вальс ночного неба

— Все ведь уже собрались, почему опаздываешь? — отец, как всегда, пытается казаться строгим при гостях, слегка ругая и грозно выставляя вверх указательный палец. Страшно и забавно одновременно. — Прости, пап, — Дилюк старается не улыбаться и пробирается к родителям, попутно застегивая верхние пуговицы пиджака. О причине опоздания говорить не собирается – отец, как всегда, закатит глаза, а мама лишь посмеется. Главное, что Дилюк слегка помог слугам, и те успели всё вовремя, а то, что было потом – всего лишь детали. Приятные детали. Просто надеется, что маленькая ходячая катастрофа убрала следы их шалости в одной из коморок и себя в должный вид привела. Золотистая ажурная стрелка настенных часов медленно ползёт к девятке. Вверх по лестнице уже выстроилась очередь из очень важных, как говорит мама, людей. Если раньше Дилюк пытался хотя бы ради приличия запоминать их имена или лица, то сейчас он понимает, что можно не запоминать, главное – уверенно пожимать руку в ответ и стараться взглядом не показывать своей оплошности. Время тянется медленно, как назло. Мимо прошло уже столько людей, а кажется, что эта цепочка из разноцветных масок не кончается. Вокруг лишь шепоты и разговоры, Дилюк позволяет себе повитать в облаках, не планируя зацикливаться на окружающем. Представляет, как этой ночью снова будет читать книгу, что так заинтересовала его. А потом в дверь робко (так привычно) постучатся, и под боком уже не будет так пусто. Когда свет свечи начнёт неприятно трепетать, рядом лениво замурчат какую-то колыбельную, и Дилюк уже даже не будет смеяться над ломанным французским. Лишь прижмёт к себе, уткнется носом в волосы, чувствуя такой родной запах одуванчиков, и медленно провалится в сон, ощущая, как веки покрывают невесомыми поцелуями, а пламя свечи потухнет окончательно, отдавая власть поздней ночи. От мыслей на душе становится спокойно, и шепот гостей перестаёт так нервировать. Голос у незнакомой девушки звонкий. "Принцесса" – название страны вслед за статусом не вспоминается, хотя та произнесла его всего пару секунд назад. Вся речь ее быстрая и тихая, невнятная. Глазками стреляет, прядь за ухо заправляет. Дилюку ее слегка жаль. Произносит заученную фразу про приятное знакомство, даже фамилию не вспоминает, обращаясь каким-то обобщенным словом. Руку приходится поцеловать, продолжая улыбаться достаточно вежливо, достаточно правдоподобно, надеясь, что та не расценит это, как нечто большее. Та лишь краснеет, хихикает явно влюбленно, и Дилюку глаза закатить хочется от того, что ее родители уже что-то щебечут его отцу, поглядывая на них. По уставшему взгляду матери видно, что она тоже очень и очень хочет. Дилюк на дверь поглядывает, уже не скрываясь. Где-то там его свобода, где-то там его маленькая утопия. Часы наконец бьют ровно девять раз, оповещая о конце приветственной церемонии и заключения Дилюка. Гости расходятся по большой блестящей зале, лестницы наконец пустеют. Дилюк как можно незаметнее сбегает с настоянного места, пока родители не заставили читать речи или, еще хуже, танцевать с кем-либо. Ничем хорошим это не закончится. Пересиливая себя и стараясь не перепрыгивать ступеньки через одну (не подобает это настоящему аристократу), Дилюк почти было минует лестницу, как вдруг его опасения, к сожалению, оправдываются: рядом оказывается та самая принцесса (страна так и не вспоминается, хотя акцент у нее весьма заметный), что всё это время влюбленно смотрела на него. Протягивает руку робко, а мелодия вальса на фоне звучит смертным приговором. Дилюк замирает. В голове вертятся оправдания, но не одно из них не кажется действительно серьёзным и вежливым одновременно. Нервная дрожь по телу импульсами проходит, Дилюк взглядом бегает по огромной зале, не в силах за что-то зацепиться, пока за спиной не звучит такой родной голос: — Позвольте украсть Вас, — на талию ложится рука, чуть прижимая к себе. Дилюк оборачивается. В васильковых глазах плещется детское веселье, привычные черты лица скрыты кружевной синей маской. Волосы цвета беспокойного моря всё ещё слегка расстрепаны. "Даже заново собрать не потрудился" – хочется закатить глаза. — Позволяю, — отзывается легко и непринуждённо, сбегая с места преступления, пока девушка не опомнилась. Похититель произносит еще что-то про "С этим молодым человеком могу танцевать только я!", отчего Дилюк тихо хмыкает себе в кулак. Они пробираются сквозь толпу масок, держась за руки, дабы не потеряться в такой пёстрой зале. Выбегают в коридор и дальше, до самого последнего окна, скрываясь в тени пустующей части особняка. Только луна наблюдает за ними из-под прозрачного тюля. Спутник упирается руками в колени, тяжело дыша и стараясь отсмеяться одновременно. Дилюк тоже едва заметно