Сердце Машины

Колосс вблизи был еще внушительнее - шестирукий, покрытый шипастой броней, настоящий красавец. Машина жарко дышала, вхолостую подрагивая, как будто ей не терпелось сорваться в бой, и не только ей. Верфь, что располагалась в южных доках, была заполнена колоссами, которые чутко дремали и ждали момента, когда же их призовут на поле боя. Сяо Чжань знал наверняка, что время, когда машинам Империи позволят продемонстрировать врагу свою истинную мощь, уже не за горами, и во рту становилось горько от мысли, что войны, о которой так давно трубили газеты, не миновать. Даже послы и дипломаты, отправляющиеся к даарисам вереницами кортежей, не смогут оттянуть неизбежное, только раззадоривают южан. Именно поэтому Сяо Чжань и пришел сегодня к докам, предусмотрительно отпустив извозчика за несколько кварталов. Хотелось прогуляться, собраться с мыслями, но махина верфи, какофония звуков - одновременно знакомых и совершенно чуждых слуху, - все это заставляло сомневаться в себе и в своем решении - стоило ли приходить. Но теперь, затаив дыхание, разглядывал колосса, окутанного молочно-белым паром, вблизи - восемь метров в высоту, три пары рук и четыре дальнобойных орудия, которые с расстояния в полмили способны снести стену любого укрепления. Это была именно та машина, которую он искал, никаких ошибок. Как только с губ Сяо Чжаня сорвалось имя, управляющий без слов ткнул в сторону колосса, чье брюхо было густо заляпано алой краской, а затем сбежал так быстро, словно за ним гнались даарисы с секирами наголо. Что так пугало управляющего, немолодого уже мужика, много чего повидавшего на своем веку? Загадка, ответа на которую Сяо Чжань не собирался искать. Не за этим он пришел сегодня. Проходя мимо, он заглянул в темную бездну нижнего орудия и коснулся тростью дула, на пробу. Зазвенела сталь, заискрили щиты, лишь ослабленные на время ремонта и хрупкого перемирия, а не отключенные полностью. Он прислушался к тому, как поет магия - неслышная для обычных людей песнь, - улыбаясь себе под нос. Годно, очень и очень неплохо. Кто бы ни ставил защиту, дело свое он знал отлично. Сяо Чжань еще раз оглядел матрицу заклятия: просто, но со вкусом. Ничего особенного, но эти щиты смогут выстоять минимум десяток сражений, и, возможно, однажды спасут жизни немногочисленному экипажу колосса. Конечно, сам Сяо Чжань предпочел бы чуть крепче стянуть узлы заклятия: доходили смутные слухи, что от жара те могли лопнуть в самый неподходящий момент, и не всегда рядом оказывался кто-то, чтобы поправить защиту. Магия в таких случаях расходилась по швам, словно половая тряпка, обнажая панцирь колосса, который без усилия пробили бы и самые слабые удары даарисского корпуса звездочетов и заклинателей. Появление Сяо Чжаня на верфи, рядом с машиной, о которой ходило столько нехороших сплетен, не могло остаться незамеченным. Краем глаза он видел и косые взгляды работяг, что кружили рядом, не рискуя подойти ближе, слышал, как они переговаривались, понижая голос. На какой-то момент Сяо Чжаню даже стало стыдно - за начищенные до зеркального блеска сапоги, за то, как сверкает набалдашник его трости, за то, что руки его не имеют ни шрамов, ни мозолей от раскаленного пара. Но на самом деле взгляды работяг притягивал отнюдь не он, стоило это признать. Колосс, прибывший с Северных Островов, и его немногочисленный экипаж будили в подданных Императора только недоверие и злость. Слишком уж яро те сопротивлялись присоединению, вырезая под корень направленные к фьордам войска, а в состав Империи вошли не завоеванными землями, покорно склонив голову, а как доминион, оставив за собой право поступать так, как вздумается. Кто знает, что придет в голову белокожим туземцам рядом с имперскими подданными? У северян длинная память и погибших предков они чтят веками, особенно если те полегли в борьбе с иноземными захватчиками. А их колосс? Пугающий, совсем непохожий на машины Империи. Смотришь, и душа наливается стылым ужасом, цепенеет тело. Сяо Чжань не видел его в бою, но с легкостью мог вообразить, как машина, сотрясая поступью землю, разрывает на части исполинского саблезубого льва, которых даарисы использовали вместо конницы. Откуда жители Севера, обитавшие испокон веков в глубоких пещерах и на обдуваемых ледяными ветрами фьордах, могли знать про механику и про основы магии, что заставляют колоссов двигаться и сражаться? Сяо Чжань краем уха слышал шепотки, что боевой расчет краснопузого колосса приносит жертвы своей машине, поддерживая в ней жизнь. И что по ночам внутри медного исполина происходят кровавые оргии. И что… - Кто такой? Сбоку от колосса мелькнула шустрая тень, огибая железный панцирь, загадочно блестевший в смутном свете газовых ламп верфи. - Чего надо? Сяо Чжань, застигнутый врасплох, не сразу понял, кто перед ним стоит, а когда понял, то опешил. Девчонка, белокожая и воинственная, настоящая дочь Островов, словно вышла из легенд, что передавались из уст в уста с того момента, как Империя начала свою колонизацию. Очевидцы, которым посчастливилось выжить, в один голос твердили, что на Островах живут кровожадные мужчины, а их женщины ни в чем не уступают по свирепости мужьям. Что со своих врагов они снимали заживо кожу, обливали маслом и поджигали, наслаждались их предсмертной агонией с улыбкой на лицах. “Чтобы согрелись, ублюдки” - вот что говорили туземцы в свое оправдание, будучи захваченными в плен. Сяо Чжань, вспоминая обугленные, изуродованные тела, малодушно возносил краткие молитвы, за то, что провидение уберегло его от подобной участи. - Мне нужен твой капитан, - произнес Сяо Чжань, упираясь обеими руками в трость, чтобы сохранить самообладание, но тело сопротивлялось изо всех сил. Оно требовало выставить прочный щит, чтобы защититься от кривого, но острого ножа, которым девчонка целилась ему в горло. Интуиция подсказывала - миниатюрная и юркая, девица успеет прикончить его раньше, чем он успеет сказать: “Постой!”