***
Тонкий лист стекла с нанесенным на него металлическим покрытием отражает мокрую после долгой тренировки фигуру. Все ещё недостаточно идеальную, слишком пухлую и мягкую, так кажется парню, стоящему перед зеркалом. Флэшбеки недельной давности проносятся в голове, сильнее раззадоривая воспаленный разум. Пак помнит, как они с Чонгуком листали комментарии под постом, помнит, как взгляд зацепился за короткую строчку, понравившуюся тысячам пользователей интернета. Слова отпечатались на ранимой и излишне самокритичной душе жгучим клеймом: «Чимин слишком толстый!» «Все ещё толстый!» — думал парень, разглядывая себя в зеркале репетиционного зала. Неделя убийственных тренировок почти не дала никакого результата, только пара сброшенных килограммов и никаких видимых изменений, достижением назвать это Чимину стыдно. Где же рельеф, где точёность, где выразительность? Всё, что выделяется, так это только щёки, такие же мягкие и округлые — катастрофа, не иначе! Раздражение накатывает, изнурительные тренировки, ранние подъёмы — всё это сказывается на нервной системе, нарушает её стабильность, а собственное отражение только подбавляет жару. Из коридора доносятся знакомые голоса: — Хэй, Чимин-а! — Тэхён налетает на парня и заключает того во внезапные объятия — Фу, мокрый! — тотчас же отлипает от друга, стирает чужой пот с рук о штаны. — Опять пришёл раньше? — не остаётся в стороне Хосок. — В последнее время, кажется, ты злоупотребляешь тренировками — старший хмурит брови, вспоминая, сколько раз уже не замечал парня в общежитии во время официального отдыха. — Просто хочу быть в форме, хён! — фальшивая улыбка и наигранная радость, успевшие приесться. — Не переживай! — Береги себя, не переутомляйся! — с сомнением в голосе, Чон оставляет тонсена в покое. — Хорошо, хён, — звучит наигранно легко, чтобы успокоить окружающих. — Окей, раз все собрались? — Хосок окидывает взглядом мемберов. — Тогда на разогрев, вперёд! — из колонок льётся знакомая музыка, парни распределяются по залу. Время подготовки к камбэку одно из самых сложных, именно сейчас всплывают тайные страхи, навязчивые идеи. Боязнь разочаровать поклонников, стать однажды ненужным, забытым — кошмар любого артиста. Но нравиться Чимин хочет не только фанатам, а ещё и одному ворчливому хёну, хотя это уже заоблачные мечты. Пак смотрит на отражение сонного Юнги, тот вяло разминает локти, почти валится с ног — опять не спал ночью. Интересно, что случится, если вдруг Мин узнает о неправильной симпатии своего тонсена, о его неправильных взглядах? Как отнесётся к человеку, которого обычно холит и лелеет. Страшно представить! Может он отвернётся от младшего или станет потешаться над его глупой влюблённостью? Здравая часть Пака такое поведение Юнги приписать не может, а вот страшно перепуганная часть - с лёгкостью пририсовывает любимому хёну дьявольские рожки. Нет, нет! Парень машет головой растерянно, вытряхивает из неё ужасные мысли. Совсем недавно Чимин и сам бы посмеялся, когда впервые почувствовал что-то большее, чем дружеская привязанность, но не сейчас. Сейчас он способен разве что на нервный, полуистеричный смешок от осознания масштаба пиздеца, в который влип. Это же угораздило — влюбиться в хёна, в друга, в парня. Нет, так не пойдёт! Просто Чимин всё сохранит в тайне, ни на что не станет надеяться. Он постарается, честно, хотя бы ради себя… постарается. Всё так же, будучи погруженным в себя и в мысли свои тягучие, с приходом тренера Чимин плавно переходит к следующей части тренировки — подготовка танца. Движение за движением, один час, другой, третий, полностью