Способ выжить

В конце концов, если подумать, не склонный к истерии Харука с самого начала, с самого возвращения Рина знал, что вся это история закончится хорошо. Что они с Мацуокой во всем разберутся, и что останутся такими же хорошими друзьями, какими были еще каких-то четыре года назад, только теперь их будет пятеро, да еще и про Гоу, пожалуй, тоже не стоит забывать. Все так и вышло. С пяток совместных соревнований-тренировок, и вот Рин уже не может скрывать свои волнение и заинтересованность под маской холодности, а все остальные тоже начинают понимать, что еще ничего не потеряно. Вышло даже лучше. Особенно отчетливо Харука это понимает, когда Рин, не выдержав, прижимается к нему в общей душевой, в которой, кроме них двоих, и нет никого, и неловко находит своими губами его. И приятно от этой неловкости, и жарко, а взгляд у Мацуоки такой же, как у потерявшегося щенка, который и ласки хочет, и ударов боится. И как такого доверчиво-тихого Рина можно оттолкнуть, Харука не понимает. Да и оттолкнуть если – он же не доверится больше, не только им, но и никому вообще. И Нанасэ остается только притянуть своего несносного друга ближе, прижать к себе крепко, так, чтобы он уже не смог запоздало испугаться и передумать. Но тот, слава небесам, и не думает ни о чем таком, только трется о Харуку всем телом и переходит поцелуями на шею. Нанасэ сначала расслабляется, становится податливым и покорным, а потом уже сам перебирает инициативу и зацеловывает, ласкает Рина везде, где только руки оказываются, а потом, подумав немного, опускается на колени. - Ты что?.. – и этот удивленно-сладкий вздох - это самый лучший звук, который он когда-либо слышал. Первый раз у них выходит скомканным и разочаровывающе быстрым, но Рин слишком любит совершенствоваться в тех вещах, которые ему по душе, и этот случай не становится исключением. И Харука с ним полностью согласен. А потом они наконец-то выбираются в парк аттракционов, всей своей большой и дружной компанией-семьей, прихватив с собой даже младших Макото. Младшие, кстати, ведут себя замечательно: не капризничают и не выпрашивают всего и сразу, и все быстро убеждаются, что день пройдет просто отлично. На самом деле, первым начинает выпрашивать сладости Нагиса, заметив ларек с мороженным: - Эй, Харука, ты ведь ненавидишь жару, правда?! Почему бы тебе не угостить нас всех вон той сладкой и холодной вкусняшкой? - Давайте лучше пойдем в бассейн, - все смеются, завидев в глазах Нанасэ знакомый блеск, а Нагисе остается только грустно вздыхать. Следующей его жертвой становится Макото. - Ты уже съел сегодня две с половиной пачки с утра, имей совесть. - Две с половиной? – Рин вопросительно приподнимает бровь, а Тачибана только возводит глаза к небесам, считая этот ответ исчерпывающим. - Знал бы, что ты такой жадина, ни за что бы не попросил! – Нагиса уже готовиться всерьез обидеться, как на выручку приходит Гоу. - Мальчики, не ссорьтесь, посмотрите лучше, какая прелесть, - послушно посмотрев, мальчики видят огромный бассейн с кучей птиц-лодочек. – Давайте лучше прокатимся! Катаются все, кроме Рина, у которого на ближайшие пятнадцать-двадцать минут целью жизни становится удержать Харуку от публичного стриптиза, и, соответственно, самого Нанасэ. Впрочем, отвлекающего маневра хватает ненадолго, а Рей предсказуемо быстро сдается. - Тебе точно не накладно будет? – видно, что Макото, привыкший сам всех всегда угощать, чувствует себя неловко. - Все нормально, как раз отпраздную первую зарплату с подработки. Харука, ты не будешь? - Ну, вряд ли там есть мороженое с рыбой, - хмыкает Рин, комментируя отрицательный кивок головы друга. Так они и сидят, обсуждая кафешку Рея, куда тот устроился официантом на полставки, и подшучивая над дорвавшимся-таки Нагисой. Только летняя идиллия неожиданно нарушается женским визгом и пронзительными криками. Младших Макото, которые, играя, отбежали на каких-то десять метров и летящую на них машину все замечают почти одновременно. Ну, а самая лучшая реакция всегда была у Рина. Спокойный летний денек мгновенно превращается в хаос, наполненный плачем, воем сирен и шумом очевидцев. Водитель оправдывается перед подъехавшими стражами порядка, что его просто занесло на повороте, но от водителя ощутимо попахивает перегаром и вряд ли это оставят так просто. Только на водителя всем плевать. Макото пытается успокоить расплакавшихся детей, которые отделались испугом и парой ссадин, но которым все еще не верится в это. Громче всех плачет Гоу. Она сначала рыдает над распластавшимся на асфальте в неестественной позе бессознательным Рином, пока Нагиса судорожно пытается попасть на клавиши мобильного и вызвать скорую, а Рей – оказать первую помощь; потом – над его носилками, и не успокаивается даже тогда, когда ее отказываются пускать в одну машину с братом, аргументируя