретенных тысячников, продолжит свое жалкое существование в четырех стенах базы наблюдателей.
— Думаете, что я сгину на дне пропасти, как и все до меня? — внезапно к месту говорит Марулк, опускаясь ниже, садясь на колени. Его руки дотрагиваются до железного сапога.
— Стой, ты и там что ли…
— Конечно. Иначе массаж нельзя будет считать полным, — коротко и ясно проговаривает ее ученик.
— Не надо… — тихо, почти жалобно мямлит Озен. Она просит остановится, но никак не препятствует действиям своего ученика.
— Вам понравится. Это самое приятное.
— угх… — Ранее непоколебимая, а сейчас полностью размякшая Озен вздрагивает, когда после снятия стальной обуви ее носок был снят, а штанина закатана до колен. Нога была не в лучшем состоянии, нежели рука: изрезанная, вся в стальных булавках-артефактах, почерневшая… Но как будто влюблённой горячей крови есть дело до этих мелочей. Тощие, но крепкие руки сжали стопу и мастерски прошлись по сухожилиям, удаляя лишнее напряжение с усталой ноги. Далее Марулк занялся икроножными мышцами, уделяя внимание и им.
— Аххх… — уже почти несдерживаемый стон срывается с губ непоколебимого лорда. Она изнеможденно откидывается на спину стула, а голову запракидывает навзничь. Томно закрытые глаза выражали крайнее наслаждение. Уже давно темная госпожа не чувствовала себя так хорошо, так легко и воздушно.
— Я не умру. А если и умру, то в возрасте лет восьмидесяти, и вовсе не где-нибудь на четвертом слое бездны, а у вас на базе в своей постели. Я больше не собираюсь лезть туда, сто раз она мне нужна была, хех. Я ведь… — Марулк чуть подался лицом вперёд. Легко, даже, можно сказать, неосязаемо прикосается губами к оголенному колену, — только вам принадлежу. —
— … — Озен не отвечает. Лишь смотрит на него сверху вниз.
Она в смятении. Она совершенно не знает, что сказать, что сделать. Озен уже давно думала, что уже не будет такой ситуации, когда она не будет знать, что ей делать. Она просто занималась своей рутинной работой, встречалась и прощалась с людьми, погружалась в глубины бездны, готовила новых искателей. Но что сказать сейчас? Конечно же хочется просто послать попутавшего берега мальчишку к черту, но она не может. Она ведь… Не монстр, правильно? Хотя бы сердцем она все ещё человек.
— Марулк… Мне уже за восемьдесят. — бубнит она себе под нос, настолько тихо, будто говорит сама с собой. Она заведомо понимает, что эти аргументы не принесут никакого результата. Даже самой себе они кажутся жалкими, горячую голову максималистичного подростка никак не переубедить.
— Мне все равно, — хладнокровно отвечает парень, засучивая вторую штанину. Ученик Озен принялся массировать другую ногу с неменьшим усердием. — к тому же выглядите вы максимум на сорок. —
— Охх… Ладно, перегоришь ещё. — обречённо вздыхает она, вольяжно откинувшись на спинке стула и снова устремив свой рассеянный взор куда-то в стену.
— Посмотрим. Через пять лет тоже самое вам скажу. И через десять тоже.
"Перегорит ещё… " — думала она. Хотя, не думала, скорее надеялась.
"Это просто его ещё непрошедшие подростковые гормоны, пройдет. Временной поток быстро смоет глупые идеи из головы юнца, превратив его во взрослого состоятельного человека. Если он и правда покончит с погружениями в бездну, то наверняка найдет себе хорошую работу на поверхности. Если, конечно, со временем перестанет бояться солнечного света… Станет состоятельным мужчиной, резво взберется по карьерной лестнице, встретит однажды какую-нибудь девочку, влюбится в нее, женится, и заключат они брак. Потом появятся у них дети, и забудет он обо мне. Забудет о том вечере, когда целовал мне руки и сентиментально признавался в любви. Забудет, и слава богу. Он достоин большего."
"..."
"Влюбиться в чудовище… Ну Марулк, ну умеет же удивлять…"
***
С того вечера прошло около недели, и вот очередной день подходит к концу. Также незаметно, как и все. Уже около одинадцати часов, но обитатели базы наблюдателей всё ещё не спят. Марулк, по приказу госпожи, снова делает чай.
Озен сидит на своем привычном месте и читает новые доклады искателей с четвертого слоя. Пишут, что нашли новые артефакты и организуют новые раскопки…
"Чушь какая. Всех вас там переубивают, да сожрут, и костей не оставят." — Примерно такие мысли проскочили в сознании Озен, пока та прочитывала эти отчёты наивных юнцов, обосновавшихся недавно на четвертом слое.
