Бессонница на двоих

      Ночь накрыла Крибирск. Долговязые тени заплясали на вымощенных брусчаткой улицах, в такт покачивающимся фонарям. Город был убаюкан, выдавая лишь несколько тревожно горящих бессонных окон. Крибирск можно было назвать полной противоположностью Кеттердама. Полный развлечений и разврата Кеттердам был готов принять любого, кто желал в него войти, готов был тешить любые амбиции и надежды, но всегда был готов напасть со спины, растоптать и оставить ни с чем, потешаясь над доверчивостью бедолаги. Но были и прочие, вернее сказать иные, выносливые, ловкие, хитрые, те, кого Кеттердам возносил на вершину, те, кто не позволял никому вознестись над собой. Как, к примеру, тот, кто не мог уснуть расчерчивая шагами комнату. Вдали от своего города, он вынашивал план который поможет спасти то, что ему небезразлично. Его Воронов. Его инвестицию. Крибирск ощущался для Каза чужим. Инородным. Через-чур правильным и обычным. Заполненный солдатами и работягами, кишащий ремесленниками и гришами, он был слишком неподходящим для Грязных Рук, которые привыкли к грязным делам. Конечно грязи хватало везде, хоть среди благочестивой армии, хоть среди отпетых преступников. И кто знает, где порой было грязнее. Он думал, что усталость и пережитый смертельно опасный переход через Каньон сморят его едва он окажется в номере, но вопреки ожиданиями нагрянула бессонница. Все разворачивалось удачно. Не по плану Каза, но все же удачно. Аркен постарался, и хотя Каз понял, что он за фрукт, идея затесаться в рядах бродячей труппы была блестяще хороша. Ровно настолько же была хороша его инвестиция, подарившая им билет в эту труппу. Инеж. Это имя мягко резало что-то внутри, всякий раз когда Каз произносил его, будь то вслух или про себя. “Должно быть, спит сейчас”, подумал он взглянув на стену, которая разделяла его и ее номера. “Как один мой друг сказал, не придумаю, никто из нас не сможет пойти”. Уголки губ невольно сложились в ухмылку. “Запомнила”. Но улыбка растаяла, при воспоминании о том, как она исчезла в ту ночь, сказав, что ее может тут и не быть к его возвращению. Что-то неприятно защемило внутри. Каз ненавидел эти мысли. Ненавидел себя за эти мысли. Это была словно игра в прятки с самим собой, в которой он иногда запутывался до одурения. Все ли еще здравый смысл и трезвое желание выгоды преобладают над всем остальным? Или появилось что-то еще. Что-то раздражающее, что-то, от чего он не может отмахнуться фразой “дело есть дело”. Что-то, что Каз надеялся никогда не заиметь. Чаще всего, он не давал себе задумываться об этом дольше минуты-двух, боясь прийти к ответам, которые он не хотел знать, но “ты заложил “Клуб Воронов” ради… инвестиции” ворвалось непрошенно. Каз присек себя на последнем слове. “Ради очень ценной и преданной инвестиции”. Скрипнув ладонью лежащей на набалдашнике в форме ворона, Каз окончательно решил, что стоит проветриться. Взяв пальто, шляпу и трость, он вышел на улицу. Огибая гостиницу, его взгляд не нарочно, разумеется, без всякой надежды упал на два окна в которых кто-то мог сидеть на подоконнике, быть может тоже мучаясь от бессонницы, но в окнах было темно. Втянув ноздрями маслянистый, чужой воздух, Каз двинулся по улице, сам не зная куда. Трость мерно выстукивала по мощенной улице, делая его легкой добычей, для любителей поживиться чужими кошельками. Он сново одернул себя, подумав, что он не в Кеттердаме, где каждый темный угол был потенциальной опасностью. Там он редко бывал по-настоящему один и при том, совсем не обязательное кто-то был рядом. За ним всегда наблюдали, присматривали. Он и не понял, как ноги привели его к этому самому кабаку с обширной сценой и высокими сводами потолков. В такой час там не должно было быть ни души, но через большие окна отчетливо виднелся приглушенный свет в глубине зала. Это было любопытным открытием и Каз неспешно пошел в сторону большой дубовой двери. Несмотря на свою хромоту, Каз Бреккер хорошо знал, как оставаться бесшумным. С его ли жизнью не приобрести этот навык? Медленно открыв дверь он просочился