Turn up your soul for me.

Он так заебался, что лишние слова тут ни к чему. Он видит мёртвых буквально каждый день и давным-давно перестал замечать, реальность это или просто воображение. Он действительно устал от того, что не может ничего с собой поделать. Остаётся только прожигать свою жизнь в пустую, да и баловаться наркотой, которая появляется дома неизвестно откуда. Вообще наркотики - неотъемлемая часть его жизни, может поэтому всё идёт через задницу. Ведь было бы куда проще, если бы он не лежал пару раз в диспансере и не был пойман на краже в магазине. И остается только наживаться на обмане глупых людей, зарабатывая тем самым жалкие копейки на жизнь. Приятного мало. Может быть, он мог бы стать успешным работником какой-нибудь известной компании, а не шныряться по сомнительным местам. Это «если бы я не...» преследует Клауса большую часть жизни, ведь он рано понял, куда катится его существование. Осуждение, которое сыпется со всех сторон запросто может задавить его, только он не сдается. А продолжает идти напролом, несмотря на то, что собственная семья, кажется, отказалась от него. Наверное, они даже забыли о его существовании или списали его отсутствие на то, что он помер в каком-нибудь переулке. И от этих мыслей становится особенно противно. Когда ты завязываешь со всем, пытаешься наладить жизнь и все то, что когда-то испортил, твои когда-то близкие люди не хотят слушать тебя. «Люди не меняются» - звучит со всех сторон. Но как они могут измениться, если общество просто не позволяет им этого сделать? Ведь легче поверить в это «никогда не меняется», чем поверить и дать единственный шанс, такой же необходимый, как воздух или вода. В голову ему пришла идея, заставившая его удивленно изогнуть бровь, когда он уставился на соседнее окно. Если говорить честно, то Клаус в этой жизни перепробовал многое, что заставляло его и радоваться и грустить. Но он не пробовал ничего такого, что было бы похоже на дружбу. Конечно, моментами было такое, но больше недели никогда не держалось, тем более, искренности в тех действиях было по минимуму. Через квартиру рядом, если глянуть влево, жил парень. Клаус познакомился с ним в первый же день его приезда, потому что тогда возвращался с какой-то работы, которую оплачивали не так уж и сильно, но этих денег ему было достаточно на какое-то время. Выглядел он не очень дружелюбно, но старался быть вежливым: сияющие глаза, впадины по уголкам губ, проявляющиеся во время разговора и две родинки на щеке. Его худые колени сразу же привлекли всё внимание Клауса, и он старался не пялиться на них слишком долго во время разговора, потому что на самом деле не хотел, чтобы этот парень считал его сумасшедшим. Иногда этот парень стоял с ним на лестничной клетке, со стаканом чего-то, напоминающего виски в руках по запаху. Они разговаривали о самых банальных вещах, но в основном, чаще задавал вопросы Клаус. И во время разговора парень попросил себя называть «Пятый» и не задавать лишних вопросов. Впрочем, Клаус был не против. Его забавляла эта кличка, даже было интересно, почему именно так? Ещё они говорили о том, как Пятый тут оказался. Точнее, это Клаус взболтнул этот вопрос, который мучал его с самого приезда мальчишки сюда. Он рассказал, что из-за его отца им иногда приходится переезжать в такие районы, чтобы их никто не видел, и что обычно это длится недолго, поэтому через пару недель он вернётся обратно к себе. Казалось, что отец этого парнишки огромная шишка в какой-то области, и, скорее всего, так оно и было, но чтобы не смущать мальчика, он оставил этот вопрос летать где-то на кончике языка. Так продолжались их вечера. Они встречались у первой ступеньки ведущей на следующий этаж и просто болтали ни о чём. Клаус судорожно вдыхал табачный дым и постепенно приходил к пониманию того, что этот приятный мальчишка скоро уедет и на этом поставится огромная точка. Помимо эйфории он ощущал боль. Ныло где-то внизу, под сердцем. Он давно забыл о таком чувстве, как привязанность. Если честно, вспоминать даже не хотелось. И он, несомненно, успел привыкнуть к Пятому за считанные дни. Перед глазами всё расплывалось, и кажется, что его прямо сейчас накроет паника с головой. Клаус встревоженно заморгал, стараясь сфокусировать взгляд где-то на двери своей квартиры. Выходило, мягко говоря, не очень. - Пятый? - М? - Мы можем... выйти на улицу? Думаю, мне нужно подышать свежим воздухом, - с губ Клауса слетел истерический смешок. - Да, конечно, - глаза Пятого были закрыты, но все равно казалось, что он через них видит.

