Пули пролетят мимо

      Если бы кто-то спросил Андрея Петровича Ухватова о том, стремился ли он занять место руководителя Первого следственного отдела первого управления по расследованию особо важных дел Главного следственного управления Следственного комитета по Санкт-Петербургу, он бы уклончиво ответил, что на всё воля вышестоящего начальства, а он постарается оправдать доверие в случае такого назначения. Но если быть честным с самим собой, то оставалось только признать, что он потратил огромное количество сил и времени, чтобы это решение было принято именно в его пользу. И теперь можно было облегчённо выдохнуть. Хотя пока что, в самом начале процесса привыкания к своему новому статусу, приходилось вздыхать скорее обречённо от осознания того, с кем приходится работать и кем руководить. Мальцев сдал дела быстро, но так не вовремя. Ухватов бы предпочёл не ввязываться в дело Солопова, но обстоятельства были сильнее, оставалось только смириться и проработать принятие. Он много раз представлял себе, как наведёт порядок в отделе, с чего начнёт реорганизацию и как призовёт к порядку бывших сослуживцев, нынешних подчинённых. Однако чистое выметание новой метлой откладывалось на неопределённый срок, по крайней мере, пока Брагин не закроет это дело окончательно. Генеральную уборку лучше начинать с передачи в архив глобального хлама. Но ждать, кажется, оставалось недолго. Встрёпанный, но крайне довольный собой Брагин вернулся с задержания с хорошими новостями и подозреваемым, и теперь воодушевлённо докладывал о проделанной работе по результатам первого допроса. Добросовестно пропустив мимо ушей подробности разработки и детали дела шестилетней давности, Ухватов постарался сконцентрироваться на итогах по существу. – Получается, что последние шесть лет Солопов шантажировал генерала Голованова, тот ему каждый месяц посылал деньги. А тут вышло так, что Голованову предложили стать начальником питерского Главка, тот сказал своему майору Яшину, чтобы тот во что бы то ни стало нашёл Солопова, ну и уничтожил его. – Кто бы мог подумать, – покачал головой Ухватов. – Настоящая ОПГ. Смежники в курсе? – Конечно, Боброву уже доложили. Сейчас Солопов показания даст, и будут брать генерала. – Отлично, дальше пусть у ФСБ голова болит. Хорошо то, что хорошо заканчивается, Юрий Иванович, да? – Ну почти, – нахмурился Брагин, вдруг заинтересовавшись протоколом. – А что не так? – Ухватов отмахнулся. – Сработали быстро, без жертв, Солопова дожали. – Не совсем без жертв. Иван Яшин. Майор головановский. – Не ваша вина, что у них там самурайские законы какие-то, и он выбрал самоубийство вместо сотрудничества со следствием. – Да и у нас тоже… – явно с каким-то подтекстом начал Брагин, но заканчивать мысль не стал. – Что у нас? – нехорошее предчувствие стремительно и уверенно поднялось в полный рост где-то в холоде, внезапно распространившемся за рёбрами. Никакого оптимистического продолжения эта фраза иметь не могла. Не говорят с таким лицом о том, что у нас выходные впереди, и вообще погода наладилась. – Женю Комарова ранили, – Брагин наконец оторвался от бессмысленного разглядывания документов и поднял глаза. Но ответным прямым взглядом его не удостоили. Ухватов секунду смотрел перед собой, потом резко и чуть рвано выдохнул, сжимая кулаки, затем оцепенение сменилось активной, но хаотичной деятельностью: он полистал блокнот, почему-то в обратную сторону, взял со стола телефон, разблокировал его, сразу же заблокировал снова, положил обратно, ещё раз сверился с чем-то в блокноте и только после этого посмотрел на Брагина. – Когда, как и при каких обстоятельствах? – спросил он слишком ровно, с такими знакомыми допросными интонациями. – Яшин, майор генерала Голованова. Перед тем как застрелиться… – Понятно, – Ухватов подозрительно спокойно принял информацию к сведению. – Андрей, да ты чего разнервничался? Там легко совсем… – Андрей Петрович, – перебил его Ухватов. – Что? – непонимающе переспросил Брагин. – Субординацию соблюдаем, Юрий Иванович, – рабочий блокнот решительно закрылся с громким хлопком. – Дальше. – Ранение лёгкое, – Брагин помрачнел ещё больше. – Плечо задели. Мы даже скорую не вызывали, Шибанов его сам в больницу отвёз. Пулю, правда, пришлось извлекать, но ничего серьёзного, Андрей…Петрович. – Лёгкое. Ранение, – отрывисто и с обвинительными нотками повторил Ухватов, сжимая карандаш в кулаке до побелевших костяшек. – Ничего серьёзного. А в Главке это потом кто объяснять будет? Правильно – я. С кого их начальство три шкуры сдерёт за выведение из строя личного состава? Он не сдержавшись ударил кулаком по столу, поднялся и нервно прошёлся до окна и обратно. – Ты сколько с собой оперативников взял? Весь отдел? – Если бы мне дали наружку… – Да кто тебе что даст, Брагин? – снова перешёл на повышенные тона Ухватов. – С тобой скоро вообще оперов перестанут отпускать. Кречетова помнишь ещё? Теперь Комаров. Тут, слава богу, обошлось. Шибанов ещё не боится с тобой выезжать? А то вдруг это уже плохая примета. – Андрей, прекрати, – Брагин тоже резко встал. – Ты к чему сейчас это всё говоришь? Я эти ситуации не специально придумываю. Если ты думаешь, что мне ребят не жаль… – он осёкся и продолжил уже тише: – Мы все рискуем. Работа такая. – Уж ты-то, конечно, больше всех в зоне риска у нас. Всё, иди, – Ухватов тяжело опустился в кресло, взял первую попавшуюся папку со стола и открыл её на случайной странице. – В письменном виде мне всё подробно изложишь. Понял? – Так точно, Андрей Петрович, – как-то слишком подчёркнуто по уставу отрапортовал Брагин. – Разрешите идти? – Не задерживаю, – бросил Ухватов не поднимая головы. И только после того, как за ним закрылась дверь, он со злостью захлопнул папку, из содержания которой всё равно ничего не понял, оттолкнул её подальше и поспешно схватил телефон. Номер третий в списке вызовов, и то лишь потому, что с утра ему звонил генерал и пресс-служба. – Возьми, пожалуйста, – отчаянно попросил он того, кому так необходимо было сейчас дозвониться. Но в ответ приятный безэмоциональный голос лишь вежливо сообщил, что его «Абонент находится вне зоны действия сети…». – Твою-ю ж, – протянул Ухватов и остановил невидящий взгляд на идеально ровной стене, задумчиво постукивая уголком телефона по столешнице. – Так, ладно, по-другому поступим, значит. Шибанов! Он снова разблокировал телефон, торопливо пролистывая список контактов.       