отдавшись работе, парень танцует. Он забывается в музыке, теряет себя и собственные проблемы. Превозмогая боль в мышцах, недосып и общую усталость Пак оттачивает движения до решающего сальто, а потом тупая внезапная боль и темнота… Юноша пытается проморгаться, в ушах стоит звон, музыка стихает и только тревожные голоса зовут его по имени. Чьи-то руки поддерживают за локоть и помогают принять сидячее положение; тело ноет от боли вездесущей. Последний раз моргнув, Чимин наконец видит знакомые размытые лица — чёткость не совсем вернулась, танцора по-прежнему штормит: — Чимин-а, ты как? — Пак вглядывается сквозь туман в испуганного Намджуна, остальные ребята их окружили и тревожно ждут ответа. — Я… — гуляющий взгляд мельком цепляет бледные, изящные, до предела любимые руки, они по-прежнему поддерживают Пака под локоть и одаривают приятным теплом. — Всё н-нормально! Просто в глазах потемнело… да, точно потемнело. — Ты так упал, у меня чуть сердце не выпрыгнуло! — лепет Джина теряется в нахлынувших на парня чувствах, вот он Шуга-хён, совсем близко и так далеко одновременно. Касается, но не смотрит. — Я ведь говорил тебе, не переутомляйся! — причитает Хосок. — Чимин, ты можешь подняться? — юноша кивает и его тут же ставят на ноги, отрывая от рук, тепло дарующих. Хотелось молить о том, чтобы вернули ему приятные прикосновения. Пак из-под мокрой чёлки глядит на своего хёна, отрешённого и не беспокоящегося ни о чём, безмолвно удаляющегося к выходу из зала, и чувствует кольнувшее в груди сердце. — Чимин-щи, посиди, отдохни. — Но тренер, я в порядке, честно! — для убедительности брюнет пару раз подпрыгивает на своих двоих. — Я не хочу пропускать тренировку! — Это не обсуждается, можешь тянуться и наблюдать за нами. От одного пропуска ты ничего не потеряешь, я уверен. — Но… — Тренер Бан прав, Чимин-а, к тому же до конца осталось совсем немного. — Тэ утешающе хлопает друга по плечу. В один короткий миг все расходятся, занимают нужные позиции и ждут лишь одного человека, параллельно что-то бурно обсуждая. В углу зала, на каремате, вдали от друзей и музыки, Пак чувствует себя обделённым. Сам виноват, загонял себя тренировками так, что уже собственные ноги не держат и глаза подводят. И сейчас, кажется, пара карих очей также нагло врёт, ибо перед Паком стоит Юнги, в своей большой тренировочной футболке и протягивает бутылку воды. — Выпей, станет немного легче. — Чимин лишь хлопает ресницами и смотрит снизу вверх на предмет своего обожания, который несмотря на отсутствие реакции, невозмутимо оставляет сосуд с жидкостью у ног танцора и возвращается к группе. — Спасибо, х-хён! — растерянная фраза летит уже в спину заботливого наставника. Не думай много, просто Мин заботливый, точно. И ты ему наверняка неинтересен, просто тот беспокоится о товарище и любимом тонсене. Что Мин Юнги может понравиться в Пак Чимине? Мало того, что парень, так еще и фигурой не удался, голос слабый, гей, кажется… Хоть и обещал себе юноша не думать, не надеяться, да вот только не выходят мысли об одном человеке из головы. Чимин сидит на кухне с чашей риса и жареным мясом, но даже кусочка в горло пропихнуть не может. Его привели в общежитие, освободили расписание на оставшийся день и велели отдохнуть хорошенько. Опять один в битве с собственными загонами, причем явно проигрывает. Пак перекладывает рисинки из одной кучки в другую. Может лучше признаться? Ну отвергнут меня, легче ведь станет, точно буду знать, что шансов никаких нет! Или наоборот, все сложится крайне удачно, хотя бред! Какой же бред! — он безжалостно