***

Солнце опускалось за горизонт, заливая всё вокруг расплавленными оранжевыми красками. Было красиво. И прохладно. Несмотря на то, что был только конец весны, по вечерам в их районе, на окраине города, было довольно холодно. Хотя днём ощущается настоящее пекло. Но у этой прохлады были свои преимущества. И первое, самое важное из них: это было круто. Быть в тонкой ветровке, чувствовать свежий воздух со всех сторон и вдыхать его в полусгнившие легкие. В какой-то степени это даже романтично. Клаус видел это где-то в кино. Было также немного странно наблюдать за Пятым из-под ресниц. Парень засмотрелся куда-то в сторону, и эта поза делала его ещё более привлекательным, чем обычно. И этот нежный ветер так красиво развевал его пряди, превращая волосы в забавное гнёздышко, которое со стороны выглядело весьма славно. Они устроились на каменных блоках, неподалёку от подъезда в котором жили. У них ещё был час, чтобы провести его вот так вот, вдвоём. Потому что дальше начнёт темнеть, а сидеть во мраке никому из них не хотелось. И иногда Клаус задавался вопросом, почему такой подросток проводит своё свободное время вместе с ним? Это, как минимум, выглядит странно со стороны. Взрослый человек и мальчишка лет шестнадцати. Но если Пятый каждый раз приходил на одно и то же место, в одно и то же время, значит что-то его зацепило в Клаусе. А может, ему просто скучно. Хотелось бы верить в первое, потому что, где-то в глубине души, Клаус очень хочет чтобы это было именно так. Хочет знать и понимать, что кому-то с ним интересно. Он устал и чувствовал себя не слишком хорошо. Но самое главное - его сердце всё ещё жгло болью. Потому что он знал: скоро всё это закончится, он снова останется один. Одиночество поглощает Клауса с невероятной скоростью, но он научился не замечать этого в последние годы своей жизни. И он не сможет больше ни улыбнуться Пятому, ни коснуться его волос, как он хотел когда-то попробовать. Не сможет поцеловать его. От одной только мысли о том, что скоро они перестанут болтать обо всем на свете начинало тошнить. При любом удобном случае все мысли снова уносились к этому мальчику. К его прекрасным, сияющим глазам, которыми он смотрит на Клауса. Вспомнит ли он его, парня из многоэтажки, когда уже будет далеко-далеко от этого места? Встретятся ли они снова? Клаус вдохнул прохладный, свежий воздух. Так глубоко, насколько получалось. Это заставило его почувствовать себя лучше, но всё равно было что-то не то. Заправив свою кучерявую прядку за ухо, он всё же решил поддержать разговор, чтобы Пятый не спрашивал всё ли в порядке. Потому что нет, ничего не в порядке. - Ты так рассуждаешь, будто тебе пятьдесят восемь, - хихикнул Клаус, затягиваясь новой сигаретой, которую только что достал из пачки. - А ты - будто тебе десять. Эта фраза, брошенная в ответ, только заставила Клауса улыбнуться шире, а не обидеться и заткнуться. Его забавляет эта особенность Пятого, говорить с такими колкостями и серьёзным тоном. - Может быть, в глубине моей души так оно и есть. - Не думаю, больно ты похож на человека с ментальной системой десятилетнего, - Пятый посмотрел куда-то в сторону, прежде чем продолжить, - Кстати, я уезжаю примерно через три дня. Я не знаю точно, но недавно приехал отец, когда привозил продукты и сказал мне это. Прошла долгая минута, прежде чем Клаус нашёл слова, чтобы ответить. - Жаль, что наши разговоры так и останутся между нашими квартирами. - Мне нравится проводить с тобой время... потому что мне надоело быть одному. Каждый раз, когда мы возвращаемся к себе, в другую сторону Канады, я делаю одно и тоже. У меня там нет друзей, а сверстники кажутся такими тупыми, что невольно глаза сами по себе закатываются. - Я... удивлён. - Ещё бы. - И когда ты приедешь обратно к себе, ты продолжишь заниматься тем, чем не хочешь? - Не знаю. Наверное. Пятый никогда не рассказывал, чем именно они с отцом занимались. Но он пару раз упоминал о своей семье, рассказывая о своей милой сестре Эллисон, двух своих постоянно ссорящихся братьях - Лютере и Диего, и о Ване, которая прекрасно играет на скрипке. Ему бы хотелось познакомиться с ними, потому что они казались безумно интересными людьми. - И знаешь, Клаус... - короткая пауза заставила его с интересом поднять глаза, - Я буду скучать по тебе. Эти слова всё ещё были неприятны для ушей, несмотря на то, что Пятый подразумевал под ними. «Буду скучать...» - эхом отдаётся в голове, взбаламутив омут сознания. И если снова утонуть в раздумиях, то можно понять, что он, Клаус, никогда не проводил так тепло время с кем-то, до этого пацана. Это была одна из заметок в его списке жизни, и рядом с ней красным маркером было выделено: «очень странно, но впрочем, абсолютно всё равно». - Да... правда странно. - Ты что-то сказал? - Нет. Нам пора закругляться.

