***
Дима привык относить себя к тому типу людей, который служит для остальных своеобразной батарейкой. Энергии в нём всегда было так много, что потратить её самому не представлялось возможным, а потому он был готов поделиться ей с теми, кому её не хватало. Он знал, что порой людям был необходим всего один небольшой толчок в нужном направлении. В работе полицейским, когда тебя со всех сторон окружает чувство долга и справедливости, дорога каждая капля внутренних сил — это Дубин понял ещё во время учёбы в академии, когда обычно реалии работы в органах ещё не столкнулись с придуманными студентами фантазиями на основе крутых американских боевиков или третьесортных сериалов с «Россия-11». Дела Чумного Доктора и двенадцати холодильников не остудили диминого энтузиазма, и единицы среди его коллег, которым попросту надоело считать это детской наивностью и дуростью, приняли его страсть к работе как факт. Для них, особенно после потери здания бывшего центрального управления, неуёмное желание работать со стороны стажёра стало глотком свежего воздуха, что каждое утро врывался в тесную замену их прошлого рабочего места лёгким весенним бризом. Дима не думал, что сможет стать кому-то примером для подражания, но когда другие бывалые полицейские возвращали себе часть утерянных за годы службы сил, внутри него словно загоралось солнце. Вслух этого никто признавать не хотел, что Дима прекрасно понимал, но он и не настаивал. Однажды его роль точно признают. Проявить себя было навязчивой мечтой с самого детства. Типичное желание, когда у родителей несколько детей, а если то ещё и близнецы, конкуренция возникает даже в самых здоровых и взаимопонимающих семьях. Не то чтобы Дима жаловался на недостаток внимания, но сестре он волей-неволей завидовал: быть врачом почётно, а главное — безопасно. Если ты ещё и милых зверушек спасаешь, то цены тебе нет, о чём не забывали напоминать Вере родители. Её выбор поощряли как только могли, когда как её брат выбрал более тернистый путь. Дима понимал беспокойство мамы за его жизнь. Быть полицейским опасно. Если не попадёшь под «бабочку» в подворотне, то влезешь во внутренний конфликт, перейдёшь дорогу не тому человеку или столкнёшься с каким-нибудь психом. Меньше чем за год своей службы Дима собрал полный комплект материнских страхов, за что ему отчасти было стыдно, но стыд этот он подавлял как мог. Такова участь полицейского, и если тем самым он сможет помочь кому-то ещё, то так тому и быть: переживёт и ранения, и Стрелковых с Разумовскими. Этого стремления его семья не понимала. Дальние родственники с детства шутливо шептались, мол мент вырос, а ближайшие — запасались терпением. Дима чувствовал эту незримую стену между собой и семьёй, и, как подобает всякому ребёнку, взял в руки фломастеры и разукрасил её. Потом дешёвые фломастеры заменили отточенные ножом простые карандаши самой разной жёсткости, множество изрисованных от и до скетчбуков и слабая надежда родителей, что он выберет другую академию. Они покупали ему всё, что требовалось для рисования, готовы были по первому слову записать на художественные кружки и секции, но когда вставал вопрос о репетиторах по праву и истории, лавочка, как говорил отец Димы, прикрывалась. Вера, из искренней любви к брату, попыталась однажды поговорить с родителями сама, переубедить их, но подслушавший их разговор Дима в тот вечер лишь окончательно убедился, что всё было только в его руках. — Мы предлагали ему репетиторов, чтоб в академию художеств поступал, талант свой развивал! Но раз он в полиции себя угробить решил, то нам и за учёбу, и за похороны платить теперь? Его успехи при поступлении и во время учёбы меркли на фоне достижений сестры. Мать говорила, что живой — и ладно. Ждала всё, что образумится, говорила руки свои беречь и не менять карандаш на кулаки, не забывать своего таланта. Дима и не