Нужно просто подождать

Его будит резкий хлопок и звук проезжающей машины под окном. Он вздрагивает и трет глаза, щурясь как от яркого света. Никакого света, конечно же нет. Утро либо еще не наступило, либо уже благополучно сменилось вечером, а то и ночью. В комнате темно, под головой мягко и рядом кто-то сладко сопит, уткнувшись носом в шею. Приятно, вроде бы, если не считать тихий гул в голове после прожитой пьянки и крепкого стояка, упирающегося в чужое бедро. Видимо, утро все же еще не прошло. Он пытается перекатиться на спину, размять затекшие мышцы и уснуть снова, но спящий на нем тоже просыпается. Тянется до хруста костей, скрипит чего-то, а затем скатывается с него на кровать. Перекидывает ногу поверх бедер, рукой проводит от груди к животу, ловко проскальзывая за край толстовки. Снова вздыхает, как-то хрипло, как будто сам еще не проснулся. Ладонь движется вверх по коже, задевает сосок и спускается обратно к животу, гладит под пупком подушечками пальцев. Это дергает и заставляет уткнуться в чужую макушку, жесткие завитки волос на которой лезут в нос и щекочут. — Подожди, — язык в пересохшем рту ворочается неохотно и слова звучат очень невнятно. — Да я быстро, Дим, — так же хрипло отзывается Эмиль, рукой протискиваясь под резинку штанов. По телу пробегает мелкая дрожь, спина выгибается, ноги чуть раздвигаются в стороны. Все его тело будто живет собственной жизнью, совершенно не подчиняясь сознанию. Да и какое может быть сознание, когда горячие пальцы, чуть грубоватые по ощущениям, быстро проходятся по всей длине члена, вверх-вниз, несколько раз и останавливаются. Становится жарко и хочется снять нахрен эту толстовку. А Эмиль давит под самой головкой и движется ладонью по кругу, стирая капельку смазки и размазывая ее. И улыбается, гад. Дима кожей чувствует его дыхание, горячее, как и все прикосновения. Начинаются поцелуи. Неуверенные, почти невесомые по шее и подбородку, мягко сменяющиеся робкими покусываниями. Он проходится языком по кадыку и ниже, забираясь в ямку ключицы и возвращается обратно. Пальцы вокруг члена сжимается сильнее, движения становятся смелее. Дыхание учащается, пытаясь успеть за быстро бьющимся сердцем. Дима вскидывает бедра, резко вбиваясь в ладонь. Еще раз и еще, пока горячая волна оргазма не накрывает его с головой, заставляя вздрагивать. Он дышит через рот, слишком громко, как ему кажется. Мышцы после недолгого напряжения приятно расслабляются, позволяя удовольствию медленно стекать вниз. Эмиль перегибается через его тело, поднимает что-то с пола и быстрыми движениями вытирает перепачканный живот. Дима смотрит на его растрепанную макушку, голые плечи и не может вспомнить как они очутились в одной постели отдельно от остальных. — Ты красивый, когда кончаешь, — отложив многострадальную тряпицу в сторону, заявляет Эмиль, — и пахнешь просто охуенно. Он подползает ближе, утыкаясь носом в изгиб шеи. Ведет им вверх, за ухо, шумно втягивает в себя воздух. Дима чувствует его напряженное тело, крепкие руки, которые сейчас очень настойчиво обнимают. И вставший член. Он упирается куда-то в ногу, а сам Эмиль едва заметно двигает бедрами, стараясь урвать свою долю удовольствия. Дима сглатывает, притягивает его к себе плотнее, опрокидывает на спину, нависая сверху. Все это странно, не понятно и не правильно. По-хорошему, сейчас бы отстраниться, постараться свести все в шутку, забыть происходящее и никогда к нему не возвращаться. Но руки сами тянутся к обнаженной груди, рваными мазками спускаясь вниз. Грубо оттягивают резинку штанов и проскальзывают внутрь. Эмиль снова стонет. Тихо, почти выдыхает, стараясь подавить громкий звук прикусив губу. Дима улыбается, наслаждаясь его несдержанностью, его полной готовностью подчиниться. Эмиль выгибается в спине, двигая бедрами в такт ладони, цепляется за ткань толстовки и оттягивает ее вниз. — Сильнее, пожалуйста, — слабо произносит он в губы Димы, — да… я… глубже… Эмиль упирается лбом в его лоб, сводит ноги вместе и часто дышит. Дима чувствует его теплый запах и слышит сбивчивые, неразборчивые слова. Они проникают внутрь, впитываясь сквозь кожу и оседают где-то в сердце розовыми хлопьями непонятного счастья. Дима перестает думать, позволяя себе, наконец, поддаться желанию. Он накрывает губы Эмиля настойчивым поцелуем, бесцеремонно раскрывая их языком. Эмиль всхлипывает и поддается сразу, прогибаясь еще сильнее. Пара резких движений бедрами и он кончает в ладонь Димы, все еще цепляясь за него как за спасательный круг. Дима продолжает целовать Эмиля, выхватывая губами постепенно стихающие стоны, пока его тело не расслабляется полностью. — Ты чем меня обтирал тогда, — отстранившись, он садится на кровать, всматриваясь в темноту. — Там футболка в ногах где-то должна быть, — отзывается Эмиль и вытягивается во весь рост, — правда, я не знаю чья она. — Боюсь, у меня для тебя плохие новости, — ехидничает Дима, вытирая ладонь о найденную футболку. — Ты же не уйдешь? — внезапно спрашивает Эмиль и как-то странно дергается. — Куда? Дима укладывается обратно, подложив согнутую в локте руку под голову. В темноте комнаты он видит, как Эмиль сглатывает и облизывает губы. Нервно, будто не он пару минут назад нежился в его объятьях, размякший и счастливый. — От меня, — отвечает он, виновато сверкая глазищами, — сейчас, в смысле, а не вообще...