. - Капитан? Зачем? - легкий акцент, мягкие интонации и внимательный, цепкий взгляд. Она склонила голову к плечу, с интересом разглядывая эполеты Сяо Чжаня, сверкающие серебром, словно действительно разбиралась в воинских званиях Империи. Но даже признав, что незнакомец не опасен, нож так и не спрятала, как будто не доверяя его слишком приличному для грязной верфи облику. - У меня есть для него предложение, - Сяо Чжань заставил себя улыбнуться, широко и радостно, как будто приглашал новую пассию на долгожданное свидание, но по хребту бежала постыдная дрожь. - Предложение, от которого невозможно отказаться. Зазвенели мелкие монеты, по традиции Островов вплетенные в длинные косички, когда девица неохотно спрятала нож в рукав просторной рубахи. Сяо Чжань был готов побиться об заклад - в мужских, мешковатых одеждах пряталось еще немало подобных сюрпризов. Стоило вести себя осмотрительнее и своевременно прикусывать язык, если захочется ляпнуть какую-нибудь глупость. - А что, если он откажется? Наши услуги стоят дорого для подданных Империи, - нараспев произнесла она и ловко взобралась на короткую лесенку, ведущую внутрь колосса. Обернулась, как будто ждала ответа, чтобы решить - стоит ли Сяо Чжаню верить. И тот сказал то, что первым пришло на ум. - Тогда я спрошу еще раз. *** На рассвете первого дня осени лагерь узнал, что столица пала. Этого следовало ожидать. Никто из командования не был оптимистом в достаточной степени, чтобы искренне верить - составленный впопыхах план на самом деле сможет отвлечь внимание врага от ставки Его Высочества и позволит войти в осажденную столицу с запада. Кронпринц планировал дать бой из-за стен города, воспользовавшись замешательством даарисов, но его генералы, и Сяо Чжань в том числе, слабо верили в успех операции. Долгая, изматывающая война высасывала последние капли оптимизма из их душ, и никто не верил, что они вернутся домой живыми. В бесконечных сражениях, в месиве из крови и грязи не было никакого смысла, Сяо Чжань толком уже не знал, за что воюет. С Запада уже несколько дней гонцы приносили только дурные вести, и Сяо Чжань, глядя на то, как с каждым донесением лицо Его Высочества становится лишь темнее, вспоминал старый обычай - того, кто приносил плохие новости, без промедления вздергивали на ближайшем фонарном столбе. Иногда - на воротах города, в назидание. Эти времена застал только его дед, но стоило запыленным, вымотанным от долгой дороги курьерам появиться в шатре Его Высочества, Сяо Чжань смутно сожалел, что эта традиция канула в прошлое. Видеть, как Наследник теряет последнюю надежду и погружается в темную беспросветную бездну отчаяния, было попросту невыносимо. А к обеду до ставки донесся и аромат гари. Мерзкая вонь паленого мяса, перемежающаяся горькой ноткой трав. Даарисы, наступая, оставляли за собой лишь выжженную землю. Считанные дни отделяли Империю от сокрушительного поражения, но Сяо Чжань знал, что даже в момент, когда им придется встать на колени перед Королем-Звездочетом, даарисским властителем, он будет рядом с Наследником. И будет готов в любой момент пожертвовать собой ради него и Империи, даже если в этой жертве будет смысла не больше, чем в пустом бокале из-под вина. Но самое страшное во всем этом - ожидание. Мучительное, изводящее, порождающее только страх, который плещется в глазах каждого за этим столом. И сердце отзывается болью - если столицы больше нет, то само сердце Империи сожжено. Сможет ли она оправиться от такого удара? - У нас не больше недели, - глухо шепчет Цзэси, поднося к губам мундштук. - И скудный выбор. Либо мы сражаемся, зная, что это уже бесполезно. Либо… Он не договаривает, красноречиво приподнимая брови, но каждый - до единого - в этом шатре знает, что скрывается за паузой. Даарисы не берут пленных, их магия соткана из свежей крови и костяной пыли их врагов. Им всем суждено погибнуть, когда захватчики исполнят танец победителя. Варвары, читающие судьбы по ночному небу и приносящие жертвы своему Королю-Звездочету, не знают ни сострадания, ни жалости. Какое же созвездие предсказало им, что земля Империи, раскинувшаяся шумными городами и цветущими садами, настолько лакомый кусочек, что достоин уничтожения многих тысяч ни в чем не повинных людей? - Мне надо подумать, - произносит Исин глухо, нарушая тишину шатра, и генералы безропотно покидают Его Высочество, разбредаясь по лагерю. Юй Бинь улепетывает в сторону полевой кухни, Цзэси - к ближайшему костру, у которого греются теплым вином и байками пехотинцы. Общество простых солдат ему милее серьезных лиц и гнетущей атмосферы королевского шатра. Сяо Чжань оглядывает лагерь: проблески костров, сгорбленные спины воинов, уставших от затяжных боев, в которых Его Высочество раз за разом терпит поражение. Теперь каждый знает, что им некуда возвращаться. Столица пала, большая часть Империи либо полыхает от ядовитого огня даарисов, либо уже обратилась в пепел. А