Что же в тебе такого особенного, Джордж Уизли?

Битва за Хогвартс была всего пару месяцев назад. Раны еще не затянулись: они постанывали и неприятно покалывали, ночью же открывались заново и начинали кровоточить. Улыбки хоть и скрашивали лица людей, но страх и ужас пережитого продолжал теплиться в глазах всех выживших, он еще не успел стереться. Кровавые кошмары продолжали преследовать многих, как только их веки закрывались. Джордж Уизли ненавидел возвращаться в пустынную квартиру в конце трудного дня, пытаясь восстановить Всевозможные Волшебные Вредилки. Честно говоря, он сильно и не спешил. Каждый уголок ему слишком напоминал о Фреде, каждый сантиметр того места лишь отдавал глухой болью где-то за грудной клеткой, и Джорджу приходилось сглатывать тяжелый ком, сдерживая жгучие слезы. Он только недавно смог переступить порог их магазина, чрезмерная опека и вечная жалость семьи ему уже порядком надоела, и волшебник вернулся обратно в их квартиру. Конечно же, первые пару ночей он рыдал на кровати Фреда, но никому не рассказывал об этом — им знать было не обязательно. Затворив за собой дверь, Джордж на ходу закатал рукава рубашки и прошел на маленькую кухню. Не заглядывая даже в холодильник, прекрасно зная, что там ничего нет, он откупорил бутылку и налил себе щедро в стакан огневиски. Стоило ему сделать первый глоток, прохладная жидкость приятно обожгла горло, растекаясь теплом внутри. Джордж с облегчением прикрыл глаза. Он хотел заглушить боль от зияющей дыры посреди его груди хоть на немного, но сколько бы он не пил, это не помогало. Ничто не помогало избавить от боли потери своего близнеца. Робкий стук в окно отвлек его от созерцания янтарной жидкости на дне своего стакана, и Джордж нехотя взглянул в окно, ожидая увидеть Стрелку, их едва дышавшую семейную сову, которую они держали скорей из-за приличия, с очередным приглашением матери заглянуть в Нору на ужин, но волшебник был удивлен, когда заметил за окном незнакомую сову. Приотворив окно, впуская немного вечерней прохлады, он недоуменно глянул на птицу, которая гордо выставила лапу с привязанным к ней письмом. Несколько заинтриговано Джордж аккуратно отвязал послание и взглянул на конверт, но на нем лишь было написано его имя. Сова нетерпеливо ткнулась клювом в его руку и, отложив письмо, Джордж поплелся за миской воды и отрыл пакетик с угощениями. Птица быстро справилась с лакомством и упорхнула в открытое окно, когда Джордж снова взял в руки конверт. Закрыв обратно окно, волшебник плюхнулся в кресло, на ходу грубо разрывая конверт. Внезапно в нем разгорелся интерес и он даже забыл про бутылку огневиски, которая так и осталась стоять на кухне и про недопитый стакан с напитком. В конверте оказалось несколько мелко исписанных страниц пергамента, но почерк был незнаком, и это вызывало у Джорджа недоумение. На конверте никаких больше знаков или подписей не было. Недолго думая, он распрямил листы пальцами и начал бегло читать. «Дорогой Джордж, Ты меня не знаешь, точнее знаешь, по крайней мере мы не раз пересекались, но не думаю, что если я сейчас назову свое имя, тебе что-то это скажет. Я понимаю, что скорее всего ты сейчас пребываешь в недоумении, ведь какой-то незнакомый человек написал тебе такое длинное письмо, и я пойму, если ты решишь его не дочитать, но мне нужно было его написать, хотя бы ради себя. Понимаешь, Джордж, я в тебя влюблена. Уже давно, но так и не смогла тебе в этом признаться, пока мы были в Хогвартсе. Да, я трусиха, знаю, все, на что я способна — это сие послание. Если тебе интересно, то я могу рассказать, как все началось. Скажу сразу, я не влюбилась в тебя с первого взгляда или что-то в этом роде, эти чувства теплились и росли, а потом заиграли гормоны, ты превратился из угловатого парнишки в привлекательного юношу и… Случилось то, что случилось. Я до сих пор помню разговоры девочек в нашей гостиной и соседок по комнате на моем четвертом и пятом курсах о близнецах Уизли, о ваших с Фредом шутках, озорных улыбках и умении управляться с битой во время Квиддича. Ты не представляешь, как меня душила ревность в такие моменты, но что я могла сделать? Ты был так же для меня далек, как и для них. У меня не было прав на ревность. Так вот, я попала в Хогвартс в том же году, что и Гарри, Поттер конечно же. Это еще один барьер, который всегда мне мешал попытаться признаться в своих чувствах: нас разделяло 2 года и я всегда выглядела как ребенок, даже для своих годов. Ты бы никогда не посмотрел в мою сторону, как на что-то большее. На первом курсе я вас честно говоря недолюбливала, вы были шумные, вездесущие и откровенно говоря противные, вечно со своими хлопушками, приколами и