блядь, — запутавшись в собственных словах, обреченно проговаривает он. — Куда я, по-твоему, могу уйти в полупьяном состоянии, — лениво говорит Дима, — ночью. Эмиль пожимает плечами и снова вздыхает. — Туда, — он кивает головой в сторону, а затем подтягивает колени ближе к себе, — подальше отсюда. Перестав понимать весь этот бессмысленный диалог окончательно, Дима, вместо ответа, гладит Эмиля по спутанным волосам, мягко спускаясь вниз по виску к щеке. Тот заметно расслабляется и подползает ближе. Утыкается мордашкой в грудь, сворачивается клубком, как уличный котенок пригретый под курткой, и затихает. Дима продолжает гладить его затылок, успокаивая не понятно от чего. Возможно завтра, когда волшебная пелена и беспечность алкоголя, наконец спадут, он пожалеет о том, что сделал сегодня. Возможно, это изменит их отношения с Эмилем, а возможно, и испортит их вовсе. Дима не хочет думать об этом. Сейчас ему хорошо здесь, на мягкой постели и рядом с сопящем Эмилем в объятьях. А с предстоящим пиздецом он обязательно разберется когда-нибудь завтра. Завтра наступает как-то слишком резко. Оно бьет в глаза отвратительно ярким утром и проникает под кожу оглушительным щебетом птиц. Дима морщится и отворачивается к стене, пытаясь укрыться от него одеялом или хотя бы забиться под подушку и в тот же момент понимает — в кровати он не один. Эмиль, разбуженный движениями рядом, сонно кряхтит, трется носом о грудь Димы и снова засыпает. Это отрезвляет лучше крепкого кофе с утра, лучше сраного холодного душа после попойки. Воспоминания прошедшей ночи обрушиваются на него как кусок снега с крыши и заваливают деталями по самое горло. Он беззвучно выдыхает и, стараясь двигаться как можно осторожнее, высвобождается из рук Эмиля. Уже в ванной, стоя перед зеркалом, Дима пытается убедить себя в том, что это был сон. Но на каждое его беспомощное отрицание память швыряется яркими картинками взгляда Эмиля, полного любви и обожания, ощущениями пальцев и горячих поцелуев на коже. Его тихие стоны и слова, сказанные на пике оргазма. — Черт, — хрипло говорит Дима в свое отражение, — и что мне, блядь, теперь делать? Позади тихо скрипит дверь и в зеркале появляется заспанный Эмиль. С полузакрытыми глазами, помятый и растрепанный он выглядит очень трогательно. Дима сглатывает и с трудом подавляет желание пригладить его волосы. С этим дерьмом нужно завязывать и чем раньше он перестанет хотеть делать странные вещи, тем лучше будет для них обоих. Отношения внутри команды никогда не приведут ни к чему хорошему, а только запутают все окончательно. И тогда выход останется только один — распустить всех и набрать себе новых людей. Чего Дима, конечно же, делать не хочет и будет избегать этого всеми доступными способами. Даже если придется сделать больно одному из них. Им нужно поговорить, но не здесь и не сейчас. Вечером, возможно. Эмиль обязательно поймет, пусть даже, и не согласится с ним. Дима отходит чуть в сторону, пропуская Эмиля к раковине, а затем и вовсе выскальзывает из ванной, прикрыв за собой дверь. Он вылавливает Эмиля уже ближе к ночи, когда все остальные расползаются по своим углам. В пустой комнате на верхнем этаже, где всегда спокойно и прохладно, Дима подталкивает его внутрь и закрывается на защелку. Эмиль улыбается, искренне и радостно, от чего сердце в груди больно ёкает и начинает биться сильнее. Наверняка он ждет от него чего-то нежного, объятий или хотя бы прикосновений, что-то, что позволит ответить на них. Поцелуями по коже, как прошлой ночью, мягкими намеками на что-то большее. Ведь они одни, рядом, стоят почти в притирку друг к другу. Дима без труда читает это все во взгляде Эмиля, полного надежд и предвкушения. Дима не хочет ничего говорить. Не хочет отталкивать, не хочет делать больно. Он хочет, чтобы все стало как прежде, без всей этой непонятной херни с отношениями и пугающими ощущениями внутри. — Прости, пожалуйста, — низко выдыхает он, стараясь говорить как можно ровнее. Эмиль подходит ближе и по-хозяйски обвивает руками его бедра, притягивая к себе. — За то, что весь день бегал от меня? — мурлычет он ему в губы и прижимается сильнее. У Димы не хватает духу отстранить его от себя. Вместо этого он осторожно касается плеча и спускается ниже, пальцами