дёргает пряди волос, утонув в невыносимом расстройстве. Если я девушкам не нравлюсь из-за своей пухлощекости, то симпатия парня мне и подавно не светит. А Юнги-хён когда-то заикался, что ему нравится миниатюрная комплекция. Что же это получается? Чтобы решить проблемы и на работе, и на личном фронте нужно похудеть? Одним выстрелом двух зайцев? Но как же? Если ещё больше тренироваться, я скорее загнусь… Пак смотрит на тарелку перед носом, запах специй щиплет рецепторы, парень срывается на шумный чих. Вот оно — решение! Металлические палочки выскользывают из пухлых ладошек и со звоном приземляются на стеклянную поверхность стола. Всего пара минут понадобилась Чимину, чтобы утилизировать в керамическом друге корень собственных проблем. Когда к вечеру все ребята вернулись в их общее жилище и заботливый Джин отправлял к Паку посыльного в образе Хосока с приглашением на ужин, он никак не ожидал получить отказ: — Спасибо, хён, но я уже поел, только воды выпью? — Чимин выходит ко всем, чтобы развеять скуку, но не более того. Он к еде не прикоснётся даже под дулом пистолета. Исключением станет ситуация, если грозить лишними дырами в теле будет сам Мин Юнги. Тогда может юноша ещё и подумает, стоит ли давиться ненавистными калориями. — Ты отказываешься от моего кимчичиге? — вот вроде Ким самый старший, а ведёт себя иногда не лучше ребенка, равно как и сейчас. — Ну и страдай теперь, неблагодарный, неголодный человек, не отведавший сего изысканного блюда! Тьфу на тебя! — Джин-хён, правда, спасибо, но я не хочу. — Тогда тьфу на тебя еще раз! — закончив свое маленькое выступление, парень разворачивается и направляется к столу. Сейчас все посмеялись, но позже им будет не до того. День за днём, Пак отказывается принимать какую-либо пищу, отрицает всячески свою в ней потребность. Наконец, дела пошли в гору — вес стал снижаться с сумасшедшей скоростью. Всего девять дней голодовки и на весах минус пять долгожданных килограмм. Сперва было трудно, но через пол недельки, организм словно забыл, что ему в принципе нужна еда. Чимин, ослеплённый своим успехом совершенно не замечает минусов скорого похудения. Регулярное враньё близким людям прямо в глаза и с милой улыбкой «Я уже поел, Тэ!», слабость, которая бессовестно мешает готовиться к камбэку, головокружения и постоянный, полный подозрения, пристальный взгляд одного наблюдателя. Всё, что танцор видел, так это только свое отражение в зеркале ванной комнаты. И глаза, застланные пеленой мнимого худого счастья, не находят в фигуре на холодном стекле ни единой проблемы, ни посеревшей кожи и проглядывающих из-под неё вен, ни впалых щек и показавшихся рёбер, которые пересчитать можно. Даже имеющаяся мускулатура не спасает ситуацию, но Чимина не остановить, он идёт к результату худой мечты. Все замечательно! Нужно скинуть еще немножко, совсем чуть-чуть! Парень, словно призрак, движется в свою комнату. Вчерашняя ссора с Джином и Тэхёном немного его подкосила, хотя можно ли назвать то, что Пак вспылил на элементарное проявление заботы в свой адрес ссорой? — Чимин-и, ты не заболел ли случайно? — с таким вопросом подошел вчера Ким-младший. — Твой вид нас очень беспокоит. — Меня тоже, — буркнул Пак, совсем неслышно для друзей. Язвительность, как побочный эффект голодания, не забывает проявлять себя. — Или у тебя что-то случилось? — Ты можешь нам всё рассказать! — поддакивает Джин, он на правах и обязанностях старшего пытается разрешить проблему. Он намеренно притащил Тэхёна, вдруг тот сможет сделать Чимина более сговорчивым. — Ничего не случилось! — Чимин-и, не