это ее состоянием. Харука же просто не может пошевелиться. Ни истерика Гоу, ни ступор Нанасэ не проходят даже после того, как Мацуоку увозят в ближайшую больницу, и теперь ребятам приходится приводить в чувство уже их, а потом благодарить водителя бусика, видевшего все и согласившегося подбросить их до той самой больницы. Только Макото уводит детей домой, чтобы они не разволновались еще больше. Возле операционной они сидят вчетвером, дерганные и замученные ожиданием, никто даже и не думает уходить, пока не станет понятно, что же теперь будет с Рином, хоть их и предупредили, что случай довольно тяжелый, и операция может длиться намного дольше, чем просто пару часов. Врач и вправду выходит только часов через семь и ему сразу становится не по себе от тусклого и такого отчаянного взгляда четырех пар глаз, но он быстро берет себя в руки и подбадривающе улыбается: - Все хорошо. Его жизнь вне опасности, неделю он полежит без сознания, а через пару месяцев вообще сможет забыть об этом случае. Все облегченно выдыхают, только вот быстро сопоставляющий факты Рей напряжен, как струна. Он прекрасно понимает, что забыть об аварии Рин, скорее всего, не сможет никогда. А поэтому он отводит врача в сторону и спрашивает как можно тише: - Понимаете, Мацуока всю свою жизнь занимался плаваньем, мечтал стать профессиональным спортсменом. Сможет ли он продолжать тренировки? – и все внутри обрывается, когда он видит погрустневшие глаза собеседника. - Я так и думал, что он занимается спортом, у него отлично сложенное здоровое тело, и именно это, отчасти, помогло ему выжить. Но и вы должны понять, что ему повезло хотя бы потому, что он не останется калекой на всю жизнь. Перенапрягать спину ему категорически запрещено, иначе он рано или поздно все-таки окажется в инвалидном кресле. - Я понимаю, - Рею требуется сделать несколько глубоких вдохов-выдохов, чтобы остаться спокойным. – У меня будет только одна просьба: не говорите ему. Будет лучше, если он узнает об этом от нас. - Я и не собирался, - кивает врач. – Только учтите, что первые полторы недели ему лучше не волноваться сильно. Но и затягивать, сами понимаете, тоже опасно. Убедившись, что Рюугадзаки воспринял информацию адекватно, мужчина поспешно удаляется, а Рей пытается привести мысли в порядок. До того, как огорошить этой новостью Рина, ему надо будет сообщить ее остальным ребятам, которые уже кидают на него непонимающие взгляды. Харука, если бы его спросили, как он в тот день добирался домой, вряд ли смог бы вспомнить что-то внятное. Все еще всхлипывающую Гоу забирают супруги Мацуока, приехавшие, как только девушка нашла в себе силы им позвонить, Рею приходится провожать домой такого же расстроенного Нагису, и, хоть он и поглядывает на Нанасэ обеспокоенно, но решает позволить себе обмануться его внешним спокойствием. Харука же, хоть и отправляется домой с абсолютно ничего не выражающим лицом, сам по дороге пару раз чуть не попадает под машину. Время от времени ему попадаются сердобольные старушки, которые, чувствуя внутреннюю надорванность парня, пытаются ему чем-то помочь, но Нанасэ только отрицательно качает головой и мягко их отстраняет. Осознание наваливается тогда, когда он переодевается в своей комнате. Сбив костяшки в кровь и почти разгромив шкаф, Харука безвольно опускается на кровать. Нанасэ все еще не понимает, как такое могло произойти именно с Рином – тот же всегда больше всех стремился к профессиональному плаванью, больше всех дорожил своими способностями! Если Харуке достаточно просто находиться в воде, чтобы чувствовать себя комфортно, а для Макото и Нагисы плаванье и вовсе изначально было веселым хобби, то Мацуока всегда стремился стать настоящим спортсменом, лучшим в том, чему он отдает свою жизнь. У Нанасэ не получается представить его другим. И Харука изо всех сил старается не думать, получится ли это у самого Рина. Мацуока приходит в себя через восемь дней, и выглядит он сносно, вполне довольным собой и своей жизнью, и если в его глазах и мелькает что-то тоскливо-странное, то окружающие легко могут списать эти блики на игру света и тени. Харука и Гоу навещают его каждый день, немного реже заглядывают Рей, Нагиса и Макото, иногда в сопровождение учеников школы Самэдзука, пару раз приходят супруги Тачибана выразить благодарность за спасение детей, а один раз даже пытается пролезть журналистка, чтобы написать репортаж о местном герое, пожертвовавшим своим будущим (и как только узнала?) ради двух ребятишек, но ее быстро выставляет персонал больницы. Спустя еще пятнадцать дней, когда все еще не выписанный из больницы Рин, может хоть немного самостоятельно передвигаться и сидеть на кровати, Рей с Макото, как самые ответственные решают, что пора. Будь воля Харуки, тот бы вообще отказался что-либо говорить Мацуоке, но он и сам понимает, что без