очерчивая четкие черные буквы татуировки. «Димочка» — имя как метка на коже, показывающая принадлежность Эмиля ему, сейчас отдается странным чувством собственничества в груди. Очень не вовремя, кстати. — За то, что позволил случиться всему этому пиздецу вчера ночью. Эмиль замирает и чуть отстраняется, недоверчиво заглядывая в глаза. Смотрит почти не моргая и хмурится, пытаясь понять, что только что услышал. — Блядь, — наконец произносит он и высвобождается из рук Димы, — блядь. Эмиль проходит вглубь комнаты и почти падает на диван, откидываясь на спинку. Очень хочется взять его за руки, сесть поближе и целовать ладони, зарывшись в них лицом. Но мужества хватает только на то, чтобы подойти и устроиться рядом. Эмиль нервно трет шею, чуть склоняясь к ногам, смотрит перед собой невидящим взглядом и кусает щеки изнутри. Хмурится, явно обдумывая что-то, пытается подобрать слова или найти ответы. На его месте Дима бы просто ушел. Возможно даже с излишним драматизмом громко хлопнул дверью и обижался бы недели две, а то и больше. Но Эмиль только вскидывает голову и не понимающе смотрит, отчаянно пытаясь что-то сопоставить в своей голове. — Это очень жестко, чувак, — наконец выдает он, быстро облизав губы, — нахуя ты это начал? Чтобы что? Поржать надо мной? Его глаза подозрительно поблескивают в свете лампы, а Дима не до конца понимает, что именно Эмиль имеет в виду. — Никто над тобой ржать не собирался, — он хмурит брови и, зачем-то, подсаживается ближе, — была ночь или утро, был стояк, была дрочка. Все. Над чем и как тут можно поржать? — А то что было до всего этого, ты во внимание уже не берешь? Взгляд Эмиля вдруг озаряется пониманием. Он накрывает лицо ладонями и весь съеживается, словно хочет стать меньше или вообще исчезнуть. Дима видит, как стремительно краснеют кончики его ушей и шея. — Пиздец, — глухо стонет он, все еще не отрывая рук, — просто пиздец. Ты не помнишь, да? — Чего не помню? Сбитый с толку окончательно, Дима тянется к нему, мягко обхватывая запястье пальцами. Эмиль вздрагивает, но не отстраняется. — Того, что делал до утра и до дрочки. — Была пьянка, а потом мы оказались ночью в одной постели… Раздражение дергает где-то под ребрами, заставляя хмуриться еще сильнее. Он не понимает, чего от него сейчас хочет услышать Эмиль. Извинений? Обещаний того, что это больше никогда не повторится? — Подожди, — Эмиль вдруг встает с места и быстрым шагом выходит из комнаты. — И что это, блядь, только что было? Дима поднимается следом за ним и даже проходит до середины комнаты, но вовремя останавливается и решает, все-таки, дождаться Эмиля. Может быть и правда было что-то еще. То, от чего его сознание решило избавиться, посчитав это слишком ненужным. Или травмирующим, или попросту стыдным. В любом случае, лучше разобраться во всем сейчас, как бы болезненно и неловко это не выглядело. Потому что сам Дима не помнит ничего. Кроме кучи выпивки и громкой музыки, постоянного смеха и Эмиля рядом. Отходить от него тогда не хотелось и отпускать от себя тоже. Он и не рвался, предпочитая находиться ближе. Дима помнит, как закидывал руку на его плечи и ерошил волосы на макушке, отчего глаза Эмиля искрились нежностью. И его улыбку Дима тоже помнит. Ласковую и мягкую, пробивающуюся сквозь грохот музыки, алкоголь и сигаретный дым, до самого сердца. А еще Дима помнит, как ненавязчиво гладил большим пальцем его шею и очень хотел залезть ладонью за край футболки. От дальнейшего копания в закромах своей памяти Диму отвлекает появление Эмиля. С ноутбуком в руках он уверенно тянет его за собой обратно на диван. Раскрывает крышку, клацает по кнопкам, выискивая нужную папку с видеофайлами, и щелкает по одному из них. Тусклый экран мгновенно вспыхивает ярким светом, а затем на нем появляется комната. Та самая, в которой сегодня они проснулись. Дима хмурится и вопросительно смотрит на Эмиля, но тот лишь нервно грызет ноготь на большом пальце и дергает ногой. В углу экрана мелькает чья-то рука, потом появляется и сам человек. Эмиль. Входит расслабленно и кидает что-то на кровать. Оборачивается и снова улыбается, радостно и искренне, как маленький ребенок при виде связки воздушных шаров. Под сердцем что-то сладко тянет, и Дима невольно улыбается следом за ним. А потом в кадр входит сам Дима. В темной толстовке и накрытой капюшоном головой, его лица почти не видно. Но он легко узнается по задранному с левой стороны рукаву с четким рисунком треугольника на локте. «Наказанием» Эмиля за проигранный спор. Дима по ту сторону экрана что-то тихо спрашивает, на что Эмиль согласно кивает и подходит ближе. Ладонь быстро скользит от плеча вниз и на фоне черной ткани выглядит практически белой. Дима ловит ее и кладет себе на бедро, а сам тянется к его лицу, пальцами перехватывая под подбородком. Уверенно