***

Сидя за столом, в уголке маленькой кухни он мучался с ножницами и листом бумаги, которая совершенно не хотела поддаваться. Старательно высунув кончик языка, Клаус сложил тонкую голубую бумагу пополам. Вообще, эта идея казалась очень тупой и очень, очень сомнительной, но попытаться стоило. Всё было невероятно просто: он хотел сделать бумажный самолётик с текстом внутри и отправить его в полёт, прямо на балкон Пятого. Он надеялся, что это письмо найдёт своего адресата, потому что этот балкон был частью комнаты Пятого, и он обязательно бы заметил эту безделушку. Пара скомканных листов уже валялась в мусорке. Эти неудачные попытки, конечно, были разочаровывающими, но благодаря им Клаус смог сделать самый красивый самолётик из всех возможных. Он был идеален везде. Даже зазубренные края исчезли где-то внутри, вместе с фразой: «ты мне нравишься. клаус», а рядом с ним было сердечко, немного кривое, но милое. Ему давно хотелось сказать Пятому, что он нравится уже больше, чем друг и терять ему, собственно, нечего, потому что мальчишка скоро уезжает. Сказать это вот так, прямо, стоя рядом с ним, казалось невозможным. Потому что его глаза, две яркие пуговицы, будут смотреть презрительно и прожигать насквозь. А держать это при себе было огромным грузом, тянущим вниз. Собравшись с мыслями, впервые за пару дней Клаус с лёгкостью на душе отпустил этот самолётик в сторону соседского окна. Он добрался успешно, плюхнувшись куда-то на бетонный пол балкона. Теперь осталось только ждать, когда Пятый найдёт и прочитает эту странную фразу, написанную дрожащим подчерком. И только потом Клаус узнает, что квартира была пуста уже как пару часов, и всего лишь слабый ветерок гулял в ней, доносясь из открытого окна того самого балкона. Эта идея, которая зажгла в нем отчаянную надежду, была обречена на провал с самого начала. Клаус никогда не будет счастлив.