Оказалось, что отговорка «Я срочно в прокуратуру, совещания вечером не будет» работает прекрасно. В начальственном положении, как выяснилось, было довольно много плюсов, но оценить их в полной мере сейчас не получалось. Шибанов на удивление тоже не стал задавать лишних вопросов, назвав адрес больницы быстро и чётко. Неожиданную покладистость оперативников тоже можно было отнести к дополнительным плюсам. Жаль, искренне порадоваться этому сегодня никак не выходило.       Оплот здравоохранения в послеобеденное время встретил нетипичной тишиной и размеренностью. Обходы закончились, посещения ещё не начались, редкие пациенты либо наслаждались во дворе недавно установившейся тёплой погодой, либо упражнялись в прогулках на короткие дистанции в коридорах. Могли бы, наверное, даже появиться ассоциации с бюджетным, но довольно достойным пансионатом, если бы не специфический и неприятный с детства запах больницы, который ни с чем не спутаешь, и который не даст обмануться в понимании того, куда именно ты попал. Ухватов без труда нашёл нужное отделение, а с номером палаты ему должна бы помочь вот та симпатичная медсестра, которая беседовала на посту с высоким мужчиной в белом халате. – Добрый день, – Ухватов подошёл к столу. – Комаров Евгений. Сегодня поступил. Не подскажете, в какой палате? Медсестра подняла на него взгляд, приветливо улыбнулась и уже потянулась к журналу, но попытку оказать ближнему посильную помощь пресёк её собеседник. Мужчина повернулся и внимательно посмотрел сквозь стёкла очков. – А вы, собственно, кто? – Ухватов Андрей Петрович. Руководитель Первого следственного отдела Главного следственного управления Следственного комитета, – он зачем-то продемонстрировал удостоверение. – Никифоров Илья Николаевич. Заведующий отделением и по совместительству лечащий врач Комарова. – Очень приятно, – дежурно кивнул Ухватов. – Так где мне его найти? – А вы ему кем приходитесь? – подозрительно прищурился врач. – Друг? Коллега? Начальник? – Всего понемногу, но в большей степени – последнее. Такое объяснение казалось беспроигрышной тактикой, но уже через секунду тактический провал стал очевиден. – Я так и подумал. Так вот, товарищ его начальник, пока он мой пациент, я решаю, когда и с кем он будет общаться. Вы можете оставить сотрудника в покое хотя бы на день, хотя бы после ранения? – Да я не собирался…– растерялся Ухватов, сам не понимая, за что именно он оправдывается. – Тем более что сейчас он вряд ли сможет с кем-то разговаривать. Дайте человеку в себя прийти. – Что с ним? – тихо спросил Андрей, жалея, что по близости нет ничего, куда можно было бы присесть. – Всё относительно неплохо, если так можно сказать о пулевом ранении, – сменил гнев на милость Илья Николаевич. – Задеты только мягкие ткани, кость цела, воспаления нет. Думаю, что через неделю, не больше, уже выпишем. Но пока – антибиотики, противовоспалительные, обезболивающие. Ему нужен покой и сон, понимаете? Сон и покой. И никак не решение рабочих вопросов и беседы с начальством. Согласны? Ухватов понимающе покивал. – Вот и хорошо, – одобрил его покорность врач. – Приходите завтра после обхода. – Я только…– попытался ещё отстоять позиции Ухватов. – До свидания, Андрей Петрович, – с нажимом подытожил их беседу заведующий отделением. – До свидания, – Ухватов до желваков сжал челюсти, но сдержался, понимая, что он находится не на своей территории, и здесь на его авторитет и попытки им надавить все плевать хотели. Он развернулся, медленно выдыхая всё напряжение этого разговора, и уже сделал несколько шагов по направлению к выходу, когда услышал за спиной негромкое: – Да, Светочка, вот назначения. Это для Игнатьевой и Ершовой из девятой, на сегодня и на завтра. Комарову из пятой вечером пока вот это, завтра посмотрим, если что, то поменяем антибиотик. Астафьеву всё оставляем по старой схеме ещё дня два точно. Ухватов ускорил шаг, привлекать внимание совершенно точно не стоило, и посмотрел на дверь ближайшей палаты. Одиннадцатая. Значит, ему в другую сторону. Он присел на лавку, обитую классической плохой репликой бархата, напротив процедурного и сделал вид, что изучает что-то неотложное и важное в телефоне. Место для засады, конечно, не лучшее, если врач пойдёт в эту сторону, то обязательно уточнит, что именно в его указании вернуться завтра не понял товарищ следователь, но оставалось полагаться на удачу. И она наконец решила смилостивиться. Посмотрев в спину Илье Николаевичу, который пошёл совершенно в другом направлении, и скрылся за второй дверью отделения, и выждав для надёжности минуты две, Ухватов двинулся по той же траектории. Лучшая защита – это нападение, поэтому не стоит давать Светочке время обдумать и задать вопросы. Он подошёл к посту насколько это возможно поспешно, и сразу же перешёл в наступление: – А доктор уже ушёл? Ну почему я сразу не спросил?! Светлана, правильно? Не подскажете, где его найти? Один вопрос хотел задать, а совсем из головы вылетело. Такой день сумасшедший, хоть список дел на бумажке пиши, – он чуть смущённо улыбнулся и беспомощно развёл руками. Медсестра глянула на него мельком и снова вернулась к журналу, который усердно заполняла, лишь оторвала ручку от бумаги, указывая ею в нужную ему сторону: – Прямо до конца коридора, выходите из отделения, проходите мимо лифтов, потом направо и ещё прямо до конца, слева ординаторская. – Светочка, большое вам спасибо! В ответ Светочка только задумчиво качнула головой, нахмурилась и принялась что-то зачёркивать в своих записях. Испытывать и без того строптивую удачу далее явно не стоило, лучше было поторопиться, тем более, что путь в нужную часть отделения ему теперь открыт. Девятая. Ни Игнатьева, ни Ершова ему точно не нужны. Седьмая. Пятая.       