над его головой, утробно отзываясь далеким громом, клубятся грозовые тучи - нечастые гости столь поздней осенью. Царапают свое распухшее брюхо об макушки колоссов, чинно выстроившихся вдоль линии фронта, как будто сами небеса стремятся смять, уничтожить все машины до единой. Но у них ничего не получится, Сяо Чжань знает это наверняка. Дождь начинает моросить без предупреждения, бежит мелкими каплями по кителю, покрытому грязью и копотью. Надо бы найти укрытие, и Сяо Чжань, увязая сапогами в раскисшей от бесконечных дождей земле, поворачивает налево, к дальнему краю лагеря. Где-то там, в отдалении от королевского шатра, согревается у крохотного очага экипаж его колосса. *** Выступающий из мороси и тумана колосс возвышается над ним, медногрудый и безмолвный, но Сяо Чжань почти не смотрит на него. Между его опор ютится огонек, но у костра никого нет. Не должно быть здесь и самого Сяо Чжаня - маги, аристократы высоких званий, редко снисходили до того, чтобы разделить палатку и миску жидкой похлебки с обычными механиками, что говорить о туземцах, которых провожали косыми взглядами и язвительным шепотом? Сяо Чжань знает, что он из немногих, кто признает право детей Островов быть здесь, в этом лагере, потому что сам же и позвал их выступить против даарисов. И единственный, кто знает экипаж колосса по именам, но даже это не имеет никакого смысла. Они служат ему за звонкую монету, которой с лихвой хватит на безбедную жизнь после войны. К тому же, гости с Островов вольны покинуть линию фронта в любой момент. Да, их будут поливать грязью за спиной, но никто не сможет остановить. - Говорят, ваш главный город сожжен дотла, а его жителей варвары многие часы резали будто скот, бросая их тела на прокорм своим львам? Сяо Чжань дергается, словно от удара, и отступает на шаг назад. Голос доносится из темноты, обволакивающей колосса, которую не в силах разогнать свет костра. Этот голос бьет в самое сердце, и пока Сяо Чжань не видит безразличного лица капитана, тот не имеет над ним власти. Сяо Чжань запрокидывает голову, заглядывает в круглый провал открытого люка. Дождь усиливается, но под брюхом у колосса тихо и спокойно. - С чего ты взял? Этого не было в донесении гонца. Никаких кровавых деталей, способных вызвать оторопь и тошноту, только упоминание разведчиков о грандиозных жертвах, но и этого хватило, чтобы скорбь разлилась по лагерю. Слышать горький плач, распространившийся в воздухе словно тлетворный газ, видеть, как солдаты украдкой вытирают слезы, катящиеся по грязным щекам, было ужасно. Сухая статистика без грамма лирики - “три тысячи погибших”, - это одно. Совсем другое, когда мертвецы обретают имена и лица, и ты начинаешь видеть в них дочерей, братьев и чьих-то родителей. На краткий миг Сяо Чжань малодушно решил, что ему очень повезло остаться сиротой в раннем детстве. У него нет никого, кроме горстки друзей, да и те сражаются с ним бок о бок. Ибо, наконец, показывается из нутра колосса. Ловко спрыгивает на землю и смотрит, не мигая, словно огромный змей, по иронии судьбы ставший человеком. - Точно так же имперские захватчики поступали с моим народом, пока мы не захлебнулись в крови. Так с чего же даарисам вас щадить? На это Сяо Чжаню нечего сказать. Он отводит глаза и опускается на покрывало рядом с костром, протягивает озябшие руки к огню. - Ты можешь ночевать в своей палатке, - произносит Ибо, возвышаясь над своим магом, прячет руки за спину. - Незачем отираться здесь ежедневно, нам и без тебя не скучно. - Могу, - соглашается Сяо Чжань с легким сердцем и пожимает плечами. - Но я буду спать здесь. Он недолго думает и добавляет, колебаясь: - Это приказ. Приказы командного состава не обсуждаются, даже если они мелочные, дурацкие и не имеют никакого смысла. Ибо фыркает тихо, приподнимая уголок губ в намеке на улыбку и плюхается рядом, поджимая под себя ноги. Они молчат, вслушиваясь в потрескивание хвороста в костре. И легкая дрема накатывает волнами, тело наливается тяжестью. - Его Высочество…- говорит Ибо и морщится, как будто не слова выплевывает, а осколки битого стекла, но Сяо Чжань не отвечает. Нечего ему сказать, и тревога, темное пятно, появившееся на сердце очень давно, разрастается. На темных волосах Ибо блестят отсветы костра. Он спит на спине, вытянув руки по швам, как оловянный солдатик из игрушечного набора, с которым в далеком детстве играл Сяо Чжань, и в груди щемит от неизбывной, нерастраченной нежности. Кто бы мог подумать, что Сяо Чжань выберет диковатого сына островов, гениального во всем, что касается механики, но не касается человеческих взаимоотношений? Сяо Чжань и сам почти спит, когда из колосса выбирается Лиин. Ловко перебирая руками, спускается по лестнице и садится рядом с Ибо. Она крошечная, такая худая, что можно взглядом пересчитать все ребра, но Сяо Чжань знает, что она старше Ибо, старше его самого, и вовсе не нуждается в чьем-либо участии. А еще он знает, что она без промедления вспорет ему горло, если Сяо Чжань только подумает, чтобы перешагнуть невидимую, но осязаемую черту. Но это ничего не меняет - к Ибо очень хочется прикоснуться. Сяо Чжань смотрит в огонь до тех пор, пока глаза не начинает щипать. Лиин уже дремлет, привалившись к опоре колосса - еще теплой после холостого запуска, а Ибо в полусне возится рядом, пытаясь устроиться поудобнее. И Сяо Чжань дает слабину. Протягивает руку, замирая в сантиметре от гладкой щеки, пальцы дрожат от напряжения. Ван