собирался, до сих пор продолжал показывать ей и Вере свои работы, в которых те видели лишь забавные стилизованные образы. Реализм им нравился больше, а Диму это потешало — они же хотели видеть его простым художником, которые в сознании старшего поколения оставались теми нищими на центральных площадях, что рисовали прохожих на заказ. Для них это лучше, чем если бы он защищал людей и закон. Вот это — их реализм. С приходом на службу по окончанию учёбы Дубин не ожидал мгновенных достижений. Жизнь научила, что ко всему нужно приходить постепенно, усердно трудиться, чтобы добиться желаемого, но дело Чумного Доктора, что свалилось на него почти сразу, едва не пошатнуло его уверенность в этом. Ведь было бы так просто раскрыть его, прославиться на весь город, а то и на всю страну, выбить себе место под солнцем — но это было не его дело. Его решил Игорь, заработав свои едва не упущенные из-за Стрелкова лавры благодаря ролику Юли, а димино дело нехитрое: подтолкнуть в нужном направлении, когда размышления Грома зашли в тупик, подставить плечо в нужный момент и скромно довольствоваться кусочком плода их совместной работы, наблюдая за напарником с галёрки. Бывают такие мысли, о которых говорить не принято. Каждый год димин старый учитель ОБЖ желал своим ученикам, чтобы полученные у него знания им никогда не пригодились. Эту идею Дубин пронёс с собой до нынешних дней, искренне надеясь, что с ним — или его коллегами — никому не придётся сталкиваться. Идея эта была утопичной, но Дима всегда держал для неё место у себя в сердце, иногда доставая на свет и нежно лелея как нечто святое. В иные дни Дима доставал нечто другое. Никогда на свет: таким мыслям место было лишь самыми тёмными ночами, с выключенными лампами и потушенным огнём, когда никто не может увидеть его. То была мысль — мечта, навязчивая идея — о его собственном Чумном Докторе, чье дело поместило бы его под луч прожекторов. Момент признания в центре сцены, возведённой на костях и крови тех, кто пострадал от рук его «золотого дела». Дима почти всегда гнал эти мысли прочь, стоило им только высунуть свой нос из его внутреннего тёмного уголка, но когда этот уголок окружал его со всех сторон глубокой ночью, он позволял себе немного помечтать. О несуществующем мире, где коллеги уважают его, родители гордятся, а друзья поддерживают. Где хоть кто-то действительно понимает его. А пока восход солнца вновь загнал неправильные мысли обратно в тёмный угол в закромах его разума, и Дима с улыбкой встретил новый день. Сейчас его дело — помогать Игорю в расследованиях, пускай его стажировка уже закончилась. Быть напарником Грома было интересно, и воспринималось это как нечто само собой разумеющееся. На его опыте можно было учиться, не набивая себе лишних шишек, и, как бы Игорь ни противился, они дополняли друг друга в работе. Гром делает, Дубин — помогает. И пока эта система не давала осечек, Дима был доволен. А на его улице ещё будет праздник.***
— …выезжаю со двора, значит, и вижу, что какой-то «Костик» звонит. Пытаюсь понять, кто это вообще такой, а на ум вообще никто не идёт. Беру трубку чтоб проверить — а это Светка с моего телефона дозвонилась, я спросонья перепутал мобилы наши. Пришлось возвращаться, — Цветков засмеялся вместе с захихикавшей над его историей Зайцевой, после чего заприметил за её спиной пришедшего на работу Диму. — О, дубина пришёл! Ксения развернулась на своём месте, настолько позволял старый скрипучий стул, и, не замечая выразительного взгляда Кости, приветственно махнула рукой Диме. Тот, осторожно пробираясь через узкие ряды между столами других полицейских, подошёл к ним и одарил своей обычной солнечной улыбкой, от которой даже острые из-за вечной язвительности черты Цветкова слегка разгладились. Незаметно для них обоих, они умудрились немного сдружиться благодаря объединявшему их звену, что в