обещаю

Все, что помнит Сережа из детства с матерью — боль. Невыносимая. Страх, переполнявший грудь. Накрывающий с головой и вытесняющий воздух. Побои. Маленькие ручки трехлетнего малыша с синевато-желтыми синяками и вмятинами от острых ногтей матери. Ее озверевшие глаза вдоль и поперек пересеченные красными ниточками капилляров. Нагромождение стеклянных бутылок из-под алкоголя на всех поверхностях. Пустые кухонные шкафы и холодильник. Холодные каменные стены квартиры, которая не отапливалась зимой. Крики. Голод. И снова по кругу. А потом все резко изменилось. Странные люди в форме, крики матери, его выводят из квартиры. Потом врачи, еще какие-то люди. Детский дом. Жизнь все еще не напоминала сказку, но, в сравнении, была намного лучше. По крайней мере живот перестал издавать жалобные звуки, зимой мурашки истерично не бегали марафоны по всему телу и скандалов стало меньше. На руках все еще появлялись новые синяки, но уже не от матери. Мальчишки, соседи по комнате, сразу невзлюбили его. У Сережи появился он. Олежа Волков. Первый и единственный друг. Самый верный и преданный. Он заступался за Сережу в драках, а потом помогал обрабатывать раны и ссадины, клеил забавные разноцветные пластыри с изображением лягушек, придумывал истории о том, как они, якобы, играли и у получили пару царапин, которые рассказывал потом воспитателям чтобы избежать наказания за драку. Как попугаи неразлучники. Всегда вместе. Бок о бок. Вместе играли, учились, читали, гуляли. Спали, порой, тоже в одной кровати (Сережу с детства часто мучили кошмары и он ни раз приходил ночью к Олегу, а тот укрывал его своим одеялом и успокаивал до тех пор, пока Разумовский не засыпал). А вскоре встречаться начали. Сережа тогда на первом курсе учился, а Волков только думал насчет поступления. Жили в одной крохотной комнатке и вынужденны были скрывать присутствие Олега в общаге, так как жилье предоставлялось только студентам. Однако долго скрываться не получилось. Старая вахтерша долго ругалась, но в конце концов Разумовский сумел ее уговорить и дальше информация о проживании посторонних в общежитии не распространилась. — Мы же всегда вместе будем? Я не хочу без тебя, без тебя страшно и больно, — всхлипывал Сережа, прижимаясь в темноте к Олегу, когда просыпался ночью в слезах от очередного сна. Даже спустя 15 лет жизни без матери он все еще страдал от кошмаров. — Тебе больше ничего не угрожает, матери больше нет в твоей жизни, ладно? — Олег всегда знал, что говорить, — Но я буду рядом. Слышишь? — Всегда-всегда? — новый всхлип. — Всегда-всегда, — горячие ладони обхватывают заплаканное лицо, губы касаются веснушчатого носа, — Обещаю, — глаза в глаза. Лето. Сережа успешно сдает сессию и переходит на второй курс института. Олег — собирается в армию. Сказать, что Сереже это не понравилось — не сказать, ровным счетом, ничего. Огромное количество вечеров было потрачено на дискуссии, разборки и ругань. Сережа твердил об опасности, расстоянии, возможностях, развитии, учебе и карьере. О том, что не сможет без Олега. Невероятное количество аргументов в пользу отказа от армии. Олег не слушал. Он не хотел учиться. Горел идеей пойти в армию так, что жизни другой не видел и вариантов других не рассматривал. Убеждал, что это лучшее для него занятие и уверял, что приезжать будет часто. Разумовскому осталось лишь смириться. Каждая ночь как последняя. Вжиматься по ночам в Олега, вдыхать запах. С одной целью — запомнить. Запастись этими мгновениями чтобы потом было легче. Как едой перед апокалипсисом, чтобы потом не голодать. Стараться отпечатать в памяти каждое мгновенье. Каждый удар его сердца. Каждый вдох и выдох. Каждый изгиб лица и тела. Каждую нотку голоса. Забрать. Спрятать. Утаить в дали от всего. Сохранить. Надолго. До тех пор, пока не вернется. Потом обновить запасы и снова хранить. Как самое дорогое. Как драгоценность. Как Кощей в старой сказке хранил иглу. Только чтобы исход другой был. Чтобы игла цела осталась. Конец августа. Платформа вокзала. Поезд, ожидающий пассажиров. Сережа в слезах. Красный от шеи до ушей. Шепчет, просит, прижимает Олега к себе, всхлипывает, хрипит, кашляет. Умоляет остаться. — Я не хочу… — уткнувшись носом в грудь Волкова. Тихо. — Не уезжай, пожалуйста, — новый всхлип, — не надо… — тело содрогается от мелкой дрожи. Парень крепче вжимается в грудь. — Я не могу уже, Серёж, — шмыгает носом, прижимая рыжую макушку к себе, — не могу… Пальцы цепляются за одежду Волкова. Как за последнюю надежду. Как утопающий за спасательный круг. Сквозь слезы черты лица Олега смазаны. В глазах — тревога. Страх. Отчаяние. Дергает парня на себя. Смотрит в глаза. А губы, будто отдельно от мозга, начали шептать все, что думает Серёжа. Не сдерживаясь. Не тая. Не прекращая. — Не едь, прошу тебя, не едь. Тебе там плохо будет. Мне плохо будет! Олеж, ты обещал. Обещал же, что не оставишь! — Он больше не дрожит. Сережу трясет. — Пожалуйста, Олеж, я не вытяну же… — С тобой все будет хорошо, — Олег взял лицо Разумовского в руки, — Хорошо, ладно? Ты можешь быть счастлив. Я — не обязательная для этого составляющая. — Но я хочу чтоб эта составляющая была, понимаешь? — холодные от нервов пальцы Серёжи легли на запястья парня. — Я знаю, но так надо. Не можем мы жить по другому. — касается губ Разумовского. Влажные и соленые от слез. Отпускает. Лбы соприкасаются. — Я скоро вернусь. Все будет хорошо. Я вернусь и мы заживём счастливо. Как мечтали всегда. — Пообещай, — тихо. Олег растерянно бегает глазами по его лицу. — Пообещай, говорю! Ты обязан вернуться, Волков! Я не прощу тебя, слышишь? Не прощу, если не вернёшься домой! — Да, да, Серёж, я обещаю тебе, — Олег снова прильнул к его губам. Они целовались долго, жадно, скользя ладонями по телам друг друга. Последняя возможность запомнить. — Обещаю… — вновь отстраняется, шепчет. Мерзкий женский голос неразборчиво сообщает о скором отправлении поезда. Нужно уходить. Олег ещё раз, последний, поцеловал Серёжу на прощание и улыбнулся, уходя но не отпуская руку Разумовского. — Я скоро вернусь. — Скажи это ещё раз, — взмолился Серёжа, глотая слезы и улыбаясь. — Я, Олег Волков, молодой солдат, отправляющийся в Сирию исполнять военный долг, обещаю скоро вернуться! Пальцы расцепляются. Волков запрыгивает в вагон. Заскакивает в купе. Прижимается к стеклу. Рисует на запотевшем от дыхания стекле сердечко. Улыбается. Машет на прощание. Пропадает в дали. «Он обязан вернуться. Он дал обещание и у него нет других вариантов» — единственные мысли, заполонившие разум. Только вот Олег не умел держать обещания…