Ибо спит чутко и открывает глаза почти сразу. Взгляд сумрачный, как омут, но откуда-то появляется ощущение - если Сяо Чжань сейчас закончит начатое, Ибо вряд ли даже отстранится. Это не секрет, они оба знают, что происходит между ними - с того момента, как они встретились на верфи и Сяо Чжань впервые заглянул Ибо в глаза. Эти чувства, приходящие либо раз в жизни, либо вообще никогда, причиняют ужасную боль. Сяо Чжань иногда надеется, что не только ему, а поэтому убирает руку. Он может сейчас дотронуться до плеча, очертания которого виднеются под тонкой, заляпанной мазутом рубахой. Или до руки со шрамами на костяшках и мозолями на ладони. Может, но не делает этого. Потому что он уже знает - заучил, вызубрил, высек золотой иглой на черепе изнутри - Сердце Машины священно. К Сердцу Машины - к Ибо - прикасаться нельзя. *** Первые колоссы были созданы Империей как стражи границ. Амбиции завоевателя не позволили ей допустить, что собственные земли окажутся под угрозой нападения, а потому долгих сотню лет трудились техники и маги, создавая настоящее произведение искусства. Торжество разума и волшебства, работающее на паровой тяге, защищенное мощными чарами. Мощное оружие, патрулировавшее границы, одним своим видом сдерживало желание потенциальных врагов облизываться на плодородные поля и торговые пути Империи. Но когда Империи стало тесно в прежних границах, колоссы из охранников превратились в завоевателей. Среди экипажей колоссов маги встречались феноменально редко, история знала лишь дюжину примеров. Этому было множество причин: духота внутри самой машины, от которой и самые выносливые порой теряли сознание, долгие месяцы обитания в замкнутом пространстве, если армия Императора выходила в новый поход, с мимолетными передышками на кратких привалах. Пристало ли магам, людям белой кости и голубой крови, терпеть подобные лишения и испытания? О нет, высшее сословие, которому война была единственным развлечением, как ни странно предпочитало держаться от полей битвы подальше. Заклинания имеют отличную дальнобойность, намного лучше орудий пушек и колоссов, так зачем же лишний раз дразнить судьбу? Такое положение дел стало традицией, но Сяо Чжань, который иногда слышал подобные размышления от друзей и знакомых, сам украдкой думал, что их поколение - единственное за всю историю существования Империи, которое не боится выйти с противником лицом к лицу. Даарисы славились своей жестокостью, но если ситуация того потребует, Сяо Чжань знал, что все молодые генералы, присягнувшие на верность Наследнику после гибели Императора, без раздумий вступят в рукопашную - за жизни Его Высочества и за Империю. Ради этого Сяо Чжань и пришел сюда, просить капитана с Островов взять его в боевой расчет. - Хочешь, я тебе погадаю? Пока ждем. Сяо Чжань, застигнутый врасплох, вскинул голову. Он ждал уже добрых полчаса, и вот девчонка снова показалась на глаза. Высунулась по пояс из люка, с нескрываемым любопытством разглядывая макушку Сяо Чжаня с высоты трех метров. - Погадаешь? Вместо ответа северянка широко разулыбалась, спускаясь вниз по той же лесенке. Звонко бряцали монеты в ее волосах. а глаза блестели так лукаво, что Сяо Чжань лишь усилием воли заставил себя стоять смирно, хотя страшно хотелось отступить на пару шагов, чтобы сохранить безопасную дистанцию. Что она задумала? - У меня нет времени на подобную ерунду, - он нахмурился, постукивая тростью о деревянный настил. - Я бы хотел увидеть твоего капитана, сию же секунду. Девчонка смешно сморщила нос, откидывая косы за спину: - Успеется. Дай руку. - Зачем? И почти сразу же он вспомнил - зачем. Захваченных в плен солдат островитяне не убивали сразу. Они читали по ладони их судьбы - суждено ли пленнику погибнуть сегодня, или его участь - смотреть на то, как казнят его товарищей, дожидаясь своей очереди? Сяо Чжань поежился - как жутко! Чем-то напоминало и даарисов, что читают будущее по звездам и следуют их указаниям. А что, если линии на его ладони скажут, что его дата смерти уже известна? - Не бойся, - со странной снисходительностью шепнула девчонка, - если бы я хотела тебя убить, то давно бы это сделала. И тогда Сяо Чжань протянул ей руку - ладонью вверх. Что-то внутри ему подсказывало, что если он откажется, то не видать ему ни капитана, ни возможности привести северного колосса на поле боя с даарисами. - Мой народ считает, что сердце любого человека можно прочитать по его ладони, - ее мягкий голос разливался над верфью, и Сяо Чжань, зачарованный его медовым звучанием, на краткий миг забыл, где он находится. Все перестало иметь смысл, кроме ее слов и их значения. - Скуп ты или щедр. Светло ли в твоем сердце или его пожирает первозданный мрак, толкающий тебя на предательство. Все откроется, стоит только взглянуть. Кисть дрогнула, когда Сяо Чжань заколебался, но северянка уже ухватила его за запястье, притягивая ближе. Развернула его ладонь так, чтобы на нее падал свет газового светильника, наклонилась, щекоча косами кожу. - Насколько же одиноким может быть человек, - пробормотала она, взглядывая в испещренную линиями ладонь, и Сяо Чжань замер, как пташка, попавшая в силки. Хотелось спросить - неужели она прочитала это по его ладони, но тут девица, ведущая себя спокойно и миролюбиво, отпихнула его руку и отскочила в сторону. Ее лицо исказила гримаса отвращения. - Ты не посмеешь! - вскинула она голову, вновь вытаскивая из рукава нож. - Только если ты