Ненавистный тобою холод

      Моя рука снова невольно тянется к тебе. Застывает в нескольких сантиметрах над волосами. Настороженно зависает над ними и мой выдох, тихий, неслышный тебе, закрывается в мире духов. Я убираю руку, кладу ладонь в другую тыльной стороной, большим пальцем первой немного нервно и медленно потираю белую поверхность ладони, иногда задевая пальцы. Ты не любишь холод — и я это знаю, ведь я тоже его ненавижу, именно он был всем, что я чувствовала, когда умирала, поэтому не спешу прикасаться к тебе. Особенно, когда ты беззащитно спишь. Мне так жаль, что моё присутствие, прикосновения, просто существование сопровождается холодом. Холодом, который ты так не любишь.       Я знаю: прикоснусь к тебе и прохлада цепкими лапами притронется к тебе вместе со мной. И даже если я буду нежна, низкая температура не будет с тобой церемониться, вцепиться в кожу, проникая даже под нее, от чего ты привычно съёжишься, нахмуришься, прижмешься к постели, пытаясь быть ближе к теплу, избавиться от ненавистного для тебя холода. Ты мило укутаешься в одеяло, уткнешься самым носом в него, поднимая тем самым, как обычно, забытые очки. Эта сцена вырвет из меня улыбку, нежную и теплую, к сожалению, только по виду, ведь я несу за собой только холод. Противный, неприятный, омерзительный и ужасный. Мне жаль. Я бы хотела каждый раз приносить за собой тепло, приятное, бархатное, нежное, уютное, то, которое ты любишь. В которое укутаешься так же, как и в одеяло, утопая в этих ощущения. Утопая в моих объятьях, прикосновениях, присутствии…       Но этому не быть. Вот так жестоко отрезала жизнь, скорее даже смерть, жёстко и быстро. Ломтиками порезала, но вместо бумаги: мои шансы быть ближе к тебе. К тому, кто заставляет меня — ещё ту безумную, казалось бы, совершенно безразличную к чувствам других хулиганку, вот так сидеть с опаской, осторожно, около тебя. Бояться прикоснуться, сделать больно, неприятно или случайно совершить лишнее движение, потревожить тебя. Заставляет чувствовать подростковый, наивный трепет где-то в животе или груди. Я часто шучу, прикалываюсь, веду себя глупо, а после скрываюсь. И уже там, в тени, еле стою на ногах, немного тяжело дыша и краснея. В голове прокручивая каждый ответ, каждую шутку, каждую твою реакцию. Мне так важно каждое твое слово, каждая лишняя проявленная эмоция. Я понимаю, что влюбилась…       Влюбилась, как впервые, будто бы мне сейчас 16, а ты — первый, «тот самый». В каком-то смысле, так и есть, ты мой первый, кто заставил мои ноги подкашиваться, а сердцебиение, которое, впрочем, было давно уничтожено смертью — бесконтрольно сбиваться. Наверное, я впервые серьёзно задумалась, как выгляжу в этой форме. Как выглядят мои волосы? Как выглядит моя улыбка? Ты никогда мне не говорил ничего по этому поводу, но, впрочем, я и не спрашивала. Поэтому ли я начала прятаться от тебя? Поэтому ли больше не улыбаюсь так, как раньше? Поэтому ли мне страшно сделать лишний шаг или действие?       Я не знаю. Я не знаю это также, как и то, о чем ты думаешь. Что ты думаешь обо мне? О моем поведении? Считаешь ли ты меня глупой или назойливой, или просто бесконтрольной дурой, от которой избавиться будет лучше? Даже если это и ранит меня, я хочу знать, но… Я не спрошу… Не смогу быть настолько храброй… Что уж там говорить про четкие вопросы обо мне, раз я даже не могу к тебе без страха прикоснуться сейчас. Робею, как малое дитя на твоей постели не в силах просто провести по волосам…       Я выдыхаю. Знаю: леденящий кровь холод сопровождал меня во время жизни и теперь, даже после смерти, преследует меня и не даёт прикоснуться к чему-то близкому, родному… Что-то в груди сжимается. Пытаясь отвлечься от этого, я аккуратно все-таки снимаю с тебя очки, кладу на тумбочку рядом и снова всё моё внимание возвращается к тебе. Как давно ты успел стать центром для меня? Как давно пробрался в мысли, засел там, навсегда запечатывая вход в них для посторонних и закрывая там себя?       