В тиши старой квартиры, которой, по идее, необходим капитальный ремонт, впрочем, как и всему дому, раздается противный, скребущий по нервам телефонный звонок. На секунду он прерывается, будто на том конце ошиблись номером и из никогда не спящего Нью-Йорка случайно позвонили в Петербург, но мгновение спустя повторяется. Нет, не ошиблись. И звонят явно с определенной целью.
«Труп...» - ленивая мысль на миг появляется в не отошедшем ото сна разуме, и пока не понятно, о чем она конкретно; может, в Неве, как на прошлой неделе, нашли очередное разбухшее сине-зеленое тело без документов, а может, речь и вовсе шла о человеке, что столь наглым образом решил позвонить в столь поздний час. Ответа на подобное Игорь не знал, но точно был уверен в том, что если телефон не заткнется, то второй вариант свершится вопреки первому.
Мужчина гортанно рычит, тянется рукой до тумбочки, вместе с тем случайно скидывая на пол единственную синтепоновую подушку, до тошноты мягкую, от чего каждое утро ломит шею, и, подхватив телефон пальцами, подносит к уху, даже не взглянув на экран.
-Совсем ахренели? - зверем в трубку рычит мужчина, ложась на живот и упираясь локтями в жесткий матрас. - Время вообще видели? - он на секунду отводит телефон, смотрит на горящие ярким белым цифры на синем маленьком экране, пропуская,
чей это номер, и продолжает тем же голосом. - Второй час ночи, сука, что стряслось? Если это что-то неважное, то клянусь, я...
-Игорь, - его тирада в миг обрывается, стоит услышать на том конце родной, немного веселый голос. Гром затыкается, распахивает доселе закрытые глаза и дурачком пялится в стену над прикроватной тумбочкой, словно там что-то интересное, а не оборванный кусок обоев. Мужчина ждет и немного хмурит брови, думая над тем, почему
он позвонил сейчас, в столь поздний час.
-Что-то случилось? - осторожный вопрос, ведь, сука, с этим парнем может случится все что угодно. От похищения, как было с месяц назад, до лишая от помойного кота, которого добрый Дима подобрал с улицы.
-Ничего, просто.. - фраза обрывается на полуслове, и на фоне слышится глухой грохот, будто что-то большое и деревянное - первая мысль, что зарывается в голову Грома: шкаф - свалилось на пол, а следом за ним звон стекла - битых окон - и тихое, едва различимое в этом шуме «твою мать...».
Игорь переворачивается на спину, садится, от чего матрас протяжно скрипит, и голой спиной упирается в холодное изголовье кровати. Он молчит, прислушивается к шорохам на той стороне, треску стекла, и в голове крутится пресловутое «думай». Сорваться, натянуть джинсы и куртку, поймать первую машину, а лучше на своих двоих, срезая кварталы и не останавливаясь на светофорах, бежать, бежать, бежать... Добраться до квартиры друга, выбить дверь, начистить рожи всем, кто посмел обидеть
его мальчика, а после прижать этого испуганного птенчика к своей груди и, гладя по золотистым волосам, сказать, что все будет хорошо. Да, отличный план, и Игорь почти что спрыгивает с постели, как на том конце раздается радостный смех.
-Нашел! - доносится веселый голос из динамика, и мужчина хмурится, переключая все свое внимание на мальца с другого конца Питера. - Игорь, я нашел его!
-Кого? - он морщится и устраивается удобнее, подогнув к груди одну ногу. - Кого ты нашел, Дим? - ужасно хочется съязвить, но все еще сонный мозг не успевает подобрать необходимую колкость, как парень на том конце перебивает, вновь что-то уронив.
-Штопор. Я ищу его последние два часа. Представляешь, мне пришлось вино саморезом открывать. - он будто гордится этим, а мужчина устало трет пальцами переносицу и откидывает голову назад, затылком упираясь о стену с шершавыми обоями. - Правда, я немного уронил тумбочку и, кажется, разбил тот самый чайный сервиз. Ну, который дарят на свадьбы и который очень нужен потом.