этого – никак, что Рин не простит и не справится, если узнает об этом от кого-то другого. Нанасэ остается только в очередной раз порадоваться тому, что его друзья не пасуют в таких ситуациях. Их собирается огромная толпа, и будь Харука чуть эмоциональнее, он бы, рыча, отгонял их от палаты друга: они слишком сильно напоминают ему гиен, пришедших поживится чужим горем. Он понимает, что это только близкие друзья, что они действительно хотят утешить и поддержать, но все равно ничего не может поделать с этим внутренним порывом. Может быть, потому что догадывается, что ни их утешения, ни поддержка, Рину не нужны, что ничем они ему не помогут. Но Харука бездействует – он не понимает, как сам может ему помочь. Мацуока чует неладное, как только вся эта толпа – даже его сосед по комнате зачем-то притащился – появляется на пороге его палаты. Он молча, почти не шевелясь, слушает сбивчивые объяснения Макото, но смотрит почему-то только на Харуку, и Нанасэ под конец понимает, что Рину было бы намного лучше, если бы все это он услышал именно от него, при полном отсутствии лишних глаз. От этого тиски на сердце сжимаются еще сильнее. В конце концов, Рин не выдерживает, и опускает взгляд вниз, на свои руки, стиснувшие простыню так сильно, что костяшки побелели. А потом говорит самое глупое, что только может сказать в этой ситуации, но на большее его уже не хватает: - Лучше бы я тогда просто умер. В его глазах медленно умирает надежда. Почти сразу же, надрывно, почти на ультразвуке, начинает всхлипывать Гоу, и ее быстро выводит из палаты Сеидзюро, который, оказывается, пришел поддержать совсем не того Мацуоку. Нагиса срывается следующим и отвешивает Рину звонкую пощечину (на которую тот никак не реагирует), и заносит руку для еще одной, но его запястье перехватывает и до боли сжимает Харука, а Макото неодобрительно качает головой. Нанасэ в очередной раз благодарит мысленно своих друзей, когда те, быстро сообразив, что лишние здесь, в спешке покидают палату, прихватив с собой и перепуганного почему-то Нитори. Харука опускается на кровать, не совсем ясно еще понимая, что ему делать в этой ситуации, а потом, коротко поцеловав все еще не реагирующего ни на что Рина в губы, ложится рядом набок и накрывает его ладони своей. Через минуту он уже чувствует на ней первую теплую каплю, а еще через пять Мацуоку уже сотрясает в рыданиях. Он успокаивается только через полчаса, засыпает, свернувшись клубочком под боком у Харуки, а тот до самого вечера лежит, ласково поглаживая его рукой по спине, готовый благодарить кого угодно – скорее всего, Макото с Реем – за то, что в палату так никто и не зашел. Рина выписывают еще через несколько дней, и тот отсиживается дома, получив разрешение не посещать школу еще три недели. Харука приходит к нему почти каждый день, на радость его родителям, которые боятся оставлять сына на одну только Гоу, и на радость самой Гоу, которая вообще не понимает, как ей лучше сейчас вести себя с братом. Спустя пять дней, Рин начинает улыбаться и пытается шутить. Выходит у него из рук вон плохо. Он все еще не может смириться с таким положением вещей, он, наверное, никогда не сможет, но сидеть, сложа руки, он тоже не способен, а холодное отстранение теперь кажется ему унизительной слабостью. Видя, что Мацуока уже идет на поправку, не смотря на все мрачные прогнозы врачей, которые обещали как минимум глубокую депрессию, Харука решает сообщить другу о принятом еще почти месяц назад решении. - Я бросаю плаванье. - Что?! – Рин с минуту пытается откашляться, поперхнувшись чаем, Нанасэ терпеливо ждет. – Совсем свихнулся? Мацуока медленно ставит чашку на столик возле кровати и подходит к другу, стоящему у окна, привычным почти жестом вздергивает его за грудки, тянет на себя, пристально смотрит в глаза. Рин еще не окреп достаточно после больницы, хватка у него слабая, Харука может с легкостью вырваться, но он даже не пытается. - Я не хочу плавать без тебя, - отвечает он спокойно, не отводя взгляда. Рин отпускает его, тяжело дыша, а потом неожиданно бьет без размаха, чудом попадая по оконной раме, а не по стеклу. - Не хочет он! А обо мне твоя хотелка подумала вообще?! – Мацуока почти кричит, и хорошо, что Гоу гуляет с Сеидзюро, который теперь часто ее куда-то вытаскивает. – Так вот, слушай сюда! Ты не только будешь плавать без меня, ты будешь плавать за меня. И попробуй только не стать Олимпийским спортсменом, понял?! Нанасэ все еще не отводит взгляд, но уже улыбается мысленно – о нем и его принципах Ринова хотелка точно не подумала. Но глаза у Рина живые, с яркими пляшущими искорками, такими они были в последний раз давно, еще полтора месяца назад, после особо удачного заплыва, и Харука – видит небо! – готов не только своими принципами поступиться, но пойти на много, много больше, чтобы они оставались такими всегда.