Серёжа не может

Сергей больше не может. Карантин — это возможность заняться делами, делать зарядку, стать лучше, дописать альбом и сдохнуть уже наконец, чтобы никто и не вспомнил, и хватились бы только потому, что он в твиттер ничего не писал. Недели через две. Отличный план. Он не знает, куда деться — в кровати тесно, на кухне тесно, в ванной влажно, балкон завален хозяйскими вещами, которые мы, конечно, заберём, но уже два года не забирают. На столе комп с кучей вкладок, и каждая — напоминание о том, какое он ничтожество, ничего не успевает, срывает сроки, не соображает. Когда всё только началось и было весело и прикольно, когда дома дольше недели и можно готовить, и смотреть сериалы без конца, Сергей решил вспомнить айтишную молодость. Купил курс по С++ со скидкой, слушал лекции и получал пятёрки по домашке, пробовал новые рецепты и читал книжки. Но пришёл май, и Сергей вспомнил все прелести учёбы, когда ты перфекционист и прокрастинатор, и на почте копились всё новые уведомления о просроченных дедлайнах и предложения перевестись. Сергей устал. Он почти не спит, потому что стены — картон, и слышно всех, и, оказывается, когда тебе тридцать три, ты уже тот самый старик, который бесится оттого, что молодёжь кутит всю ночь. Соседи решили, что карантин — это медовый месяц, и трахаются каждый вечер, а Сергей так устал, что у него даже не стоит, даже на любимое порно, даже на те самые фотки, ни на что. Вот она старость или что это. Выгорание. Он уже почти решился идти к психологу, но карантин — это ещё и новый альбом, без концертов, без сборов, а значит хер тебе, Сергей, а не психолог. На хорошую машину заработал, а на счастливую жизнь ещё нет. В таких случаях смотрят видео с котиками, да? Или лучше заводят своего. Но он возьмёт сейчас, а потом уедет, и всё, очередной бедный брошенный котик. Совсем как он. В голову не приходит ничего лучше, кроме как. Сега: скинь кошку Сега: по-братски Время семь, но за окном ещё светло, и, наверно, счастливое семейство Хоревых ещё не спит. Во всяком случае, старшая его часть. Артём отвечает минут через пять, скидывает фотку кошки — она лежит на подоконнике и греется на солнышке, жмурясь от удовольствия. В самом углу фотки едва уловимая тень руки. Сергей делает вид, что ничего не пытается в ней разглядеть. Сега: пасибо, выручил Ортем: ты чё там, на неё дрочишь что ли? Сега: ага, конечно. лучшая киска в этом городе Ортем: ахаха Ортем: я передам комплимент Ортем: серьёзно, случилось чё? Сергей не хочет отвечать. Он и писать-то, наверно, не хотел, просто нужно было вспомнить, что вот он мир за пределами квартиры — там есть не только соседи-кролики, заебавший комп и курьеры. Там ещё есть мягкая нежная кошка, друг и большая семья, где его всегда ждут, но где он не особо нужен. Там есть Артём. Лучше не стало. Сега: всё ок, просто давно её не видел Он вообще давно никого не видел. Они пытались звониться в Зуме, выпивать по скайпу, но Сергей быстро выпивал больше положенного одному человеку в комнате, и это напрягало. Поэтому всё как-то заглохло ещё на первых майских. У всех своя жизнь. Сергей уже устал от своей. Артём шлёт стикер, а потом еще две фотки кошки. На последней он держит её на руках, та смотрит на него почти влюблённо. И правда, смешная мягкая кошка. Сергей ложится спать пораньше, но не может уснуть и залипает в тикток. Утром приложение учёта экранного времени укоризненно напомнит, что он просидел там почти пять часов. Иди нахуй, бумер. Он завтракает остатками пиццы и берёт вчерашнюю чашку. Сил мыть посуду тоже нет, посудомоечной машины нет, и ему кажется, господи, кто вообще придумал эти грёбаные тарелки. Зачем всё так усложнять? Это грустная мысль. Он знает, что это очень плохая мысль, и вот это всё — очень плохо, но ему не нужна помощь, потому что он сильный, взрослый и самостоятельный. А это — всего лишь тарелки. На обед он заваривает дошик. Чистых вилок