этот момент заинтересованно поглядывало на Диму снизу вверх. — Вечер сегодня в силе? — Ксюша постучала окрашенными бесцветным лаком ногтями по спинке своего стула в быстром ритме, когда Дубин в ответ отрывисто кивнул. — Можем ещё суши заказать. Гулять так гулять! Не каждый день всё-таки подписку на Нетфликс оформляю. — А я тогда вина нам достану! Уже придумал, что смотреть будем? — Решил оставить выбор за тобой, я не привередливый, — Дима засмеялся, чтобы скрыть слегка покрасневшее лицо, и наблюдавший за ними Цветков вдруг поднялся с места, хлопнув ладонями по столу. — Ладно, голубки, вы не обессудьте, но я вас оставлю. Кто-то из нас ведь должен делами заниматься. — Цветков… — с раздражённым лицом Ксения посмотрела на своего напарника, но тот только многозначительно вскинул брови и скрылся в глубине отдела, уходя зацепив чью-то кружку и уронив её на пол. Дима неловко вздохнул и сел на его место — такие ситуации он ненавидел ещё со школы, когда любые его попытки подружиться с девочками приравнивали к чему-то романтическому. Ксюша, похоже, его мнение полностью разделяла. — Прости его, он иногда такая заноза в заднице. — Прекрасно тебя понимаю, — фыркнул Дима, вновь осмотрев помещение на наличие собственного напарника, но Игоря по близости не было. Таких, как он, сложно не заметить сразу — Игорь всегда возвышался над толпой, заставляя всех смотреть на себя снизу-вверх. В последнее время его, правда, в участке было не видать: серьёзных дел не было уже довольно долго, и от скуки Гром предпочитал гонять всякую шушеру по улицам города, чем просиживать штаны за бумажками, для заполнения которых в его жизни так удачно появился Дима. — Дубина! — также быстро, как он исчез, Костя вернулся к своему столу и положил свою крепкую ладонь Диме на плечо, отчего тот едва не подскочил на месте. — Потом будете мне косточки перемывать, тебя вызывают. Нашли себе посыльного, тоже мне… Прежде чем Цветков начал в своей излюбленной манере ворчать на начальство в лице Прокопенко, что «жлобится» на новую звёздочку, Дима извинился перед Ксюшей и вновь пошёл пробираться через забитый офис, изредка сворачивая с чужих столов папки с бумагами. Хозяева этих столов, если уже присутствовали на рабочем месте, гневно смотрели ему в спину, не слушая скомканных извинений, и потому Дима ограничивался смущённым вжиманием головы в плечи. Разве он виноват, что после объединения отделов в офисе было не протолкнуться? Не он один сбивал вещи с чужих столов. — Фёдор Иваныч- то есть здравия желаю, товарищ полковник! Вызывали? — поправил себя Дубин, как только заметил ещё одну фигуру в кабинете Прокопенко. То был не Игорь, к разочарованию Димы, а от отблеска характерных золотых рисунков на форме внутри всё сразу напряглось от волнения. Не каждый день видишь генерала. — Это младший лейтенант Дубин, напарник Грома, я говорил вам, — сказал Прокопенко генералу, и тот наконец обернулся к вошедшему, осматривая его с ног до головы так, словно он выбирал мясную вырезку на рынке, а не подбирал сотрудника. — Надеюсь, вы понимаете, что если шумиха вокруг майора Грома всего лишь пустой звук, то это решение может серьёзно отразиться на нас всех? На вас — в первую очередь, полковник, это ведь вы продвигали Грома. — Товарищ генерал, я прекрасно это понимаю. Его методы могут быть нестандартными, но продуктивность и раскрываемость отрицать нельзя. Он и так сидел без дела уже полгода, ему это нужно, Александр Саныч, — Прокопенко кивнул Диме, и тот поспешно отошёл от стола начальства, с наигранным интересом рассматривая грамоты и книжки на полке, когда Фёдор Иванович подался ближе к генералу и заговорил чуть тише. — Это ещё не беря в учёт, что за ложное обвинение ему не было принесено официальных извинений, а действия Евгения Борисовича только препятствовали расследованию. Эта информация уже всплыла в расследовании… сами