посмеешь прикоснуться!.. - Лиин, - раздалось сверху, и девчонка сразу же обмякла. Опустились плечи, взгляд уткнулся в землю, и только короткий нож подрагивал в крепко стиснутых пальцах. Сяо Чжань, совершенно обескураженный происходящим, качнулся с носков на пятку и вскинул голову, чтобы обнаружить на лестнице что-то совершенно восхитительное. Это было похоже на взрыв где-то под ребрами - оглушающий, ослепляющий. Захотелось сжать ткань кителя у сердца, чтобы оно унялось и перестало стучать так отчаянно, отзываясь звоном в ушах. “О, нет” Да и сам капитан колосса - а кем иным мог быть поджарый, перемазанный машинным маслом, юнец? - выглядел таким же сбитым с толку и глупо хлопал ресницами. - Я пришел поговорить, - Сяо Чжань закашлялся, возмущенный тем, как растерянно звучит его голос. Сколько лет он ходил по свету с пустым, холодным сердцем в груди? И неужели все было только ради того, чтобы любовь подкралась вот так - накануне кровопролитной войны, в которой он, скорее всего, погибнет. Подкралась и разнесла его изнутри по кускам - не собрать. - О чем же? Мы не покинем эту верфь, пока не приведем машину в порядок. Нам разрешено, - капитан нахмурился, будто Сяо Чжань притащил с собой императорский ордер на арест. - Меня это не интересует. Я собираюсь предложить тебе сделку. И прежде, чем он успел протянуть ладонь для рукопожатия, Лиин зашипела, как потревоженная гадюка, вставая между ним и капитаном, спустившимся по веревочной лестнице на землю. - Нельзя прикасаться. Убери руки! Сяо Чжань чуть склонил голову, мол, услышал. Даже сделал два шага назад, сохраняя вежливую дистанцию, пускай в голове все еще шумело. Сердце бухало в груди так, как будто хотело набатом разбудить задремавший город. Он послушался приказа Лиин, даже не подозревая, чем это все обернется. И только спустя несколько часов, когда солнце покажется из-за спящих домов, а все договоренности будут закреплены в специальном документе, Сяо Чжань вернется домой в полном смятении. Лиин не удержалась и прочитала ему лекцию, от которой стало дурно. Он и помыслить не мог!... Северяне верили, что колоссом может управлять только особенный человек, некто, наделенный силой. Только ему доверится машина, когда тот отречется от всего земного, став ее сердцем. Невидимая связь механизмов и плоти, такая тонкая, что может исчезнуть от любого чужеродного вмешательства. К Сердцу Машины нельзя прикасаться, оно не имеет права испытывать никаких человеческих эмоций и чувств. Оно проводит всю свою жизнь среди шестеренок и пара, сливаясь с колоссом мыслями и телом. И если Сердце Машины нарушало правила, то колосс отрекался от него. “Как же дико!” - будет думать он, ворочаясь без сна в кровати. А перед глазами будут стоять врезавшиеся в память детали, которые не так просто выкинуть из головы: взъерошенные темные волосы, падающие на глаза; крепкие пальцы с мелкими черточками шрамов; темные глаза, в которые хотелось смотреть вечность. Как же так получилось, что Сяо Чжань без слов отдал свое сердце тому, кто никогда не сможет принадлежать ему? Ван Ибо давным-давно, еще мальчишкой, отрекся от всего, что могло тянуть его к земному укладу, посвятив свою жизнь машине. И так будет продолжаться до самой его смерти. У Сяо Чжаня нет никаких шансов. Три недели спустя, во время смотра войск, Сяо Чжань услышал тихое: “Ты же понимаешь, что это все ерунда?” Ибо появился на смотровой площадке колосса так же неслышно, как подкрадываются к своей жертве дикие кошки. Сяо Чжань прикусил губу, подбирая слова. Между ними искрило каждый раз, когда они оказывались на расстоянии вытянутой руки, но у самого Сяо Чжаня слишком хорошая память. Лиин обещала вспороть ему брюхо, если он нарушит правило и прикоснется к святыне. Нужно быть совсем слепым, чтобы этого не видеть, но он предпочитал держаться подальше - не сможет воспротивиться соблазну, будет худо. Где-то внизу Наследник гарцевал на снежно-белом жеребце, и стоило бы вытянуться по стойке смирно, но здесь и сейчас для Сяо Чжаня был только Ван Ибо. - Догадываюсь. - Ты боишься Лиин? Сяо Чжань вполне мог бы спросить - если это все предрассудки, то почему ты сам не можешь взять меня за руку? Мог бы, но молчать гораздо безопаснее. Тишина повисла между ними тяжелым коконом, таким же тяжелым, как сердце в груди Сяо Чжаня - не мышца, а булыжник, который он зачем-то таскает за пазухой. - Нет. - Тогда - почему? Сяо Чжань улыбнулся, отводя взгляд. Смотреть на Ван Ибо и знать, что невозможно дотронуться до мягкой кожи, прикоснуться к волосам или поцеловать, было мучительно. - А вдруг она права? Ибо фыркнул недовольно, пряча руки за спину, и сердце Сяо Чжаня, глупое и беспомощное, совершило очередной кульбит. - Колосс будет слушаться меня в любом случае, даже если я полюблю кого-то. Это же просто машина, шестерни, стеклянные трубки и пар! Не бывает никаких Избранных! Сяо Чжань замер, боясь даже пошевелиться. И как у этого мальчишки язык только повернулся вслух произнести то, о чем они оба молчали несколько недель? Разве не должны сейчас разверзнуться небеса, чтобы покарать их обоих за то, что сомневаются в божественной избранности Ибо? Но нет, солнце светило так же безмятежно, облака плыли на восток. Сяо Чжань тогда еще не знал, что небеса выберут другой момент, чтобы их наказать, куда более подходящий. *** На рассвете Его Высочество призывает Сяо Чжаня к себе. Испуганный посыльный долго трясет его за плечо, но рядом с тихо тлеющим