тоже уже нет, но гениальные маркетологи все предусмотрели. Сергей лежит в комнате под одеялом и смотрит на компьютер в углу — у того давно сломался спящий режим, и он просто жужжит в углу. Там домашка, недописанный куплет и даже новый сериал. Он смотрит ещё минуты три, а потом поворачивается на другой бок и открывает тикток. Самое чудесное изобретение человечества. Как хорошо, что на карантине они сейчас, а не десять лет назад. Он не смотрит, сколько прошло времени, пока телефон не вибрирует уведомлением, фотография от Артёма. Наверно, мем какой-то, но всё равно открывает. Фотография не одна, целая серия: кошка лежит на спине, тянется, вот тут явно её разбудили. Следом прилетает видео — Артём снимает недовольную Цири, на заднем фоне слышны голоса и звуки мобиля. — Цири, скажи Серёже «добрый вечер». Цири, ну скажи. Цири. Кошка, наконец, мяукает, Артём мягко смеётся, переключает камеру и машет ему вулканским салютом. Одна минута чистой милоты, но внутри у Сергея даже не ёкает. Сега: ей тоже не хворать Сега: остальным тоже приветики Ортём: пасиб, передадим Ортём: у тебя всё норм? Сега: да, всё ок Артём пишет что-то ещё, но Сергей уже не смотрит. Сил нет даже на бесцельное пролистывание ленты, и он пытается заснуть. Получается плохо и только под утро. На следующий день ему снова никак — кто вообще придумал это «утро вечера мудренее». Сергей уверен, что на карантине всё одна хуйня. Придётся, видимо, собраться и уехать в Астрахань, чтобы отдохнуть нормально. Время три часа дня, он лежит в пустой комнате и пытается заставить себя набрать маме, сказать ей, что всё не так, он устал, что на самом деле ему плохо, и ему некому помочь, и некуда бежать, и эти двадцать стен простой однокомнатной квартиры давят на него так, что, кажется, скоро обрушатся. Он не знает, сколько он так пролежал, но яркое жёлтое солнце сменилось тем, что помягче, и не так слепит глаза. Звонок в дверь противным писком прорезывает тишину. Вроде курьеров сегодня не должно быть, Сергей так и не заставил себя поесть, а посылки с ненужной всячиной уже закончились. Звонок повторяется. Может, ошиблись? Да вроде соседка вообще ничего не заказывает, может, дети её перепутали, ну ничего, сейчас посмотрят на цифры на квартире и одумаются. Звонок снова пищит, на этот раз со стуком: — Блять, ты там уснул, что ли? Сег, ты там? Артём приехал. Сергей нехотя встаёт, натягивает поверх одежды халат и открывает дверь. Смешной фиолетовый ёжик, ему действительно идёт. В маске, молодец. Зачем он приехал? — Ну что стоишь, будто привидение увидел? Дай пройти! Сергей пропускает Артёма внутрь, у него три пакета из какого-то магазина, не пластиковые, молодец. Заботится об экологии. Сергей так и стоит, пока Артём сам закрывает дверь, раздевается, вешает куртку в шкаф, достаёт тапочки. Ведёт себя как дома, не иначе. — А ты чего приехал? — Да проведать тебя решил. А то всё кошка, кошка. Решил посмотреть, что ты живой ещё. Сергей неловко улыбается — тяжело, первый человек в квартире за полтора месяца, и это Артём. Он пахнет улицей, летом. Как в детстве. Артём проходит на кухню, Сергей идёт за ним следом, поздно вспоминая, что там тот ещё пиздец, но Артём ничего не говорит, молча разбирает пакеты: в них еда и что-то по мелочи. Набор странный: чипсы, кола, картошка, лук, молоко. Шоколад, который Сергей любил, когда заедал сладким стресс, и мармелад, кислый, тот самый, который есть в одной только сети магазинов. Артём хозяйничает на его кухне, на его грязной кухне, с грязными окнами, грязной посудой, неработающей стиралкой (всё никак не вызовет мастера), плита тоже грязная, и пыльно, и, кажется, от делающих ремонт соседей всё-таки пришли тараканы, так что наверно стоит поставить ловушки… Ужас. Кухня маленькая для них двоих. Для Артёма сейчас всё маленькое, он какой-то непривычно большой, занимает всё пространство, всё время. Сергей следит за ним, сидя на