Дима смеется, шлепает босыми ногами по полу аккурат до самой кухни, и Гром слышит, как телефон почти падает на одну из столешниц, и следующие шорохи звучат немного отдаленно, видимо, парень поставил на громкую связь. Игорь молчит, пялит в потолок с потрескавшейся штукатуркой и слушает, как с тихим хлопком и слишком радостным «есть!» Дубин открывает бутылку. Интересно, какую по счёту? Но больше ему интересно, какой такой повод появился у мальчишки, раз он решил так налакаться.
-Чего празднуем? - еле заметная язва проскальзывает с голосе, и Игорь даже не пытается ее скрыть. Лишь кривит в ухмылке бледные губы, слыша, как на том конце делают пару глотков, а после шумно вдыхают. Пьет прямо с горла? Настолько все плохо?
-Повода нет. - мужчина не видит, но Дима явно пожимает плечами, как он обычно делает, когда врет или не знает что ответить. Голос становится ближе и четче, и Игорь понимает, что громкая связь отключена, и можно продолжить нормальный диалог. - Просто захотелось выпить. Мне уже можно, я взрослый мальчик, так что ты меня не арестуешь, злой дядя полицейский.
-Злой? - Гром неиронично смеется, прикрывая глаза и медленно сползая на остывающий матрас. Последний раз он видел пьяного Дубина на Новый год, и то, то поведение вряд ли можно назвать «пьяным», скорее «нетрезвым». А сейчас... даже страшно представить, сколько в себя мог влить этот неумеха без надзора взрослых.
-Именно! - торжественно, будто тост или поздравление, произносит Дима, и на фоне слышится тихий скрип кровати.
«Вернулся в комнату, значит.» - Ты все время ворчишь на меня. А еще не даешь допрашивать преспуп... треступ... ну ты понял, - на секунду парень замолкает, делает еще один глоток, а Игорь выключает у себя динамик, чтобы хорошенько проржаться. - Хотя я это ой как умею! Я допрашиваю так, что все преспуп... ну ты понял, ложатся под меня!
-Что делают? - он включает динамик лишь на пару секунд, а после вновь заливается смехом. Боже, как же хочется увидеть это пьяное недоразумение.
Его недоразумение.
-Слушаются.. - тушуется Дима, слегка понизив голос, а после, наверняка вытянув шею и разведя в сторону руки - телефон явно отвели от лица - добавляет. - Не переводи все в пошлость, извращенец.
-Я извращенец? - почти удивленно произносит Гром, укладываясь удобнее и подкладывая по голову руку. - Это не я лакаю хер пойми что в два часа ночи.
-А с каких пор выпивание считается извращением? - Игорь знает, что мальчишка по лисьи щурится, и губы непроизвольно тянутся в улыбке. - Может... может, у меня горе какое? Может, меня девушка бросила, а? Или я в петле стою. Вот щас ка-а-ак скину стул и все, нету больше Димы Дубина. И все ты виноват со своими дурацкими шуточками.
С каждым словом голос парня понижался, сходил на нет и, казалось, еще чуть-чуть, и он вовсе перешел бы на шепот. А после и на надрывный плач. Но, вместо этого, на фоне булькает жидкость в бутылке, а после раздается глухой стук стекла. Дима молчит; Дима с громким скрипом и непроизвольным стоном падает на кровать и с шорохом постельного белья кладет рядом телефон, вновь переведя на громкую связь.
-А вообще... мне правда хреново... - уже спокойно и почти что не пьяно, только вот слишком грустно, и улыбка на губах Игоря стирается, будто кто-то провел по ней ластиком, как по грифельной линии.
-Мне приехать? - фраза с губ срывается быстрее, чем формируется в сонном мозгу, и Игорь жмурится от бессилия.
«Хренов мессия. Тебе больше всех надо?» Внутренний голос противно шипит, и мужчина прикусывает язык, чтобы в слух не послать его куда подальше. Да, надо. Ради этого парня, не так давно выпустившегося из полицейской академии, который во всем, даже в самом черном дерьме видит хорошее, который работает по, мать его, (Игорь прыскает) уставу, который оформляет все сраные бумажки, мужчина готов на все.
-Не стоит, - подушка шуршит, и голос Дубина немного приглушен. -Просто... поговори со мной...