приподнимает голову вверх и склоняется ниже. Дима за ноутбуком шумно сглатывает, прекрасно понимая, что именно последует после. Ему стыдно и неловко и руки, сжатые в кулаки, давно уже намокли от пота. Одновременно хочется захлопнуть крышку и выйти из комнаты, и продолжить смотреть, нервно прокусывая кожу под губой. Дима вчерашний склоняется еще ниже, упирается лбом в лоб Эмиля и замирает, будто ждет чего-то. Одобрения? Согласия? Эмиль нетерпеливо ерзает в его объятьях и подается торсом вперед. Дима видит, как сжимаются его руки, комкая край толстовки. Мелькает белая полоска зубов, но быстро исчезает под натиском податливых губ. Дима целует Эмиля глубоко, все еще стискивая подбородок пальцами. Из-за приглушенного грохота музыки за дверью почти ничего не слышно, но Дима точно знает, что Эмиль в этот момент стонет. По телу ровным строем пробегают мурашки, от чего Дима заметно вздрагивает. Язык сам собой в очередной раз пробегает по губам, словно пытаясь собрать вкус утреннего поцелуя, чтобы вспомнить и прочувствовать его еще раз. Это пугает и заставляет отвести взгляд от экрана, на котором Эмиль уже тянет его к кровати, подталкивая лечь. Стягивает футболку через голову, кидает ее в ноги, а сам садится сверху, склоняясь над ним. — Я… — Дима пытается подобрать нужные слова, но в голове как назло оказывается совсем пусто, — мы… — Трахались? — подсказывает ему Эмиль, — нет. Только терлись друг об друга сквозь штаны. Дима облегченно выдыхает. Слишком очевидно, кажется, потому что Эмиль как-то странно дергается и совсем поникает. Он подтягивает колени к груди, обхватывает руками и утыкается в них лицом, прячась и замыкаясь в себе. — Ты говорил, что любишь меня, — глухо доносится со стороны Эмиля. — Котенок… — вырывается у Димы, прежде чем он успевает подумать, — прости, пожалуйста. Отставив ноутбук в сторону, он подползает еще ближе и кладет руку на плечи. По груди расплывается горькое чувство вины от которого сильно хочется избавиться. Мягким поглаживанием по напряженной спине или словами извинений, любым способом облегчить нынешнее состояние Эмиля и хотя бы немного выровнять свое. Но в голову лезут лишь банальные фразочки из дешевых сериалов, пошлые и ничего не значащие. Поэтому он просто утыкается лбом в плечо Эмиля и глубоко вздыхает. — Тупо будет просить сейчас, чтобы между нами все осталось по-прежнему? Эмиль хмыкает и разворачивается лицом к нему. — Нет, — он расслабляет руки, а затем и вовсе откидывается спиной назад, — и я постараюсь не слишком часто тебе это припоминать. Эмиль улыбается. Немного грустно, чуть склонив голову на бок. Тугой узел вины внутри немного ослабевает. И Эмиль сдерживает свое слово, не напоминая о случившемся ни взглядом, ни действием. Он ведет себя как прежде, местами дерзко, местами ласково и всегда старается оставаться веселым. На людях, по крайней мере. Жаль, что Дима не может сказать то же самое о себе. За все прошедшие две недели он так и не смог влиться в привычный ритм жизни, постоянно мысленно возвращаясь в ту злосчастную ночь, когда позволил себе впервые поцеловать Эмиля. В голове почти без остановки всплывает его заспанное лицо и слышится хриплый голос: «Да я быстро, Дим» Это сводит с ума и сильно отвлекает от задуманных дел. Особенно хреново становится перед сном, когда измученное за день сознание начинает подсовывать постыдные воспоминания одно за другим. Как Эмиль жмется к нему очень плотно, носом проводит за ухом и шумно вдыхает. Как трется об него, как лезет к нему в штаны, как нежно целует шею. И Диме при этом не противно и не стыдно, ему хорошо. До сведенных мышц живота, до сжатых вместе колен и до вставшего члена. Он перестает сопротивляться этому еще на прошлой неделе, зная, что в конечном итоге все равно проиграет. Полезет ладонью за резинку трусов и будет ласкать себя, представляя в своих объятьях Эмиля. Горячего и напряженного, готового отдаться ему в любой момент. Стоит лишь подмять его под себя и начать целовать бесконечно долго. — Хочу снять ночь в батутном центре, — Эмиль подходит внезапно, вырывая Диму из тяжелых мыслей, — можно ты пойдешь со мной на разведку? Всего на пару часиков, только чтобы посмотреть и протестить. Он стоит слишком близко и слишком воодушевленно сверкает глазами, смотрит с надеждой, словно пытается пролезть в самую душу. Дима кивает, сдаваясь самому себе даже не попытавшись сопротивляться. Очень хочется сейчас просто обнять Эмиля, почувствовать его тепло и руки на спине. Но Дима сам лишил себя этого удовольствия, решив свести их тактильные контакты к минимуму. Эмиль не стал возражать, а просто принял это как данность. — Сегодня? — Дима все же отступает на шаг, чтобы лишний раз не провоцировать себя. — Да, я договорился на двенадцать, — он скребет кожу на животе чуть приподняв