Когда Капитан увидел символ Азумабито в первый раз, то он напомнил чернильную кляксу на белоснежной бумаге. Его первое впечатление от странного символа переплелось с откровением об ее безупречной коже: и то, и другое было незнакомо.
Леви знал ее кожу, и знал, что она не идеальна: вся покрыта мозолями и рубцами, в шрамах и синяках. То, что Микаса сумела спрятать и защитить часть ее кожи, почти так же странно, как и сам символ.
А его мысли блуждали где-то далеко, в раздумьях о других участках кожи, которые он не видел. Какие еще части тела она сумела сохранить нетронутыми.
После возвращения в штаб-квартиру и встречи с Ханджи Леви ознакомился с информацией, которой поделился посол Хизуру. Но Леви не был готов к тому, что Микаса сидела под дверью кабинета и ждала его.
Она сидела, поджав колени и обхватив их; рука с меткой лежала наверху. Когда Капитан наконец оторвал свой взгляд от знака и вновь обнажившейся кожи, он увидел, что ее внимательные серые глаза неотрывно смотрели на него.
Они даже не приветствовали друг друга. Такие времена уже прошли.
По-хорошему, Аккерман должен был спросить, зачем она здесь или что ей нужно, однако он не был уверен в том, что готов услышать ответ.
- Ханджи и посол обо все доложили, - сказал он вместо этого.
- Значит, теперь мы все проинформированы должным образом.
Ее слова звучали почти естественно, но Капитан почувствовал в них слегка заметную иронию. Она могла скрывать физические травмы, не вздрагивая от боли, но скрыть травмы душевные... все-таки ей это не дано.
Тот факт, что, даже сидя, она обладала преимуществом в этом разговоре, вызвал у Капитана справедливое негодование. Но выбирая между тем, чтобы прогнать её или впустить, он выбрал последнее.
Впервые Леви заметил глянцевый блеск в ее серых глазах. Тем не менее, какова бы не была природа надвигающихся слез, девушка пока сдерживала их своими ресницами.
- Все, что я узнала о своем отце, я узнала благодаря Кенни.
Он ожидал все что угодно, но не этого. Не успев ответить, Микаса продолжила.
- А все что я знаю о своей матери – я узнала благодаря дипломату из места, о существовании которого я даже не подозревала.
Аккерман просто наблюдал за ней, пытаясь вступить в разговор, хотя и не понимал свою роль в нем. Если бы ей нужен был вдумчивый ответ, она бы обратилась к Арлерту. Если бы она хотела утешения, то пошла бы к Саше.
Но что она хотела получить от него?
- Я очень устала. Устала узнавать о том, кто я, от незнакомцев.
дерьмо
Леви хотел было отвернуться, отвлечься на
несуществующий отдаленный гул шагов по коридору, но не смог этого сделать. Это только подтвердило бы все ее подозрения или, по крайней мере, доказало бы его нежелание обсуждать что-либо. Капрал чувствовал, как напряглись его челюсти.
Но девушка продолжила смотреть на него, не мигая и сосредоточенно. Слезы, которые она сдерживала, скопились в уголках глаз и все-таки начали скатываться по щекам. Но плачем это нельзя было назвать.
Так называемый Сильнейший Воин Человечества даже не мог завести разговор о семье. Одна мысль об этом наполняла его тело свинцовой тяжестью.
- Кенни Аккерман - брат моей матери. Я встретил его впервые после ее смерти, но он не сказал мне ни тогда, ни за те годы, которые я провел с ним, кем он мне приходится. Правду я узнал только перед его смертью.
Наступившая тишина непродолжительна. Капрала посетило тревожное чувство, что эта тишина - её немое предложение времени, чтобы он продумал ответ.
- Значит, мы одинаковы, – все же первой отвечает она.
Для нее это не сюрприз, она уже поняла, не глупая. Его это тоже не удивляет, но за прошедшие без ее вопросов годы он потерял бдительность в этом вопросе, сам того не желая.
Леви не ответил вслух, просто смотрел на нее. Это обеспечило такой же уровень понимания, если не лучший. Он удивился, почему нет расспросов о причине, по которой он скрыл этот факт. Хотя, он сам не до конца уверен в своих доводах.
- Думаешь, мы родственники? - Микаса спрашивает нагло, излишне самоуверенно.
То, что она решила спросить об этом первой, удивило Леви, но у него было достаточно времени, чтобы прийти в себя, и его сделать лицо вновь невозмутимым.
- Я изучил это, - на выдохе произнес Капрал. - Могу сказать, что, по крайней мере, у нас нет общего предка последние несколько поколений.
Микаса вновь посмотрела на знак на своем запястье. А Леви старался не думать о других частях ее тела, которые не видели достаточно дневного света, чтобы загореть.
Он не помнит, когда это произошло. Когда
Отродье со вспыльчивым характером и яростным отношением к нему не просто изменилось, а повзрослело. Когда в ней появилась зрелость и более темные глубины. Она подстриглась, чтобы быть прагматичной, и он не помнит, когда в последний раз видел её (и видел ли вообще) в юбке вместо солдатской одежды.
Леви уже было собирался сказать ей уходить, так как изначально этот диалог был ошибкой. Было ошибкой даже начинать его. Но в то же время Микаса положила обе руки на колени, как он понадеялся, чтобы встать и уйти.
- Расскажи мне все, что ты знаешь.
Капрал лишь глубоко и раздраженно вздохнул
-
Ты явно знаешь больше, чем я. Как минимум
ты читал о других. У
тебя было больше времени, чтобы подумать обо всем. Так расскажи мне.
- Зачем? – слишком холодно, слишком резко произносит он, тщетно пытаясь переубедить решительно настроенную Микасу.
Волна неопознанных эмоций пробежала по её лицу, в её глазах, но буквально сразу они и пропали. Осталось только поразительно открытое выражение лица: губы приоткрыты, черты лица расслаблены.
- Потому что
ты не чужой, - сказала она так искренне, как он никогда и не ожидал услышать.
Те, кто не знает Микасу, боятся ее за холодность, стальной характер и безжалостный нрав. Леви знал такую Микасу лучше. Поэтому он всегда больше опасался её тепла.
Тц
Этот знакомый звук его раздражения, но он направлен лишь на самого себя; где-то это даже звук покорности. Лавандовые искорки вспыхнули у девушки в её глазах цвета грозового неба, когда она поняла его согласие.
Леви переступал через границы, которые раньше сам целенаправленно чертил. Тот факт, что он хотел прикоснуться к ней, являлся причиной, по которой он этого и не делал. Вместо того чтобы предложить ей руку, чтобы помочь подняться, он прошел мимо нее и стал открывать собственный кабинет. Если бы ей нужен был джентльмен, она бы обратилась к Жану.
- Пойдем, Отродье, - сказал он в приказном тоне. - Мне нужно посрать. Ты же попытаешься заварить подобие чая.
Когда Микаса грациозно встала на ноги, он проигнорировал ее едва заметную самодовольную улыбку.
