Время по кругу идет

Волков бояться — в лес не ходить. Фрэнсис их и не боялся с тех самых пор, как повстречал одного. Тогда он был слишком мал, чтобы понять, кто оказался перед ним. Добрый человек помог заблудшему в лесу мальчишке благополучно добраться до родной деревни. — Будь осторожнее. В следующий раз тебе может встретиться кто-то не такой добрый как я. Напутствие, которое Фрэнсис так и не выполнил, на следующий же день снова отправившись в лес, но на этот раз для того, чтобы отыскать таинственного незнакомца. Тот разительно отличался от всех, кого Фрэнсис когда-либо встречал. Взять хотя бы волосы, что напоминали своим цветом серебро, и странные одежды. Когда он стал спрашивать об этом человеке в деревне, все лишь посмеялись над ним и назвали выдумщиком. Фрэнсис всё дальше заходил в лес. Где-то позади хрустнула ветка. Сначала один раз, затем снова. Он медленно повернулся и увидел перед собой волка. Огромного и, вероятно, чертовски голодного. Сердце быстро застучало в груди. Фрэнсис начал пятиться назад, понимая, что сбежать не сможет. Волк открыл зубастую пасть и приготовился к прыжку. Фрэнсис зажмурился, как вдруг услышал тихий скулёж, а потом почувствовал, как кто-то очень сильный схватил его. Он осторожно приоткрыл глаза и увидел того, кого все это время искал. — Глупый детëныш. Я ведь говорил, чтобы ты не гулял здесь один. Ваша стая ничему так и не учится. Фрэнсис почувствовал, как к горлу подкатил ком, а из глаз брызнули слезы. Он уткнулся своему спасителю туда, куда смог дотянуться, и окончательно разрыдался. Человек, представившийся странным именем… Как там… Фукуро… Фукуда… (Придётся спросить ещё раз) вновь довëл его до деревни, но вместо напутствия произнëс: — Я буду приглядывать за тобой, детëныш. Иначе точно пропадёшь. ***** Фукудзава смотрел на этого «детëныша» прямо сейчас. Фрэнсис неизменно находился рядом с ним и не смел нарушать своей, вероятно, привязавшейся или выдуманной традиции вот уже несколько десятилетий. Так что у Юкичи порой создавалось впечатление, будто его спутник и вовсе с ним не расставался. Не он прощался с ним каждый вечер. Этот чудаковатый, оттого и кажущийся бестолковым человек, сопровождал его день ото дня вонзившейся в лапу колючкой. Не глупец ли? Юкичи-но-Оками смотрел неотрывно, немигающим серым взглядом — нет, тот точно не глупец. Безумец? А это уже более вероятно, ведь кто ещё среди ныне живущих добровольно захочет истратить свою драгоценную жизнь, пребывая рядом с вечным, нетленным существом? Жизнь Фрэнсиса — всё равно что песчинка среди необъятных чёрных вод океана. Всё равно что секунда времени по сравнению со сгорающими, покрывающимися старинным пеплом, а после возрождающимися из него же годами. Фукудзава знал — тот мог бы избрать иной путь. Он мог бы быть счастлив по-другому. Глядя на него, Фрэнсис часто думал о том же самом. О том, что бог всё знал. Знал о его мыслях. И от этого Фрэнсису было лишь любопытнее и интереснее. Юкичи же — ни капли не становилось скучнее от осознания того, что в мире не существовало ни одной вещи, которую он не знал бы наперёд. Интересно было не наблюдать. Интересно было менять. Скачущий и стрекочущий ритм всего вокруг живущего не мог замолкнуть ни на миг, и даже сам Фукудзава уже не мог вспомнить того времени, когда здесь, в этом земном царстве обитал лишь липкий мрак, и более не существовало ничего, кроме тишины. Свистящий ветер уносил один день за другим, год за годом, и неизменным оставался лишь его спутник. Да и тому для счастья, казалось, было достаточно только лишь наблюдать за тем, как на любое его слово волк только и делал, что кивал головой, подобно китайскому болванчику. Сколько бы ни длились их встречи, сколько бы Фрэнсис ни выходил в лес, сколько бы Юкичи ни покидал их земель — последний как никто другой в этом мире знал, что так не может длиться вечно. Фрэнсис же этого не понимал, да и никогда уже не поймёт. Вечность