-Конечно, - Гром будто самому себе кивает и на миг прикрывает глаза. В голове каша, и он проклинает себя, материт самыми последними словами, которые только знает, ведь, сука, не так давно - год назад - все было по-другому. Он мог сорваться в выходной на вызов, мог послать звонящего в столь поздний час прямиком нахуй, точно зная, что ему с этого ничего не будет, мог, подобно смертнице, броситься в самое пекло, и похуй что ранят или убьют - работа на первом месте. А сейчас... слушает пьяные сопли парня на том конце Питера, и сраное сердце каждый раз пропускает удары.
Докатился, блять, со своими чувствами.
-...карандаши подорожали, - и тихий смешок аккурат за фразой, которую Гром, будучи погруженный в свои мысли, пропустил. Он хмурится и косит взгляд на телефон, намереваясь увидеть там что-то помимо синего экрана. - Представляешь? А еще лайнеры. И ластики, и... ой..
Монолог обрывается на полуслове, и в динамике слышится копошение, а после глухой и тихий стук, будто бы что-то маленькое упало с постели на пол. Игорь гнет бровь и внимательно слушает пыхтение на том конце, а в голове рисуется картина, как Дима, свесившись наполовину с кровати, оставив на ней лишь ноги, шарится по полу, пытаясь найти то, что так мастерски потерял. Мужчина отчётливо, будто вот он, перед тобой, только подойди и
возьми, видит, как задирается растянутая домашняя футболка, оголяя юношескую спину, как натягивался на подтянутых ягодицах ткань шорт; он видит, как Дима упираясь коленями в матрас и руками в пол, оттопыривает задницу и, для большего удобства (вот только непонятно, чьего именно), разводит в сторону ноги. Гром видит, как Дима мажет языком по губе, а после прикусывает ее, видит, как светлые пряди спадают на лоб, а футболка сбивается у шеи, оголяя грудь, видит, как напрягаются мышцы на плоском животе, и от этого внизу тянет так, что хочется волком выть. Но Игорь молчит и только шумно сглатывает, откинув в сторону тонкое одеяло. Душно. Чертовски душно.
-...кролики. - завершает свой монолог Дубин, а мужчина хмурится.
«Какие нахрен кролики? Возьми себя в руки, Игорь». Он непроизвольно облизывает губы и выдыхает, переключая все свое внимание на шумы с другого конца Петербурга. - Слышишь, да? Игорь, ты здесь?
-А? - голос противно скрипит, как старая не смазанная подъездная дверь, а горло дерет, точно он пригоршню гвоздей проглотил. Мерзко. Мужчина откашливается в сторону и спешно отвечает. - Да, я тут. Кхм... Просто задумался над твоими кроликами.
-А что над ними думать? Или.. - на секунду он замолкает, копошится, и с тихим шуршанием что-то падает на пол - может одеяло, а может.. часть одежды. - Думаешь, мне не стоит их заводить? Хотя, да, наверное. Все же, я все время буду с тобой, - лицо мужчины вытягивается, а мерзкий комок мышц за ребрами забывает, что ему вообще-то нужно работать. - А сейчас весна, и им нужно... и мне нужно... - он шумно выдыхает в динамик, и Грому кажется, что парень лежит рядом, пьяно и возбужденно дышит ему в ухо и, еще чуть-чуть, вот-вот застонет.
-Дим, Дим, погоди, - мужчина обрывает его, шумно выдыхает и прикрывает глаза, вновь облизывая пересохшие губы. Сердце глухо падает куда-то вниз, под живот, тянет и слишком сильно пульсирует, а все, что он может слышать, так это дыхание мальчишки, что распаленный лежит на разворошенной кровати. -Ты... ты все еще на связи, забыл?
-И что? - настолько спокойным тоном, что Игорь даже не знает, как на подобное реагировать. Он удивленно хлопает ресницами, будто девица, будто ему снова семнадцать, и просто молчит, слыша из динамика тихие томные вздохи и копошение. - Лучше... мх... лучше поговори со мной. Расскажи что-нибудь...
свое...
-Свое? - на секунду мужчина подвисает, глядит в потолок и утирает с висков пот. С фантазией у Грома всегда было туго, особенно в делах постельных. Зачастую, все сводилось к банальному, а еще чаще - инициативу брала партнерша. Он думает, думает, думает, но ничего в голову, кроме вьющегося ужом мальчишки с задранной к шее футболкой и розовато-алыми укусами по телу, не приходит. - Я... - он подростком мнется и идиотом пялит в потолок, слушая рваные стоны, глушимые мягкой подушкой. - Я бы взял тебя на столе Прокопенко.