футболку, — скажи «да», Дим. — Да, — просто отвечает он и улыбается, — только напомни мне ближе к одиннадцати и оденься, у тебя вся кожа в мурашках. — Заботливый! — восхищенно смеется Эмиль и делает шаг к нему. Быстро проводит ладонью от локтя до запястья, переплетая пальцы. Дима не успевает осознать и прочувствовать все происходящее, эндорфины бьют по мозгу оглушительным счастьем, заставляя сердце на мгновение замереть от удовольствия. Рука сама собой сжимается в ответ, а сознание пытается запомнить каждое мгновение. Теплую ладонь и крепкие пальцы, макушку вьющихся волос и лоб Эмиля, уткнувшийся в плечо. — Прости, — тихо шепчет он без капли сожаления в голосе, — я не сдержался. И уходит, безжалостно отняв от Димы руку, словно ничего и не было. Идет неспешно в сторону гардеробной, по пути стаскивает футболку через голову, сверкая голой спиной. С россыпью родинок по расслабленным мышцам и родимым пятном под правой лопаткой. Дима не знает сколько времени пялится на него, наблюдая как Эмиль выхватывает с вешалок ярко красную толстовку, ту самую, которую сам Дима снял несколько часов назад. Вертит ее в руках, а затем, не задумываясь, надевает. Простое, казалось бы, действие, но оно выбивает из легких остатки воздуха, заставляя сердце биться как сумасшедшее. — Блядь, — тихо рычит Дима и отворачивается. Это не может продолжаться вечно. Когда-нибудь, все его чувства сведутся на нет и прикосновения Эмиля перестанут вызывать тот шквал эмоций, от которых хочется счастливо светиться. Нужно только подождать, перетерпеть постыдные желания, перестать замечать ласковые взгляды. И тогда все пройдет, встанет на свои места и потечет по старому, давно проложенному руслу. Нужно всего лишь немного подождать. Дима подходит к дивану, на другом конце которого сидит Эмиль. Ноги подтянуты к себе, рукава толстовки, слишком длинные для него, наполовину прикрывают ладонь и большой палец. Сам он, уткнувшись в телефон, что-то сосредоточенно набирает. Брови чуть сведены к переносице, губа прикушена изнутри и все внимание сейчас, сконцентрировано на чем-то важном для него. Дима не может сдержать улыбки и уже собирается сказать что-то смешное, но запинается на вдохе. Эмиль, не отрывая взгляда от экрана, пальцами подцепляет ворот толстовки и тянет его к лицу, утыкаясь носом в плотную ткань и втягивая в себя ее запах. Дима обреченно прикрывает веки и трет ладонями глаза, стараясь не думать ни о чем. Он не хочет представлять, что сейчас Эмиль наверняка чувствует запах его тела, наслаждается им, представляя себе жаркие прикосновения, поцелуи и черт знает что еще. Дима не хочет видеть его закрытые глаза, не хочет слышать глубокое медленное дыхание, смешанное с едва различимым стоном. Поэтому Дима трусливо сбегает на нижний этаж и забивается в дальнюю комнату, прикрыв за собой дверь. Наверное, стоит отказаться от затеи с батутным центром. Затаиться, возможно даже, отказаться от общения с Эмилем совсем. Хотя бы на время, пока Дима не перестанет на него реагировать, пока все не вернется к тому, как было прежде. — Ты уверен, что это безопасно? — Дима с сомнением смотрит вверх высокой горки, с которой им в скором времени предстоит спускаться в ускоренном режиме. Его дыхание окончательно сбито после непрерывного бега по мягком полу, а по спине, щекотно и противно, стекает капелька пота. Они здесь уже больше часа, но, кажется, Эмиль даже не думает заканчивать. Дима, в принципе, совсем не против провести здесь хоть всю ночь. Физические нагрузки и высвобожденный адреналин заметно отвлекают от дурацких мыслей, оставляя за собой лишь наслаждение, приятной усталостью, растекающейся по телу. Но в то же время, Дима прекрасно понимает каким трудным и болезненным будет их завтрашнее пробуждение. — Это батуты, братан, весь смысл в том, чтобы на них падать и пружинить, — Эмиль с ловкостью маленькой мартышки взбирается на вершину горы и победно смотрит сверху вниз, — забирайся! — Не-а, — Дима встает прямо напротив него, — давай без меня в этот раз. — Эй! — возмущенно кричит Эмиль, — так не честно! — Тогда спускайся, — так же громко отзывается он, — и попробуй меня затащить к себе. Провокация чистой воды, они оба это понимают, но поддаются ей с восторгом маленьких детей. Эмиль заливисто смеется и, издав победный клич, прыгает вниз. На бегу делает кувырок, но спотыкается о свои же ноги и с истошным воплем катится вниз. Дима не может сдержать смех, но все же спешит на место крушения, ловко лавируя по твердым дорожкам. — Эмиль, блядь! — он подходит совсем близко и с интересом смотрит на скрюченную фигуру, — живой? — Да, — жалобно блеет Эмиль снизу, обняв колено. — Больно? Где? — Дима склоняется ниже, все еще беззлобно хихикая. — Нога в щиколотке, — так же хихикая отвечает он. — Встать сможешь? Эмиль кивает. — Эпично