Стучать не стал. Во-первых, он реализовал целую незаконную схему, поэтому пусть на минутку, но зайти теперь просто необходимо, а во-вторых, пациенту нужен сон и покой. Ухватов аккуратно закрыл за собой дверь палаты и по въевшейся в подсознание привычке осмотрел помещение, от общего к частному. Выглядело всё вполне прилично: явно недавний, хоть и довольно скромный ремонт, чистые стены приятного светло-огуречного оттенка, окно приоткрыто, воздух свежий, полуприкрытые жалюзи, теневая сторона, палата небольшая – всего четыре койки, занята только одна у окна. Он тихо подошёл ближе. Покой и сон, да. В отличие от него самого, пациент указания лечащего врача выполнял чётко, то есть спал. Ухватов внимательно его рассмотрел: белая футболка, следов крови не видно, левая рука забинтована от локтя, в правой катетер. Женя, как же так… Либо он сказал это вслух, либо его взгляд стал слишком тяжёлым, но Комаров глубоко вздохнул, завозился и открыл глаза. – Андрей Петрович? – спросил он хрипло, щурясь спросонья. – Даже «Андрей Петрович»? Сильно же тебя задело, – попытался саркастично улыбнуться Ухватов, но вышло, наверняка, нервно и криво. – Ну, может, ты с проверкой, откуда мне знать? – а вот улыбка Комарова была вполне себе радостной и благодушной для человека, попавшего в больницу с ранением. – С проверкой, это точно, – Ухватов оглянулся, заметил стул у стены, и подвинул его ближе, садясь около кровати. – Ты как? – Твоими молитвами. – Я атеист. – Ну вот видишь, поэтому оно всё и так, – хмыкнул Женя и попытался поправить подушку правой рукой. – Ничего, прорвёмся. – Вы правда всегда так отвечаете? Я думал, что это просто песенный оборот. Да куда ты…– Ухватов подхватился со стула, придержал его ладонью под спину, другой рукой устраивая подушку у изголовья. – Катетер же. – Он гнётся вообще-то, с ним вполне можно жить пару дней, – Комаров принял полусидячее положение, откидываясь на спинку. – Спасибо. – Уж на здоровье, – он снова сел на стул, помолчал немного, упорно пытаясь разглядеть хотя бы какой-то рисунок на кипенно-белой больничной простыне, потом всё-таки поинтересовался: – И как же это произошло? – Ну мы задерживали Солопова, – судя по тону, Комаров обрадовался, как подозреваемый на допросе, который точно знает, что надо отвечать, чтобы не усугубить своё положение. – Но выяснилось, что он интересует не только нас, но и генерала… – Это я всё уже от Брагина слышал, – поднял ладонь Ухватов, останавливая поток доклада. – Меня интересует, как ты так подставился. – Я не подставился, – оскорбленно насупился Женя. – Просто увернуться не успел. – Не успе-ел, – растянуто повторил Ухватов и тяжело выдохнул. – Почему без бронежилета был? – Потому что он пусть и броне, но всё-таки жилет. Как бы он помог? – Комаров пальцем указал на левое плечо. – Когда нам начнут выдавать бронесвитера, обязуюсь надевать на каждый выезд. Шутка не сработала, желание высказать всё, что кипело внутри, ещё было сильно. – Ты вообще что там делал? Зачем Брагину столько оперов? – Ему наружку не дали, – пожал плечами добровольно нанявшийся адвокат Юрия Ивановича. – И об этом мне тоже уже рассказали. Шибанов твой тоже хорош, потакает ему во всём. Это проблемы Брагина, Жень! – Нет, Андрей, это моя работа. С полминуты они напряжённо смотрели друг на друга. Ухватов сдался первым: – Предположим. А с телефоном что? Я тебе раз пять звонил по дороге. – Правда? Вырубился, наверное, – Женя дотянулся до тумбочки и взял телефон, помучил кнопку блокировки и вынес вердикт: – Сел и сдох. – Зарядку привезти? – Было бы неплохо, – согласился Комаров, бросив телефон на одеяло. – Мало ли, кому я ещё понадоблюсь. – Кстати, – спохватился Ухватов, открывая принесённый с собой пакет, который поставил возле стула. – Я тут тебе…Так, сок. Вишнёвого не было, манго ты не любишь, взял яблочный. Гранатовый ещё. Говорят, полезно. Пряники с черносливом нашёл... – перечислял он, выгружая припасы на тумбочку. – Лучше бы чебуреков купил, – не выдержал и рассмеялся его пациент, разглядывая разрастающуюся гору гостинцев. – Сходить? – серьёзно уточнил Андрей, отвлекаясь от пакета. – Нет, я пошутил! – поспешно заверили его. – Тут трёхразовое питание, всё как надо и компот. – Ты и полдня тут не пролежал, откуда такая осведомлённость о меню? – Вопросы пропитания нужно выяснять в самую первую очередь, – подмигнул Женя. – Хорошо, перспектива твоей голодной смерти пугает меня уже меньше. – А ты меня на месяц, как минимум, сюда решил спровадить, судя по запасам? Спасибо, конечно, тебе за заботу, но я планировал завтра к вечеру уже домой поехать. – Будешь лежать, сколько врач скажет. Ясно? – Андрей, вообще-то у меня своё начальство есть. – Твоё начальство прислушается, поверь. Не доводи до вмешательства следственного комитета. Апельсины вот, – закончил разгрузку гуманитарной помощи пострадавшим оперативникам Ухватов. – Ну ты бы ещё орешков принёс, – сослался на старый анекдот Комаров, пошевелив перебинтованной рукой. – Понял, – кивнул Ухватов, взял с тумбочки одну из салфеток, которые остались тут, видимо, после процедур, и, расстелив её на единственном свободном краю тумбочки, принялся чистить апельсин в освободившийся пакет. Кожура поддавалась плохо, молчание затягивалось. – Андрей, – тихо позвал Женя. – Что? – он не стал отвлекаться от поставленной задачи, сосредоточившись на упрямом фрукте. – Ты злишься. И это был даже не вопрос. – А тебя это удивляет? – Андрей сжал недочищенный апельсин в руке, и наконец посмотрел на объект своих страхов и нервов сегодняшнего дня. – Вообще-то, да, – нахмурился Женя. – Потому что своей вины я в упор не вижу. Я опер, ты же знаешь. И знал это, когда…– он не стал продолжать объяснение, только сделал неопределённый жест правой рукой. – Должен был предположить, что такое может произойти. Что не так? Это работа моя. Если оперативник не попадает в переделки, значит недорабатывает. – Да ты что-то в них слишком часто попадаешь. Это как квалифицируется по твоему рейтингу эффективности выполнения служебных обязанностей? У многострадального апельсина возросли все шансы превратиться в свежевыжатый сок в максимально короткие сроки. – Ну знаешь, – вдруг лукаво улыбнулся Женя. – Если бы я в них не попадал, то ты бы до сих пор молчал, возможно. Ухватов прочистил горло, поспешно опустил взгляд и вернулся к своему занятию, сдирая одним