Dirty

      Взгляды колят хуже игл его старшего брата. Киллуа кажется, что каждый прохожий в этом забытом городе исподтишка поглядывает на него, читает его биографию, будто она написана над его головой. «Мы знаем, кто ты, так отвратительно», — твердит мнимый шёпот.       Ему не нравится здесь абсолютно всё. Рынок пестрит яркими красками, но Киллуа не отпускает ощущение, будто он смотрит на чёрно-белые фотографии. Вокруг витают запахи свежих фруктов и выпечки, но, смешиваясь, они лишь раздражают рецепторы. Продавцы и покупатели улыбаются, только уголки их губ словно прикреплены степлером, поэтому и не опускаются.       Всё так живо и искусственно одновременно, что Киллуа мутит, и он спешит быстрее скрыться в четырёх стенах комнаты, которую они сняли на несколько дней. Гон и Аллука вместе убежали искать продукты для ужина, поэтому препятствовать Киллуа никто не стал.       Мысли давили со всей данной им силой.       Киллуа ждёт момента, когда же его мозг наконец прекратит работу, потому что он устал думать. В голове осиным роем жужжат страх, неуверенность и холодная тоска. Киллуа даже не помнит сколько лет этот тошнотворный хор преследует его ежесекундно.       Раньше было легче. Раньше у него было о чём думать, была цель, были опасности. Теперь каждый день похож на предыдущий, и даже приехавший Гон никак не может внести что-то новое. Киллуа «немного» захлёбывается однообразием. Так сильно, что порой трудно даже взгляд поднять.       Зайдя в комнату, он направляется в угол и просто садится. Взгляд падает на кровавое пятнышко на картине в пыльной раме, и Киллуа всего переклинивает. Кожа зудит неимоверно, а в ушах стоят крики всех его бывших жертв. Тишина кричит до хрипоты. Руки трясутся, а тело шатает из стороны в сторону.       Он грязный, грязный до одурения. Ему бы помыть руки кислотой, да только чужой кровью пропитаны даже кости. Сдирать кожу мочалкой — не вариант. Он уже проверял. Раз пятьдесят, и все провальны.       Вздохнуть глубже, как советуют умные взрослые, не получается. Он перестал дышать, как только родился, родители взяли на себя вентиляцию его лёгких. Будь у него возможность, он выбрал бы другую семью, ведь убийство — не то, чем он хочет жить. Откуда такие взгляды у ребёнка династии киллеров, ведь с ранних лет были только пытки, безжалостное отношение и отсутствие нормальных людей в окружении? Он и сам не знает.       Ему пятнадцать, а сам Киллуа сказал бы, что прожил уже лет сорок. Жизнь пестрит перспективами, но ухватиться хоть за одну уже не представляет никакого интереса.       «Любовь спасает души», — говорят многие. Киллуа хочет крикнуть на это «Нет!», это не его случай. Как бы сильно Гон не был вплетён в сердце Золдика, принять и простить себя Киллуа должен без посторонней помощи. А по другому ведь и не получится. Ничего не изменится, пока он сам не скажет: «Я достоин счастья и хороших отношений с окружающими». Гон может исчезнуть когда-нибудь из его жизни, вдруг заберёт веру с собой?       Киллуа не хочет терять Гона. Фрикса хочется сохранить, спрятать за пазухой от всего мира, чтобы не навредили. Гон ведь себя не щадит: бесстрашно рвётся в бой, до конца отстаивает свою позицию.       Не кривит лицо, по локти опуская руки в кровавое месиво, под которым заживо похоронен Киллуа. Запах стоит ужасный, тяжёлый, металлический. Резко ударяет в голову и оседает где-то глубоко в горле. Киллуа уже позабыл аромат чистого воздуха и ему страшно представить, как ощущает себя очень чувствительный Гон.       Золдик вопит: «Дурак, брось ты это! Вместе со мной погибнешь же». Гон пытается достучаться, успокоить, шепчет слова утешения. Оба не понимают смысла слов собеседника, будто на разных языках общаются.       Не понимают друг друга и упрямо тянутся навстречу вновь и вновь.       Но так только когда вместе: в одной комнате, переулке, городе. Порознь сложнее поддерживать друг друга. Связь связью, но чем чаще Киллуа в тишине, тем больше он остаётся наедине со своими мыслями, а это редко заканчивается хорошо.       Когда-нибудь он простит себя. Да, он находился под контролем игл Иллуми и далее по списку, оправданий можно найти тысячу, но он не сопротивлялся, не боролся. И в этом его вина.       Щёлкает замок, тишина отступает. Комната заполняется детским смехом, Гон светит улыбкой и объясняет Аллуке и Нанике приготовление фирменного супа Мито-сан, а они восторженно смотрят на него.       Золдик начал повторять про себя все произносимые фразы, смешиваясь с обстановкой. Он, как часть интерьера, тихонько продолжил сидеть в углу, светясь усталой улыбкой. Да, он простит себя. Возможно завтра, но точно не сейчас. Сейчас он может забыть о своих переживаниях и жить на автопилоте…