закрывайся от нас, ты можешь поделиться… — Нормально! — Выкрикнул тогда Пак, покрываясь пятнами раздражения. — Со мной всё нормально! — он оставил опешивших друзей с носом у закрытой двери. Они меня не понимают! Не знают, что мне нужно! Кто мне нужен… Чимин лежит на кровати, в объятиях сжимает любимое одеяло, уткнувшись лицом в подушку. Он шумно дышит, переосмысливая бытиё. Очередной вечер — и парень опять отказывается от общего ужина, ссылаясь на то, что поел раньше. В дверь стучат, вероятно, это Джин и Тэ, которых видеть пока нет отнюдь никакого желания. Помириться с ними хотелось бы очень, но не сейчас, когда в Чимине кровь кипит, как в адском котле от скрутившего желудок голода. — Я занят! — пытается спровадить незваных гостей юноша, но стук раздается вновь и вновь. Не вытерпев такой наглости, Пак сползает с постели, открывает дверь, готовясь отправить куда подальше посетителей, но замирает: — Двадцать один день! — Юнги, этого слова достаточно, чтобы объяснить одно остановившееся сердечко. — Ч-что? — Чимин ловит хороший ступор, тормозит в дверях. Почему хён здесь? Он редко кого-то по своей воле навещает. — Человек может прожить без еды двадцать один день, — не дождавшись приглашения, Мин сам входит в комнату. — А ты не ел, судя по моим наблюдениям, уже дней десять, может больше. — Ты ошибся, я нормально питаюсь… — нотации сейчас ни к чему. — Чимин-а, я не тот человек, которому ты с лёгкостью навешаешь лапши на уши! — рэпер перебивает парня, который так нагло ему врёт. — Вот, держи. — он протягивает удивлённому и притихшему Чимину пакет, который тот не сразу заприметил. — Что это? — Твоё спасение! — Юнги впихивает в маленькие ручки гостинец, который Пак не спешит принимать. — Я заказал тебе еду. — Хён, я не буду… — Будешь, Пак Чимин, а если нет, то я собственноручно в тебя это затолкаю! — Пак аж пошатывается на месте от силы дунувшего на него гнева. Как же так, тот самый хён, который лично и является одной из причин чиминовых страданий, сейчас пытается Пака накормить? Это что за законы вселенной? Где хоть доля справедливости? — Ладно, я съем… позже… — Нет, ты съешь это сейчас! — Может хватит меня перебивать?! — не сдержавшись, танцор взрывается ответным эмоциями. Где это видано, чтобы к хозяину комнаты, в которой находишься, следовало такое отношение. — А может ты жрать начнешь? Ты на себя хоть в зеркало смотришь?! — Чаще, чем хотелось! — злого Мин Юнги младший уже давно не видел. Хён всегда был с ним добр, что же случилось? — И как тебе? — Я тебе не нравлюсь? — какой смысл закладывает Чимин в этот вопрос и сам парень толком не понимает. — Нет, конечно! — Где же щечки, такие розовые и пухлые? Не нравлюсь… — бьёт в голове набатом. — Садись и жуй! — старший малость пыл сбавляет, наблюдает внимательно. Чимин плюхается на кровать и вынимает из пакета бокс с едой. Не нравлюсь… — синяки в душе останутся после. — Ты не собираешься уходить? — Пак гасит огоньки в глазах, больше нет смысла им гореть, не для кого. — Я подожду, когда ты отдашь мне мусор, — просто хочет убедиться лично, что тонсен действительно всё съел, не доверяет, и правильно делает. Первый кусочек идёт с трудом, Шуга не просчитался, десять дней его тонсен не чувствовал вкуса еды. Как безвольная кукла, Чимин погружает в рот кусочек за кусочком. Только вот многострадальный желудок инициативу рэпера не оценил, вместить смог лишь половину принесённой порции. — Я больше не хочу — Чимин показывает то, что осталось в боксе, отчитывается, как дитё малое. — Ладно, это всё же лучше, чем совсем ничего, — парень просто забирает посуду