* * *
Пока Блэки отбывали свое наказание — возможно, что и за грехи молодости в числе прочего: пути провидения бывают порой причудливы, — Снейп упивался виной и свободой так, словно знал, что рано или поздно этому настанет конец. Он не удивлялся, наблюдая предвестников грозы, не удивился, и когда она грянула, словно всегда знал, что прошлое возвращается. Оно вернулось — и вместе с ним вернулась Беллатрикс. Снейп не узнал ее: прежнее цветущее изобилие в корсете сменилось пожухлостью и скудостью преждевременной осени, тугие кудри словно развились, а губы казались сухой складкой на выцветшем без солнца лице. Темные глаза тоже утратили былой блеск, их огонь стал тем костром, что заманивает в ночи доверчивых путников. Снейп вскоре заметил, что те, кто оставался на свободе в годы безлордия, опасаются Беллатрикс и стараются лишний раз не связываться с ней. Она была жалка — и опасна, очень опасна. Но Лорд любил ее и ценил, как умел. Снейп видел это: он был очень хорошим, очень внимательным наблюдателем. Он не сомневался, что, если будет нужно, Лорд пожертвует Беллатрикс, как пожертвовал бы любым другим из своих сторонников, но будет сожалеть о ней, как не сожалел бы о ком-либо другом. Однако Снейп не мог даже предположить, насколько далеко способно завести их бледное подобие подлинной страсти. Мэнор в эти дни походил на одно из тех гнезд мятежников, которые словно свила сама война. Флигель в парке занял Грейбэк и никогда не бывал там в одиночестве. Снейп предпочитал не заходить туда без нужды, не зная, наткнется ли на компанию изрядно пьяных оборотней, либо на полутруп какой-нибудь магглы, неоднократно использованный так, как только подсказывала Грейбэку полузвериная фантазия. В бальном зале — гордости Люциуса — Лестрейнджи с Ноттом и Эйвери отрабатывали боевые заклинания, и Горгоны на барельефах шипели и вытягивали шеи, наслаждаясь невиданным зрелищем. Сам Снейп выбрал себе наиболее просторную и проветриваемую из полуподвальных камер, где оборудовал походную зельеварню и откуда сейчас возвращался. Он не придал значения доносившимся из, кажется, гостевой спальни крикам — это не было новостью, теперь стоило удивляться, когда в поместье царила тишина. Но он отскочил назад и схватился за палочку, когда под ноги ему из дверей выпало нечто, показавшееся поначалу грудой тряпья. Потом он различил плечо и тронул за него. Беллатрикс откинулась на спину. Волосы рассыпались по полу, лиф платья словно треснул наискось, до пояса, открыв полоску бледной кожи. На груди горели красные пятна — от пальцев или рук, Снейп не понял. Ставшая теперь привычной безумная улыбка кривила губы, а глаза туманились нежностью, еще более пугающей, чем улыбка. — Что вы здесь делаете? — воскликнул он, пытаясь поднять ее с пола. Беллатрикс села, цепляясь за его руки. — Он прекрасен! — Ее голос был голосом юродивого на площади, голосом сумасшедшего провидца, возвещающего красоту подступающего апокалипсиса. — Я видела, я знаю! Помоги мне встать! Снейп не сразу понял, что последние слова обращены к нему. С усилием он поднял почти не помогавшую ему Беллатрикс. Сквозь аромат духов, которыми она теперь пользовалась редко, он уловил другой, также четко определимый запах. — Вы… вы с ним… — Он не сомневался, кто был вторым в спальне, не сомневался, что Беллатрикс дождалась того, о чем мечтала, и получила наконец награду за свою верность. — Да. — Беллатрикс засмеялась, словно не могла удержать в себе ликующую радость. — Да, я была с Ним! — Большая буква явственно слышалась в ее голосе. Она прижала ладонь к щеке Снейпа. Он внутренне содрогнулся, представив, что совсем недавно эта ладонь касалась Волдеморта. — Ты ведь никому не скажешь? — утвердительно спросила Беллатрикс, кивнула сама себе и удалилась, слегка пошатываясь. Снейп смотрел ей вслед, пока обычная рассудительность не вернулась к нему. Лорд тоже должен был вскоре покинуть спальню. Не хватало еще, чтобы он застал Снейпа под дверью. Беллатрикс с этого дня он стал избегать еще усердней и еще старательней скрывал некоторые закоулки памяти от внимательного взора Темного Лорда. Тот не признавал понятия «общая тайна», предпочитая ему другое — «мертвый очевидец».* * *
За окном темнело, сгущались тучи, шла очередная весенняя гроза. Читать стало невозможно, и Снейп отложил пергамент. Новые и новые зелья: воздействующие на память и мучительно убивающие, аналоги лечебных заклинаний и сильнейших природных ядов, бытовые и ритуальные — казалось, Темный Лорд сам не знает, чего хочет от штатного зельевара. Снейп послушно варил заказанное и послушно испытывал результаты на магглах и на магах, провинившихся перед будущей властью либеральностью взглядов или фактом своего происхождения. Все делали то, что считали должным, жизнь кипела, и Снейп не знал, только ли его одного не покидает ощущение, что из этого кипения хорошего супа не выйдет. Он наблюдал за теми, кто прежде других мог почувствовать неладное: за Лестрейнджами и Малфоями. Первые скалились улыбками и ждали завтрашнего дня, вторые просто ждали, когда все кончится и, кажется, готовились к худшему. Одна Беллатрикс, на первый