я свалился, да? — он улыбается озорной улыбкой ребенка и тянет руку к Диме. Тот, без задней мысли, хватается за нее и дергает вверх. На себя. Эмиль оказывается слишком близко и все веселье мигом испаряется. Дима хочет отступить, но мышцы будто сводит судорогой, приковывая на месте. Наверное, все же стоило отказаться от этой затеи пока была возможность. Эмиль бы наверняка обиделся, возможно даже, перестал бы разговаривать на время. Это было бы даже хорошо, в какой-то степени. Дима кусает щеки изнутри, проклиная себя, батутный центр и всю вселенную. Он подается вперед, совсем немного, обнимая Эмиля за талию. Не так сильно как хотел бы и не так открыто как привык, слишком осторожно, словно боится самого себя. Эмиль отзывается мгновенно, раскрываясь и принимая его. Он жмется к Диме с отчаянным всхлипом и трется лицом о плечо, сцепляя руки на спине очень сильно. — Я так соскучился, — на выдохе говорит он, — сука. Его ладони гладят пятерней спину и шею, поднимаются к затылку и зарываются в волосы. Пальцы касаются щеки, мягко и нежно, а затем их сменяют теплые губы в слабом поцелуе. Дима тяжело выдыхает, пытаясь совладать со своими чувствами и не дать им взять верх над здравым смыслом. Только не опять. — Не надо, пожалуйста, — слабо произносит он, практически сдаваясь, — пожалуйста. — Почему? Тебе же нравится. Губы на щеке снова сменяются ладонью, которую до боли в груди хочется поцеловать. — Потому что мне страшно, — собственный голос кажется слишком жалким, а слова слишком бессмысленными. — Я для тебя угроза, значит… — Эмиль… Но ему не дают закончить. Высвободившись из рук Эмиль резко встряхивает головой и отходит на пару шагов вперед. — Хочу протестить еще полосу препятствий, — покрасневшие глаза смотрят безнадежно, будто прощаясь, — я быстро. — Хочешь меня? — почти неразличимо звучит в наушниках голос Димы. Приглушенно и с помехами, но понятный, если прислушаться. Дима сам выкручивал звук на максимум чтобы попытаться вспомнить, что именно произошло той ночью. Разобрать слова удалось, вспомнить — нет. Память упорно отказывается раскрывать свои секреты, подкидывая лишь обрывки фраз, взглядов и касаний. Дима перестает насиловать свое сознание уже через неделю тщетных попыток, но пересматривать раз за разом, невесть как и зачем сделанное Эмилем видео, не прекращает. — Да… Дима на экране снова увлекает Эмиля в жаркий поцелуй. Это доставляет какое-то извращенное удовольствие, наблюдать за самим собой и гадать, какого это свободно прикасаться к желанному человеку и не испытывать при этом стыд и страх. Заглядывать в его глаза, ласкать губы и чувствовать приятный вес на себе. Какого это — позволять себе любить и наслаждаться этим. Дима отворачивается от телефона и прислоняется лбом в стекло машины. Он отвез Эмиля обратно уже больше получаса назад и сам уже должен нежиться в постели. Но вместо этого он сидит в душном салоне и бесцельно смотрит в единственно светлое окно на втором этаже. Оно горит с тех пор как Дима залез в машину и время от времени в нем за шторами мелькает размытый силуэт. Дима не знает Эмиль ли это или кто-то еще, как и не знает то, зачем он вообще здесь сидит. Почему просто не плюнет на все и не вернется в офис. Или домой. Хоть куда-нибудь. Но апатия, перемешанная с презрением к себе не позволяет сдвинуться с места, заставляя все так же бесцельно пялиться в окно. Эмиль, наверное, давно уже в кровати. Лежит, укутавшись в одеяло по самый подбородок, лицом к стене и подмяв под себя ноги. Он всегда так делает когда обижен, не в духе или просто хочет побыть один. Закрывается в своей скорлупе и вяло отмахивается, когда кто-то пытается в нее поскрестись. Дима знает, что из такого состояния его может вытащить только общение. Ненавязчивый разговор ни о чем, постепенно перерастающий во что-то осмысленное и, несомненно, важное. С кучей прикосновений и успокаивающих поглаживаний, которые всегда заканчиваются крепкими объятиями и словами поддержки. Дима почти видит этот горящий восхищением взгляд, предназначенный только ему, обожание которого, кажется, можно потрогать руками. Дима сейчас очень надеется, что Эмиль не плачет. Он видел его таким всего пару раз, сжавшегося в тугой комок, маленького и беззащитного, пытающегося сдержать свою боль в себе. Тогда Дима предпочел оставить его наедине с собой, дать возможность выплакаться в одиночестве. Сейчас же он очень об этом жалеет. Потому что зачем-то хочет помнить Эмиля и такого. Потерянного и грустного, а от того очень ранимого и трогательного. Дима хочет знать его любого — сонного и теплого, страстного и громкого. И быть рядом всегда. — В радости и горе, пока смерть не разлучит нас, — хрипло произносит Дима в душную тишину ночи. Легче не становится. А еще говорят, что озвучивание мыслей вслух помогает лучше их