костром так тепло, да и Ибо, лежащий совсем рядом, пышет жаром, как запущенный мотор колосса. Открывать глаза не хочется - в мире сновидений Сяо Чжань гуляет по собственному саду, в доме детства, по которому соскучился настолько, что даже во сне на глазах выступают слезы. Когда же закончится эта война, выматывающая и кровавая? Сможет ли он когда-нибудь увидеть цветущие под окном спальни яблони? Но он открывает глаза и поднимается на ноги, чувствуя себя вялым и беспомощным. Земля под ногами хлюпает, когда он, умывшись ледяной водой из бадьи, возвращается к шатру командования. У выхода его ждет Цзэси, помятый, с темными подковами под глазами от недосыпа. Он выдыхает сизый дым к темному, еще не проснувшемуся небу, и небрежно заявляет: - Идущие на смерть приветствуют тебя, генерал. Присоединяйся. И что-то в груди у Сяо Чжаня обрывается. Ему бы вернуться к колоссу, разбудить Ибо, мирно дремлющего у потухшего очага - именно это твердит ему нутро. И сделать хоть что-нибудь, чтобы закрепить ту невидимую, но цепкую связь, которая держит сердце Сяо Чжаня рядом с Ван Ибо, как на привязи. В глазах Цзэси нет ни капли сомнения, что сейчас Его Высочество отправит их умирать. Но есть ли хоть какая-то цель, ради которой стоит погибнуть? Сяо Чжань бездумно отводит в сторону полог, проскальзывая в шатер, и замирает у дальней стены, вслушиваясь в то, что говорит Исин. Есть ли какой-нибудь смысл во всем, что их окружает? Империи уже нет, а то, что от нее осталось, даарисы обязательно сожгут дотла. - Сегодня ночью мне приснился сон, - произносит Исин тихо, но твердо, не глядя никому в глаза. Он мнет в руках листок, испещренный мелким почерком - очередное донесение разведчиков. О чем в нем говорится? О кровавых реках, заливших зеленые луга и мостовые городов? О том, что даарисы всего в дне пути от ставки? О том, что темная грозовая туча, несущая погибель, уже замерла над их головами? - Сегодня ночью мне поступило письмо от одного из наших шпионов, - через силу произносит Исин снова, поднимая глаза на своих генералов. За его спиной застыли адъютанты с такими траурными лицами, что впору вешаться на ближайшем дереве. Как жаль, что на выжженной огнем и паром колоссов земле лагеря давно уже не растут ни трава, ни деревья. - Пребывая в тылу врага, он смог выяснить кое-что, что может оказаться нам полезным. Исин осекается, глухо сглатывая, отводит глаза. Если гонец принес важные вести, то почему Его Высочеству так тяжело говорить, как будто в горле встал шипастый ком? Сяо Чжань крепче стискивает руки и оглядывается на Цзэси. Лицо друга больше похоже на гипсовую маску, на губах застыла не улыбка, а оскал. На остальных и смотреть страшно, поэтому он переводит взгляд на Наследника. Исин, которому за несколько месяцев после смерти отца пришлось повзрослеть на десяток лет, расправляет мятый листок на столе, где разложена карта и расставлены фигурки войск. Сяо Чжань может разглядеть и крупные статуэтки колоссов, выполненных в малейших деталях и едва удерживается, чтобы не искать взглядом среди них своего. - Силу даарисского Короля-Звездочета питает кровавый венец, которым его короновали три сотни лет назад. Из него даарисы черпают свою магию, именно он поддерживает в этой армии жизнь. Черный ларец, в котором заключен артефакт, даарисы всегда берут на поле боя. И снова пауза, тяжелая и длинная, как и вся эта бессмысленная война. Исин выпрямляется, в глазах появляется невиданный доселе огонь. И каждый знает, что сейчас произойдет, знает, что скажет Наследник. - Нам нужно его уничтожить. Когда Сяо Чжань возвращается к своему колоссу, чтобы сообщить о приказе Его Высочества выдвигаться на верную гибель, Ибо все еще там, у очага. Лиин гремит чем-то металлическим и стеклянным внутри машины, ее тихое бормотание доносится из распахнутого люка. Сяо Чжань заставляет себя делать шаг за шагом, потому что груз вины ярмом ложится на его плечи и тянет к земле. Ибо и его штурман не собирались участвовать в этой войне. Они обратились к Императору с просьбой разместить колосса на верфи для ремонта, а затем планировали вернуться на Северные Острова, где уже ждали своего верного защитника. И Сяо Чжань, из прихоти и эгоизма, почти обманом заставил их… Нет, он им платит достаточно, но если они погибнут, будет ли оно того стоить? Если погибнет Ибо, на сколько кусков разорвется сердце Сяо Чжаня? - Уже вернулся? - Ибо поднимается с земли, разминая спину. И Сяо Чжань отводит глаза, ощущая, как под сердцем и в животе разливается ядовитая горечь. - Можно задать тебе один вопрос? Ибо прищуривается, тут же насторожившись, как гончая. Подходит ближе, замирая на расстоянии вытянутой руки - как и всегда. Они помнят о правилах, даже если каждую секунду, что они проводят наедине, борются с соблазном их нарушить. Сяо Чжань знает, что Сердце Машины и его божественное благословение - чушь и предрассудки, Ибо сам ему сказал. Но почему тогда Ван Ибо не сделает первый шаг? Только смотрит темными глазами, поджимая губы, каждый раз, когда Сяо Чжань побеждает внутренних демонов, что шепчут “сделай глупость” и толкают на риск. - Если бы ты знал, что сегодня, возможно, последний день, что бы ты сделал? Он сразу же все понимает, ершится, показывая зубы: - Вопрос с подвохом? И тогда Сяо Чжань принимает решение, наверное, самое тяжелое в своей жизни, которая была - как он сейчас понимает - чередой неверных выборов и сложных решений. - Уходите. Вам здесь больше