Сладострастие и Гнев

      Ночью в городе совершенно иные краски: преобладают чёрный, тёмно-синий, золотой, красный. Гай верил, что ночь — это время нижних богов. Из земли будто испарялся яд, отравляя людей. Кто-то крадётся в ночи с клинком, поджидая на переулке незадачливого торговца. Кто-то в верхах ведёт допрос с пристрастием. А кто-то отдаётся удовольствиям. И его будто отравляли. Нагие жрицы любви позвякивали монетами в руках и золотыми браслетами. Их чёрные глаза поблёскивали в свете его едва освещённых палат борделя. Их алые, налитые кровью, губы шептали его сладкое имя. Именно это манило его каждый день покидать свой великолепный дворец, сбегать от докучливой жены и возмужалого сына, чьи глаза смотрели на него с осуждением. Только здесь он мог расслабиться, окунуться в бездну ночи, заявляя богам тихими, на грани скулежа, стонами о том, что он их любит и доверяет им. Здесь пахло дурманящими голову благовониями и маслами. Гай с улыбкой на лице окунался в свой собственный омут. В запертой на ключ комнате, безоружный, без доспехов, он был доволен жизнью. Гай любил черноволосых, кудрявых девиц, которым отдавался без всякого грубого помысла. Просто потому, что хотел. Одна из таких, имя которой он даже не знал, была привезена из Персии рабыней. Гай видел множество клейм на её роскошном теле. В области шеи, на животе, на сосках. Руки её были исполосанны тонкими шрамами, вероятно, отметинами от ударов плетью. Она растирала его грудь шершавыми ладонями и напевала тягучую, тоскливую песню на непонятном Гаю языке. Другая — белолицая, чернявая, узкоглазая, была, очевидно, привезена из глубокой Азии. Гай трепещал под её ласками. А третья — ещё совсем ребёнок, прятала лицо под длинными локонами. Он ласкал её, и девочка лишь изредка выгибалась навстречу. Персидская рабыня, прикусив его ухо, подняла его руки над головой. Гай ощутил касание толстой бечёвки на запястьях и жаркий, влажный поцелуй на губах. Магия чужеземной женщины оставляла его голову без мыслей, и вместо испуга, он подался этому действию, позволяя привязать себя к изголовью постели. Но уколовшая его запястья боль от тугой завязки, пробудила его сознание. Он метнулся вперёд, со страхом понимая, что вырваться не сможет. В темноте сверкнули белые клыки рабыни. Некоторые персы вытачивали зубы своим рабам, чтобы те походили на животных. Это использовалась во время боёв и пугало противника неожиданностью. Гай дёрнулся, ощущая себя на поле брани. Вот только меч он оставил при входе. Его глаза округлились в непонимании. Все девушки остановились, глядя на него. Их лица напомнили Гаю театральные маски. Мраморные, холодные, бездушные. Детский страх отозвался ледяными мурашками на выгнувшейся пояснице. Гай не собирался сдаваться. Он воин. Это нечестный бой. Позорный бой, обещающий не менее позорное поражение. Зная, что в борделе он не один, Гай завопил, взывая к помощи. В ответ ему лишь грозно сверкнула молния в ночном небе. Боги его видели, но не ему они отвечали. Не его молитвы они слушали. Запертая дверь отворилась и рабыни разошлись, становясь около неё в живой коридор. В комнату влетело нечто белое — Гай не мог разобрать. Холодный пот застилал его глаза. Он видел нечто невесомое, белое, женский силуэт и блестящие украшения на смуглых длинных руках.  — Пожалуйста, помогите, они убьют меня, — истеричным шёпотом взмолился Гай. Кто-то безмолвно наклонился к его иссохшим губам. Чьи-то мягкие губы чмокнули его напрягшийся лоб. А живот встретил остриё.  — Кто вы? — дрожащим голосом пролепетал Гай. Чья-то нежная рука вытерла пот с его глаз, и он увидел свою жену, которая тоже будто надела на себя маску. Светлые густые брови её сдвинулись к переносице. На щеке пульсировала аккуратная ямочка. Гай любил целовать эту ямочку. Взяв рукой Гая за подбородок, она надавила что-то другой. Остриё впилось в живот Гая, и он взревел от боли. Жена, оставаясь будто безучастной к его страданиям, повернула нож в его теле, пока он не прошёл насквозь. Затем, бросила золотые монеты девушкам и скрылась в ночном городе.