посмеивается и аккуратно заправляет синюю прядку, что так раздражала его своим торчанием. Кружевная маска оказывается на подоконнике, открывая вид на аккуратные, кукольные черты лица. — Кажется, все прекрасные дамы были очарованы вашей красотой, господин Рагнвиндр, — Венти улыбается лукаво, снимая чужую чёрную с красными вставками маску, не теряя возможности задержать руку на горячей щеке. — И самый прекрасный юноша, — Дилюк перехватывает маленькую ладонь и подносит тыльную сторону к губам, чуть склоняя голову. И улыбается по-настоящему, искренне. И все-таки, задержись Венти хоть на минуту, пришлось бы брать несчастную девушку под локоть, утягивая в занудный вальс, и слушать шепот гостей о том, как они хорошо вместе смотрятся. И ведь не объяснишь, что милее шумного слуги, который своей новой серенадой стабильно раз в неделю заставляет всех обитателей особняка закатить глаза, для него никого нет. И если родители уже смирились и с серенадами, и с избранником их сына, то гостей сегодняшнего вечера убедить в серьёзности решения будет сложно: те скорее даже сильнее захотят забить чужую голову лекциями о запятнании семейного древа. Дилюк считает, что такой яркий и добрый человек, как Венти, наоборот, очистит все грехи его рода только одной своей солнечной ангельской улыбкой. В конце коридора из-под двери слабо просачиваются крупицы света, не доставая до последнего окна. Венти распахивает белые ставни. Вечерний ветер сразу же колышет прозрачные занавески, обдает уличной свежестью, слегка треплет холодной рукой по волосам. — Сбежим? — синева чужих глаз кажется даже притягательней ночного неба. — Там холодно, — препирается просто потому что он всё еще Дилюк, а перед ним всё еще Венти. — А я согрею тебя своей любовью, — "всё еще Венти" всё еще ужасно флиртует, лукаво улыбаясь. Но почему-то от этой улыбки бабочки в животе кружатся в танце, как цветные маски в комнате в конце коридора. Дилюк театрально закатывает глаза, всё же не скрыв теплой улыбки. И если бы раньше он удивился и тому, что согласился на такую авантюру, и тому, что кто-то пробуждает в нем такие эмоции, то сейчас, встречаясь с Венти, Дилюк привык к буйству чувств, всё это стало обыденным, но не менее приятным. Как кружка кофе по утрам, только вместо неё – лёгкие поцелуи в щеку и силуэт в наверняка не своей рубашке. Дилюк грациозным движением оказывается на подоконнике и в следующую секунду – уже внизу. Кусты под ногами недовольно шуршат, оставляя на дорогих брюках мелкие дырки. Почти сразу же за ним спрыгивает Венти с характерным криком "поберегись", и неважно, что крик не спасает от падения никого из них. Дилюк хочет побурчать и про свою запачканную одежду, и про лишний шум, явно ненужный для побега, что и делает, пока Венти хихикает на нем открыто и заливисто. Венти улыбается по-лисьи, в глазах его смешинки. И чмокает чужой нос он звонко, быстро, продолжая слегка посмеиваться над вмиг затихшим Дилюком. "Подлец" – думает тот без тени злости. Венти поднимается, протягивая руку, и Дилюку хочется потянуть его обратно на себя, чтобы поваляться так еще немного, а заодно и отомстить за вопиющую наглость, да боится, что шум под окнами выдаст их. Встает следом, шустро отряхиваясь, и Венти тянет его за собой, за деревья, оставляя шумный особняк позади. Под ногами стрекочут цикады. Вокруг слишком темно, окружающее видно лишь силуэтами. Венти, наверняка улыбаясь, сжимает чужую руку в своей, объяснив это тем, что "Ты ведь темноты боишься". Дилюк уже было собирается рассказать о своих наблюдениях и о том, как Венти буквально минуту назад едва не вскрикнул от неожиданного треска ветки над головой, развеяв мифы о том, кто здесь действительно боится, хотя вовремя понимает – его руку всё равно не отпустят. И не то чтобы он против. Спустя где-то сто стрекатаний они выходят на каменную тропу, в трещинах которой проросли цветы. Дорога плавно уходит вниз, и уже можно увидеть озеро, прозрачная гладь которого была освещена последними лучами сегодняшнего солнца. Венти, как бы не досадно, вырывает руку и бежит к воде, по дороге пытаясь снять ботинки. О том, что сейчас не слишком тепло, говорить смысла нет – проигнорируют, да и тот не из тех, кто легко заболевает. — Тут рыбки! — доносится со стороны воды с детским энтузиазмом и желанием поймать кого-либо из названных за хвост. Дилюк за судьбу рыбок не переживает – Венти со своей неуклюжестью, слабоумием и решительностью больше ил со дна поднимает, нежели охотится. Вместо этого скептически оглядывает траву, выискивая живность, коей было много на заброшенном взрослыми пляже. Всё же садится, отмечая как по-старчески у него хрустит спина от недавнего столкновения с землёй, осматривает пейзаж озера: водная гладь окрашена в огненный и алый, словно