Игорь ляпает первое, что приходит в голову, и слышит негромкий смешок из динамика. Он улыбается сам, накрывает лицо широкой ладонью и смеется меж тонких пальцев. Дебил блять. Но, кажется, Диме нравится такой ход событий, и он, спустя буквально пару секунд, тихо стонет в трубку, отчетливо шурша постельным бельем.
-А я.. - он прерывается на секунду, и Гром кидает взгляд на телефон. Да ладно? - Я бы стянул с тебя твою дурацкую кепку и взъерошил бы волосы... наверное, у тебя они жесткие...
Мужчина непроизвольно запускает пальцы меж прядей, сжимает у корней и отмечает, что Дима прав - жесткие, как солома.
-А потом... - он делает паузу, шумно выдыхает через нос, и Игорь прикрывает глаза, представляя, что в волосах рука Дубина, а не его, нежно гладит, оттягивает и зачёсывает отросшую челку назад. - Потом... я бы двинулся ближе, носом коснулся щеки и... блин, ты ведь колючий...
Тихий смешок, а Гром задыхается, жмурит глаза и рукой соскальзывает на собственное лицо. Очерчивает острую скулу, впалую щеку и большим пальцем скользит по недельной щетине - небритости, ставшей частью его образа. Едва касается дрожащего крыла носа, а после - приоткрытых губ. Ведет, оттягивает, мажет и представляет, что все это - Дима своими пальцами и губами. А фантазия, до ужаса скудная, рисует картину, как парень сидит на его бедрах, жадно целует и, подставляясь сильным рукам, громко стонет аккурат над ухом.
-А я... - Игорь сглатывает, жадно втягивает носом воздух и слишком резко ведет вниз, скользит по напрягшемуся рельефному телу аккурат к резинки боксеров, в которых до одури тесно. - Я бы целовал тебя... шею и плечи, руки, бедра - всего. Я бы обнимал, я бы закрыл собой и.. мх... - он запинается, закусывает губу и через намокшую серую ткань сжимает возбужденную плоть.
-Д..да... - глухой стон из-за пресловутой и уже ненавистной Грому подушки, но она заботит его не больше, чем тиканье настенных часов на кухне, которое он не слышит из-за набатом стучащей крови в ушах. - Еще.. ниже, мх...
-Я бы кусал, а после нежно зализывал ранки, чтоб не было следов наутро. - мужчина вошел во вкус, и у «пресловутой и скудной» фантазии сорвало стоп-кран. - Я бы стянул с тебя твои шорты, закинул на спину ноги и...
-Игорь! - вскрикивает на том конце Дима и протяжно стонет, а мужчина гортанно рычит, до белых пятен перед глазами сжимает член, и мозг рисует, как парень прогибается в спине, сжимает подол своей футболки и подгибает пальцы на ногах, а мокрые, потемневшие пряди липнут ко лбу. - Не...жнее...
Скрипит кровать, и мужчина слышит, как ненавистная ему подушка глухо падает на пол. Дима скулит побитой псиной, а в ночной тишине почти пустой квартиры отчетливо слышен хруст прогнувшегося позвоночника. На миг Гром замирает, прислушивается, но, только в тиши проносится довольный стон, расслабляется, продолжая движения рукой.
-Прости... - почти виновато шепчет Игорь, облизывает сухие губы и тяжело дышит в динамик, совершенно не скрывая того, что ему чертовски хорошо. И плевать, как завтра они будут смотреть друг другу в глаза в участке. Об этом не хочется думать, и в распаленном разуме одна лишь картина, которую он спешит озвучить. - Я бы повалил тебя на пол, прямо на тот сраный ковер и... мх... дал бы тебе оседлать себя...
-Да... - тихий, но довольный стон, и снова скрипит кровать, и, почему-то Грому кажется, что там, на другом конце Петербурга, в ужасно душной комнате, на разворошенной постели, седлая ее как жеребца, Дима с точностью повторяет фантазию мужчины. Мозг рисует ужасно пошлую картину, как парень, двигая бедрами по мокрому покрывалу, ласкает себя, а еле слышимый скрип кровати лишь подливает масла в огонь.