знаете кого, но если опубликовать её официально, то хлопот ФСБ точно не оберётся. Стоя спиной к шепчущемуся начальству, Дубин напряжённо слушал, как прямо перед — или вернее за ним решалась судьба Игоря. Угрозы со стороны Прокопенко для него были в новинку, как, видимо, и для притихшего генерала, и где-то с полминуты всем, что они слышали, был приглушённый гул из главного офиса. — Обо всех продвижениях по делу сообщать сразу мне, — сказал генерал раздражённо чуть погодя, и Дима едва облегчённо не выдохнул, но внимание резко переключилось на него. — Вот ты и будешь сообщать, лейтенант. — Я младший лейтенант, товарищ генерал… — Справишься с парой рапортов по этому делу — будешь лейтенантом, — генерал устало качнул головой и снова потерял к нему интерес. — Не подведите, Фёдор Иванович. Проводив старшего по званию взглядом, Дима неуверенно подошёл к столу своего непосредственного руководителя и посмотрел на папку с новым делом. Фёдор Иванович не менее устало вздохнул и подтолкнул её ближе к бывшему стажёру. — Игорёк уже на месте. Воодушевился так, когда дело это всплыло, ждать не стал. Поезжай к Петропавловке, там место преступления. И Димка, — Прокопенко поднял руку, когда Дима собрался выйти, будто потянулся к нему, — будь добр, проследи за Игорем, чтоб он не набедокурил. Ты же знаешь, как он может, ещё и после перерыва такого. — Знаю, Фёдор Иваныч, сделаю всё возможное, — Дима ободряюще улыбнулся ему. — С делом я тогда по дороге ознакомлюсь, чтобы время не терять. Могу быть свободен? — Беги давай, эх! Прокопенко махнул рукой, отпуская его, и притянул к себе свою копию первичного рапорта. Прежде чем Дубин вышел из кабинета, до его слуха донеслось приглушённое, сказанное в сердцах «развелось же психов», и сжимаемая в руках папка на секунду представилась Диме ядовитой змеёй. Он делал шаг в неизвестность.***
Когда Дима прибыл на служебной машине к берегу Заячьего острова у подножья Петропавловской крепости, незнакомые с нравом Грома полицейские были готовы лезть на её высокие стены куда подальше. Игорь наматывал круги неподалеку от места преступления, не то в раздумьях, не то в ожидании напарника, потому что стоило Диме появиться перед его глазами, как майор тут же изменился в лице и подлетел к нему. — Где тебя носило так долго? А, неважно! — не дав Дубину и слова вставить, Гром повёл его за угол крепости, где место преступления не увидели бы столпившиеся у острова журналисты. — И тебе привет… Дима позволил Игорю вести его несколько метров и встал как вкопанный, шокировано осматривая место преступления. В его папке было сказано, что трупов было четверо, и находились они в странном положении тел, что смутило Диму с самого начала — слово «странный» мало подходило для официальных отчётов и сводок, но теперь он понимал, что рядовой полицейский не смог бы назвать это иначе. Тел действительно было четыре. Все мужского пола: двое взрослых и два подростка, которым на вид было не больше четырнадцати. Мальчики, укатанные в синие драпировки, находились в коленопреклонных позах на берегу, в то время как двое взрослых мужчин, удерживаемые вертикально дешёвыми арматурами, стояли по лодыжки в Неве. Один из них держал над головой второго — почти обнажённого и какого-то больного на вид — простую металлическую плошку, и у их ног лежал мёртвый белый голубь. — Какова вероятность, что серия? — спросил Дубин только пару минут спустя, кое-как уложив пугающий образ у себя в голове. — Да чтоб я провалился, если не серия. Слишком много стараний для одного раза, — Игорь скривился и сплюнул в воду, после чего вновь взял чутка побледневшего напарника под локоть в противоположную от места преступления сторону. — Мысли есть? — Я это уже где-то видел… — Дима с трудом отвернулся от трупов и встряхнул головой под непонимающий взгляд Игоря. — Чего? Я не понял, где видел? — Тише, Игорь! — от