табуретке, молча. Артём заканчивает с сумками, садится напротив. — Мда, конечно, я подозревал, что что-то не так, но чтобы всё так херово. Сергей отводит взгляд. Ему просто сложно. Это пройдёт. — Иди в душ. От тебя несёт. Сергей морщится. Он действительно вроде давно не мылся, но он и гостей не ждал. — Иди. И всеми банками своими намажься, я знаю, что у тебя их дохрена. Это поможет. Сергей продолжает сидеть, он смотрит в окно. Артём кладёт руки ему на колени. — Я серьёзно, Сег, я сейчас возьму и помою тебя сам. Как маленького. Нет, ну это же ни в какие рамки не лезет. Сергей нехотя встаёт и идёт в ванну, раздевается медленно, смотрит на себя в заляпанное зеркало. Он уже давно не видел себя голым, он вообще давно не обращал на себя внимание. Отражение какое-то заплывшее, опухшее, как будто неудачный портрет. Лицо бледное, синяки под глазами, татуировки пятнами, как будто он болен. И очки грязные, понятно, почему всё так видно плохо. Он заползает под душ, вода горячая, почти кипяток. Он как будто не в себе. Шампунь пахнет мятой и почти как Артём, и он вспоминает, что да, так и есть, они выбрали тогда один на двоих, чтобы в тур миллион банок не брать. За стеной слышны звуки, какой-то звон, а потом вода в душе внезапно становится холодной и снова возвращается к кипятку. Артём моет посуду. Пиздец, стыдно, взрослый мужик, а за него посуду моют. Что он, безрукий, что ли? В последний раз так стыдно было, когда мама после смены возвращалась домой, а дома ужина не было. Она тогда долго кричала, что на него положиться нельзя. Может, она была права. Сквозь шум воды слышно музыку — Артём, наверно, включил колонку. Сергей мылит голову и понимает, что его тошнит, а голова кружится. Пиздец, только в обморок не хватало бахнуться. Точно, он же не ел сегодня. Сергей не знает, сколько точно прошло времени, но следует совету: моется по полной программе, даже бреется и умывает лицо. Он уже выключает воду, когда Артём стучится и открывает дверь, впуская холодный воздух. Сергей радуется, что всё-таки повесил шторку. — Я тебе чистое принёс, вот. Артём закрывает дверь, и Сергей вылезает из душа. Он переодевается, и да, вещи действительно чистые, ещё пахнут порошком, как будто из прошлой жизни. Наверно, тогда, в самом начале карантина стирал. Сергей выходит из ванной, протирает очки, мир становится ярче и чётче. Вот она, новая точка отсчёта. Артём вымыл посуду, протёр стол, вытащил из холодильника мясо и овощную смесь — этого точно не было, видимо, с собой привёз. И он что, собрался готовить? Сергей садится на табуретку на кухне, Артём выходит из комнаты. Он идёт к плите, чиркает спичкой и зажигает сразу две конфорки. Ставит чайник. — Там его только надо… — Да, я уже помыл. Ничего страшного. Тишина. Только в чайнике вода перекатывается. Сергей смотрит на его пузатые бока, на то, как Артём что-то колдует над сковородкой. Да, это тот максимум, который он заслужил. Это всё. — А чё правда-то приехал? Артём не отвечает, но тут, наверно, и правда, всё очевидно. Как догадался только. — За еду спасибо. — Не за что, — Артём оставляет мясо и овощи шкварчать на сковородке и садится на второй табурет, — Мусор тебе, кстати, тоже хорошо бы выкинуть. Да, точно. Там, наверно, уже второй пакет набрался. — Я курить тогда на улицу пойду, вынесу, — Артём говорит спокойно, но, кажется, если мог, он бы Сергею врезал. Артём встаёт, кладёт еду на тарелки, ставит одну перед Сергеем, не хватает только строгого «чтобы всё съел». Выглядит аппетитнее, чем все ужины последней недели. Они едят молча, Артём, может, и хочет что-то сказать, но молчит, и Сергей отлично знает этот взгляд «я бы дал тебе пизды, но вокруг люди». Кроме них в квартире никого, значит, сдерживает его что-то другое. Действительно вкусно. Чайник свистит, и Артём подрывается к плите. — Чай будешь? Сергей просто кивает. — Я там тебе сладкого привёз, и мармелад. — Спасибо. Артём достаёт