движением половину кожуры. – Ну тогда ты всё же в больнице не оказался, – чуть севшим голосом заметил он через время. – Но перспективы были вполне реальные. А можно все перестрелки будут заканчиваться так, как в тот раз, а не трибуналом этим? – Всё, ешь давай, – Андрей положил разделённый на дольки апельсин на салфетку и сцепил пальцы в замок. – Хорошо, извини, что так резко. Я всё понимаю, конечно, но Брагин говорит, что тебя ранили, ты не берёшь трубку, приезжаю в больницу, врач заявляет, что к тебе вообще нельзя. Жень, ну… Он оборвал покаяние на середине фразы и покачал головой. – И как ты ко мне попал, если нельзя? – удивлённо поднял брови Комаров. Ответом ему стало отстранённое приподнимание плеч и задумчивый усталый взгляд, остановившийся на пакете с соком. – Андрей, иди сюда, – попросил он, слегка поднимая руку с катетером. Ухватов взял с тумбочки ещё одну салфетку, вытер апельсиновый сок с рук, пересел на краешек кровати, осторожно касаясь Жениной ладони и переплетая их пальцы. Они успели достаточно узнать друг друга, чтобы понимать, что эта лёгкая пикировка была лишь разминкой и подводкой к настоящему разговору, который начинался только сейчас, когда оба немного выпустили пар и сбили поверхностный накал нервного напряжения. Теперь без насмешек и напускного препирательства можно было сказать всё искреннее и главное. – Я не специально полез под пули, ты же понимаешь? – Женя сжал его руку сильнее, объясняя и одновременно обещая: – Со мной всё хорошо, через пару дней меня выпишут, а через неделю-две мы вообще про это не вспомним. В такой структуре работаем, что поделать. Ты, между прочим, тоже не юрисконсульт какой-нибудь. Думаешь, у меня поводов для волнений меньше? Давай спросим у Брагина, сколько у него ранений было? – Вот даже не напоминай мне о Брагине сейчас! – зло выдохнул Ухватов сквозь зубы. Он прав, конечно же он прав. И в том, что Ухватов прекрасно понимал, какая профессия у того, кто с какого-то времени стал занимать всё больше его мыслей, вплоть до полной невозможности думать их молча в определённый момент, – конкретно в тот, когда они чуть было не перешли сразу к части «умерли в один день», целиком пропуская всё про «жили долго и счастливо» – и в том, что следователь – тоже не самая безопасная должность. Но разве можно так просто смириться с тем, что такое может произойти в любое время с любым из них? Кто-то должен быть в этом виноват. Как назло, виновники не находились. Даже непосредственно стрелявший успел наложить на себя руки, так ловко избежав справедливых обвинений. Что ещё оставалось? Только вымещать злость и пережитый страх на виновных косвенно. – Да не в нём дело, – продолжил Женя, проигнорировав очередную вспышку гнева. – Не злись, пожалуйста. Я не могу гарантировать, что такое больше не повторится, но могу тебе пообещать быть внимательнее. Андрей кивнул, показывая, что понимает. И верит. Он положил вторую ладонь Жене на предплечье, медленно поглаживая большим пальцем косточку на его запястье, и какое-то время просто молча смотрел ему в глаза. Наверное, то, что можно было сейчас в них увидеть, убедило его окончательно, потому что он резко поднялся, подхватил с пола пакет с апельсиновыми шкурками, и вернул стул на прежнее место дислокации. – Ладно, мне пора уже, а то ещё врач зайдёт или медсестра, оба нагоняй получим, – он встал возле кровати и улыбнулся уже вполне спокойно. – Ты поспи пока, это в прямом смысле то, что доктор прописал. Вечером вещи завезу. – Андрюх, да какие вещи? – Комаров сел ровнее. – Давай ты им лучше скажешь, чтобы меня завтра выписали? В этом случае я всецело за вмешательство комитета. – Вещи. Вечером. Привезу, – с толком, с расстановкой и безапелляционно пообещал Ухватов, и вышел из палаты.       Домой поехал сразу после больницы, он же в прокуратуре, вполне может там и задержаться. Домой. Как-то очень легко и почти незаметно для себя же появилась привычка называть и думать о Жениной квартире именно как о доме, хотя сам совсем не так давно стал не просто задерживаться здесь до утра, а перебрался окончательно. Он бы и снял себе квартиру, благо подходящие варианты были, но Женя даже слышать об этом не хотел, почему-то считая себя виноватым в экстренном поиске жилплощади. Что, разумеется, было не так.       Но анализировать причины поступков и сложившиеся обстоятельства пока времени не было, в наличии имелись более неотложные дела. Собрать вещи – задача проще простого. Найти сумку повместительнее, подумать, что может понадобиться… Заметить клетчатую рубашку, небрежно брошенную на спинку стула. Что-то неприятно-колючее шевельнулось в груди, оцарапав изнутри, при виде такой привычной вещи, так привычно висящей где попало. На кухонном столе – открытый включенный ноутбук, рядом чашка с недопитым чаем. Такой знакомый лёгкий беспорядок, который ему часто приходилось наблюдать, возвращаясь домой. Только вот сегодня это почему-то угнетало, сбивало дыхание, сдавливало поперёк груди. Андрей машинально вылил остатки холодного чая, поставил чашку в мойку, и оперся о край раковины, наконец осознав, что именно в привычной картине так непривычно гложет. Если бы сегодня всё сложилось несколько иначе, то этот знакомый и уже почти уютный бытовой хаос мог стать единственным, что осталось бы ему на память. Сам он уехал рано, у Жени был отгул, но, видимо, Шибанов выдернул срочным звонком, собирался в спешке, не допил чай, не выключил компьютер, всё убрать можно потом. Если оно будет, это потом… Ухватов медленно опустился на стул, закрыл ноутбук ощутимо дрогнувшей рукой и тяжело облокотился на стол, пряча лицо в ладонях. Команда Шибанова уже лишилась одного оперативника на задании, воспоминания ещё были свежи и ярки. Воображение оказалось не менее ярким. Оно услужливо и злорадно, штрих за штрихом, угольно-чёрной палитрой рисовало картину возвращения в пустую квартиру, только пустую не на вечер, не на сутки, не на время командировки, а окончательно. И вот, квартира пуста, а на столе ноутбук, остывший чай, рубашка на стуле и тишина, которая по силе давления уже сейчас почти подобралась к фатальной для человека отметке количества атмосфер. Что тогда? Ударив ладонью по столешнице, рядом с ни в чём не повинной техникой, Ухватов одним движением поднялся на ноги и велел сам себе: – Отставить немедленно. Собраться. Так, что нужно? – он вздохнул всей грудью, зажмурился и резко выдохнул. В голове немного прояснилось. Простые действия и привычная форма постановки задач в виде приказов неплохо отрезвили и привели в чувство. – Зарядка. Надо найти зарядку. Где она? Вчера была в спальне. Если её там нет, то куда он мог её деть? Вспомнить. Одобрив собственный план, он сосредоточился на поисках и сборах. Сейчас нужно сконцентрироваться не на мыслях, а на действиях. Потому что, если начать задумываться, то можно ненароком мысленно перенестись туда, где всё могло иметь другой исход. И как знать, удастся ли потом выбраться из этих чертогов?       