Я мчал так быстро, как только могли позволить мне мои ноги. Грудь мою невыносимо жгло, глаза были залиты накатившими слезами, но я продолжал бежать, несмотря на то что некоторые кусты не прекращали хлестать меня то по лицу, то по ногам или рукам. Но сейчас мне было далеко не до этого. На кону была жизнь Светиловича, такого человека, о котором Родина моя будет долго и выть, и скорбеть, ведь такие люди рождаются не каждый день, не каждый год и, возможно даже, не каждое столетие. Андрей тот, кто заслуживает этой жизни намного больше, чем я.
—"... Нельзя, нельзя так жить, дорогой Белорецкий. Человек добр, а его превращают в животное... Пахнет сильным пожаром. И годы, годы впереди! Сколько страданий, сколько счастья! Какая золотая, волшебная даль, какое будущее ожидает! — говорил тогда Светилович, невольно начав плакать, пока я, ошеломлённый его долгой речью, которую сейчас дословно передать не могу, бросился ему на шею, утешая. — Годы впереди! Даль! Солнце!"
Андрусь не тот вид людей, что долго живут. Я об этом подумал ещё тогда, когда мы расставались у того кургана. Но его смерть не должна была наступить так скоро, не должна была! Светилович, этот светлый и чистый парень, с его прекрасными, порой казалось даже внеземными глазами, что были карие, словно кора могучего дуба после обильного дождя, не должен погибнуть так, смертью от тех паршивцев, которые придумали легенду о дикой охоте короля Стаха и терроризируют род Яновских уже который год. Это низкие, последние люди, недостойные даже зваться "людьми".
Так быстро я бегал лишь тогда, когда удирал от дикой охоты, когда стремглав бежал в сторону замка, к Надее Романовне. Я топтал под собой всякое растение, заставлял шелестеть опалую листву разных оттенков под ногами, разламывал бегом ветки. Одна из них хрустнула так громко, как хрустит лишь хрупкая, сломанная в миг человеческая шея.
Всего в паре метров от того места, где я пробегал, раздался громкий выстрел. Он пронзил небо, всполошив всех птиц в округе, глухо ударяясь о кору дерева. Почему именно дерева? А потому, что к моменту падения пули я был уже на небольшой полянке и мог сам лицезреть столь ужасающую сцену хладнокровного убийства.
Я быстро достал своё единственное оружие, что на всякий случай всегда было заряжено, и стал стрелять по убегающим вдаль охотникам. Чёртовы нелюди успели скрыться в чаще леса, пока пули мои лишь располосовали землю под копытами лошадей вымершей масти.
Только когда последняя прядь конского хвоста пропала за кустами я спохватился, сорвавшись с места к Светиловичу. Он опёрся о ствол дерева, с силой прижимая руку к своему кровоточащему боку. О, если бы я не был бы атеистом, то уже поблагодарил бы Бога! Видимо стрелявший скосил с выстрелом, ведь вряд ли он метился в бок, где смог лишь слегка задеть мягкие ткани. Кто знает, вдруг это я своим громким сбегал переполошил лошадь, отчего та помешала своему всаднику метко поразить цель.
— Белорецкий... Друг... Я не думал, что..смогу попасться на столь примитивную уловку, словно дурной ребёнок. Ха-ха, они меня так ловко...обдурили. Но..промазали, — сказала тот, прерывисто глотая ртом воздух, зажимая рану на боку своей ладонью.
— Андрусь, дорогой, не смей тратить силы на разговоры! Я ещё успею наслушаться твоих речей, ведь у нас есть время, ещё есть время тебя спасти, — с жаром воскликнул я, быстро оглядев Светиловича. Рана его была страшна, но не смертельна. Кажется, бывший студент больше перепугался, чем пострадал.
Не в силах сдерживаться я обнял друга, расцеловав его. Мне так дурно стало от одной лишь мысли, что я мог потерять такого прекрасного человека! Теперь же, думаю, нам придётся быть вдвое внимательнее и осторожнее, чтобы эти зас... не смогли добраться до нас или кого другого, кто был бы нам настолько близок.
После недолгих объятий я отпрянул, точнее мне на это действие намекнул сам Светилович, который жалобно прокряхтел, упираясь рукой мне в грудь, слегка отталкивая. Даже несмотря на столь несерьёзную рану, её всё равно необходимо обработать. Пуля серьёзно разорвала бок, но, видимо, не задела ни один из жизненно важных органов.
