Как дурак за молнией гонялся...

Было это очень давно… Войны еще не стоптали земли Мидгарда, боги не оставили людей, Биврест был открыт. Леса еще хранили свою зеленую роскошь и служили домом для многих животных. Никто не смел вырубать вековые рощи. Если нужно было построить дом, то взамен вырубленных деревьев человек должен был посадить новые, чтобы вернуть лесу детей его. Так и жили люди, занимались земледелием, охотой, налаживали быт. Жили и не знали горестей, но не все были таковы… В одной деревне жил юноша с ярко-рыжими волосами. Был и высок, и статен, но характером скверен, происходило вокруг него много несчастий, и зачастую был он им зачинателем. Но не выгоняли его люди из деревни: был он хоть и последним бедокуром, но изворотлив и проворен был, мог достать все что угодно, договаривался с купцами, чтобы лучший свой товар те чуть ли не за даром продавали, торговался он умело, а потому ни одна ярмарка без него не обходилась. Как-то раз даже с разбойниками договорился и те более деревню не грабили, будто вовсе дорогу позабыли. Как он это сделал, никто не знал, никто и не рискнул спросить, боялись они озорного нрава. Но несмотря на всю хитрость и проворство, считался он в деревне последним дураком. Как-то раз, в грозу, решил он пойти в лес и поймать молнию. Так нравилась ему эта искрящаяся бестия. Вот она есть, а вот её нет. Так хотел поймать её, чтобы только его была, сверкала только для него. Перекинул он сумку через плечо и пошел на самый высокий холм. Гремел гром, разрезала молния небеса, стучал по земле дождь. А он стоял на холме и держал сумку открытой. Держал, да приговаривал: — Сейчас поймаю тебя, будешь в сумке сверкать. Но не хотела молния сверкать в сумке озорника. Не сдавался юноша, норов был не таков. Преследовал эту заветную молнию, сверкнет у пруда, бежит туда, появится в поле, он следом. Убегает от него строптивая молния, а он бежит за ней по пятам, не зная отдыха. Люди, разбегались по домам, чтобы буря не достала, встречали рыжего героя, кидали на него взгляды полные удивления. Кто-то с печалью смотрел на отчаянного. — Эх, умом тронулся. Молнию пошел ловить. Вот дурак-то! — причитала массивная женщина. — Совсем от меда и юбок свихнулся… — проговорил какой-то блондин и ушел обратно в свой дом. А он все ловил и ловил эту молнию, была она милее всех на свете для него. И ничего больше не надо… Только бы поймать. Снова сверкнула негодница у холма, и он бежит сломя голову. Опять убегает от него, не хочет сверкать в сумке игривая. Присел он под ясенем великим и задумался, как бы заманить её. Как прошелся по нему свет и тепло, так и остолбенел он в момент. Улыбка расползлась по лицу бедолаги и провалился он в темноту. Очнулся, когда местный охотник плеснул в лицо водой. — Ну что словил свою молнию, охотничек? А не слышит его названый дурак. Хочется ему улыбаться и смеяться. Идет он по проезженной дороге и улыбается. Лохматый, седой, в порванной одежде, идет и усмехается… Проходят люди да и приговаривают: — В край подурнел видно. Надо же выдумать такое! — О, герой наш ночной возвратился, поймал хоть? — заливался смехом старикашка. А он и не слышит, идет к себе домой и присвистывает. А в доме его стоит девушка небывалой красоты. Очи серые, как небо перед бурей, аккуратные черты лица, пепельные волосы, заплетенные в косы, платье цвета василькового. Смотрит она на него и улыбается. А он глаз отвести не может… — Кто ты, дева? — Не узнал меня? Покачал он головой. Она усмехнулась. — Гонялся по всюду за мной, а как поймал не узнал. Молния я, за которой так отчаянно ты гнался. И подходит он ближе, смотрит в очи её пасмурные и улыбается счастью своему. — В сумку я не полезу, но сверкать буду, коль захочешь. Засмеялся он, поцеловал свою заветную молнию. И жили они долго… Вернула она ему цвет волос прежний. В деревне никто не хотел верить, что это и есть та самая, за которой гонялся рыжий герой. Но им было все равно, он её поймал, а что говорили другие — пустяк. Когда начиналась гроза, она уходила, а он ждал её под одиноким ясенем, смотрел и не мог насмотреться, в душе ликуя, что только ему одному она принадлежит. Когда стихия успокаивалась, возвращалась и она. Так и жили Молния и Дурак.