для Фукудзавы— это история. Для Фрэнсиса вечностью отныне стал сам Фукудзава. Он начал её вместе с Ним — Им же и подведёт итоги своего существования. Он не знал, не догадывался — Юкичи прекрасно это видел, но то, что поражало даже его, священного духа, так это то, что Фрэнсису было даже не нужно понимать. Сколько ещё эпох унесёт за собой ветер? Сколько пройдёт времени с тех пор, как Ему придётся отринуть и этот век, самый истинный и насыщенный во всём его существовании, отбросить, подобно сгнившему свиточному листу? Юкичи чувствовал себя куда более живым, чем обычно, когда понял, что он не хочет забывать. Не хочет забывать из-за него. **** А Фрэнсиса все так же тянуло в лес. Он бродил по знакомым тропам, что ещë не успели стереть с себя его следы. Даже когда был один, все равно чувствовал присутствие хранителя этих мест. Его сила и мудрость тянулись далеко за пределы леса, но именно здесь, в месте их первой встречи это чувство было сильнее других. — Вот ты где, — Фрэнсис вновь не услышал шагов, не ощутил лëгкого дуновения ветерка, что появился вслед за божеством. Годы прошли, а Фукудзава не менялся. Он был неподвластен времени. Оно навсегда застыло в нём. Их главное отличие. Когда лицо Фрэнсиса покроют глубокие морщины, а тело потеряет прежнюю подвижность, Юкичи-но-Оками останется прежним. Поляна у старого дуба стала местом для всë более редких встреч и разговоров. Говорил в основном Фрэнсис, а волчий бог снисходительно слушал. — Ты снова надолго пропадёшь? — чуть крепче сжав чужую ладонь спросил Фрэнсис. Баловень судьбы. Любимец богов. Или если точнее, одного-единственного бога. Фрэнсис мог стать по-настоящему великим человеком, если бы не терял даром время рядом с таким как Фукудзава. Смешно, он завидовал человеку? Юкичи-но-Оками смотрел, как пролетали мимо него года и столетия, но не в силах был остановить этот бесконечный вихрь времени. А так хотелось остановиться сейчас в этой мимолетности, чтобы хоть ненадолго почувствовать себя счастливым. По щеке стекла холодная слеза, которая тут же превратилась в маленькую льдинку, срываясь с подбородка и со звоном разбиваясь о землю. Самая большая глупость в его слишком долгой жизни. Уж лучше бы он загрыз его ещё тогда, когда маленький Фрэнсис заблудился в лесу и не мог найти обратную дорогу. Когда он сам привёл его в деревню вместо того, чтобы впиться зубами в глотку, приняв как подношение. Да, так действительно было бы лучше. — Так боги тоже умеют плакать? А ведь говорят, что если они плачут, то их слëзы ливнем обрушиваются на землю. Ледяные слëзы сменились жаром поцелуя. Глупый человеческий детëныш. Такой бестолковый, что ему всё равно, кого любить. Фукудзава и правда снова уходит. Фрэнсис был абсолютно прав. Покинуть эти края волчьему богу придётся поистине надолго. Но в этот раз он был не в силах повернуть время вспять, не в его власти было даже предположить, когда они смогут увидеться в следующий раз. Если тот вообще наступит. Юкичи смотрел на своего спутника помутневшим взглядом, словно сквозь морозную дымку. Фрэнсис как всегда не понимал, а он сам как всегда не мог ему объяснить. За спиной у высшего духа тянулись нескончаемые тысячелетние свитки истории, на его плечах лежала ответственность за само человеческое мироздание. Но даже у его, у власти бессмертного северного покровителя существовали границы, пресечь которые он был не в праве. И последнее, что он мог сделать для Фрэнсиса прямо сейчас — помочь до них добраться. Указать ему его новый путь. Снова, как уже делал когда-то. — Идём за мной, — Фукудзава перешёл на низкий шёпот, отстраняясь от чужих губ. Давно уже не тёплых, но и не холодных, ведь души не могли чувствовать ни мороза, ни зноя. Души умерших давно уже были вне некогда родного им мира. И лишь Фукудзава существовал в двух реалиях одновременно. Фрэнсис не хотел никуда идти. Очень клонило в сон, и хотелось остаться на этой поляне. Быть