и без лишних слов уходит. Сперва нарушает гениальный план по похудению, разбивает сердце, а потом просто уходит! Тебе не нужен, тогда хоть фанатам буду нравиться! С такой мыслью Пак тихонечко, чтобы никто не заметил, отправляется в туалет. Дверь на замок, кран выкрутить на максимум, создать максимальный шум и опуститься на колени перед холодным белым унитазом. Потом пальцы в глотку, рвотный позыв и отвратительное чувство вырывающейся из тебя еды. Горло саднит и желудок всё ещё немного крутит от внезапной потери. Беспокойство растекается по венам вместе с обидой, они упрямо оправдывают паковы поступки. Ночь, проведённая в тревожном сне полном кошмаров, и не менее странное утро не оставляют в теле больше никаких сил, переводят в режим жёсткой экономии энергии. Пак выглядывает на кухню, все в сборе, трапезничают. Очень хочется быстренько покинуть апартаменты, но жажда парня мучит страшная, приходится предстать перед друзьями. — О, Чимин-а, поешь с нами! — парня пытаются заманить к столу, привлечь к нажаренным омлетикам, от взгляда на которые воротит жутко. — Нет, я… лучше позже перекушу, — Чимин головой мотает. — Не хочу есть перед репетицией — привычная милая улыбка и ложь. — Как знаешь, — казалось, от парня отстают, можно задумку исполнить и умчать в тренировочный зал. Но послабление Паку только почудилось. — Пак Чимин, сядь и позавтракай — смурной голос Мина заставляет почти каждого в комнате поперхнуться завтраком. — Хён… — Чимин устанавливает зрительный контакт со старшим, вступает в только им двоим известный спор, но долго не продерживается, никогда не мог, отводит взгляд. Энергия на нуле. — Сядь за стол и не выделывайся! — Хорошо. — Пак покорно, под удивлённые взгляды мемберов, занимает своё место рядом со строгим хёном. — Насыпай себе еду! — все так же немного грубо. — Я слежу за тобой! — Хорошо. — Чимин выполняет почти приказ, а окружающие совершенно не понимают, что здесь творится. — Юнги? — Намджун не выдерживает напряжения и надеется получить какое-нибудь разумное объяснение происходящему. Почему Мин, который всегда относился к милому Чимину, как привилегированному, сейчас так себя ведёт? — Всем приятного аппетита! — вопрос лидера остаётся без ответа.***
Причина грубости? В чём заключается причина такого поведения? Юнги направляется по офису к своей студии. Вероятно, ответ слишком прост. Парень легонько усмехается своим мыслям, но совсем ненадолго, потому как слышит его… Хлюпающий звук, не знаменующий ничего хорошего, доносится из-за приоткрытой двери туалета. Возможно кому-то плохо и нужна помощь, Мин заглядывает… Увиденное приводит рэпера в ярость, его любимый донсен сидит около унитаза с двумя пальцами в глотке и хлещет завтраком. Прямо сейчас хочется ворваться туда и набить глупцу милую морду, но… Нельзя! Разум берёт верх над эмоциями. Позже! Стоит сейчас его разоблачить и младший может потом в общежитие не вернуться, пусть пока думает, что никто ничего не знает, пиздюлей получит позже, честное слово. Мин осторожно прикрывает дверь. Происходящее с Чимином старшему абсолютно не нравится. Почему Пак голодает предположительно Мину понятно, чтобы похудеть, но зачем ему второе — неизвестно. То, как парень себя изводит, заставляет рэпера сжиматься глубоко внутри у самого сердца. Когда Пак совершил неудачное сальто, Юнги сам чуть не откинулся на месте, услышав, с каким грохотом аккуратное тельце парня коснулось твердого пола. Сие действие происходило, как в замедленной съёмке, легкие замерли на мгновение, а после — взрыв адреналина и Мин уже сидит на коленях, около ничего