***
серые вагоны метро медленно наполняются улыбчивыми попутчиками, которые, стараясь никого не сбить, проходили на места. наверху часы, там же дата, температура. большие окна, изображавшие из себя стены, в которых были видны люди, сновавшие туда-сюда, спускающиеся вниз, к поездам, ожидавшие кого-то, кто только поднимется, кассы с билетами, полицейские, проверяющие большие чемоданы или вещевые сумки. заходишь, и в нос сразу ударяет запах метро — особенный, какой-то… приятный? кому как. турникеты, громко хлопающие створками, а дальше лестница, ведущая в самый низ, — к длинным поездам, громыхающим по рельсам. толпа людей несется тебе навстречу, другая, не менее большая, влечет тебя вперёд. на платформе находятся высокие прямоугольные колонны, покрытые плиткой, такой же плиточный пол. на стенах, за поездами, написано большими буквами название станции. все сделано более-менее в одной расцветке, и люди, кажется, такие же — тусклые, унылые, привычные. а поезда наоборот — яркие и красочные, громкие и очень разные: от старых вагончиков с голубой краской с белыми полосами до совершенно новых чёрных сквозных поездов, которые ездят гораздо тише своих старых версий. заходишь в вагон — тесно. люди стоят, сидят, смотрят вокруг. кто-то в телефоне, кто-то что-то читает. у всех разное. поезд едет и трясется. и все такое привычное, знакомое, серое, унылое. неподалеку сидела алёна, которая, казалось, пытается найти вдохновение во всём увиденном. отсутствие мотивации уже очень давно впилось в покрасневшую кожу девочки, мешая нормально передвигаться. теплый, светло-коричневый шарф неприятно щекочет шею, заставляя поправлять его каждые пять минут, будто бы от этого что-то поменяется. короткие розовые кудри завязаны чёрной резинкой в небрежный хвостик, из которого ветер сдул несколько непослушных прядей. в руках крутится небольшой скетчбук голубого цвета с красным сердечком в левом верхнем углу и наполовину сточенный, средней мягкости карандаш. швецова изрядно старается осмотреть каждого человека вокруг, чтобы нарисовать хоть что-то. в последнее время не получается оставить на бумаге даже следа. руки отказываются держать карандаш нормально, а мозг изо всех сил пытается придумать картинку для рисования. частые панические атаки и головные боли стали чересчур сильно сказываться на прекрасном творчестве юной девушки. совсем случайно замечает в самом дальнем углу вагончика девушку, которая так старательно печатала что-то в телефоне. одета в чёрную толстовку, явно на пару размеров больше; совсем не по погоде. такие же по цвету рваные джинсы. золотые, коротко подстриженные кудри немного падают на лицо, заставляя поправлять их каждую минуту. наверное, они сильно светятся на солнце. хотелось бы заглянуть в эти глаза, которые перечитывали написанное сообщение, пытаясь найти ошибку. алёна не думает. руки с карандашом сами скользят по бумаге, вырисовывая портрет очаровательной девушки, которая прямо сейчас так прекрасно улыбается, смотря в экран мобильного устройства. через некоторое время на листе небольшого блокнота и вправду вырисовывается красивый рисунок, который показался швецовой очень милым. она рада, неимоверно сильно. спустя огромное количество времени всё же получилось нарисовать что-либо. розоволосая девочка так часто рисовала людей в вагонах метро, что это занятие стало каким-то обычаем. наверное, было бы трудно выйти на своей остановке без какого-нибудь слегка неаккуратного наброска на бумаге. решает написать в правом нижнем углу свой инстаграм, вдруг сможет познакомиться. новые знакомства нужны однозначно. но сможет ли она решиться? что могут подумать и… какой будет исход? минуты идут, а стрелки на часах как назло двигаются всё быстрее и быстрее. всё же переборов свой страх, немного неровно отрывает листик с рисунком, слегка неумело встаёт, поправляя длинное пальто. ловя на себе взгляды окружающих, медленными шагами подходит к кудрявой девушке, которая уже отвлеклась от телефона, видя, что кто-то надвигается прямо на неё. — п-привет, — алёна