— Ваш чай готов. — говорит Марулк, после чего поставил кружку на стол.
— Ага. — сухо отвечает непоколебимый лорд, не удосужившись кинуть даже вялое "спасибо", или хотя бы посмотреть в его сторону. Впрочем, Марулк, очевидно, и не ждал этого.
— Госпожа. За хорошую работу требуется награда, вам так не кажется? — неожиданно заявляет он, заглядывая в лицо своей госпоже.
"Требовать награды за чай и уборку? Видать, недостаточно хорошо я тебя била в последнее время."
— Снова руки и сердца попросишь? — Кидает Озен колкость, в своей манере ехидно улыбнувшись.
— Пока что только руки. — говорит Марулк, после чего нежно берет Озен за кисть, приподнимает наверх – недвижимая леди не сопротивляется. Не разрывая зрительного контакта, Марулк медленно стягивает черную кожаную перчатку. Подносит обнаженную кисть ко рту и, склонившись, медленно прикасается к тыльной части ладони губами, томно прикрыв глаза.
— Хх… — тихо, но с должной страстью выдыхает Марулк.
Спонтанные жаркие поцелуи продолжаются ещё несколько секунд, после чего Озен таки отдергивает руку.
— Ну хватит-хватит — властно произносит она, вновь надевая перчатку. — иди уже, Ромео.
Спешно откланившись, Марулк отошёл к двери в свою комнату. Прошел через нее и уже хотел было закрыть, как вдруг услышал знакомый женский голос позади: "Марулк. Знаешь…"
Ученик, услышав такое начало предложения и поняв, что сейчас интонация госпожи весьма-весьма многообещающая, он слегка боязливо оглядывается.
— Тот сеанс массажа мне понравился. Будешь так теперь каждый день делать. Возражения? — многозначительно приподняв брови, Озен исподлобья бросила на него короткий взгляд.
— Возражений нет… — устало буркнул он, закрывая за собой дверь.
"Ну вот… А ведь такой массаж занимает минут тридцать как минимум… И мне теперь делать его каждый день?!" — пронеслось в голове у Марулка.
— Ах да, ты ещё не доубирался в своей комнате, помнишь? Не забудь закончить. — это было последнее, что слышал усталый искатель, пока он плюхался в кровать. Марулк даже не снял обувь, завалился прямо так.
"Да, надо бы доубираться, но сил уже совсем не осталось…" — Думал он, прежде чем, спустя буквально пару минут, погрузиться в долгий и крепкий сон. Единственное, что он почувствовал в тот момент — это то, как кто-то нежно снял с него рабочую одежду и ботинки, после чего уложил в кровать и заботливо накрыл теплым одеялом.
"Ладно уж, так и быть, поиграю немного с тобой, пока тебе не надоест."
Озен, раздетая почти что до нижнего белья, ненадолго ложится рядом с ним, подперев голову под руку.
"Ты ведь всего лишь моя игрушка, так почему бы и нет?"
Аккуратно, чтобы не разбудить, она проводит рукой по шее своего дорогого ученика, потом по скулам. Добравшись до волос, длинные черные пальцы Озен зачерпнули неряшливую прядь волос и спрятали их за ушком.
"Несмотря на возраст, во взаимоотношениях между вами, людьми, которые вы называете "любовью", я не слишком опытная, но то, что знаю, покажу когда-нибудь."
Приблизившись к уху, Озен тихо вздыхает, после чего шепчет: "Так и не смог убраться в комнате. Что с тебя взять... Ладно уж, накажу тебя потом, а пока — спи спокойно."
Сказав это, Озен нехотя поднялась с кровати и направилась к выходу. Тихо, точно ветер прошелестел, она пересекла комнату и, уже стоя в дверях, бросила загадочный взгляд из-за спины. На лице ее вновь показалась ехидная ухмылка, а черные, но конкретно сейчас совсем не пустые глаза хитро сузились, прежде чем Озен бесшумно закрыла за собой дверь и, словно летучая мышь, черной тенью растворилась во тьме коридоров, оставив усталого от дневной суеты Марулка в одиночестве.
***
"Люби меня. Люби, сколько хочешь. Люби, как не любил никого. Люби всем сердцем, всей душой. А когда тебе надоест быть со мной — скажи мне прямо, и тогда я отпущу тебя. Отпущу, как и всех тех, кто когда-то был мне близок."
