Блинчик

— Ай-ай-ауч! Ну не надо, Антон Вадимыч, я же извинился! — Извинился?! Это ты извинился? Наблевал мне на новые кроссовки, которые стоят больше, чем твоя пустая голова, ебнулся на землю и буркнул что-то — это у нас теперь значит «извинился», — Ковалев уже втащил бухого, явно обкуренного и истерично хихикающего подростка за ухо в квартиру и теперь пытался так же отправить его в ванную. Ублюдочный пацан усиленно запинался, как чувствуя, что футболист хочет его там притопить, наваливался, прижимался всем телом, но привычного возбуждения не вызывал — слишком уж Антон на него злился. Заметив, что это не работает, Белов попытался выкрутиться из крепкой хватки, не оставшись без уха. Тоже безуспешно. Ковалев наконец пропихнул упирающегося ребенка в дверной проем (полуторной, между прочим, ширины) и не слишком аккуратно уронил его в ванну. В голове у Фила все еще сильнее затрещало и завертелось, он глухо застонал, схватившись за нее и не обращая внимания на стаскивающие его одежду руки. А потом громко вскрикнул, заматерился и дернулся, только ударившись плечом о бортик, от хлынувшей ледяной воды. — Так тебе и надо, паразит малолетний, — почти довольно сказал Антон, держа душ над извивающимся телом. Тело попыталось сжаться и закрыться руками, но глянуло на него расфокусированным взглядом и снова захихикало. — Блять, тебе не хватило, что ли? Что еще? — А вы знали, что вы педофил, Антон Вадимыч… Ковалев пожалел, что устроил сегодня соревнования, которые этот долбаеб сорвал, и что пошел работать в сраный центр с детьми, и что ударил того придурка стулом. И особенно, что как-то поддался зажавшему его в раздевалке умному, но запутавшемуся пацану. Который тогда тоже был бухой в стельку. Смелости бы трезвому не хватило. Хотя, не Антону тут его осуждать. Ладно, на самом деле он никогда об этом не жалел, просто так хотелось… — Педофил, говоришь. Фил кивнул и тут же снова взялся за голову. — Ну хваатит, — попросил, имея в виду все еще льющуюся на него воду. Напоминал сейчас мокрого воробья. Ковалев мстительно подержал душ еще немного, но потом все же выключил. Осталась самая малость. Вынуть это алкогольное недоразумение и засунуть в кровать. Тааак… Недоразумение, зажавшее раскалывающуюся голову между ладоней, успело свернуться в очень компактный дрожащий комок, и как теперь его переносить футболист пока не придумал. Я голландцев трахнул? Трахнул! Я пиздюков из ебаной группы Б трахнул? Ну не сразу, но трахнул! Я этого придурка трахнул? Трахнул! И не один раз! Так неужели его полудохлое тело меня трахнет?! Не трахнет! Воодушевившись такими мыслями, Ковалев снял с крючка огромное и очень мягкое белое полотенце, которое нахальный пацан как увидел, сразу назвал своим (не то чтобы Ковалеву жалко, ему походу для него вообще ниче не жалко) и набросил на тело со стороны, предположительно, спины. Потом попытался выпрямить тело, подхватив его подмышки, но оказалось, что у тела каким-то непостижимым образом переплелись все конечности и подхватил его Ковалев подмышкой и под задницей и чуть не уронил обратно (очень мягко опустил). Тело, кстати, даже не поменяло положение. — Бля. — резюмировал Антон, стоя над собственной ванной и смотря на собственного идиота и не зная, что с обоими делать. — Может ты мне поможешь, нет? — Нет, — подло отозвалось тело и снова захихикало. «Ты мне за это заплатишь» — беспомощно подумал Ковалев. «Ты мне за все заплатишь. Два дня отдуваться будешь. Потом не то что ходить, даже лежать не сможешь… сука.» Мысли конечно приятные. Но пока отдувался только Антон. Он ступил в ванну, встал за полотенцем и начал облапывать тело на предмет рук и ног. Тело хихикнуло, на следующем движении взвизгнуло и дернулось, но Ковалев успел крепко сжать пальцы: «бок! Он боится щекотки только там! Ну все, сучонок, попался» Второй рукой футболист, трахнувший голландцев и успешно справляющийся с ребенком, продолжил ощупывать тело, теперь прицельно лёгкими, щекочущими движениями. Слева… нет, молчит. Так, вперед… снова молчит. Справа… — АА! Успел!!! Есть! Кто самый крутой тренер мира? Ко-ва-лёёв!!! Так. Теперь его надо как-то поднять. Антон дёрнул. Тело не сдвинулось. Антон дернул сильнее — он настойчивый, он голландцам забил! Тело приподнялось. Полностью. И теперь полностью спряталось в полотенце. Антон потряс в надежде, что из-под полотенца вывалятся ноги. Но нет. Сильный говнюк. Бегать будет 40 кругов за такие выходки. Тело только снова захихикало. Ну что ж… кто не рискует, как грицца… Ковалев пощекотал один бок, заставив его сжаться сильнее с этой стороны, и мгновенно просунул другую руку под чужой живот. Трясти стало удобнее. Ииии… ДА! Тело расцепило руки и ноги, и Антон подтянул его вверх, выпрямляя. Ну, выпрямляя — это, конечно, громко сказано, просто облокачивая на себя, но теперь цель «КРОВАТЬ» стала значительно ближе. Поздравьте его, бл. Чтобы перешагнуть бортик вместе с телом, последнее пришлось подкинуть и перегнуть через собственное плечо (антон все же не был уверен, где у него перед, но раз наклонилось, значит спину он ему пока не сломал. Хоть и очень хотелось). Тело почти в голос заржало, но уже на твёрдом полу сдваленно предупредило: — Щас блевану… — НЕ СМЕЙ! Ковалев поспешно спустил его вниз, прям перед унитазом и даже нашел голову, сдвинув половину полотенца. Тело посидело, задумчиво пялясь в канализационную даль, икнуло и сказало: — Не, не буду. — Сука ты, Филипп, — сообщил ему Ковалев, заметив широкую ухмылку, пока снова брал его на руки. Теперь как принцесску в мультиках, плотно замотав в полотенце. Тело это рассмешило, но, видимо, оно наконец утомилось достаточно, и до комнаты Антон его донес без происшествий. Даже в кровать успел положить, прежде чем тело снова заговорило: — Но ты же меня все равно любишь? — и честный-пречестный абсолютно пьяный взгляд. Ковалев устало вздохнул. — Я тебя всегда люблю, горе луковое. Лег рядом, завернул его в одеяло, не снимая полотенца (а то, блин, двигаться же начнет), и притянул к себе весь этот блинчик. — Но это не значит, что на тренировку ты завтра не идешь. В 7 утра. Тело громко разочарованно застонало, скрывая довольную лыбу.