волнуется. и уже видно, как лёгкий румянец появляется на щеках, как руки начинают непроизвольно дрожать, а взгляд бегает туда-сюда, лишь бы не видеть глаза напротив. они, вроде, карие. красивые. а она улыбается, смотря на маленькую швец, которая от страха сжимает белый лист с небольшим скетчем. — я тут сидела и. тебя нарисовала. просто. скучно было. вот, — аккуратно протягивает листочек, заглядывая в глаза, пытаясь прочитать нарастающие эмоции. — да, я видела. спасибо, — быстро пробегается глазами по рисунку, сразу отмечая детали, которые швецова добавила сама. улыбается, большим пальцем проходя по листу, будто пытаясь понять, что это правда рисунок. — я там свой инстаграм оставила, ну. вдруг пригодится, — алёне стыдно. неловко, но продолжает упорно стоять, смотря в пол и теребя края тёплой одежды. — я напишу, солнце. обязательно, — выходит на своей остановке, нежно улыбаясь вслед швецовой.***
розово-фиолетовые прожилки на небе начали красиво разливаться, смешиваясь в один цвет. время явно не для ночных посиделок, но алёна, сидевшая на подоконнике, укутанная в тёплый плед, точно так не считает. руки нервно дрожат от холода в этой холодной питерской квартире, зарываются в волосы, немного оттягивают, пытается успокоиться. очередная кружка с недопитым кофе стоит где-то на полу, явно дожидаясь своего отправления на кухню. девушка с вагончика метро не выходит из головы всю ночь. мысли заполнены новой знакомой, обладательницей таких очаровательных кудрей и прекрасных карих глаз. ей точно не удастся поспать сегодня. но швецова упорно продолжает ждать, открывая страницу инстаграма каждые пять минут, надеясь на сообщение от новой знакомой. нормальные люди спят в это время, видят сладкие сны, а не теряются в незнании. розоволосая надеется, что та не забудет. не выкинет этот несчастный рисунок, который, казалось, так много значит. не забудет найти страницу алёны, написав хотя бы однотипное «привет». ожидает, что у той получится даже вспомнить о маленькой девочке.***
яркие лучи несильно греющего солнца освещали весь небольшой парк, в котором сейчас гуляли две девушки, явно пытаясь начать диалог, который не связывался во что-то нормальное на протяжении уже десяти минут. — ты как вообще? — спросила саша, задумчиво ускоряя шаг и проходя вперёд, останавливаясь и ожидая, пока подойдёт чуть отставшая алёна. — рисунками с детства увлекаешься? ты самоучка или, например, в художку ходила? — самоучка, — девочка улыбнулась, и они вновь пошли рядом, только теперь вместе, саша не спешила. — почти всему училась у подруг, которые ходили в художку… — она вздохнула, словно это было самое прекрасное время. — ну и какую-то мелочь сама уже. — мне нравится результат, — саша кивнула на зажатый в руке алёны скетчбук, который она, под взглядом девушки, постаралась спрятать. — нет, правда, — саша обняла алёну. — ты очень классный художник. — спасибо, — алёна смутилась, чуть покраснев.***
открыв глаза, первое, что алена увидела, — потолок. потом она почувствовала рядом с собой пустоту и, не найдя рядом сашу, рывком села, сминая одеяло. глаза забегали, дыхание участилось, и девочка вскочила с кровати, то ли в испуге и панике, то ли в удивлении и непонимании выбегая на кухню. на кухне горела лишь одна настольная лампочка и экран ноутбука, слабо освещая пространство. на одной части стола в бардаке лежали карандаши, ластики, листы, а наверху всего этого важно располагался гладкий, чистый и почти законченный рисунок — портрет саши. это не был первый портрет горбачёвой. алена была готова рисовать одну лишь сашу, посвящать ей рисунки, стихи, которые она иногда писала, посвящать ей свою жизнь, в конце концов. таких рисунков, портретов саши, было довольно много. она была алёниной музой, вдохновением, любовью и даже своеобразным смыслом жизни, дающим желание творить и рисовать, жить и дышать. на другой половине стола стоял включенный ноутбук, голубая лампа, неаккуратно испачканная блёстками, которые выглядели грязно, но уже просто не вымывались, и кружка кофе, на половину