Прошло едва ли три часа с прошлого посещения больницы, а медсестра Светочка уже успела стать куда более подозрительной и внимательной. Встретив Ухватова на входе в отделение, она выслушала сбивчивый рассказ о том, что его попросили передать пациенту необходимые на первое время вещи, а он как раз ехал в эту сторону и решил помочь, коллеги как-никак. Добавил толику жалоб на ненормированность рабочего графика и дежурную улыбку, и Светлана милостиво согласилась передать сумку Комарову в пятую палату. Ещё раз напомнила о том, что посещения разрешены только после завтрашнего обхода и взглядом проводила его до лифта. Видимо, предыдущий визит всё же не прошёл незамеченным. Незачёт по конспирации, нужно доработать. В машине он уже было открыл мессенджер, чтобы сообщить Жене о том, что передача личных вещей прошла успешно, и спросить, не появились ли у него за это время ещё какие-нибудь пожелания, но, вспомнив о том, что его телефон всё ещё, наверняка, не вернулся к режиму функционирования, отложил личные разговоры на потом. Сегодня ещё нужно было вернуться в отдел. Работу никто не отменял. Не ему, не в этих обстоятельствах.       Несомненно, в служебных обязанностях, и даже в ненормированном графике, были свои плюсы – мозг экстренно обрабатывал текущие задачи, откладывая рефлексию и тяжёлые мысли на более подходящее для этого время. Вряд ли для такого вообще оно есть, это подходящее время, но тут уж решать подсознанию. И оно решило, что самый излёт этого и без того непростого дня – лучший момент. Дела и вопросы, для которых не нашлось времени в течение дня, отняли весь его остаток целиком, выпустив из своих цепких когтей только поздним вечером.       Он вернулся домой ближе к десяти, привычным жестом бросил ключи на комоде в прихожей, прошёл в гостиную и замер, осматриваясь. Его стараниями беспорядка в квартире стало ещё больше, но сил что-то убирать уже не осталось совершенно. Ухватов устало сел на диван и откинул голову на спинку, вглядываясь в потолок. Даже так, без визуализации окружающего пространства, ощущение чрезвычайной ситуации было слишком осязаемым. Об этом напоминала каждая вещь, лежащая не на своём месте, отсутствие света на кухне, всё ещё открытая балконная дверь. А ещё непривычная давящая тишина. Даже тиканья часов было не слышно, просто потому, что в квартире не было стрелочных механизмов, отмеряющих время, но как бы сейчас они пригодились. Хотя по сути ничего экстраординарного вокруг не наблюдалось: и разные мелочи частенько лежали где ни попадя, и тишина была вполне обыкновенной. Не всегда по вечерам в этой квартире его кто-то ждал, довольно часто приходилось довольствоваться уединением. Но только уединением, а не гнетущим одиночеством. Да, Женя не всегда приезжал домой вечером, иногда даже не ночевал. Срочные вызовы, выезды, задержания – всё так привычно и понятно. Бывали и поездки в область, которые длились куда дольше, чем прогнозированный срок его лечения. Но почему-то именно сегодня эта безмолвная пустота квартиры напоминала о чём-то плохом и страшном. Ни рабочих моментов, ни звонков, ни сообщений. Всё совсем по-другому – абсолютный холодный вакуум, поглощающий, пробирающийся внутрь, сжимающий рёбра до хруста. Он на секунду прикрыл глаза, вдыхая такую привычную смесь оттенков, делающую этот запах родным, а эту квартиру, им пропахшую – домом: почти выветрившаяся за день, но всё ещё ощутимая горечь табачного дыма, нотки собственного парфюма, причудливо переплетающиеся с Жениным, вместе создающие новый, совершенно неповторимый аромат, едва ощутимый запах кондиционера от лежащей рядом футболки и совсем тонкий, скорее угадывающийся – оружейного масла и пороха от пустой кобуры на столике у кресла. Андрей задержал дыхание, и в какую-то секунду рухнул в чёрную мутную душащую пелену. По злющей иронии то, что раньше заставляло его сердце биться чаще, сейчас грозило его остановить. А если бы не… И вот уже иней тронул нижний отдел лёгких, вытесняя запах дома и душевного спокойствия, пробираясь ледяными кристаллами в грудь.       Но внезапно шипастая зловещая мгла, успевшая оплести диафрагму, колыхнулась и рассеялась так же быстро, как и наползла. Тихий отрывистый сигнал входящего сообщения неожиданно оказался губительным для неё, а неяркое свечение экрана было практически сопоставимо со светом маяка в штормящем море. Всё вернулось в момент: уверенность, вера в лучшее, облегчение, и вместе с этим – осознание того, что просто нужно включить свет на кухне и убрать пару футболок с кресла. Вот и всё. Потому что нет никаких «А если…», есть только сейчас, а оно совсем не такое пугающее, как гипотетическое будущее, старательно вырисовываемое смолистой гуашью воображения. Ухватов стряхнул остатки оледенения и потянулся к спасительному смартфону. «А мог бы и ноутбук привезти» – укоряли чёрные буквы на белом поле. Андрей сжал телефон в руке, так и не поняв, он только что нервно рассмеялся или облегчённо выдохнул. «Тебе пока вполне достаточно и телефона. Как чувствуешь себя?» – ничего в его ответе не выдавало того кошмара наяву, от которого всё ещё знобило, как при простуде. И пиксельная рожица с поднятым вверх большим пальцем окончательно вернула окружающему пространству привычный уют и тепло. Контрольный выстрел по давешнему шторму перед наступлением стабильного штиля и прояснением звёздного неба над головой. «Отдыхай. Завтра приеду» – отправил Андрей, и встал с дивана, сложил руки на груди, придирчиво осматривая комнату. – Что ж, начнём с уборки!       «Это хорошо», обрадовался Брагин, узнав, что Комаров выписывается из больницы на третий день. «С характером парень», одобрительно отметил Шибанов. И только Ухватов позвонил, чтобы поинтересоваться: – С ума сошёл? Ты куда собрался с огнестрелом? – Андрюха, не начинай, – пресёк нравоучения Евгений, чем-то шурша на фоне, видимо, включив громкую связь. – Во мне лекарств под завязку уже, меня теперь минимум год ни одна зараза не возьмёт. И с собой мне выписали мешок всего. У меня больничный ещё неделю точно, а таблетки и дома попью. Обещаю даже по расписанию. Андрей? Ухватов помолчал ещё немного, отбивая пальцами по столешнице неровный ритм, а потом уточнил: – Во сколько выписка? – После двенадцати, – на автомате ответил Комаров, но потом спохватился: – А тебе зачем? Я сам доберусь. Вечером не задерживайся только. Его улыбку можно было услышать даже через динамик. – Не задержусь, – пообещал Ухватов и сбросил вызов. Совещание прошло ещё утром, задания были розданы, всё работало слажено и чётко, а проверенная тактика по-прежнему отлично себя проявляла. – Совсем эти прокурорские замотали, хоть кабинет у них арендуй и не уезжай оттуда, – походя бросил он секретарше и сверился со временем. Начало двенадцатого. Успеет.       Медсестра сегодня на посту была другая, а вот Илья Николаевич привычно отдавал распоряжения. Заметив его, он улыбнулся почти даже доброжелательно. – Андрей Петрович, день добрый. Что же вы, сотрудников лично конвоируете? – Работа такая, доктор. Всё под роспись, всех по описи, – развёл руками Ухватов. Никифоров слегка скривился и смерил его мрачным взглядом, не оценив канцелярский юмор, и повернулся к медсестре: – Комарову выписку подготовили? – Даже вниз уже спустили, – отчиталась та. – Вот и хорошо, – одобрил Ухватов. – Тогда я его забираю? Он в палате? – Он, кажется, в курилку пошёл, вот буквально перед вами, – с улыбкой доложила медсестра, но поняв по лицу Ильи Николаевича, что только что обнародовала прецедент грубого нарушения больничного распорядка, поспешно принялась листать журнал назначений, низко опустив голову. – Моего мнения, конечно, тут никто не спрашивает, – заметил Никифоров, поджав губы. – Но рано или поздно это ему аукнется. – Ранение? – напряжённо нахмурился Ухватов. – Курение, – недовольно бросил врач. – Меня, знаете ли, всегда удивлял тот факт, что курящие пациенты обычно становятся на ноги намного раньше своих некурящих сопалатников, но эта медаль чревата обратной стороной – в дальнейшем они уже могут стать пациентами моих коллег из другого отделения, если прибегать к этой мотивации слишком часто. – Проведу работу обязательно, – уверенно пообещал Андрей, как обещал бы генералу раскрыть дело в минимальные сроки. – Ну я тогда его найду и мы поехали? Работы ещё много, простите. Курилка у вас где? Медсестра робко посмотрела на Илью Николаевича, и осторожно объяснила: – На первом этаже, слева от приёмного отделения. Там коридорчик и выход во двор. Увидите. – Спасибо, – кивнул Ухватов. – Выписку заодно в приёмном заберите, – напомнил Никифоров. – Да, разумеется. Всего доброго. – До свидания. И, надеюсь, не в наших локациях. Ухватов постучал по углу стола и пошёл к выходу. Не удивительно, что врачи не понимают юмор сотрудников органов, их уровень чёрных шуток явно выше.       В палату он по привычке зашёл без стука, и сразу же понял, что зря. Она больше не пустовала: на ближайшей к двери койке увлечённо разгадывал кроссворд мужчина средних лет с перебинтованной до бедра ногой, на противоположной – спал ещё один их товарищ по несчастью, укрывшись одеялом практически с головой. Мужчина с кроссвордом отвлёкся от своего занятия и посмотрел на визитёра сначала заинтересованно, но сразу же сменил взгляд на подозрительный, отметив форму и погоны. – Здравствуйте, – тихо поздоровался Ухватов, проходя в палату. – Я только вещи заберу. Собранная Женина сумка стояла на ровно заправленной кровати. Быстро осмотрев тумбочку и убедившись, что других вещей не осталось, он подхватил свою поклажу и направился к двери. – А вы куда это? – кивнул на сумку не в меру любопытный сосед по палате. – Конфискую, – как можно серьёзнее ответил Ухватов. – А с Евгением что? – глаза мужчины заметно округлились. – Со мной проедет. До выяснения обстоятельств. – А-а, – понимающе протянул скучающий эрудит. – До свидания, товарищ полковник. – Главное, в наших структурах не свидеться, – многозначительно заметил Ухватов, сделав мысленную отсылку к Илье Николаевичу, и закрыл за собой дверь.       Для человека, который по долгу службы ежедневно находит правонарушителей в таком огромном мегаполисе, не составило никакого труда найти в одной конкретно взятой больнице выход во внутренний дворик. Свернув налево после приёмного покоя, как и было велено, Ухватов вышел на освещённый солнцем порог. Какая всё-таки редкость эти солнечные дни в Петербурге, да ещё и такие тёплые. Разыскиваемый обнаружился сразу же. Женя стоял спиной к двери, активно вредя своему здоровью посредством употребления никотина, пренебрегая всеми предупреждениями Минздрава. – Доктор сказал, что ты так долго не протянешь, – передал врачебные прогнозы Ухватов, делая шаг к нему. Комаров едва заметно вздрогнул, очевидно, не ожидал, что ему помешают, и рефлекторно потянулся правой рукой к левому боку, туда, где обычно располагается кобура. Ему понадобились всего доли секунды, чтобы правильно оценить ситуацию, расслабить плечи и повернуться уже с насмешливой улыбкой. – Из-за ранения? – Из-за курения, – поучительно уточнил Андрей. – Да ну вас, – Женя постучал костяшками пальцев себе по лбу и снова затянулся. – Судя по моим данным, которые основываются на показаниях очевидцев, ты пошёл курить минут пятнадцать назад. Я подумал, тут зона с кальянами. – Да я только вышел, – пояснил Комаров, жмурясь на яркое солнце. – Выписку забрал зато. – Это хорошо. Значит, можем ехать? – Ага, – согласился бывший пациент, отправляя докуренную сигарету в банку из-под кофе, служившую тут пепельницей. – Спасибо, что приехал. Но я бы такси вызвал. Зачем сорвался-то? – Отконвоирую лично, так надёжнее будет, – усмехнулся Андрей в ответ. Женя согласно кивнул, подошёл ближе и уткнулся лбом в его плечо. Ухватов всего на секунду порывисто обнял его так крепко, как мог, прижался носом к его волосам, и сразу же отпустил. – Поехали давай, – сказал он тихо. – Нечего в таких местах задерживаться.       