Who's Cleaning Today?

…Бренда закричала, и ничего хорошего этот вопль не сулил. С ней-то всё было в порядке, а вот её сыновьям грозили все беды мира. Оба, идя к абмару, смутно питали надежду, что дело в Мэйбл: бедная старушка, отмучившись, откинула наконец копыта. Хотя прекрасно знали: истинная причина того, почему их мама кричит, вовсе не в этом ( да и без их кормилицы всей семье будет худо). Они зашли в абмар. Не хотелось – а пришлось. О, да. Бренда стояла не у коровы. Наверное, дело было в забывшем закрыть двери комнаты разрезки Дэнни, а может и в Энди, который не проконтролировал брата, но правда была в одном: их мама увидела, что там творится. И ей НЕ понравилось. Маму нельзя было злить, расстраивать или заставлять волноваться. Не после смерти их па. Оба помнили ту ночь, когда это случилось, те несколько предутренних часов, на которые она закрылась в своей комнате, чтобы побыть наедине со своим горем, и само утро, когда они похоронили тело на задворках. Она спустилась к ним, абсолютно спокойная, без слезинки на лице, потому что пришло время быть сильной. Сейчас, понимая, что они облажались, оба чувствовали досаду – за себя и друг-друга. Они просто смотрели, как их мама стоит к ним спиной, такая маленькая в комнате разрезки, как она медленно к ним поворачивается. В глазах Бренды не было той теплоты, которая обычно появлялась, когда она смотрела на сыновей. Самый худший признак из всех. Они нечасто видели её по-настоящему разозлённой, и что же – это время пришло. Чёрт! Энди и Дэнни выросли на этой ферме, а мир с каждым годом всё чаще и чаще показывал им свои зубки. Братья сталкивались за свою жизнь с множественной жестью, способной пошатнуть психику любой городской неженки – с детства разделывали тушки, потрошили кур, набивали кишки мясом, делали из змей ремешки для часов и оглушали рыб с одного удара о землю, как и любые полноценные мальчишки получали миллион царапин и травм и знали, откуда появляются телята– и люди, раз уж на то пошло (и нет, их не находят в капусте – оба лично присутствовали на родах бабушки их Мэйбл). Они росли на ужастиках семидесятых и не боялись вставать на рассвете, их не отвращало коровье вымя и не пугали нашествия саранчи - потому что со всем этим можно было справиться. Даже последующие месяцы они восприняли как очередную попытку жизни взять их на слабо. Всё, что им оставалось, когда началась вся эта заварушка с зомби – вернуться домой, в свой форпост и крепость, чтобы встать на его защиту – и пока не собирались сдавать позиции. Но ярость Бренды? Это было хуже любого из зомби, которых они за последнее время перебили скопом. Как и все сыновья, они с молоком матери впитали истину, кто тут в семье главный. Более смелый Энди подошёл к маме почти вплотную, готовый принять все предназначенные ему удары, а Дэнни предпочёл встать в дверном проёме – формально, он был и там и тут, рядом с ними, и сам по себе. - Что. Это. Такое? – Бренда не уточняла. И так всё было ясно. - Комната, где мы расчленяем тушки, - ответил Дэнни. Он был прав – потому что так и было, значит, и спрос с него небольшой. - Ну, немного крови, - Энди был посмелее и постарался ответить правдивей брата. У него не получилось. Крови было много. На затянутых предназначавшейся для парников плёнкой стенах и на полу, в ванночке для обмывки туш и на инструментах, пилах и на сливных решетках. Не на потолках только потому, что им хватило ума направлять потоки на пол, в смывы. Тут пахло кровью, тут повсюду было видно кровь, и даже если закрыть глаза и заставить себя подумать, что ничего странного здесь не происходит, кровь первой приходила ну ум. Она, неоднократное количество раз смываемая в душе, оставалась на Энди и Дэнни, словно путшествуя по ферме и окресностям. Кровь всех групп и цветов, зараженная чем-то и нет, венозная и артериальная – она смешалась в единое, и была эпицентром этого места. - Когда я выделила вам комнату специально для этого дела… разве я на это рассчитывала? Ох, я даже смотреть не хочу! – и она уставилась на обоих своим ледяным взглядом, ожидая оправданий. Энди обладал удивителной способностю делаться меньше ростом, когда мама его ругала, словно он инстинктивно пытался вернуться в ту пору, когда она была больше. Вот и сейчас Дэнни наблюдал удивительную картину, как довольно рослый брат сжимается при виде Бренды. - Мам, - начал было он – а дальше ему говорить было нечего. Он не знал, как оправдаться. - Не мамкай, Эндрю, - в голосе их матери прибавилось на толику болше стальных ноток, и даже этого хватило, чтобы оба поняли, что им предстоит долгая уборка, – ты меня ОЧЕНЬ разочаровал. Энди выглядел так, словно сейчас заплачет, но никому не было его жаль. Дэнни порадовался бы этому – нечасто ругали именно Энди, - но он прекрасно знал, что и ему