Любовь помогает

Я помню удар, после которого была тьма. Даже могу назвать точно - это была резкая, очень черная, разрывающая боль в боку. Если бы вы знали, сколько у неё оттенков, какая же она разнообразная… Даже я тогда не знала. Но боль теперь самая главная. Сейчас я смогла бы нарисовать её, или спеть, если бы помнила, как это делается. Больше нет вкуса, слуха, зрения. Я как животное, наверное. Все остальное больше не имеет значения. Когда я «очнулась», я даже не могла представить, что со мной случилось. Я просто помню, как сквозь темноту что-то стало проникать в меня, что-то, как зуд, там, под кожей, или во внутренностях, что-то, что заставило меня открыть глаза, выбраться наружу. И в ту же секунду я утонула. В океане боли. Она снова была черной. На моем лице маска, она не дает мне кричать, я стремлюсь вырваться из этой паутины проводов, из иголок, проткнувших сгибы моих локтей, из шума, бесконечного шума… И боли. Со всех сторон, в каждом кусочке моей плоти, меня режут, меня отравляют, калечат, рвут, и я бьюсь в агонии, раз за разом пытаясь выплыть, но проваливаюсь вновь. Я глотаю воздух, но это почти невозможно, ведь все заполонила Боль. В комнату, в которой я нахожусь, забегают люди, они смотрят мне в лицо, суетятся вокруг меня, что-то говорят, твердят, но я не слышу, я кричу, я, наверное, кричу, и чем больше их становится, тем больше боли… Но они принесли с собой еще что-то. Тревога. Это второе, что я помню. Боль заставляет судорожно дышать. Тревога не дает дышать вовсе. Чистая, голая паника, она электрическим зарядом пробегает по звенящим в напряжении нервам, и моё сердце разгоняется так, что я знаю, что мои ребра разомкнутся и выпустят его наружу. Тогда последняя игла в моем теле принесла темноту. В следующий раз зуд, вытянувший меня из тьмы, был слабее. Как покалывание. И оно было… Теплое. Очнувшись в этот раз, я больше не тону. Я осмеливаюсь открыть глаза. Я лежу, наверное, в больничной палате, и у моих ног кто-то испускает волны боли. Она серая. Я вдыхаю их. Да, боль и еще что-то… Пряное. Багряное. Тоска. Как будто я превратилась в струны скрипки, и кто-то водит по ним смычком. Внезапно мне так хочется послушать эту мелодию, что я пытаюсь придвинуться. Не смотря на то, что тело меня больше не слушает, мне удается пошевелиться. Этого оказывается достаточно, чтобы человек поднял голову. Я узнаю его, я узнала бы его и в глубинах тьмы, и сквозь любую боль – ведь это моя мать. Мелодия резко обрывается, она вскакивает со своего места, начинает что-то говорить, звать кого-то, она открывает рот, а я смотрю на неё завороженно и вместо того, чтобы проваливаться, начинаю взлетать. Потому что в этот момент в меня хлынуло что-то потрясающее, качающее на волнах, восторг, сумасшедший восторг или согревающее пламя, сладкое, желтое, бесконечно приятное... Любовь. Любовь помогает. Именно любовь, правда, придется признать, вкупе с инстинктом самосохранения, помогла мне справиться с тем, что со мной произошло. Первое время, конечно, было очень трудно. Но потом я стала выяснять все больше и больше о том, что со мной стало. Появились какие-то правила, предписания, свои законы. К примеру, оказалось, что если проникать в одного человека, то другие станут тусклыми. Недостаточно, чтоб о них забыть, но достаточно, чтоб не убегать в темноту. Больницы, дома престарелых – ни в коем случае. А психиатрические лечебницы очень странные, потому что все, что поступает оттуда – неправильное. И черная боль там такая грязная... Кстати, роддомы необычно сочетают любовь с болью. Остро. Так же, как и церкви. Да и еще я думала, что ночью люди спят и будет легче. Но сны тоже окрашены. Не так сильно, но иногда они толкают меня, и пахнут они озоном. Больше всего я люблю кладбища - старые, заброшенные кладбища. Я часто представляю, как ложусь в землю, возвращаюсь в тьму навсегда, и больше никакой боли, никакой тревоги или тоски, ни цветов, ни музыки... И только одно меня раз за разом останавливает. Любовь... Я знаю, любовь помогает. И я надеюсь, да нет, все чем я живу - это мечтой о том, что я найду того, чья мелодия будет идеальной, без оттенков красного, немного соленой, того, кто даст мне этот чистый огонь, восторг; того, кто своей любовью поможет мне взлететь обратно к свету. Но мне остается только ждать. Пока тьма наконец не поглотит меня.