нечего делать. “Как и нам всем” - но это не произносит вслух. **** Первый бой, в который вступила Империя с даарисами, был быстрый, жестокий и очень кровавый. Сяо Чжань запомнил его кусками, фрагментами, то ли из-за лёгкой контузии от громких выстрелов орудий, то ли из-за того, что его память услужливо кромсала сама себя невидимыми ножницами. Помнил только леденящие душу крики раненных, которых давили копытами и ногами, отступая; победные, режущие слух, вопли даарисов - мертвого воинства, когда те поняли, что их саблезубые львы без малейшего сопротивления сминают императорскую конницу. А еще помнил, как горячо пульсировал под ним металл, когда колосс продвигался по полю боя. Отфыркиваясь горячим паром, машина цепляла в воздухе летающие ладьи даарисов, швыряя их на землю. Кровь и аромат боли. Сяо Чжань стоял на той же смотровой площадке, между рогов колосса, и пытался сделать хоть что-нибудь: ткал заклятия, которые сращивали кости и залечивали раны; ставил незримые ловушки, но даарисы ловко ускользали от них, как будто звезды, заволоченные дымом и облаками, подсказывали им верный путь. Пришлось отступить. Сяо Чжань опомнился и опустил руки лишь когда над над полем боя прогремел звон Императорского колокола. Колосс замер, а затем развернулся со стремительностью, которую сложно было заподозрить в такой махине. Под его поступью дрожала земля, очертания других колоссов выступали из-за занавеси дыма, и все они двигались прочь. Тряхнуло раз, другой, где-то далеко внизу плеснуло алое с золотом знамя Наследника. Они проиграли эту битву, но война не была окончена. Вот только даарисы не признавали правил: не позволили забрать раненых, не позволили собрать тела погибших. К утру вывесили списки, и над лагерем воцарилась гнетущая тишина. Знали бы они, что это будет только начало. Дальше все будет гораздо хуже. Миг, когда живые позавидовали бы мертвым, ещё не наступил. *** Чёрная земля на поле боя пропитана человеческой кровью и чёрной жидкостью, которая течет у даарисов в венах. Они давно уже не люди, а обугленные останки, двигающиеся по воле Короля-Звездочета,подчиняясь его желанию, вот только это состояние, между жизнью и смертью, придает им столько сил, сколько не отыщешь и в самом храбром солдате. Они не боятся погибнуть, бросаются в схватку как бешеные пумы, издавая гортанный крик, от которого внутри все обмирает. Как можно биться с тем, кто давно умер? Сяо Чжань закрывает глаза, чтобы не видеть мешанину тел под ногами, и прощупывает магией равнину. Красные и оранжевые вспышки, пульсирующие подобно гаснущим звездам, - имперские солдаты. Кляксы, похожие на черные дыры, высасывающие тепло и свет, - даарисы. Их так много, что их масса больше напоминает чернильное колышущееся море, в котором почти не видно алого. И вдалеке - ещё одно пятно. В нём нет жизни, только мрак и стылый холод, и реальность вокруг него сворачивается, будто не способна выдержать натиска первозданного зла. Даарисы держат заветный ларец в тылу, в окружении воинов с оружием наголо. Король-Звездочет никогда не выходит на поле боя, привыкший контролировать все из своего костяного дворца, но не только его неживые подданные защищают венец. Есть еще и пелена магии, мутной и вязкой, словно ядовитая слизь, которая истончается с каждой минутой сражения. Исин был прав - кровавый венец пожирал энергию из всего вокруг, даже из собственного охранного заклятья, передавая силу Королю-Звездочету и его воинству. Если правильно подгадать момент… Он не успевает ни отдать приказа, ни сказать хоть слово, но колосс под ним вздрагивает, как живой, и разворачивается на север. Неужели машина способна читать мысли? Или дело в том, что внутри Ибо, отказавшийся покидать лагерь, отлично знает, что следует делать? Невозможно увидеть, но Сяо Чжань знает, что сейчас тот дергает за рычаги, проверяет целы ли трубки из закаленного стекла, по которым бежит пар. Обычная рутина для капитана колосса, но если ты однажды увидишь это в действии, уже не сможешь забыть. Они единое целое, по крайней мере на недолгий срок, но сердце болит вспоминать ту безобразную ссору, разгоревшуюся после того, как Сяо Чжань предложил Ибо и Лиин вернуться домой. Деньги, протянутые ему, Ибо швырнул обратно, и те без звона упали в мягкую влажную землю. Сяо Чжань думает, что если бы было можно, Ван Ибо его бы ударил, но тот обошелся одними словами. "Трус" - ударило под дых, а дальше можно было не слушать. Он знал, что именно Ибо подразумевает под этим, и от своих эгоизма и малодушия тянуло блевать. Сяо Чжань, погруженный в свои мысли, цепляется за рог колосса, когда тот ускоряет свой ход. Скрипят сочленения и пластины панциря, колосс, размахивая тремя парами рук, несется туда, где даарисы хранят кровавый венец своего Короля-Звездочета. Земля проминается под весом машины, дрожит под её тяжёлой поступью, а металл под ногами самого Сяо Чжаня раскаляется добела, но они все видят цель и не видят никаких препятствий, пока… Пока порыв ураганного ветра не сбивает его с ног. Летящая к ним армада крылатых ладей даарисов заворачивает воздух спиралью, удержаться просто невозможно. В голове шумит, руки не слушаются. А затем все тело наливается болью, словно ядовитой ртутью. Впервые в жизни он рад, что строение его тела отличается от человеческого - магия поддерживает в нём жизнь и залечивает раны по собственной воле, без вмешательства сознания. Но перед глазами все равно пляшут картинки прошлого, неужели