понять. Пиздеж чистой воды. Дима глубоко вздыхает и снова откидывается на спинку сиденья. Ноги начинают противно покалывать. Затекли, наверное. Чувство вины и собственной трусости мерзко потягивают где-то под ложечкой, мысли давят, и вертятся вокруг ярких образов Эмиля. Его взглядов, его прикосновений, его светлой улыбки в те моменты, когда он смотрит на Диму. С неприкрытым обожанием, мягко замаскированным под крепкую дружбу. Это льстит и подкупает, располагает к себе, заставляя обратить внимание. И Дима тянется к нему как к единственному источнику света, рядом с которым тепло и уютно. Он хочет знать, что тот останется с ним навсегда. Дима осознает это еще после их ночи, правда принять в состоянии только сейчас. Он очень устал. От постоянных попыток сдержать свои мысли, от того, что приходится контролировать движения, чтобы ненароком не коснуться его, не задержать ладонь на спине дольше обычного и не зажать в темном углу где-нибудь на втором этаже. Правда сейчас, Дима искренне не понимает — зачем? Ведь куда проще позволить себе выплеснуть всю накопившуюся нежность на того, кто готов ее принять полностью и попросить еще. Наверное, пора заканчивать страдать херней и, хотя бы попытаться что-то сделать. А о последствиях он подумает позже. Или никогда. Свет на втором этаже все еще горит, вселяя надежду. Дима поднимается по лестнице вверх и чувствует, как сильно потеют ладони. Дом погружен в сонную дрему и даже тихий шелест наверху кажется чем-то незначительным, таким же медленным и тихим, как и все вокруг. Дима находит Эмиля посреди его комнаты с дымящейся чашкой в руках и небольшим синяком на лодыжке. В одних трусах и с взлохмаченными волосами, он смотрит на него чуть сдвинув брови к переносице. Даже стоя у двери, Дима замечает покрасневшие глаза и влажные ресницы. — Думал, ты уже дома, давно спишь, — прочистив горло, говорит он. И отворачивается. Ставит чашку на журнальный столик, отходит дальше, к тому самому окну, под которым Дима просидел последние сорок пять минут. — Снова пришел извиняться за тот пиздец, что мы творили сегодня? Эмиль не оборачивается, а только подтягивает плечи вверх, словно защищаясь от чего-то. Сердце внутри болезненно сжимается и начинает бешено колотиться. Дима сглатывает и очень хочет что-нибудь сказать. Ободрить или наоборот проворчать и обозвать придурком, раз так плохо его знает. Но слова застревают в горле, а взгляд приковывается к напряженной спине. Кажется, еще чуть-чуть, и Эмиль заплачет. Осознание этого будто отрезвляет. Дима подходит к нему вплотную и прижимает к себе, крепко обвив руками за талию. Эмиль вздрагивает, напрягаясь, но сопротивляется всего мгновение, пытаясь оттолкнуть, а затем сдается и обнимает в ответ. Лицом уткнувшись между шеей и плечом, он порывисто вздыхает, словно и правда пытается подавить слезы. Дима гладит его по волосам, по спине и осторожно целует макушку. По телу разливается приятное тепло и руки сами собой сжимают Эмиля сильнее. — Блядь, чувак, зачем ты это делаешь? — отчаянно и почти шепотом спрашивает Эмиль, — ты же видишь, как меня пидарасит с этого. Дима не отвечает, а только приподнимает его лицо за подбородок и целует. Глубоко и страстно, под тихий всхлип Эмиля. Он отзывается сразу, проталкивая язык внутрь и принимая его сам. Руки мгновенно обвивают шею, притягивая ближе и заставляя чуть наклонится. Дима ласкает его губы, спускает вниз по подбородку к шее, вылизывая кадык и линии ключицы. Эмиль протяжно стонет, выгибается навстречу и неосознанно давит на затылок, пытаясь прочувствовать все острее. Все тело будто пульсирует от возбуждения, сознание плывет и плавится, подталкивая и заставляя жаться к Эмилю плотнее. — Дима, Дим, подожди, пожалуйста, — жалобно тянет Эмиль, — скажи, что ты уверен. Дима ладонями спускается по его спине к ягодицам, сжимает их и разводит в стороны, едва ли понимая, что сейчас от него хочет Эмиль. Еще один стон и мелкая дрожь по телу вышибают из головы все остатки мыслей, оставляя за собой лишь желание обладать. — А, впрочем, похуй. Он дергает за край толстовки вверх и стаскивает ее через голову Димы вместе с футболкой. Быстрое движение взгляда от лица до паха и обратно, и Эмиль снова жмется к нему, притираясь уже кожей к коже. Мягкие губы на шее и плечах, ловкие пальцы на ремне и жалобный звон пряжки. Эмиль расправляется с ней за секунды, стягивая джинсы чуть ли не до щиколоток, опускаясь на колени. Смотрит снизу вверх вопросительно, краснеет скулами, ладонями нетерпеливо поглаживая бедра. Дима знает, что ему хочется. Снять трусы полностью, придвинуться ближе и отсосать. Это видно по его глазам, блядским, черт их дери, которые сейчас блестят желанием. Дима тоже этого хочет, до болезненно сведенного низа живота и искусанных в предвкушении губ. Но не сейчас. Потом, когда