непонимающего донсена и еле слышно выдыхает, касается его руки, незаметно поглаживает большим пальцем смуглую кожу. Сначала казалось, что Пак был излишне придирчив к себе и потому тренировался до потери пульса, но такие люди не меняются после одной фразы друга «Не перетруждайся». Так не бывает, чтобы просто взял и перестал терзать тело. Значит тут что-то другое… С того рокового дня Чимин стал больше отдыхать, но вид его нисколько не улучшился. Состояние парня беспокоило всех мемберов, ибо каждый подмечал маленькие изменения в его действиях. Кто-то заприметил, что Пак осунулся, кто-то, что шатается при резком подъёме. А кто-то, такой как Юнги, который без устали наблюдает за младшим, знает, что не ест тот ничего и никогда. И на что он надеялся, когда почти насильно кормил Пака? Что тот образумится?***
Может и образумился бы, если бы имелась на то весомая причина. Думается Чимину, когда тот покидает тренировочный зал. Невыносимо осознавать, что нужен людям только из-за внешности идеальной, а такой, какой есть никому не сдался. Юнги не нужен и фанатам тоже. Замечательная жизнь! Брюнет заходит в апартаменты, пустые и тихие, все отправились перекусить в ресторанчик, а Чимин, неудивительно уже, отказался. Вот и хорошо, никто не станет докапываться, и Юнги в том числе. Возомнил себе, что что-то тут решает, смешно даже. Да кто он такой?! Убедить Чимина разозлиться на Юнги не может даже сам Чимин. Он мысленно отказывается от своих чувств бесконечное множество раз, только что-то не получается ничего. Парень заползает в свою комнату, уставший после тренировки, включает свет и совершенно не ожидает здесь кого-то встретить. — Господи, Мин Юнги, нельзя же так пугать! — Пак придерживает рукой вырывающееся из груди сердце. — Ты почему не с ребятами? — К тебе тот же вопрос? — Ну… у меня были планы… — на самом деле, пойди он в ресторан, пришлось бы что-нибудь обязательно есть для виду. — Тогда и у меня планы. — Мин, спокойно развалившийся на кровати младшего, что-то тыкает в телефоне усердно. — В моей комнате? — Видишь ли, пришел тебя кормить, раз ты сам забываешь. — И что здесь? — Пак заглядывает в пакет; сейчас быстренько избавится от хёна, а после и от проглоченной еды. — Овощи на пару и рис? — Забочусь о твоей фигуре, — больно, больно такое слышать, больно такое слышать от Юнги. Пак поникает тотчас же, настроение, что и так было не лучшим, сейчас вообще на уровне плинтуса. Чимин ест в полной тишине, на ковре у кровати, подбирает рисинки почти по одной. За всё это время Мин не проронил ни единого слова и даже не соизволил взглянуть на младшего. — Хён, я всё! — танцор отодвигает пустой контейнер в сторону. — Послушай, что я нашел в интернете. — Мин Юнги будто на своей волне. — Легкая пища переваривается в желудке около двух часов. — Пак задерживает ошеломлённо дыхание, ему на что-то намекают? — Я лучше подожду три часа, чтобы наверняка. — Т-ты о чём? — голос Пака дрогнул. — Хочу убедиться, что ты не выблюешь прекрасный и полезный ужин уже через пятнадцать минут. — Мин даже бровью не ведёт, когда говорит это, спокоен, как удав, будто погоду обсуждает. — Что, сказать нечего? — он, наконец, смотрит в глаза-щёлочки напротив, что полны страха и чего-то более внушительного. — А у меня вот, например, есть вопрос, — голос старшего мечется, становится холоднее, Пак нервно сглатывает образовавшийся в горле ком. — Ты не прихуел ли, случайно, парень? Сдохнуть вздумал? — тишина — Почему молчишь? Херню творить можешь, а ответить за свои действия слабо? — о да, Мин Юнги в ярости, он гневно пылает пуще всякого адского