Поспал, поел, переспал

— Пожалуйста, не убивайте, я-я знаю, кто вы, в-вы вампир, я-я знаю про вас, п-пожалуйста, не убивайте… Мальчишка. Сжался, дрожит. Боится. Клим уже забыл, как приятно ощущается чужой страх. Похоже, самое время вспомнить. Он протягивает вниз руку, ждёт, пока малец нерешительно вложит в нее ледяные и влажные пальцы, и легко вздергивает его на ноги. У того в глазах надежда, и это явно не то, что Клим хочет. Мужчина резко разворачивает его спиной к себе, грубо толкает вперед, вжимает лицом в грязную каменную стену, с наслаждением вслушиваясь в удивлённый вскрик. Давит на затылок, путаясь в мягких светлых волосах, проезжается его щекой по острой кладке. Вдыхает довольно. Кровь пошла. Он хоть уже и поужинал теми двумя молокососами, а от десерта глупо отказываться. Особенно если он так восхитительно пахнет страхом. Клим тянет назад голову мальчишки, одновременно просовывает бедро между худых ног и медленно, длинно лижет, собирает размазавшуюся и только выступившую кровь. Смакует. Сладкий мальчик с терпкими нотками настоящего ужаса. Кажется, у Клима сегодня праздник. — Как зовут? — рычит низко в покрасневшее ушко, с силой водит руками по вообще невесомому на вид телу. — Н-никита, — почти скулит парнишка после небольшой паузы. Наверняка вспоминает, как те двое сейчас выглядят. Бледные, неестественно застывшие, глаза стеклянные. Мёртвые. Клим довольно клацает зубами у другого ушка. Снова дрожь. Ну нет, он уже хочет больше. Мужчина отодвигает воротник чужой одежды, обхватывает шею сзади, давит сильно, оставляет синяки. Вжимается всем телом и кусает. Парень кричит от боли и страха. Затем крик становится тише, срывается на всхлипы, и Климу приходится остановиться. Он еще не закончил. Кровь из прокушенной шеи стекает вниз, впитывается в тряпки. Вампиру ее даже жаль. Он и литра не выпил, чтобы мальчишка не стал слишком спокойным. Сопротивляться как-то тот, кстати, как не пытался с самого начала, так и сейчас не пробует. Стоит, почти сидит на его ноге, руки на стену положил, скулит задушенно и не дёргается. Может, другим скучно бы показалось, но Клима сильнее всего возбуждает покорность. Власть. Он стягивает чужие штаны, оставляет под ягодицами. Белыми, гладкими, упругими. У Иванки тоже… От этих непрошенных мыслей мужчина злится, в груди поднимается не утихшая ненависть и боль. Он резко, почти не контролируя силу, бьёт одну половинку, слышит громкий вскрик, как сквозь вату, но это не успокаивает. Под рукой наливается яркий след, Клим отнимает ее и замечает кровь. Похоже, когти выпустил. Он бьёт снова, так же издалека доносятся рыдания, кровь по молочной коже течет ручьями. Вампир размазывает ее, будто стараясь втереть обратно, делает еще несколько хлестских ударов. Прижимает вздрагивающего и охрипшего мальчишку поперёк поясницы к стене и расстегивает собственные, стащенные с тех дурней штаны. Вставляет быстро до основания давно готовый член. Наслаждается долгим, снова оглушающе громким криком, рефлекторным дерганьем. Чувствует, как по члену тоже течет кровь. Порванные стенки обхватывают все равно невероятно сильно, и боль наконец немного отрезвляет, вытаскивает из воспоминаний. Клим толкается снова, теперь медленнее, становится ближе, руку просовывает между горлом зареванного мальчишки и стеной. Понимает, что не продержится долго в такой тесноте после нескольких веков «воздержания». Ускоряет темп, на что малец протестующе мычит и сжимается. Глупый, так даже приятнее. Мужчина тихо рычит и кончает, сильно вдавив его в камень. Выходит неспеша, смотрит удовлетворенно, как мальчишка без сил сползает на колени. — Служить мне будешь, Никита, — хмыкает он. — Или умрешь.