страсть первого раза немного поутихнет, а пелена новизны ощущений полностью отпустит. Чтобы в процессе не упустить ничего и иметь возможность прочувствовать все сполна. Поэтому Дима высвобождается из штанин, перехватывает запястье Эмиля и тянет его обратно вверх. — Дверь все еще открыта, — облизываясь говорит Эмиль. — Стесняешься? — улыбается Дима. — Я немного не готов к ёбле на публике, если честно, — он нежно поддевает носом подбородок Димы и проводит губами по щеке. Почти неощутимо, словно касается дыханием. Дима сглатывает и чуть подается вперед, утыкаясь лбом в его лоб. — Тогда я сейчас закрою, — собственный хриплый шепот слышится каким-то чужим, — а ты никуда не уходи. — Давай, — Эмиль с явной неохотой отходит от него на шаг. Дима отвлекается всего на мгновение, звонко щелкает замком на двери и поворачивается обратно. Эмиль берет его за руку и нетерпеливо тянет в сторону кровати, будто боится чего-то не успеть. Того, что Дима исчезнет. Снова передумает, назовет все происходящее глобальной ошибкой и попросит прощения. И Дима не может его за это винить. — Я никуда не уйду, — между поцелуями говорит он. — Обещаешь? — порывисто выдыхает Эмиль. Он вытягивается на постели и заставляет лечь сверху. Диму бросает в жар и все слова, которые нужно сейчас сказать, сразу забываются. Он только кивает, прежде чем раствориться в безумном желании сделать Эмиля по настоящему своим. Ведь так нестерпимо приятно чувствовать крепкие руки на своих плечах, влажный язык, вылизывающий мочку уха и тихие стоны, вышибающие все мысли разом. Дима властно подминает его под себя и разводит ноги шире, чуть приподнимая бедра и втираясь пахом в его член. Ткань трусов, кажется слишком грубой и неприятно дергает. Дима сдирает их одним рывком под одобрительный возглас Эмиля. — Хочешь? — едва переводя дыхание спрашивает Дима, — хочешь ведь… — Очень хочу, — полушепотом отвечает он и прячет лицо у него на плече. Дима с трудом отлипает от Эмиля и перегибается через край кровати, подтягивая свои джинсы. Из заднего кармана он быстро достает изрядно помятый плотный пакетик смазки и возвращается обратно. Эмиль закусывает губу изнутри и, кажется, краснеет еще сильнее. Дима вскрывает пакетик зубами, дрожащими руками выдавливая его содержимое. Разводит ягодицы в стороны и осторожно смазывает между ними. Эмиль жмурится, а затем и вовсе закрывает лицо ладонями и отворачивается. Ему стыдно, хорошо и нетерпеливо одновременно. Дима знает это, потому что сам сейчас испытывает то же самое. Его бросает в жар снова, когда он проталкивается пальцем внутрь и мягко скользит, медленно добавляя еще один. А затем еще и еще, пока Эмиль, потеряв выдержку не начинает стонать уже в голос. Дима входит в него одним плавным движением, вырывая из груди новый сдавленный всхлип. Эмиль узкий, горячий и очень напряженный. Он разводит ноги шире, сцепляет их на пояснице Димы и давит пятками вниз. Чтобы притереться к нему плотнее и прочувствовать сильнее. И Дима плывет. Протискивает ладони под спину, прижимаясь к нему уже всем телом. Он двигается быстро в такт хриплых стонов Эмиля, искренне надеясь, что он чувствует то же нестерпимое наслаждение. Оно бьет через край, стекая вниз по позвоночнику, сводит напряжением окаменевшие мышцы. Сквозь липкий туман настигающего оргазма, Дима чувствует, как под ним дрожит Эмиль, цепляясь пальцами за плечи мертвой хваткой. Дима не успевает остановиться, продолжая все так же вбиваться в уже обмякшее тело, пока оргазм, душным одеялом, не накрывает и его. Он кончает, плотно стиснув Эмиля в объятьях и уткнувшись в его шею. — Я делал тебе больно тогда? Дима трется лицом о грудь Эмиля и устраивается на ней удобнее. Дыхание давно пришло в норму, напряжение спало, уступив место сонной расслабленности. — Нет, — Дима чувствует, как ладонь Эмиля накрывает затылок, а пальцы осторожно касаются коротко подстриженных волос, — ты очень долго меня целовал и все повторял, что любишь. И что хочешь, чтобы и я любил. Совсем ничего не помнишь? — Совсем. Под щекой мерно бьется чужое сердце и голос отдается забавной вибрацией в ухе. Дима вздыхает. — Странно, — Эмиль зарывается носом в его волосы на макушки и мягко ее целует, — ты с виду не был сильно пьяным. Дима не отвечает. Сейчас бы им разбежаться по разным комнатам и попробовать хоть немного поспать. Но Дима боится оставлять Эмиля одного и сам не особо горит желанием хоть как-то шевелиться. Окутанный его теплом и любовью, пригретый под ласковыми прикосновениями, Дима чувствует себя абсолютно счастливым. — Мы, наверное, пол дома перебудили, — тихо хихикает Эмиль, подтягивая сдернутое одеяло и накрывая им обоих. — Вот завтра и узнаем насколько тонкие здесь стены, — отзывается Дима. Он закрывает глаза, искренне надеясь, что утро завтра будет действительно добрым.