Игорь облизывает пересохшие губы, тыкается носом в собственно плечо и жмурится до белых пятен и цветных ломанных. Он не сдерживаясь стонет, протяжно, громко, почти что рычит и лишь ускоряет движение рукой. А из динамика, до омерзения слишком далеко, доносятся довольные вскрики и краткие стоны, и полюбившийся скрип кровати.
«Обязательно... опробую ее вживую...» - шальная мысль проскальзывает в мозгу, и Гром лишь на миг тянет в ухмылке губы, полностью с ней соглашаясь, а затем бурно кончает, на периферии сознания слыша, как под упавшим и уставшим телом протяжно скрипит кровать.
«Одновременно..» Он вновь дурачком смеется и переводит дыхание, вперив уставший взгляд в потолок.
Они молчат долго, и в образовавшейся тишине слышны лишь размеренное тиканье кухонных часов да сбитое дыхание, что звучит порознь. Мужчине на миг даже кажется, что
его - собственник внутри вторит это слово, как мантру - Дима попросту отрубился после такой-то ночки, но копошение и еле слышимое «твою мать» заставляют улыбнуться. Сердце все еще бьет по ребрам, но уже с меньшей агрессией, а разум медленно начинает заполонять сонная дымка.
-Дим, - от чего-то шепчет и почти тут же сглатывает, чтоб смочить пересохшее горло, Гром, удобнее перехватывая телефон влажными пальцами. Он зевает, а на другом конце шуршат простынями и, кажется, возвращают на законное место подушку.
-М? - слишком сонно, будто Дубин из последних сил держится, чтобы не провалиться в сладкую негу.
-Доброй ночи. - ласково, хоть и хотелось сказать совершенно не это. Плевать, потом как-нибудь. У него еще выпадет шанс рассказать парню о своих чувствах. Он улыбается искренне, слышит едва слышимое «Угу...», а после хочет уже сам нажать на сброс, как что-то в майорской голове клинит. Лучше сейчас раскрыться, ведь после - будет искать повода избежать разговора, а так... так проще. Им обоим проще. Он спохватывается слишком поздно, сжимает телефон до треска кнопок под пальцами и вдыхает полной грудью, как из динамика доносятся гудки. Противные, мерзкие, полные отчаянья, и от бессилия Игорь стонет, замахивается, но лишь устало, с тихим хлопком, кладет телефон на прикроватную тумбочку. Он молчит, глядит в потолок и понимает, что мастерски проебал свой единственный шанс. - Люблю тебя...
Кидает обреченно мужчина в пустоту комнаты и, перевернувшись на бок, закрывает глаза.
***
-Доброе утро. - он улыбается ярче солнца, а у Грома на душе кислятина из забродившего сидра. Мужчина морщится, матерится, благо, что про себя, и кивает в знак приветствия. Не хочется смотреть на этого парня, не то что разговаривать, но тот, кажется, совершенно не замечает плохого настроения своего напарника. Ему чертовски стыдно, а еще - ощущение, будто с головы до ног окатили грязью из доков. - Что с «Рапунцель»?
-По нулям. - отвечает он все же, пусть и неохотно, и поводит плечами. Не пацан виноват во всем этом дерьме, а он сам, так что игнорировать Диму - самое тупое, что сейчас можно делать. - А что, после алкотрипа так быстро отходят? - он язвит, и похуй, что максимально наигранно, и Дубин усмехается в ответ, садясь рядом и ставя на колени рюкзак.
-Особенности организма. - хмыкает парень, кладя на стол излюбленный черный скетчбук, а внутри Грома все сжимается, будто под большим давлением. - А вообще.. - он тушуется, прикусывает губу, и Игорь спешит отвести взгляд на монитор - все же, его разум ночью рисовал точно такие же картины. - Я почти ничего не помню, что было. Только то, как полез в сервант за штопором, а тот упал на меня.
-Ты ж про сервиз говорил. - уточняет мужчина, а Дима только неловко отводит взгляд.
-Он тоже.