её покрыли осенние листья, солнце почти утонуло за горизонтом, Венти подозрительно притих. — Поймал! — а нет, не притих. — Рыбку? — неверюще смотрит на довольного, словно объевшийся кот, Венти, что уже идет с важным видом показывать добычу. Лягушка вырывается из плена рук, упрыгивает в сторону родного озера, с характерным бульканьем скрывается в воде. Венти бежит за ней, окуная руки в прохладную гладь, но добыча сбежала, оставив охотника ни с чем. Тот не сильно расстраивается – демонстративно показывает язык всем подводным обитателям и топает всё еще гордой походкой к Дилюку. Тот, понимая, что ему хотели подсунуть несчастное зелёное создание, скорее всего, в лицо, улыбается. Ибо негоже совершать такие подлости, напуганная лягушка подтвердит. Венти усаживается рядом, Дилюк распускает его волосы и, вопреки желанию, что преследовало его весь вечер, не собирает обратно в аккуратные косы. Вместо этого перебирает пряди цвета озерной глубины, зарывается пальцами, почти слыша, как Венти довольно мурчит. Тот укладывает голову на чужие колени, устремляя голубые глаза к исчезнувшему солнцу. Несколько минут оба витают в своих мыслях, убаюканные долгожданным спокойствием, пока не раздаётся чей-то тихий вопрос: — Ты не умеешь танцевать? Дилюк сверлит темную макушку непонимающим взглядом. — С чего ты взял? Венти переворачивается на другой бок, начиная задумчиво теребить чужую руку: — Сколько балов было, ты ни разу не танцевал. Скорее даже сбегал. — Угадал, – переплетает их пальцы, — не умею. И что с того? Венти слегка торопливо поднимается, отряхивая голые из-за поднятых штанов коленки. Смотрит сверху вниз, протягивая маленькую ладонь: — Хочешь, научу? Голубые глаза сверкают огоньком внезапной идеи, и Дилюк мысленно отчитывает себя за сбившееся дыхание. Не говорит о том, что с Венти он готов делать что угодно, даже несмотря на уровень смущения или сумбурности. Только потому что тот потом будет этим оправдывать все свои желания ближайшее всегда. Но руку в ответ сжимает, поднимаясь с насиженного берега. Смятение и неловкость в воздухе кажутся материальными. Шелест листвы и плеск озера своей природной симфонией разбавляют звук крутящихся в голове Дилюка шестеренок. Ни в одном деле до этого он еще не чувствовал свою беспомощность настолько сильно. Уроки танцев из прошлого мерзко вертятся в сознании. Не самые приятные воспоминания, если честно. Их пальцы всё еще глупо переплетены. Дилюк хлопает глазами, вспоминая о второй руке. Почти касается чужой талии, но ладонь аккуратно отводят. Встречается взглядом с Венти – тот отрицательно качает головой, тепло улыбаясь. Маленькая ладонь ложится на талию. Впереди синева чужих глаз, сзади – ночное озеро. Отступать некуда. Остается только довериться. Шаг вперед для Дилюка под плавным руководством сопровождается тихим "раз". Шаг в сторону. "Два". Приставил ногу. "Три". Возможно, быть ведомым гораздо проще. Возможно, с Венти гораздо проще. Вперед, в бок, приставил. Раз, два, три. Дилюк внимательно следит за движением ног, опустив взгляд. Следит за каждым своим шагом, боясь ошибиться, сбиться с ритма. Внезапно тёплая ладонь на подбородке заставляет оторваться, чуть приподнять голову, встретиться янтарь и лазурит. — Смотри только на меня, — кажется, что у Венти никогда с лица не сползает глупая и такая привычная улыбка. Тот лишь быстро подмигивает на чужое смущение и утягивает в новый темп, в новый танец. На обычный вальс не похоже. Название ему Дилюк давать не спешит, поддается чужому, слегка сбивающемуся, ритму, отмечая про себя то, как распущенные волосы Венти шлейфом поднимаются, когда тот кружится. Просьбе следует – смотрит сверху вниз внимательно, с лёгким вызовом. Будь перед ним не Венти, несчастная жертва умерла бы от неловкости. Нет, будь перед Дилюком кто-нибудь другой – он не стал бы так пристально смотреть, ловя каждое элегантное движение взглядом. Спустя пару минут скованность движений окончательно пропадает вслед за счетом. Венти напевает незатейливую мелодию куда-то в шею. Дилюк думает, что французский у того всё еще ломанный. Тёплое дыхание и лёгкая улыбка щекочут, пока руки лениво зарываются в волосы на затылке. Ранние звезды освещают парочку, что медленно кружилась, оставляя на светлом песке следы. Водная гладь отражает небесные крупинки и два силуэта, и кажется, будто парни танцуют не на пляже, а высоко в небе, среди созвездий и чёрных дыр. Но даже так не отрываются друг от друга ни на мгновение. Дилюк думает, что готов танцевать так на каждом балу. Лишь бы и дальше трепетно обнимать, топя улыбку в чужой макушке. — Вот ты и научился, — сталкивается с лазурью прелестных глаз. Дилюк не останавливается, еще крепче прижимает, позволяя себе зарыться носом в тёмные волосы. Пахнут ночным небом.