в помещение, попутно перебирая в голове пути отхода, в случае засады. Внутренне он был готов к потасовке, или же к расспросам, или к чему похлеще. В конце концов, едва ли что-то хорошее может ожидать в заведении подобном этому, в особенности ночью после закрытия. Бедный Каз, ведь это и правда оказалась засада, штурм, самая настоящая облава, та, к которой Каз не мог быть готов. С потрясающей, забирающей дар речи грацией Инеж парила над сценой на ярко алых воздушных полотнах. И хотя заговорить было последним, что сейчас требовалось от Каза, он был уверен - возникни сейчас потребность издать хоть звук, он был бы нем, как покойник. С их образом жизни видеть такое изящество было не частой удачей. Конечно он сотню раз видел Инеж в бою, и да, она была великолепна, но это, это было что-то другое. Что-то более..интимное? Всегда есть нечто интимное в наблюдении за тем, кто уверен, что его никто не видит. Он так и замер у входа. Ему хотелось подойти поближе, но по прежнему оставаться незамеченным, как можно дольше. Было ясно, что безупречное чутье Инеж рано или поздно подскажет ей, что у нее появился непрошенный зритель, но то будет позже, а пока у него была еще хотя бы пара минут. Каз вспомнил, что у них с Инеж будто одна бессонница на двоих. Там, в Бочке они несколько раз обнаруживали, что оба не спят, терзаемые чем-то, а позже это и вовсе стало своеобразной закономерностью. Как-то раз на вопрос Джеспера откуда Инеж знает обо всех планах и делах раньше него, Каз бросил шутливое “ты слишком много спишь”, заставив Инеж понимающе стрельнуть в него глазами и ухмыльнуться. Воздушное полотно словно было вплетено в Инеж, как будто было ее продолжением. Безо всякого труда она делала такие сложные трюки, которые давались не каждому акробату даже спустя недели тренировок, но у нее это было в крови. На мысли о том, может ли тяга к преступности быть в крови, наравне с умением рассекать воздух под потолком, Каз сощурился всерьез пытаясь найти ответ. Какой была бы Инеж, не сложись ее жизнь вот так? Встретились бы они когда-нибудь? Была бы счастливой, религиозной сулийкой, промышляющей акробатикой, как и вся ее родня? Ей бы велели обходить таких как он стороной и не поднимать глаз, если уж оказалась рядом. “Так бы она и послушалась” иронично ответил сам себе Каз и понял, что и сам он вряд-ли стал бы тем, кем стал, сложись его жизнь чуточку лучше. Мысли завели его в дебри, жутко далекие от их насущной реальности. “Проклятье! Перчатки!”. Каза обдало жаром изнутри. Мелкое покалывание волной прокатилось по его лицу и ему показалось, что его звенящую тревогу сейчас услышит весь город, ни то что Инеж. Он часто задышал, всего на секунду поддаваясь панике, но уже в следующее мгновенье паника уступила место злобе. “Болван! Заблудился в своих сантиментах и вот, погляди к чему это привело” не унимался Каз, как другая, еще больше распаляющая его мысль вклинилась в его голову. Он с ужасом стал думать, что он будет говорить, когда Инеж застанет его врасплох, вот так, тайком наблюдающим за ней, как он объяснит свою материализацию здесь. Она наверняка спросит, как долго он уже тут. Мысль об этом резанула Каза страшнее, чем режут ножи его Призрака. Решение он принял за долю секунды. “Лучшая защита, это нападение”.       - Браво! - как можно громче пробасил Каз, не ожидая что за часы молчания его голос так просел. Ему показалось, что нож просвистел над его ухом даже раньше, чем он закончил произносить последний слог. Вся грация и изящество Инеж улетучились, словно дым в распахнутое окно и спрыгнув с полотн, она уже стояла в боевой стойке, готовая драться за свою жизнь.       - А это, - Каз очертил рукой траекторию полета ножа, - было даже лучше, чем все трюки до этого. Только не говори, что ты испугалась, - на лице Инеж и впрямь читался испуг и тревога, она задышала чаще и глубже. Каз мысленно исправился, поняв что грация не улетучилась, нет, она трансформировалась в эту опасную позу и хищный взгляд.       - Нет. Конечно нет. Но я не ждала зрителей, - прошелестела Инеж быстро меняясь. О, святые, как же быстро она менялась, когда рядом появлялся он.       - Я вошел секунду назад, - “лжец” злорадно проклокотало внутри. Молчание повисло в воздухе, повторяя участь воздушных полотен. Спешно покинутые Инеж они еще немного покачивались над сценой. Каз стал продвигаться ближе в ее сторону.       - Бессонница? - спросила Инеж и стала спускаться со сцены.       - Бессонница, - честно признался Каз и понял, что до сегодняшнего дня, пожалуй никогда прежде не видел Инеж без какой-то верхней накидки. В основном, она всегда была в своем неизменном синем плаще с большим капюшоном-чадрой.       - Я поняла, что мне нужна практика. Хотя бы немного. Будет печально проделать весь этот путь и свернуть себе шею упав с полотна в Малом Дворце, - подойдя к столу Инеж налила себе из графина воды.       - Ну, сегодня днем ты была безупречна, - выпалил он не сразу поняв, насколько откровенно это звучит и тут же добавил, - плюс, в этом месте будет больше целителей, чем в Кеттердаме преступников. Я бы не особенно переживал. Что-то вспыхнуло на ее лице, после слова "безупречна", но она быстро вернула самообладание и Каз не сумел прочесть это "что-то".       - Сомневаюсь, что наши действия вызовут у кого-то желание помочь нам, - сыронизировала Инеж, - но да, в чем-то ты прав. Каз улыбнулся, давая понять, что ее ирония удалась. Почему рядом с ней было так легко и просто? Почему не хотелось строить козни и быть таким суровым, как обычно? Хотелось просто быть собой. Хотелось разговориться о чем-то кроме планов по ограблениям и взломам, хотелось поговорить о чем-то, о чем балакают обычные люди. Или, что пугало Каза еще больше, иногда рядом с ней совсем не хотелось говорить, и это ощущалось нормальным. Просто помолчать, находясь на достаточно близком расстоянии. На максимально близком из тех, которые Каз мог себе позволить. Возможно, даже без перчаток. Внутри Каза все взметнулось вверх при мысли, о том, что он вот уже неизвестно сколько времени стоит молча уставившись на Инеж, глядя то ей в глаза, то на ее точеные, смуглые ключицы, которые он никогда прежде не видел. Он откашлялся нарочито громко и постарался придать себе непринужденный вид. Вышло нелепо.       - Чтож. Пожалуй, пора возвращаться в номер. Не буду мешать тренировке. Спокойной ночи, Инеж. Он хотел уверить себя, что ему показалось, будто в глазах Инеж заблестела досада. Что-то уже было на кончике ее языка, чтобы сказать, но в последний момент она словно сделала усилие над собой и сказала лишь:       - Спокойной ночи, Каз. Сделав долгий и неуверенный кивок, Каз одним махом развернулся и стал стремительно шагать к выходу из кабака. Одной лишь силой воли он заставил себя не думать о золотистых, лоснящихся в темноте ключицах Инеж.       - Каз! - каким-то непривычно трепетным голосом выкрикнула Инеж и зачем-то даже шагнула вперед. Он остановился, будучи уже совсем близко к выходу, но повернулся будто нарочно медленнее, чем хотелось.       - Да? - он оперся на трость, чувствуя, как нога начинает поднывать от усталости.       - Мне бы не помешал зритель. Для здоровой критики, - Инеж слегка улыбнулась. По ощущениям ей казалось, что она сиганула с дамбы или вошла в Теневой Каньон размахивая факелом. Каз уставился на нее, как если бы видел впервые. Она только что попросила его остаться? Да, кажется это то, что в самом деле сейчас произошло. Как он мог признаться хоть бы и самому себе, что он и не хотел уходить? Что будь его воля, он бы наверно так и остался стоять там поодаль, в тени и просто наблюдал бы до самого утра, неизвестно как оправдываясь перед собой позже. Он знал, что он еще спросит с себя за это втройне. Знал, что позже, он еще “наградит” Инеж десятками холодных и безразличных взглядов, сотнями равнодушных слов и тысячами не свершившихся признаний. Знал, что будет в исступлении за эту слабину уже завтра утром, но сегодня… Сегодня Каз Бреккер позволит себе побыть чуточку человечнее, чем обычно.       - Ну, здоровая критика, так здоровая критика, - ухмыльнувшись сказал Каз и стал снимать пальто и шляпу.