Впрочем, будто бы я против. Мне нравиться, что ты закрыл себя там, что теперь всегда со мной. Что я могу определить тебя даже по твоим невесомым шагам. Просто по энергии. Такой успокаивающей, необычной, родной… Как забавно замечать за собой то, что я начала прекращать смеяться, стоит только услышать твой звонкий смех. Ты часто смеялся с моих шуток, иногда совсем нежно, даже неловко, он был ровным, без перекатов, а иногда звонко, сильно, твой смех напоминал мне яркий взрыв салюта, словами не передать. Как смешно, именно так говорят влюбленные подростки. Именно так возвышают они своих возлюбленных, превращая их в принцев и принцесс для окружающих. Говорят, подростковая любовь всегда обречена. Я знаю — я пережила это и, похоже, должна пережить снова.       Сейчас, мне спокойно. На удивление, так хорошо и мирно рядом с тобой. Может тот период тряски уже прошел? Может, это был лишь определенный отрезок времени, специальный, чтобы я поняла, что ты мне дорог, что я люблю тебя? Может, у меня есть шанс? Я так хочу, чтобы на все эти вопросы был лишь положительный ответ. Но… Мы же не в сказке, правда? Я точно знаю, что правда. Поэтому выдыхаю, уже более громко, а главное — болезненно.       И, будь неладен, ты очень мил, когда спишь. Именно поэтому я сейчас спустилась с кровати, присела прямо около лица, сложив руки на поверхности и положив на них голову. Хотя одна из них долго не задерживается в таком положении, соскальзывает и стремится к тебе, позволяет себе прикоснуться к твоим волосами. Они приятные… Холод заставляет тебя привычно съёжиться, и немного зарыться носом в подушку, пытаясь сохранить тепло. Я приподнимаюсь, оставляю на твоих волосах невесомый поцелуй, все равно уже побеспокоила, и полностью выравниваюсь.       — Знаешь, я действительно люблю тебя. Не знаю, когда это началось и когда закончится, закончится ли вообще? Я рада, что встретила тебя и могу находиться рядом с тобой. И поверь, ты приносишь мне удовольствие даже молчанием, даже непониманием, даже колкими шутками, которым тебя научила я же сама. Я знаю, сейчас ты так устаешь, что работа в офисе, что экзамены давят на тебя и ты очень вымотан, вряд-ли тебе есть дело до каких-то там чувств… — мой шепот прерывает мой же тихий смешок, удивительно, что мой голос звучит так сдавленно и болезненно, когда я нашёптываю всё это тебе, даже несмотря на то, что ты спишь и не услышишь, — Поэтому, до того времени, когда тебе будет легче, когда ты начнёшь думать о чем-то подобном, я буду ждать. И даже если ты решишь, что я — ненужная фишка в твоём личном казино отношений, я буду рядом. Я буду на твоей стороне. А до того времени, я все ещё буду твоим другом, — голос срывается, сдавливается болящим, от подступающих чувств, горлом и я молчу некоторое время, пытаясь подавить резко проявившие себя ощущения.       — Сейчас отдыхай, сегодня я поработаю за нас обоих, ты очень устал. Я оставлю тебя в покое, можешь насладиться теплом, я не побеспокою и не спугну его своей прохладой. Как жаль, что я излучаю холод и никогда не смогу согреть тебя лучше, чем лёд или снег, какими бы тёплыми не были мои чувства.

— Я люблю тебя, Юджин, и надеюсь, когда-то ты ответишь мне взаимностью, полюбив даже мой холод… — в последний раз проговорила девушка, уже становясь на перила балкона, чтобы спрыгнуть вниз, совершенно не заметив, как черные, с небольшим оттенком синего глаза давно не спавшего парня, спокойно открылись, ловя несколько прядей волос, которые сразу скрылись где-то внизу.