Парень прыскает, вспоминая, как выбирался из-под деревянно-стеклянного ящика, почти ставшего ему гробом - хренова Белоснежка-алкоголичка, - и трет рукой шею, на которой виден свежий и довольно глубокий порез аккурат под острой косточкой, заклеенный, чтоб его, пластырем с котятами. Дима прям притягивает к себе несчастья: то похищения, что было с месяц назад, то лишая от помойного кота, которого добрый парень забрал к себе домой. А теперь еще и это... Гром незаметно для парня вздыхает и едва качает головой.
-А еще, мм, - Дубин начинает неуверенно, тупыми ногтями сминает загривок, оставляя едва заметные красные полосы, а затем, помолчав лишь мгновение, неуверенно продолжает. - Я звонил тебе, да? Твой номер просто последний после Юли стоит.
Игорь хмурится, и мышцы на его лице напрягаются, будто струны. «Неужели он ничего не помнит?» - единственное, что мерзкой мухой жужжит в голове, вот только Гром идиотом молчит и ощущает себя тупым семнадцатилеткой. Молчит добрые две минуты и думает, что же делать. С одной стороны хорошо, что напарник не помнит всего того разврата, что творился между ними, но с другой... все это помнит Игорь. И помнит ой как хорошо: все стоны, скрипы постели, шуршания белья и довольные крики парня навзрыд. Гром качает головой, хочет что-то сказать, ведь молчание затянулось, но громкий крик начальника пресекает все на корню.
-Грома ко мне! - оглашает весь участок, и многие оборачивается в поисках сослуживца.
-Потом договорим, ладно? Меня
на ковер вызывают. - он прыскает, поднимается и спешно уходит в кабинет Прокопенко, оставив на столе полсотни - все, что осталось до зарплаты.
-А.. ага. - только и успевает кинуть Дима, проводив друга взглядом. Он качает головой и, завидев купюру, усмехается.
Меня на ковер вызывают.
Фраза от чего-то кажется знакомой, и парень на секунду замирает, буравя взглядом тонкую черную тетрадь. Он закусывает губу, хмурится и яро пытается вспомнить, откуда же она.
«Ковер... ковер...» - крутится в мыслях назойливая муха, а Дима знать не знает, почему именно это слово вызвало у него ступор. Может, в фильме каком слышал? Парень прыскает и поднимается.
«Ладно, пофиг, Игорь придет - разберёмся. Может, я ночью что не то нес.»
Парень качает головой, отгоняя навязчивые мысли, входит на импровизированную полуоткрытую кухню и берет черную керамическую кружку, снизу красным маркером подписанную «Дубин», с дорисованной каким-то умником зеленым выделителем корявой «а», намереваясь сделать себе кофе, как в мозг стрелой ударяет последняя, особо резкая мысль.
«...ночью что-то нес.» Дима замирает, смотрит перед собой, аккурат на карикатуру Петра Первого с пририсованными рогами, но будто мимо нее, и из затуманенных ночных воспоминаний всплывает одна единственная фраза, от которой внутри все сжимается:
«Я бы повалил тебя на пол, прямо на этот сраный ковер...»
Точно пулевой выстрел, и что-то с характерным звуком трескается где-то рядом с парнем, но тот даже бровью не ведет, пустым взглядом смотря перед собой, бледнее на глазах. В ушах стоит гул, а пальцы колет, как от мороза, и Дима даже не замечает, что меж них нет привычно зажатой гладкой ручки кружки. Он не замечает ничего, что происходит вокруг: ни обернувшихся коллег, ни нахмурившуюся и уже направляющуюся к нему Свету, ни вышедшего из кабинета начальника Игоря, ведь в голове, будто бы кто-то нажал на «старт», запустились все воспоминания былой ночи. От больших скидок на вино в алкомагазинчике напротив дома, до пьяного звонка в два часа ночи Игорю. Он вспомнил все: как в дребезги разбил мамин сервиз, как на протяжении нескольких минут воодушевленно рассказывал про подорожавшие канцелярские принадлежности, а после... Заместо румянца, который появился у любого другого человека от столь подробных и пошлых воспоминаний, лицо Дубина становится бледнее простыни, а гул в ушах превращается в шум волн, бьющих о пристань в шторм. Ватные ноги не держат, и парень опасно качается назад, вот-вот готовясь упасть на холодный плиточный пол, как сильные руки резко, немного даже больно хватают за талию и плечо.
