Чей ошейник

Технически — это не измена. Возвращаясь из трехдневной поездки на границу с Финляндией с отвратительно скучных разборок, он пишет двоим — непосредственному начальству и текущему любовнику. Для разнообразия, это не один и тот же человек. Кирилл, слава богу, в него не влюблен, но привязывается. Поэтому переживает — чувствует что-то, наверное, что у его нового крутого парня какая-то странная работа. Хотя в этот раз обошлось и без обычных рабочих моментов, как перестрелки и необходимость копать мерзлую землю, дела у Алтана всегда были такими сложными, что в любой момент можно было стать лирическим героем песен Кровостока. Так что юный кавалер пишет ему много всякой ерунды, как только наступает полночь дня возвращения, простое, милое: «надеюсь, ты хорошо доехал», «напиши мне, как прошло», «скучал по тебе». В подтверждение своей тоски — скидывает фотографию из душа. «Давай встретимся сегодня вечером». Это не измена, говорит он себе, приближая фотографию. Технически, он просто работает на Алтана и спит с ним. Они не договаривались хранить друг другу верность, Кирилл — не первый человек в его постели после того, как Алтан прибрал его к рукам. Но первый, кто остался в ней дольше, чем на пару ночей. Алтану он пишет сам, коротко сообщая — «доехал». Этого достаточно — жив, цел, отчитается по прибытии. Алтану не нужно звать его отдельно, других вариантов просто нет. По рабочим и прочим причинам. Но почему-то он сидит в машине на углу, и курит в окно уже третью, и все рассматривает размытую фотографию на фронталку. Мелкий дождь накрапывает, заливает стекла и высунутую в окно руку, и сигарета быстро промокает и тухнет. Серо так, холодно, Питер такой неприветливый город. «Прости, сегодня уже не смогу, другие планы. Но как только, так сразу.» Он делает поворот налево. То, что ощущение складывается какое-то неприятное, то ли совесть болит, то ли хитрость воспалилась, ему совершенно не нравится. Алтан его не встречает — ни к чему, а он заходит в роскошный особняк, как к себе домой, и никто уже не задает лишних вопросов. В оранжерее Алтана нет, что удивительно — в это время года тот предпочитал смотреть на всю свою зелень и не думать о мерзости за окном. Поглаживая листья распустившихся азалий, он думает, что это очевидное приглашение сразу в хозяйскую спальню — только Алтан не ставит удовольствие выше работы. Чутье подсказывало ему, что что-то было не так — а может, это начинало давить чувство вины, понять бы еще за что и перед кем. Спальня Алтана — будуар, не место для отдыха — он вдыхает запах пачули и корицы, так пахнут дорогие интерьерные свечи; в комнате свет — только от них, бледный и неверный, должен бы быть интимным и теплым, но Алтан, стоящий у окна в черном халате спиной к нему, источает такой ледяной холод, что обмануть ощущения не выходит. Это ему в Алтане и нравится — присутствие, заполняющее всю комнату, внутренняя сила, которую чувствуют все, даже с закрытыми глазами. Но сегодня он сам смотрит в дуло пистолета. — Я не понял, почему ты проводишь с ним так много времени, — он слышит задумчивые интонации и леденеет, — мальчик-то совсем ни о чем. Алтан пьет вино и даже не поворачивается к нему. Что ж, значит, прелюдией сегодня будут ментальные игры. — Мне нравятся молодые горячие парни, — он заваливается на застеленную мягкими льняными простынями постель и скидывает ботинки, — что, ревнуешь? — Что? — но он не удостаивается даже взгляда, хотя чувствует, как легко Алтан начинает искрить, — Не говори глупостей. Он пах шоколадным Аксом, к чему ревновать. За Кирилла должно быть страшно, потому что внимание Алтана — груз, который не всем под силу. За себя — тоже, потому что реакция Алтана на Кирилла не должна его интересовать в принципе; но он видит перед собой что-то совершенно новое, и завороженно смотрит, как этот опасный хищник ходит из стороны в сторону по комнате, как в клетке. Он не должен привязываться к обоим; но делает, что хочет, а не что нужно. — И откуда ты знаешь? — игра его только веселит. — Мы провели некоторое время вместе. — Нет, не в этом смысле, — он ерошит рукой волосы и опирается на локти, — откуда ты знаешь, как пахнет шоколадный Акс, эстет? И что ты с ним сделал? Наверное, Алтан репетировал, как повернется к нему, сверкнет глазами и скажет: — Много чего. Ведь он берет драматичную паузу, которой не хватает только раската грома и сверкающей молнии за окном в обрамлении бархатных бордовых штор. На красивом лице в свете пламени гримаса неудовольствия от того, что он не реагирует, становится острее. — Но в целом ему понравилось, он даже смог кончить, — Алтан отводит взгляд, — я нет, скучно было. Медленные аплодисменты — явно не то, что он ожидал услышать. — Переиграл и уничтожил, — сквозь смех говорит он, — но мне очень льстит. Иди сюда, — он протягивает руки вперед и манит к себе, — возмещу тебе ущерб за посещение моего любовника. Алтан отставляет бокал на дизайнерский стол, без костера, и он тяжело выдыхает. Не приучить никак. — Я рад, что мы оба считаем это столь незначительным, — Алтан складывает руки на груди, — но я не в настроении. Ляжем спать. — Мы можем поговорить об этом нормально, если тебя настолько задело. А тебя задело. Я знаю, какой ты суровый и сильный, — он оставляет насмешливый тон, — не обязательно делать вид, что тебе на меня наплевать. По позвоночнику пробегает дрожь, когда Алтан расправляет плечи и смотрит сверху вниз, задрав подбородок. — Меня задевает, что ты искренне, похоже, считаешь, что я настолько неуверен в себе, что стану ревновать к какому-то пацану. Мне не нужно держать тебя на привязи, чтобы быть уверенным, кого ты выберешь. Просто мы оба любим, — он облизывает губы, — развлекаться. — Хочешь сказать, что вычислил, с кем я трахаюсь чаще, чем с остальными, нашел Кирилла — даже не буду спрашивать, как — и переспал с ним не из ревности, а просто так? — он наклоняет голову. — Потому что ты маньяк? — Да. — припечатывает Алтан и развязывает халат. Это не измена, это игра в поддавки. «У меня есть время в пятницу, жду тебя очень» высвечивается на экране телефона, но он прочтет это только утром.