влетит. - Мама, - поспешил сказать Дэнни, отводя от себя возможные нападки, - я ему говорил! - Замолкни, Дэн, - огрызнулся старший брат – вышло совсем не угрожающе. Это было правдой, Дэнни напоминал ему о том, что кровь неплохо было бы смыть после каждой разделки туш, и каждый раз Энди позволял себе думать, что будут и следующие разы. Отделить руки от тела циркуляркой было куда легче, чем взяться за шланг. Кровь копилась, смешивалась и засыхала, и они доволно быстро приучили себя не замечать её запах, и с каждым новым её слоем слабые попытки смыть её так и оставались лишь теорией. Энди находил тысячу и одну причину откладывать уборку на потом – то его оглушали вопли тушек, то хотелось вздохнуть свежего воздуха, после чего возвращаться туда было уже некомильфо, то ему срочно надо было проверить внезапно забарахливший генератор.. Что касалось Дэнни – ему просто не хотелось марать этим всем руки ещё больше. Но, разумеется, раз он уже был втянут в их семейное дело, избежать проблем было невозможно – и пожалуйста, на него озлобился родной брат. - Ну раз ты предупреждал, может, сам бы взялся за тряпку? - добавила от себя Бренда. - Ох, ну это ж у нас Энди расчленяет, а я всего лишь их держу и потом оттаскиваю в холодильник, разве нет? – невинно спросил Дэнни, - уж я-то, вот глупый, считал, что убирает тот, кто все стены кровю залил, а не тот, кто просто на это смотрел! - Кто тебе виноват, что я разрезаю их быстрее? – огрызнулся Энди, - и да, вместе мы отмыли бы всё лучше, но ты никогда не предлагал помочь! - Вы оба виноваты, - железной истинной прибила обоих Бренда, - разве не в единстве сейчас секрет выживания? Если вы даже с маленкой комнаткой совладать не можете… что будет, когда меня не станет? Что вы сделаете с фермой – разрушите её до основания!?А если бы я сюда не заглянула… А что бы сказал Терри – ведь это он строил амбар? Её плечи вздрогнули, еле-еле уловимое движение, которое её сыновья не заметили – они наперебой стали говорить ей, что этого не будет никогда, что она проживёт ещё очень долго, что они будут смотреть за этим местом, как никогда раньше – но Бренда остановила их, подняв руку. - Это, - кивнула она в сторону комнаты, - это просто ужасно. А этот запах! Инструменты ржавеют…. И Мэйбл, каково ей находиться рядом с этим… кошмаром? Я-то думала, что вы у меня ответственней. Вы лишаетесь ужина. Последние слова она сказала твёрдо. - Мы взрослые, мама. Мы и сами умеем готовить... - не удержался Дэнни. - О нет. Не мои бисквиты. А ведь я уже приготовила тесто! – самое ужасное в её словах было то, что они не были блефом. Братья переглянулись. Бисквиты были для них чем-то очень дорогим, самым вкусным и священным, даже лучше мяса и молока. Мама готовила их по старинному семейному рецепту, передававшемуся по женской линии, и воспроизвести вкус не получилось ни у Энди, ни у Дэнни. И сейчас, когда каждый день мог стать последним – что могло быть хуже, чем лишиться маминых бисквитов? На самом деле очень много чего, но оба были в ужасе. - Ну маам! - Мы уберём. Мы, блин, всё отмоем. - Вот обойдём периметр, посмотрим что там в капканах, и… - Нет, вы приступите прямо сейчас. И уберёте до десяти! – она была неумолима. - Но мам, а как же бандиты, они ж всё мясо из капканов… - начал было Энди, но Бренда ледяным тоном сказала: - Что ж, тогда корзиночку с бисквитами я отдам им. - Чёрт, - ругнулся Энди, - Дэн, давай уже это сделаем… - Прости, мама, - искренне сказал Дэнни. Ему хотелось верить, что конфликт на этом будет исчерпан, и от него отстанут, но ему не повезло. - Дэниел. Что это там на полках? – тихо спросила Бренда. - Заспиртвнвнутренсти, - быстро сказал Дэнни. Ему оставалось только гадать, откуда мама знает, что это именно его работа. Да, он поставил на полки несколько банок. В них тускло поблескивали кишки, селезёнка, печень и сердце, некогда принадлежавшие уже и не вспомнить кому из их гостей. Стараясь немножко приукрасить мрачную картину, Дэнни прицепил на полки их наградные ленточки и грамоты за призовые места на фермерских ярмарках в далёком прошлом – метафорически, весь этот натюрморт говорил о сохранности ушедших дней не толко в воспоминаниях, но и материальных вещицах. Ни брат, ни мама Дэниных метафор не понимали. А он до сих пор помнил тепло этих органов, которые достал из того мужика собственноручно, даже не в перчатках. Совсем не то же самое, когда потрошишь разрезанное животное. Заставляло задуматься, что и он внутри такой же, и его брат, и ма – словно все люди сделаны под одну копирку, с единым наполнителем, и это – словно механика, а всё равно живая, пульсирующая. Но Дэнины внутренности оставались в нём – что нельзя было сказать о том человеке. Одинаковые внутри, не равные в жизни. - Он сказал, что пристрелит меня, если я их уберу, - наябедничал