Я помог другу подняться, закинув его руку на себя.
— Белорецкий, дорогой, я почти не чувствую своих ног, они словно ненастоящие... Кажется, я в последний раз вижу этот мир. Чувствую, как темнеет в глазах, — бормотал Светилович, почти полностью ложась на меня, прижимаясь щекой у моему плечу.
— Светилович, не смейте закрывать глаза! Помощь будет оказана вам немедленно, как только мы доберёмся до ближайшей хаты! Только прошу, умоляю вас, ради меня, ради панны Надеи, оставайтесь в своём сознании. Болтайте со мной, пойте, танцуйте, Бог его дери, но оставайтесь в сознании! — суетился я, плюнув на всё, взяв дорогого моего друга на руки, чтобы нести его было куда проще и, возможно, так мы быстрее сможем оказать ему помощь.
— Вы говорите мне не закрывать глаза, но это так тяжело, пан Белорецкий!.. Мне вдруг стало так тепло и хорошо, как в те далёкие времена, когда матушка ласкала меня, укладывая в тёплую мягкую постель. Или как она целовала меня в чело, после того как я, несмышлёный мальчишка, падал и раздирал свои детские коленки. Я не хотел бы так рано покидать этот мир... Я не хочу оставлять Надею Яновскую одну! Хотя, о чём это я?.. Я не...не оставляю её одну. У неё будет прекрасный человек рядом, что поддержит...защитит. Теперь я знаю секрет дикой охоты... Этим секретом я поделюсь с вами, дорогой друг. Но не сейчас, после короткого сна.. Я хочу отдохнуть... — чужая щека прижалась к моей груди, я чувствовал тепло чужого тела, но не мог позволить Светиловичу уснуть, из своей раны он теряет много крови и чёрт знает, что случиться, если сейчас он уснёт. Он может даже не проснуться.
— Светилович, откройте же свои глаза. Расскажите мне о том, что узнали. Кто в вас стрелял? Кто сделал такую мерзость, кто это подстроил?
— Ворона... Ворона стрелял в меня. В его лице не было ни жалости, ни сожаления... Удивляюсь тому, как порой людям легко отнимать чужие жизни. Сам я никогда не забуду, как вы побледнели, оглушив Ворону... Вы хороший человек, Белорецкий...
Я старался раскачивать Светиловича на своих руках, трясти и идти как можно безобразнее, лишь бы не дать ему возможности закрыть глаза. Он должен выжить, должен... Обязан!..
☼☼☼
Я успел доставить Светиловича ближайшую, как мне казалось, больницу. Хотя человек, которому я доверил жизнь друга, больше напоминал не врача, а лекаря-знахаря. Но всё же мой дорогой друг смог пойти на поправку. Ему было противопоказано беспокоить бок, запрещались сильные нагрузки и поднимать что-то тяжелее, чем листок бумаги, было строго настрого запрещено.
Нельзя описать моей радости, что я испытывал, когда помогал другу идти к своему дому. Я всё так же поддерживал его сбоку, забросив его руку за свою шею, пока он ковылял рядом, стараясь подстроиться под мой темп.
Я уговорил Надею Яновскую на время забрать Светиловича из дома дядьки и поселить его у нас. У старика и так хлопот полно, а ухаживать за больным калекой очень уж тяжело, особенно, когда ты не обладаешь той же силой, что лет десять назад. Мне же с этим справиться было куда легче, спасибо моему молодому организму.
☼☼☼
Светилович рассказал мне всё, что узнал про охоту. Как бы ему это не было тяжело, а он всё же ткнул пальцем на Рыгора Дуботовка, этого милого и заботливого на вид старика, в голове которого лишь собственная выгода и мысли поскорее выжить Надею из ума, чтобы получить столь "роскошный" замок. А ведь никто бы и не подумал на этого милого старичка. Здорово же он прикидывается, сразу и не подумаешь, если не начнёшь подозревать всех своих знакомых.
Вместе с Рыгором и другими мужиками мы смогли разгромить охоту, застав её врасплох, как и их главаря Дуботовка. Конечно, не обошлось без жертв, но это малая цена за спокойствие не только одной девушки, но и целой деревни. Сколько же от этих выродков народ натерпелся, даже представить страшно. Как же хорошо, что это всё кончилось. Наконец-то кончилось.