может, даже навсегда. Под неусыпным взглядом волчьих глаз. — Неужели ты хочешь, чтобы я отправился куда-то с тобой? — нехотя поднявшись спросил он. — Хотя, я ведь всегда хотел повидать мир. Ему было невдомëк, что мир, путешествие в который его ждёт, сильно отличается от того, к которому он привык. — Я хочу показать тебе кое-что, — Юкичи-но-Оками опустил ладонь вниз, переплетая пальцы с чужими, и даже не спрашивая разрешения. Оно было не нужно, потому что Фукудзава и без того всё знал. Знал, что Фрэнсис последует за ним. Знал, что отведёт его к незримой живым существам границе. Знал, что тот исчезнет за ней, растворится, будто пар от горячего напитка, и обретёт отныне новый покой. И божество не сможет последовать за ним, как ни попытается. Юкичи мог бы позавидовать людям — им было дано познать то, чего никоим образом никогда не познает он сам. — Прежде, чем я уйду, — коротко добавил волк, уводя за собой самую драгоценную душу. С каждой минутой Фрэнсис изумлялся всё сильнее. Фукудзаву часто приходилось упрашивать, клещами вытягивать каждое слово, а сейчас он был совсем на себя непохож. — Ты странный сегодня, — усмехнулся Фрэнсис, всё ещë ни о чём не догадываясь, — но мне это даже нравится. — Вероятно, и боги тоже умеют меняться, — Юкичи ответил тому, не смея развернуться ни на мгновение. Для них обоих сейчас не существовало ни времени, ни колючего ветра, ни распускавшихся под снежными одеялами слив. Фукудзава привык не замечать, а Фрэнсис по-прежнему не осознавал. Он уже не понимал, почему среди жестокого первого месяца начали распускаться белоснежные цветы, и почему прямо сейчас ноги обоих едва не парили над самой чёрной землёй. Богу не хотелось, чтобы тому пришлось застать мрачную завесу Тёмного царства. Но в его силах оставалось лишь проводить Фрэнсиса к хрустальному берегу потустороннего мира. Проводить в прекрасные долины вечной зимы. Даже сейчас… Даже сейчас для этого дурака по-прежнему существовал лишь один образ? — За всë время, что я тебя знаю, ты вовсе не изменился. Фрэнсис впервые встретил его ребëнком и тогда смотрел на незнакомца со свойственным всем детям любопытством. Глазами взрослого он видел всё иначе. Странное чувство накатило вдруг, словно… Всë вокруг было странным. Фукудзава был странным. Словно во сне. Быть может, он уснул на поляне, а Юкичи явился в его сон? Да, наверняка он и не такое умел. Фрэнсис улыбнулся собственным мыслям и продолжил путь, не отставая ни на шаг. Юкичи молчал. Сон, от которого Фрэнсис уже никогда не проснётся. Сон, в котором сам Фукудзава пребывал всегда, сколько себя помнил. Сон, который являлся для него родным домом, и который был таковым и для всех тех, чей срок в другом мире подошёл к концу. Фукудзава остановился. Хотелось сказать «прощай», пойти следом, чтобы убедиться, что душа Фрэнсиса успешно доберётся до противоположного берега границы. Но всё, что произнёс вместо этого Юкичи-но-Оками, было: — До встречи, Фрэнсис. Когда они остановились, ощущение нереальности всего происходящего лишь усилилось. Хотелось повернуть назад, но всё заволокло белоснежной дымкой. И почему-то так тянуло вперëд. — Вот как, я должен пойти туда один? Хорошо. Фрэнсис махнул рукой, словно бы их следующая встреча должна была случиться совсем скоро, и шагнул в неизвестность. Обернувшись напоследок, он уже никого не увидел. «Будешь ли ты помнить меня?» Спустя почти восемьдесят лет Юкичи понял — не будет. У Фрэнсиса семья. Дочь и любящая жена. А ещё зовут его вовсе не Фрэнсис. Спустя ещё пару поколений тот родился в знатной семье. Спустя почти четыреста лет тот — успешный бизнес… Бизнесмен… Эти современные слова ужасно сложные, а ведь Юкичи казалось, что ещё вчера таких людей называли купцами. Ни в одной из этих жизней не было места для Юкичи. Ну и ладно. Ему достаточно наблюдать и молча любить. Он никогда не будет одинок. А Фрэнсиса, между тем, всё так же тянуло к прогулкам по лесу.