Энди, - как будто я вообще хотел это трогать. - Всего лишь заспиртовал на будущее! – защищаясь, сказал Дэнни, - да ладно, что плохого в увековечивании? Он хотел напомнить, что благодаря ему и его навыкам в таксидермии, их кошка, почившая десять лет назад, не превратилась в прах в маленькой могилке под деревом, а смотрела на мир остекленевшими глазами из его комнаты – словно живая! Но по глазам мамы понял, что лучше этого не делать. - Мне всё равно. Можешь поставить их у себя. Это не место для всяких ужасов. Тут Терри хранил наши инструменты, и, и… И она вспомнила те времена, когда всё было ещё хорошо. Как обнимал её Терри, когда по телевизору начали говорить о странном поведении отдельных личностей – разве они могли знать, во что всё это перерастёт? Как она и Терри жили тут одни, и, не смотря на то, что работников у них хватало, чувствовали себя одинокими без своих мальчиков, которые разъехались по штату в поисках взрослой жизни. Как каждое утро с Терри воспринималось словно данность. Воспоминания несли её через всю жизнь, через выпускные вечера сыновей, в те дни, когда Терри учил мальчиков водить машину на их полях, в тот день, когда она принесла домой Дэнни, к величайшему удивлению четырёхлетнего Энди… И всё это привело её к этому утру. Неожиданно Бренда всхлипнула, и Энди автоматически её приобнял. - Маам, ну всё же хорошо! - Вы… Вы словно Терри, - сказала она во внезапном осознании, которое не было новым – просто, как и всегда, шокирующим.- Тоже вечно ругала его за беспорядок на тумбочке, а уж что творилось с его одеждой в шкафу! - сказала она, глядя на сыновей глазами,полными умиления - контраст с её стальным взглядом ещё мгновение назад потряс обоих,- И он так же вечно находил сотни и тысячи способов оправдаться… А всё же вы не он, и не я, а что-то совершенно новое. И я никогда не перестану этому удивляться! Внезапно, она почувствовала просто невообразимый прилив счастья и осознания, что всё сделала правильно.Она уже привыкла к своим резким перепадам настроения – ещё недавно её отвратили окровавленные грязные стены, а теперь наполнило радостю осознание, что Энди и его младший брат действительно это уберут- и разве это не прекрасно? Всё было как никогда лучше – её мальчики, такие большие, тут с ней, её защитники и опора, то, ради чего она нашла способ выжить в этом кошмаре – и те, благодаря которым она выжила. В том-то и был секрет Сент-Джонов. Они были и будут родом, который выживал во все времена – пережили и Гражданскую войну, и годы Великой Депрессии, и кризис 90ых, и, дай Боже, и всех этих гниющих монстров переживут. - Когда у вас будут свои детки, - сказала Бренда в приливе абсолютнейшей уверенности, - что ж, вы поймёте, что однажды сотворили чудо, и что никому не дадите это чудо у вас отобрать… Осознаете, как важно бороться за это до конца, мои малчьчики! За семью, за дом, за то, что дорого... - Ага, - абстрактно сказал Дэнни, которому не терпелось уже поскорее начать, чтобы поскорее закончить, но, к его ужасу, Энди с умилённым «Маааам!» притянул к себе обоих – фирменное обьятие Сент-Джонов. - Ну конечно же всё будет! Нам бы только зиму пережить, бензина побольше набрать! – сказал Энди, заражаясь маминым оптимизмом – У нас же мяса завались! И этих уродов, и живых и мёртвых, мы по одному перебьём! - Угу, - сказал Дэнни, позволив себе возвратиться в детство, когда обятия ма, па и брата обещали уют и защиту. Иллюзии иногда полезны, а ирония всегда бывает зла – они тут обнимаются, а всего лишь в нескольких метрах от них, в холодильнике, несколько семей, одиночек и случайных знакомых поменялись составами и перемешались в одну единую большую семью - разве это было не прекрасно? Они постояли так, прижавшись друг к другу ещё несколько мгновений, а потом Бренда сказала: - И всё равно, до десяти чтобы всё тут убрали.Сейчас принесу вам тряпочки. И впредь чтобы я такого тут не видела! - Хорошо, ма, - одновременно сказали они – так умеют только кровные братья, росшие вместе и знающие друг друга наизусть. *** Ли было неловко. За то, что подозревал, за Кенни, за то, что украл (позаимствовал!!! Взял на время!!!!) мультитул, за то, что открутил все шурупы, не дав этим людям и шанса на сохранение их секретов. Комната как комната. Чисто, аккуратно. Пусть и тускловато, зато всё на своих местах – сразу видно, как упорядоченно всё здесь, на ферме. - Похоже, тут и правда хранятся инструменты, - сказал он сама себе вслух . Эта привычка, появившаяся у него одновременно с апокалипсисом, не была самой худшей. Всё замечать и комментировать было его работой, как и работой Кенни было подозревать всех и вся. Огонёк сомнения какое-то время тлел в нём, а потом погас, потому что пришло время ужина – и он верил Дэнни, который обещал, что ужин этот будет замечательным.