взгляд, не изменилась; однако взгляд Снейпа не был взглядом постороннего. Он мог не замечать, что неуравновешенность Беллатрикс из подлинной становится опереточной, что она словно сама подстегивает себя, издеваясь над нерешительными и опасливыми и произнося речи во славу Лорда. Но он все же замечал это, однако не желал делать выводов. Ее преданность Волдеморту стала настолько экзальтированной, что удержаться долго на этом пике восторга и веры не представлялось возможным. После встречи с Блэком в тысяча девятьсот девяносто шестом Снейп понял, что Азкабан не так уж сильно меняет людей, которые не хотят меняться. А в том, что Беллатрикс всегда устраивала саму себя, он был уверен. Вывод был однозначен: Беллатрикс — петарда с подожженным запалом. И вскоре шнур догорит. В кабинет Люциуса он привык входить без стука, тем более сейчас, когда его хозяин чаще отсутствовал, нежели присутствовал. Будучи на месте, Люциус мог и наорать за подобные вольности: он стал непозволительно нервным именно в то время, когда необходимо было сохранять холодную голову. Впрочем, его выдержка всегда оставляла желать лучшего: проявив ее в разговоре с Лордом, Люциус тут же срывался по пустякам. Снейп уже не обращал внимания на его гнев: нервы Люциуса были не настолько расшатаны, чтобы перейти от эмоций к заклинаниям. Требовалось лишь переждать, пока он выпустит пар, и можно было спокойно приступать к разговору. Но только не на этот раз. Снейпа охватило чувство, что однажды он уже видел это: торопливое соитие, ожесточенное и безрадостное. Но отличия были, и вовсе не в том, что теперь бедра Беллатрикс сжимал Люциус. Нет, в тот раз между двоими была ярость, ненависть, близкая по накалу к любви, жажда полного обладания и злость от невозможности этого. Сейчас же от каждого веяло страхом, обреченностью и злобой. В этом не было красоты. Снейп почувствовал тошноту: не столько от самого зрелища, сколько от сопоставления его с той картиной, что осталась в памяти с седьмого курса. Его не заметили. Снейп быстро отступил, закрыв дверь, но не ушел, лишь отступил за арку. Люциус вышел первым и быстро удалился в противоположную от Снейпа сторону. Беллатрикс вышла через несколько минут, оглядывая себя, проверяя, все ли в порядке. Сейчас она казалась самой обычной, уже немолодой женщиной, старающейся в наилучшем свете преподнести остатки былой красоты. Увидев Снейпа, она испуганно отшатнулась, и это тоже не было свойственно Беллатрикс Лестрейндж, которую он знал. Впрочем, она тут же взяла себя в руки и улыбнулась, как когда-то. — Ты ведь никому не скажешь, не правда ли? Ее рука в тяжелых кольцах погладила Снейпа по щеке легко и чувственно, как и требовалось. Но голос подвел, чуть дрогнув на последних словах, которые и без того выдали неуверенность в себе. Снейп отступил и склонил голову, пропуская Беллатрикс. Невербальный легкий Ступефай слетел с языка так легко, словно прощание, за ним последовали Инкарцеро и Левикорпус. Он не повторил ошибки Люциуса, надежно заперев дверь. Лежащая на столе Беллатрикс еще не пришла в себя. Снейп загодя добавил Силецио, чтобы избежать лишнего шума. Влажные ладони тряслись, когда он поднимал юбки, задевая теплую кожу. Вместе с теплом по пальцам растекалось удовольствие, согревая и возбуждая. Белья на Беллатрикс не было. Снейп подумал, что она, возможно, никогда его не носила. Мысль подстегнула нараставшее возбуждение. Разведя ее бедра — колени ощущались под ладонями, как гладкие камешки, — он расстегнул и спустил брюки, сдернул трусы и ткнулся в промежность. Там было сухо — очевидно, Беллатрикс не хотелось сохранить на себе хоть какие-то следы связи с Люциусом. Снейп нажал сильнее, чувствуя, как понемногу преодолевает сопротивление, подхватил ее бедра, как делали до него остальные, и одним толчком словно провалился в приятно жаркую тесноту. Беллатрикс застонала и открыла глаза. Поняв, что происходит, она забилась в путах так сильно, что чуть не упала. Снейп был вынужден наклониться, чтобы своим телом придержать ее. Глаза Беллатрикс пылали яростью. Она плюнула ему в лицо и беззвучно засмеялась: Снейп не успел увернуться. Он зажал ей рот и, уже не сдерживаясь, стал вбиваться в едва увлажнившееся лоно, свободной рукой ощупывая все, до чего мог дотянуться: длинное худое бедро, ягодицы, грудь над тесным корсетом. Добравшись до шеи, он сжал ее — скорее символически, чем по-настоящему — ощутил под пальцами биение крови и с трудом втянул воздух через сжавшееся, словно в спазме, горло. И тут же излился, не видя и не слыша ничего вокруг. Придя в себя, он поднялся со ставшей неприятной, как неприбранная постель, Беллатрикс и ее юбкой стер плевок со щеки, затем, не суетясь, привел в порядок одежду. Беллатрикс следила за каждым его движением. В глазах снова был страх. — Надеюсь, ты никому об этом не расскажешь? — сипло выговорил Снейп и направился к выходу. У дверей он обернулся — как раз вовремя, чтобы заметить в глазах Беллатрикс неприкрытую панику. Он усмехнулся. Слов больше не требовалось. Снейп взмахнул палочкой, освобождая миссис Лестрейндж, и вышел. Ему всегда хорошо удавались невербальные.