По дороге домой Женя успел расспросить, чем закончилось дело Солопова, похвалить Брагина, поинтересоваться, как руководится отделом, и дважды заверить, что чувствует себя превосходно. – Ты обратно? – спросил он, когда они заехали во двор. – Да, поеду дальше порядки наводить, – поморщился Ухватов. – Ну до вечера тогда. Женя потянулся через сидение, забрал сумку, и уже закрывая дверь, напомнил: – Жду. Андрей до судороги в пальцах сжал руль своего недавнего приобретения, провожая его взглядом до парадной. Ждёт. Вот, что важнее всего, и в то же время – страшнее всего потерять.       Весь юмор сегодняшнего дня сосредоточился в неожиданном звонке прокурора, попросившем его заехать обязательно до вечера. Столько раз уезжать в прокуратуру, чтобы ни разу туда не доехать, конечно, нужно было постараться. Но прошёл визит на удивление благополучно: обсудили текущие дела, сошлись во мнениях по двум обвинительным приговорам и спокойно вернулись к своим прямым должностным обязанностям. Наверняка, хорошее и спокойное окончание этого дня стало компенсацией за все предыдущие.       Уже с порога Андрей совершенно точно понял, что пустота квартиры закончилась окончательно. Всё указывало на то, что без дела тут не сидят: звук работающей стиральной машинки в ванной, телевизора на кухне, запах чего-то жареного. Последний пункт точно требовалось прояснить. – И что ты делаешь? – поинтересовался Ухватов, заходя на кухню. – Ужин, – просто отозвался Женя, не отрываясь от плиты. – Тебя сколько часов назад выписали? Какой ужин? К нам отказалась ехать доставка? Женя только страдальчески возвел глаза к потолку и накрыл сковороду крышкой: – Слушай, пулю мне извлекли, царапину художественно заштопали, пластырь приклеили, велели штангу не тягать до конца месяца, но я и так не собирался. Про кастрюли-сковородки разговоров не было. Так что иди мой руки, и вспомни по пути, что я не твой непосредственный подчинённый. – Оперативник подчиняется следователю по определению. – Напомнишь мне про это на выезде, хорошо? А пока – мой руки. Сбор личного состава на кухне через пять минут. Ухватов улыбнулся и покачал головой, послушно отправляясь в ванную. Как же приятно, когда дома всё так привычно. Дома. Да, он определённо дома.       О произошедшем недавно инциденте, наверное, можно было бы и забыть, если бы после ужина Женя, расслабленно расположившийся на диване сразу после того, как отчитался по телефону Шибанову об отличном самочувствии и примерном поведении на больничном, и кажется даже задремавший, удобно привалившись к плечу Андрея, вдруг не стал напряжённо хмуриться, невпопад кивать на реплики и, как ему самому казалось, тихо, но тем не менее судорожно вздыхать. Какое-то время провозившись, но так и не найдя удобного положения, он неожиданно вспомнил, что нужно переклеить пластырь и почему-то отправился на кухню. Андрей терпеливо сосредоточился на сюжете бесконечного сериала, занимавшего всю вечернюю эфирную сетку, но услышав, как о стекло стакана звякнул носик чайника, устало потёр лоб и пошёл в ванную. – Он в аптечке был, – заметил Ухватов, кладя упаковку хирургического пластыря на стол, рядом со стаканом, на четверть наполненным какой-то мутной жидкостью. – Это что? – Обезболивающее. Бессмысленно отпираться, если следователь взял тебя с поличным. – Сильно болит? – участливо спросил Ухватов. – Жить можно, – поморщился Женя, залпом выпивая содержимое стакана. – Сейчас пройдёт. Обняв его со спины, Андрей очень осторожно коснулся губами раненого плеча, даже через ткань футболки и пластырь чувствуя, что кожа в этом месте горячее, чем должна быть. – Я же тебе говорил, что ты поторопился с выпиской. Может, ещё пару дней хотя бы надо было долечиться? – Не, – Женя чуть повернул голову, косясь на него через плечо. – Твои методы лечения куда эффективнее и мне больше нравятся. Андрей вжался лицом между его лопаток, обхватывая руками за пояс, обнимая изо всех сил, как в захвате. – Балбес. Балбес … Балбес, – заполошно шептал он ему в спину, прижимая к себе всё крепче. – Я с первого раза понял, – усмехнулся Женя, разворачиваясь в кольце его рук и кладя ладонь ему на шею.       Смотреть ему в глаза было тяжело, Ухватов не был уверен, хочется ли ему, чтобы Женя увидел всё то, что в данный момент определённо было написано на его лице. Ему казалось, что все страхи улеглись ещё после первого посещения больницы, но неожиданно всё пережитое нахлынуло снова. А если бы…И что тогда…Как дальше… Но Женя уже всё увидел, и всё понял, конечно же. Слишком хороший оперативник. Он перестал улыбаться, немного наклонился, прижимаясь к его лбу своим, и тихо, но убеждающе успокоил: – Со мной бы ничего плохого не случилось, это я точно знаю. Помнишь, тогда, когда мы оба едва там не остались, ты мне сказал, что всё обязано было закончиться хорошо, потому что нам надо было поговорить? Тогда ты не сомневался в благополучном исходе. И оно ведь до сих пор так. Ничего не произойдёт, пока ты уверен, что всё будет хорошо. Ты, может, и атеист, но твои мысли – очень мощное силовое поле, траекторию пули меняет запросто. Я не суеверный, но знаю, что это так, поэтому и бронежилет не так важен, я в безопасности, пока твоя уверенность в том, что мы в итоге должны встретиться сильнее. Я это чувствую и в это верю. И, наверное, от невозможности сделать вдох после этих слов, можно было заработать асфиксию, если бы последующий поцелуй вообще не заменил необходимость дышать.       