мыслительного процесса между бровей младшего лейтенанта залегла глубокая морщина. Он потёр лоб, а пальцами второй руки начал щёлкать в попытке вспомнить. — Как его звали-то?.. Ладно, может потом вспомню или в инете проверю — не суть. Ты не признал? — Кого? — Игорь нахмурился, не скрывая своего раздражения. Он всегда так реагировал, когда думал, что его считают за дурака, и заметивший это Дима примирительно вскинул руки. — Иисуса этого патлатого? — Что, нет!.. То есть да! — Дима спешно вытащил из кармана телефон и быстро начал что-то печатать, умудряясь вместе с тем рассказывать пришедшую ему в голову мысль в своей привычной экспрессивной манере. — Это картина, в смысле её реконструкция. Убийца повторил «Крещение Христа», поэтому жертва в центре так похожа на Иисуса. Вот, смотри! Телефон едва не влетел Игорю в нос, когда тот решил наклониться к экрану и посмотреть запрос своего напарника. На экране было то, что они видели всего пару минут назад, но в виде обычного холста с вполне себе живыми людьми. — Отлично, смысл всего этого всё ещё не ясен, но зато мы знаем, что убийца помешан на религии. — Я бы не спешил с этим, — Дима продолжал активно что-то искать у себя в телефоне, но в процессе умудрился развернуть их обратно в сторону места преступления. На секунду оторвавшись от экрана, чтобы увидеть тень обеспокоенности на лице Игоря, он уверенно кивнул и вновь подошёл с напарником к убитым. — Посмотри внимательно, это детальнейшая реконструкция картины. Позы, одежда, даже птица эта — всё как в работе Верроккьо. Если бы убийца хотел повторить просто библейский мотив, стал бы он так заморачиваться с поиском этой полосатой тряпки на поясе, когда все другие изображают её белой? — Ладно-ладно, задрот, убедил, — Игорь кивнул, насмешливо глядя из-под кепки за покрасневшими от возмущения щеками Дубина, после чего отвлёкся на криминалистов. — Личности жертв выяснили? — Пока нет. На месте преступления не было ничего из их вещей, остаётся ждать вердикта судмедэкспертов и заявлений о пропаже, — ответила криминалистка с короткими синими волосами, и слушавший её Дима невольно сравнил этот цвет с драпировкой на трупах — он не сильно отличался и был таким же глубоким и красивым. Захотелось её нарисовать. — С этим «Иисусом» скорее всего будет много проблем, — отозвался её коллега, педантично просматривавший до этого фотографии с места преступления в своём фотоаппарате. — Убитые не похожи на родственников, вероятнее всего случайные люди, а «Иисус» так и вовсе смахивает на бомжа. Если он не проходил у нас по базам, то его личность мы навряд ли установим. — Ну охренеть теперь, — Игорь стиснул зубы от злости и обернулся к своему напарнику, который тем временем с печальным видом смотрел на крайнюю фигуру в этой реконструкции — светленького длинноволосого подростка, что держал на руках розовую драпировку. На его мертвенно бледные щёки убийца, судя по всему, нанёс лёгкий слой румян, из-за чего мальчик казался пугающе живым. Гром за спиной Димы напрягся. — Дим? — Я в порядке, Игорь, не впервой же трупы видеть. Я чувствую, что тут что-то не так, но не могу понять… — Дубин для верности снял очки и протёр их краем форменной рубашки, пока Игорь подходил ближе, чтобы осторожно положить руку ему на плечо. Второй раз за утро от этого жеста Дима едва не подпрыгнул. — Я кажется знаю, что тут тебе не так, — сказал он непривычно осторожно, как обычно говорил в те случаи, когда напарник бывал в опасности. Дима заинтересованно вскинул брови и повернулся к Игорю. — Колись, а то я свой сегодняшний лимит на мозговую деятельность, кажись, исчерпал, — попытался пошутить Дубин, но из-за серьёзного выражения лица Грома его улыбка сразу померкла. Дима вновь посмотрел на мёртвого подростка, и по его позвоночнику пробежал холодок ещё до того, как Игорь тихо сказал: — Он очень на тебя похож.