чашки. Сергей сосредоточенно смотрит в тарелку, он доедает всё до конца и даже ставит её в раковину. Он тоже немного молодец. Как Артём. Чай горячий, и Сергей осторожно дует на него. — Я пойду, выкину, — Артём хватает мусорный пакет, — сейчас вернусь. Входная дверь громко хлопает, и Сергей как будто выходит из транса. Думать о чём-то нет сил, поэтому он просто бездумно растягивает мармеладных червяков и откусывает их по маленькому кусочку. Артём возвращается, и от него немного пахнет сигаретами. Давно забытый запах. Сергей сам не курит, три сигареты подряд той ночью, когда было совсем хреново, не считаются. Артём выпивает чай чуть ли не залпом, цепляет последнего червяка и ловит его ртом. — Пойдём в комнату, что ли? Сергей послушно встаёт. Ему не хочется туда идти, но и деваться некуда, суровая реальность однокомнатных квартир. Он заходит и даже удивляется: Артём перестелил постель, убрал с кровати вещи, отнёс посуду и даже телефон поставил на зарядку. — Комп выключи, а то греется, — Артём как-то слишком близко, и Сергей едва заметно вздрагивает. — Да нет, там файлов куча несохраненных. — Ну так сохрани и выключи. — Да я вернуться хотел к ним. — Завтра заново включишь и вернёшься. Выключи или я сам. Сергей идёт к столу, закрывает тысячу уведомлений, замечает, что со стола пропал стакан и допитая бутылка виски, стоявшая там ещё с прошлой недели. Артём точно знает, на какой полке его вещи на случай внезапных ночёвок, одежда, бельё, зубная щётка. Он переодевается и ждёт около шкафа — Сергей любит спать у стенки, и он ненавидит перелезать через кого-то в кровати. Сергей не очень хочет ложиться, ему в кровати тесно, в этой комнате ему тесно, в этом теле, в этой голове, но вместо этого он просто укладывается. От свежей постели пахнет порошком. Они лежат молча, Сергей следит за ним из-под полуприкрытых глаз, фиолетовый ёжик смешно контрастирует с сиреневым закатом на стене. — Хочешь, фильм посмотрим? — Нет. — Или музыку послушаем. — Нет. Не хочу, чтобы громко. Артём вздыхает и поворачивается набок, смотрит на Сергея. — Хочешь я тебе вслух почитаю. Как м… — Артём обрывает себя на полуслове. Да, наверно, сейчас не время говорить про то, как он счастлив за пределами этой квартиры. — Нет. Они ещё немного молчат, Сергей даже почти задрёмывает, когда Артём начинает говорить. — Я тебя в следующий раз своими руками прибью. — В смысле? — В коромысле, блять, — Артём сердится, но не кричит, это хороший знак, — Я вот как должен понять, что твоё это «скинь кошку» значит «пиздец, хуёво»? Я как должен догадаться, что тебе помощь нужна? Сергей морщится. — Ну догадался же. — Да, потому что ты вчера на звонки не ответил и сегодня утром. А, так вот почему. Наверно, правда не стоило ставить беззвучный режим. — Сорри. Артём глубоко дышит, Сергей чувствует, как тот сжимает челюсть, слышно как будто даже, как трутся зубы друг о друга. — Я тебя прошу, пожалуйста, азбукой Морзе, по-русски, по-английски, хоть по-китайски, пожалуйста, говори. Я всегда здесь, я готов помочь. Сергей открывает глаза, внутри на повторе крутится мысль: «Не всегда». Потому что есть семья, ребёнок и счастье, потому что он живёт в часе езды, а не в соседнем подъезде. Потому что дружба — это дружба, даже если ей двадцать пять лет, даже если для одного из них всё давно больше, чем дружба. Даже если второй в курсе, но ничего не может с этим сделать. — Хорошо. Сергей, наконец, решается посмотреть в глаза Артёму, в сумерках почти незаметен цвет, но Артём легко улыбается, и вокруг глаз морщинки как лучи солнца, и сам он весь как солнце, устал к вечеру. Артём кладёт руку ему на плечо, и Сергей закрывает глаза. Хорев притягивает его ближе, настоящие медвежьи объятия, и Сергей в них такой маленький, но в них не тесно, просто тепло и спокойно. Он слышит мерное сопение — Артём всегда быстро засыпает. Сергей проваливается в сон и крепко спит всю ночь, до утра.