Воздух, возможно, не понадобился бы ещё долго, а вот точка опоры точно не помешала бы. И даже нашлась, в виде ближайшей стены. Женя почти отчаянно притянул его к себе, когда диалог героев сериала на экране телевизора в гостиной, на который никто не обращал внимания, внезапно сменился перестрелкой, как будто надеялся, что за шумом крови в ушах и участившимся до предела сердцебиением, Ухватов не услышит звуки выстрелов. Но сейчас он бы услышал их в любой ситуации, вероятно, даже там, где их не было. Андрей отпустил его, отступая в сторону, и помотал головой, отгоняя ненужные воспоминания: – Давай поменяем локацию на более удобную? Женя молча потянул его за собой, по пути остановившись только затем, чтобы выключить телевизор.       Первое, что сделал Ухватов в спальне – поменял местами подушки и указал на правую половину кровати: – Сегодня спишь здесь. – Это ещё почему? – удивлённо уточнил насильственно переселённый. – Не хватало ещё ночью плечо твоё задеть. – Андрей, ты действительно думаешь, что я фарфоровый? – хмыкнул Женя, однако послушно лёг на указанное место. – Я действительно думаю, что тебя выписали слишком рано, – ответил Ухватов, выключая свет и ложась рядом. – И нам не стоит усугублять. Женя согласно угукнул, поправил подушку, устраиваясь удобнее, и тяжело вздохнул. – Больно? – Ухватов повернулся к нему. – Почти прошло уже. Мы же не усугубляем. – Мы совершенно точно не усугубляем. Несколько секунд в абсолютной тишине, и полное отсутствие возражений окончательно разрушили весь благородный настрой. Андрей сам не заметил, как приподнялся на локте, склоняясь к нему. – Жень… – Да-а? – с насмешливыми нотками протянул Женя, кладя ладонь правой руки ему на затылок. – Просто сказать хотел. Я понимаю, что это работа и иначе ты просто не мог. Но я тоже не могу реагировать спокойно. Никогда не привыкну к этой мысли. Я не на тебя злюсь. – Знаю, – серьёзно ответил Комаров, мягко поглаживая его по шее. – Знаю, что ты волновался, и знаю, что не на меня злишься, Андрей. Иначе бы мы сейчас не целовались в постели, да? – А мы…? Женя вопросительно приподнял бровь и пожал плечами. Действительно, странный вопрос. Андрей наклонился ниже и поцеловал его осторожно, легко, но почти сразу же повысил градус энтузиазма, чувствуя, как Женины пальцы зарываются ему в волосы. Нервное напряжение с тонкой патиной злости отлично перебивало напряжение другого толка, но нервы уже улеглись, да и злость, чего обманывать, прошла ещё в первый же день, и сейчас всё было так привычно. Если не обращать внимания на полоску пластыря, то можно представить, что три дня назад ничего не произошло. Женя так же несдержанно выдыхает в поцелуй, притягивает ближе, его ладонь пробирается под футболку и ложится на спину. Он с силой сжимает его плечо и чуть запрокидывает голову, когда Андрей целует его шею, и закусывает нижнюю губу, когда он ведёт раскрытой ладонью по его животу вверх к груди. Всё уже выучено и много раз проверено: он сгибает колено, если провести от бедра вниз по ноге, собирает в кулак рукав его футболки, когда Андрей слегка прикусывает кожу на ключице и, огладив бок, заводит ладонь ему под поясницу, улыбается, когда он спускается поцелуями от виска к щеке. – Женька… – шепчет он ему в шею на выдохе, и Женя, шумно втянув носом воздух, усиливает хватку на его плечах. Связные мысли так знакомо и легко путались, теряясь между этими прикосновениями и поцелуями, но что-то всё равно не давало отпустить себя окончательно, подсознание отчаянно просигнализировало об отмене миссии, когда под пальцами, проводящими ласковую плавную траекторию от запястья к плечу, вдруг оказалась непривычная чужеродная матерчатая шершавость. Андрей резко отстранился, тяжело дыша, и обеспокоенно посмотрел на него. – Задел? Извини. – Да всё хорошо, сколько тебе говорить? Уже вообще не болит, – Женя довольно прищурился и невесомо погладил его по щеке. Но Ухватов, уже почти вернувший себе способность мыслить трезво, был непреклонен: – Нет, давай не мешать процессу реабилитации. Ты всего полчаса назад обезболивающие пил. Тебе ещё как минимум до конца недели постельный режим был предписан. – Ну и что тебя не устраивает? – рассмеялся Женя. – Я его вполне придерживаюсь. – Разговорчики отставить, – Андрей отодвинулся на свою половину и натянул на него одеяло. – Для начала тебе выспаться надо. – Да ты же сам этому и не способствуешь, – возмущение прозвучало бы вполне праведно, если бы не очевидная поддержка и согласие на нарушение всех врачебных рекомендаций со стороны самого пациента. – Больше не буду, – Андрей снова потянулся к нему, чтобы поцеловать коротко и почти невинно. – Всё, спи. – Ты, кстати, совершенно зря остановился. Слышал что-нибудь о том, что лучше любых лекарств от болевого синдрома… Ухватов дипломатично прервал медицинский ликбез, накрыв его губы пальцами. – Завтра проснёшься и расскажешь. – Уснёшь тут, – проворчал Женя, тем не менее, поворачиваясь на правый бок и закрывая глаза. – Уснёшь, у тебя там половина ассортимента аптеки в организме уже. Комаров согласно хмыкнул и, кажется, правда начал засыпать. Он, безусловно, мог храбриться сколько угодно, но ударная доза медикаментов делала своё дело. Андрей осторожно поправил одеяло так, чтобы оно закрывало пострадавшее плечо. К нему самому сон никак не шёл. Да и как уснуть, когда слышишь, как постепенно выравнивается его дыхание, замечаешь, как смягчаются и расслабляются черты знакомого до каждой линии лица, как подрагивают ресницы, как он слегка сводит брови и чуть приподнимает уголки губ во сне, и хочется смотреть дольше, и запоминать ещё больше. Женя сонно вздохнул, вытянул руку и привычно положил ладонь ему на бок. Кто бы знал, что можно так соскучиться по этому всего за три ночи. Андрей подвинулся ближе, чтобы ему было удобнее, и мягко погладил его по волосам, почувствовав, как Женя прижимается вплотную, укладывая голову ему на грудь.       В этот раз всё обошлось. И обязательно обойдётся в следующие разы. Если Женя уверен, что его мысли и вера в лучшее могут прикрыть от шальных пуль, то он постарается сделать это силовое поле очень прочным, без единого изъяна и трещинки. Женя обязательно вернётся с любого выезда, каким бы сложным тот ни был, ведь Андрей ждёт. Конечно, материальный бронежилет и силовое поле лучше, чем просто эфемерное силовое поле, но на наличие бронежилета он повлиять никак не мог, поэтому со своей стороны остаётся только приложить все возможные усилия, чтобы сделать эту невидимую броню непробиваемой даже для Калашникова.