-Дим, - голос явно знакомый, но слышится будто из-под воды, и Дубин не может понять, кто именно перед ним. Картинка перед глазами плывет, слишком часто сменяется собственными стонами и пошлыми словами Игоря, а фигура заслоняет собой свет яркой лампочки. А может, просто в участке отрубили электричество? - Дима, ты меня слышишь?
По щекам бьют несильно, но ощутимо, и чувства медленно возвращаются к парню. Он хлопает глазами и понимает, кто перед перед ним. Игорь. Обеспокоенный, со вскинутыми бровями, без дурацкой кепки и перепуганным взглядом. А еще... слишком размытый, будто Дима смотрит на него через мутную воду. То, что он без очков, доходит не сразу. Парень хмурится, с секунду оглядывается по сторонам и понимает, что сидит на стуле, видимо, сознание на пару секунд он все же потерял.
-Тьфу ты, живой. - выдыхает Гром и качает головой, запуская пальцы в свои волосы и зачесывая назад челку. А затем, оглянувшись на собравшихся вокруг них полицейских-зевак, рявкает подобно собаке. - Че встали? Нашатырь принесите. Не видите, человеку плохо?
Люди расходятся, а Игорь, сидя напротив напарника, вновь заглядывает в его спешно розовеющее, обретающее нездоровый пунцовый оттенок лицо. Особенно щеки и уши.
-Дим, что произошло? Я выхожу от Прокопенко, а ты на тот свет раньше срока собрался. - он прыскает, пытается отшутится, хотя нервно трет шею и не отводит взгляда от по-настоящему испугавшего его парня. - Призрака увидел?
-Я.. - голос хрипит, как у Игоря ночью, и Дубин кашлем прочищает горло. - Я вспомнил... ночь.. - он заканчивает совсем тихо и вжимает голову в плечи, не зная, как вести себя в такой ситуации. В ситуации, в которой случайно потрахался с другом по телефону. Сестра сказала бы «допился», а Юля - «допрыгался». И обе, мать твою, правы.
Мужчина молчит, отстраненно смотрит меж Димы и нервно сминает пальцами джинсу на коленке.
«Приплыли, блять. Еще и в участке.» Он почти что не дышит, лишь крылья носа едва ли подрагивают, а напряженные жилки на щеках вырисовываются под кожей. Хочется разбить кулаки о стенку или чье-то лицо. А может все сразу.
«А еще ужасно хочется поцеловать этого ничерта не понимающего парня.» От подобной мысли Гром распахивает глаза, а затем, послав все и всех, поднимается.
-Посиди здесь. А я отпрошу нас у Прокопенко. - и, так и не дождавшись ответа от шокированного парня, Игорь вновь спешит в кабинет начальника.
***
-Ты в курсе, что ты дебил? - он смеется глазами и гнет в улыбке тонкие губы, мягко толкаясь плечом в чужую грудь.
-Скорее идиот. - Игорь широко улыбается в ответ и слегка запрокидывает голову назад, подставляя лицо восточному ветру. - Прям как у Достоевского. Ну, почти. - с секунду спустя добавляет мужчина, а Дима заливается звонким смехом, кладя голову на чужое плечо.
Они на крыше одной из питерских многоэтажек, сидят на парапете и смотрят на кипящий жизнью муравейник. Люди копошатся, люди бегают, сигналят из машин, кричат благим матом и опаздывают на автобусы. Люди живут - торопятся жить, боятся, что чего-то не успеют, а
они - просто глядят на все это откуда-то сверху, с крыши этажки в спальном районе и думают лишь о том, что проебали год, строя друг перед другом натуралов.
-Знаешь, - Дима вертит в руках очки и немного жмурится от непривычного для Петербурга солнца. - Я думаю, что мы оба идиоты, раз столько времени молчали и ждали какого-то озарения.
-А, то есть так ты наш секс по телефону называешь, да? - Гром откровенно смеется, видя, как краснеют щеки напарника, а после приобнимает его за талию, прижимая к себе. - Озарение. Хм, а что, звучит неплохо. Теперь только так и буду его называть.
-Ой, да пошел ты. - ворчит Дубин, пряча глаза под отросшей светлой челкой, хотя сам дурачком улыбается и лишь удобнее устраивается на груди любимого мужчины.