в книжках пишут правду, что перед смертью вся жизнь перед глазами мелькает? А затем Сяо Чжань слышит треск, и все внутренности, изнемогающие от боли, превращаются в хрупкий лед, трескающийся при каждом вдохе. Колосс Ибо, со вспоротой броней, из которой во все стороны бьют струи дыма, клонится вперед, грозясь вот-вот упасть. Когда Сяо Чжань потерял сознание, щит пропал, от жара и зачарованного оружия даарисов, - это он понимает секундой позже, так же как и то, что весь колосс объят огнем. Внутри что-то бухает и взрывается, и Лиин, выглядывающая из смотрового окна, размахивает руками, пытаясь привлечь чье-то внимание. Сяо Чжань видит это отрывками. Фрагментами, поднимаясь на нетвердые ноги. Надо что-то сделать, надо что-то сделать! Но уши закладывает шумом орудий, топотом колоссов и ревом саблезубых львов, от которого невозможно никуда деться. Сяо Чжань закрывает глаза и считает про себя до трех, собирая силу в ладонях. Она течет по капле, по крупице, этого слишком мало!... Колосс, прибывший с Островов, падает на землю, разбрызгивая по сторонам расплавленный металл и огонь. И распадается на куски, беззащитный и сломленный. *** Цзэси находит Сяо Чжаня в полевом госпитале, у койки, где лежит что-то похожее на мумию, только бинты свежие и лицо у псевдомумии умиротворенное и безмятежное. Ничего общего с окровавленным телом, которое он притащил с поля сражения, подвывая от ужаса. Как давно это было? День или два назад? Неделю? Сам Сяо Чжань толком не знает, сколько времени он уже здесь, только понимает, что руки саднит от ожогов и голос не слушается - горло тоже обожжено. Ибо спит, убаюканный обезболивающим и ласковой медсестричкой, которая напевала что-то, перевязывая его раны. Лиин тогда нахмурилась, отворачиваясь: “Можно”. Но какой толк прогонять медсестру и не позволять ей оказать помощь, если сам Сяо Чжань уже сделал все, что было запрещено? Если Сяо Чжань нарушил главный запрет, чтобы спасти Ван Ибо жизнь? Цзэси подходит со спины, опуская руку ему на плечо: - Тебе надо поспать. - Какой в этом смысл? - он скидывает ладонь друга, не отрывая глаз от Ибо. Ему кажется, что если он отвлечется хоть на секунду, произойдет что-то непоправимое. - Какой вообще смысл во всем этом? За что мы воюем? Цзэси молчит пару секунд, прежде чем ответить: - Каждый выбирает свой смысл. За свободу, за жизнь, за Империю. Выбирай любой. Сяо Чжань крепко зажмуривается. Цзэси возвращается к себе ни с чем. Обломки колосса неподъемные, такие тяжелые, что хребет может треснуть в любой момент. И магия не помогает, потому что вся она направлена на то, чтобы срастить треснувшие ребра и остановить внутреннее кровотечение самого хозяина. Магия глупая и не понимает, кого на самом деле надо спасать. Кожа с ладоней сходит ошметками, еще и Лиин, выскочившая за секунду до падения, опускается на колени рядом, отшвыривая в стороны разбитый панцирь по осколкам. - Ибо, Ибо, пожалуйста, - шепчет она, как заклинание, из глаз катятся крупные слезы. Она то ли горюет о гибели колосса, то ли просто не может поверить, что для Ибо все кончено. Не может поверить в это и Сяо Чжань. Они в четыре руки раскидывают в стороны обломки, пока не видят руку. Покрытая копотью, она безвольно свешивается из разверстого нутра колосса, и Сяо Чжань без раздумий вцепляется в нее прежде, чем Лиин успевает крикнуть: “Постой!” Но ему плевать - если Ибо больше не сможет быть Сердцем Машины, он хотя бы останется жив! Да и машины больше нет, некому служить и быть святыней в глазах своего народа, хватит! Лиин не помогает ему вытаскивать капитана, только скребет землю, зарываясь в нее пальцами, как будто не может позволить ему нарушать запрет, но и запретить не может. У Ибо разбита голова, сломана пара костей, но он жив! И это единственное, что останавливает Сяо Чжаня от совершения какой-нибудь глупости, например, лобовой атаки без оружия и запаса магии, которая до сих пор не восстановилась. Первое, что делает Сяо Чжань, как только Ибо приходит в себя - целует его. Прижимается своими губами к чужим, сухим и обветренным, выдыхает с нескрываемым облегчением. Ибо совершенно обескуражен, глаза все еще заволочены туманом, но врач обещал, что это пройдет, совсем скоро. - Мы победили? - спрашивает он хрипло, с сомнением, и Сяо Чжань качает головой. Эту атаку даарисы отбили, но Наследник смог прорвать левый фланг, почти дотянувшись до венца. В следующий раз… - В следующий раз мы обязательно победим, - Сяо Чжань произносит это с непонятной уверенностью в собственных словах. Им предстоит о многом поговорить и подумать - павший колосс, собственные чувства, о которых они избегали говорить столько времени, но это все позже. Не сейчас. Они молчат, украдкой переплетая пальцы. Ладонь Ибо больше и такая теплая, что Сяо Чжаню хочется плакать, но вместо этого он улыбается, чувствуя, как дрожат уголки губ. Теперь все, наконец, обрело смысл по-настоящему. Победить, вернуться домой, показать Ибо яблони его старого сада и увидеть родные Острова Ибо, где Сяо Чжань не был ни разу. Он ничего не видел, кроме душной столицы и зловонного дыма бесконечной войны, с него хватит. - Я не думал, что сердце может быть такое мягкое на ощупь, - произносит он, то ли в шутку, то ли всерьез, проводя пальцами по запястью. Кожа действительно словно бархатная, точно награда за все пережитое и все, что еще предстоит. Но даже несмотря на это он улыбается еще шире. Ибо слабо улыбается ему в ответ.