пламени. — Назови мне хоть одну причину помирать с голоду! Чимин стирает скатившуюся по щеке слезу-предательницу, раскрывшую его слабость и произносит тихое: — Я не нравлюсь людям такой, какой есть… Этого достаточно? — следом раздаётся приглушенный всхлип. — Кто вбил в твою наивную голову подобную дурость? — хмурится рэпер в ответ, расслабляя нацепленную броню из пустых эмоций. — Работа айдола, фанаты, т-ты… — не сдерживает себя больше Пак, делится накипевшим. Юнги от услышанного, опадает на колени, подползает к парню, запутавшемуся и боровшемуся со своими проблемами в одиночку. — Чимин-и, что за глупости ты говоришь? — безмолвные всхлипывания набирают обороты. — Ты прекрасен! Слышишь? Не понимаю, как можно думать иначе, — Юнги обхватывает лицо Пака ладонями, большими пальцами стирает горячие слёзы на нём. — Конечно ты нравишься! Фанатам ты очень нравишься и мне нравишься. Иначе просто быть не может! — он прислоняется ко лбу младшего своим, вдохи рваные с ним одни на двоих делит. — Только не плачь. Не убивай себя, прошу. Ты самый замечательный, Чимин-и! Не знаю, когда успел дать тебе повод усомниться в собственной привлекательности, знай, что ошибся, что это неправда! — слёзы, как безумные камикадзе срываются вниз по некогда пухлой щеке и канут в бездну, навсегда прощаясь со своим создателем. Истерика на нервной почве долгого голодания заходится в новом порыве. Чимина кутают в объятия тёплых рук, о которых тот так давно мечтал. Он протяжно воет в изгиб чужой шеи, омывает её слезами, опаляет прерывистым дыханием. — Эт-то прав-в-дааа? — булькотение в кожу горячую с трудом получается разобрать. — Что именно, Чимин-и? Что? — Мин поглаживает вздрагивающую спину, пытается хоть как-то успокоить тонсена в своих руках. — Что я… ч-тто ты… я… — он спрашивает невнятно, почти бессмысленно, навзрыд. — Ты мне нравишься? — это ли интересует младшего? Юнги раньше сомневался в своих чувствах, но позже принял их под ярые аплодисменты собственной бисексуальности. Позже парень сомневался, что чувства те нужны Чимину, решил держать их в себе. А сегодня случайно проболтался. Просто говорил всё, что на языке вертелось и проболтался. В другой ситуации не стал бы так опрометчиво разбрасываться подобными словами, обязательно испугался бы раскрыть тонсену правду, но под действием эмоций… — Конечно, мой милый, нравишься такой, как есть, с милыми пухлыми щёчками, здоровым и сытым… — речь прерывают очередным расстроенным всхлипом. Мин поглаживает сотрясающегося в объятиях парня, качает того, словно в колыбели, пытается успокоить, как может. — М-мне тооож-жеее… — захлебываясь собственными слезами признаётся Пак, чем вызывает ласковую улыбку и поцелуй нежный во влажный от пота висок. — Мой хороший…***
— Открой рот! — требовательно Мин тычет в губы парня сладкой рисовой палочкой, та прямо сочится сиропом, мажет руки рэпера липкостью. — И не подумаю! — Чимин! — Юнги недовольно цыкает, давно заметил, что младшему особо нравится идти наперекор. — Да ладно тебе, а… — парень приоткрывает рот, вкушая нежную сладость. — Мм, что это? — он довольно облизывается, но бестолку. Сироп блеском остаётся на губах. — Моя любовь к тебе! — Чимин в ответ приторно щурится. — Хм, не похоже, — он хмурит брови и машет головой в не согласии. — Это еще почему? — Твоя любовь вкуснее… — Чимин льнёт к губам хёна своими сахарными, довольствуется даруемой нежностью, мягкость. Он зарывается пальчиками в чужие локоны, отдаётся процессу целиком и очень рад чувствовать равноценную отдачу с противоположной стороны. — Пожалуй, я с тобой соглашусь!