опустошенная. однако самой саши не было. алёна почему-то разволновалась, начала слегка подрагивать, а на глаза навернулись слезы: девочка безумно боялась остаться одной, боялась оставаться одной посреди ночи, боялась быть совершенно одной в темноте и тишине, пусть она и понимала, что саша скорее всего окажется на балконе. девочка бегом бросилась к балкону, уже подбегая и понимая, что она права. силуэт саши становился все отчётливее, и алёна уже четко видела в темноте мешковатую футболку и простые спортивные штаны, висевшие на девушке, ровно стоявшей спиной к окну в комнату. пусть сашино лицо и не было видно, но алёна знала, что саша опять посреди ночи бросила какое-то наверняка нелегкое дело и вышла покурить. плеч коснулись мягкие руки, аккуратно обнимая сашу со спины, заставив ее вздрогнуть от неожиданности, а стаю мурашек пробежать по коже, и девушка почувствовала, как к ней прижался слегка подрагивающий человек, упираясь ей в спину лбом. горбачёва улыбнулась, аккуратно туша сигарету и бросая её в банку из-под консервированных ананасов, служившую пепельницей. лёгкое прикосновение губ к аккуратным пальцам, сжимающимся в замок у неё на груди, и саша развернулась, заключая алёну в объятия. девочка прильнула к ней, как маленький котёнок, греясь в объятиях, успокаиваясь от этого непонятного страха темноты и одиночества, боязни, что ее бросят. алёна немного подрагивала, то ли от сильной прохлады апрельской ночи, то ли страха, однако постепенно это проходило, сменяясь умиротворением и спокойствием. — прости, что не предупредила, что встала, — сказала саша, когда алёна счастливо закрыла глаза, прижимаясь к ней. — не хотела будить. — ничего, сашенька, — тихо шепнула девочка, боясь говорить громко в звенящей тишине предрассветной ночи, уже почти утра. — я почему-то сильно накрутила себя, — она пожала плечами, унимая не до конца прошедшую дрожь. — прости, — саша поцеловала девочку в лоб, сильнее прижимая к себе. — знаю ведь о твоём страхе, а ушла… — нет-нет, всё нормально! — воскликнула алёна, сразу закусывая губу от слишком громких слов. — не переживай, саш. правда… — она замолчала. — а ты чего встала-то? — я… — саша замялась. — песню пишу, — она отвела взгляд, слегка смущаясь, — тебе. — мне.? — повторила алена, глупо улыбаясь. — вау… но ведь не стоило посреди ночи ради меня вскакивать… — она потупила взгляд, виновато заправляя волосы за ухо. — я готова ради тебя хоть совсем не спать, — горячо заверила саша, улыбнувшись. она аккуратно подняла подбородок девочки к верху, чмокнув в губы и заставляя смотреть на себя. — я тебя очень люблю, солнце. ты мне посвящаешь картины, рисунки — это целые произведения искусства. я готова вечно любоваться тобой, твоим творчеством. ты вдохновляешь меня, я хочу, и я буду посвящать тебе стихи, песни… — саша сбилась, прикрывая глаза. — я люблю тебя, в общем. алена чуть покраснела, широко и искренне улыбаясь, она чуть привстала на носках, целуя сашу в знак благодарности за то, что она есть, она рядом, в знак любви, желания быть рядом, в знак преданности, теплоты, заботы. — я тебя тоже люблю, сашенька, — девушка смутилась от своих слов, вновь вставая ровно. — ты... можешь показать мне песню? — она умоляюще посмотрела на девушку. — пожалуйста. — конечно, солнце, — саша улыбнулась. — для тебя всё, что угодно, — она снова прижала к себе девочку, целуя её в макушку напоследок. — да и ты уже дрожишь, пойдем, — она потянула девочку с балкона. с балкона, пропитанного сигаретным дымом, медленно рассеивающемся в прозрачном и прохладном ночном воздухе. с балкона, пропитанного любовью, теплом, заботой и искреннем счастьем. с балкона, который в предрассветное, даже ещё ночное время был лишь едва освещен слабым светом, доносящимся через окна с кухни. с балкона, где обоим было тепло и уютно в объятиях и близости друг друга, даже несмотря на апрельскую прохладу ночи. — я тебя люблю, — тихо прошептала алена, вслед за сашей заходя в комнату. девочке везде было так же уютно, как и в прохладную апрельскую ночь: главное, с сашей.