шутками. Староста моего факультета советовал обходить вас десятой дорогой, что я и старалась делать. Но один раз мне не повезло, я попала прямо в капкан вашей очередной выходки. Я всего лишь наступила на какой-то камень и меня, как с ведра, окатила стена какой-то непонятной слизи, все мои учебники были испорчены, слизь местами прожгла одежду, волосы окислились и мне пришлось подстричься под каре, потому что они были беспощадно испорчены, а непонятная чесотка еще не проходила неделю. И все, что я помню, это ваш с Фредом противный смех, когда вы дали друг другу пять и смылись с места преступления. Мадам Помфри потом мне объяснила, что слизь не должна была так среагировать и была в целом безобидна, но у меня оказалась аллергия на корень орчевицы и из-за этого получился такой эффект. Я пыталась испепелить вас взглядом весь свой первый год. И попутно придумывала план отместки. Я стала тайком следить за вами, чтобы найти слабое звено. Не знаю, вспомнишь ли, когда в конце вашего третьего года, в апреле, во время очередной ночной вылазки, вдруг ни с того ни с сего начали падать доспехи рядом с вами, и Филч появился, будто вырос из-под земли. Вас тогда обвинили в погроме кабинета профессора Флитвика, и вы отрабатывали еще до конца года? Так вот, это была моя вина. Точнее — моя месть. Выражения ваших лиц были бесценны. Поэтому прости. Мне стыдно, может совсем чуточку, но после этого я успокоилась». Джордж дочитал до конца страницы, пока его брови медленно ползли вверх с каждой строчкой, но на губах заиграла легкая ухмылка. Он помнил приколы со слизью на третьем курсе, но много первокурсников попало тогда под раздачу, они даже не предполагали, что у кого-то может возникнуть такая реакция, слизь просто должна была плохо смываться и стать занозой в заднице по крайней мере на неделю. Он сделал себе внутреннюю пометку быть осторожней и исследовать аспект аллергических реакций. Это уже были не шутки. А еще он, конечно же, вспомнил ту отработку, когда их наказали ни за что! Их с Фредом возмущению не было предела, он до сих помнил эти мозоли после отбывания наказания, единственного, которое они честно не заслужили. Да, они шлялись по замку после отбоя, но кабинет Флитвика они не трогали. Теперь свет на эту тайну пролился и Джордж не знал, злиться либо порадоваться, что какой-то первокурснице удалось их провести. Он был заинтригован. Конечно, он не раз получал всякие валентинки и от недостатка внимания от девушек никогда не страдал, но это письмо… Он уже чувствовал, что это была целая история. Одну загадку парень уже сегодня раскрыл, что еще могли хранить мелкие строчки на этом пергаменте — он хотел узнать. С этими мыслями, Джордж перевернул лист и продолжил читать. «Как ты уже, наверное, понял вначале ты и твой братец мне ой как не понравились и в этом есть ваша вина. Видя огненную макушку в коридорах школы, я старалась убежать в другую сторону и не видеть вас лишний раз. Но что-то на втором курсе поменялось, медленно, но сдвиг был, когда я перестала тихонько вас ненавидеть. Мои прекрасные волосы к тому времени отросли ниже плеч, хотя бы из-за этого я уже не так негодовала. Я прекрасно помню, как я шагала по лестнице в сторону Гриффиндорской башни. Мы договорились встретиться с Невиллом Долгопупсом, он помогал мне иногда с Травологией, а я ему с Астрономией, моим любимым предметом, и Зельеварением. И в самый неожиданный момент лестница решила сменить направление, я в этот момент отпустила перила, чтобы перешагнуть, и тут земля ушла из-под ног. Я начала падать на край, мои ноги и половина туловища висели где-то в воздухе, когда меня схватили за плечо и вытащили обратно на каменную поверхность. Думаю, ты можешь сам догадаться, кто это был. Ты. Ты сказал что-то вроде: «Что мелкая Когтевранка забыла на пути в Гриффиндорскую башню?», — помог мне подняться на ноги и попросил быть осторожнее, пошутив что-то на счет того, как я до сих пор не убилась, взбираясь каждый день на башню Когтеврана. Я стала пунцовой, от ваших с Фредом шуточек и пережитого страха, хотя со временем я скорее осознала, что вы просто пытались разрядить обстановку. Я пробормотала сухое спасибо и бросилась прочь, вовсе забыв про встречу с Невиллом. Не могу сказать это стало переломным моментом или нет, но второй курс стал точно знаковым. Я наконец-то перестала вас презирать. Моя подруга была магглорожденной, и к ней часто приставали слизеринцы. Вы пару раз раз ее выручали, и вскоре я заметила, что несмотря на ваши глупые шуточки, вы всегда старались защитить младших студентов от разных задир и не раз предотвращали ненужные стычки, поддерживали Гарри, когда все думали, что он наследник Слизерина. И тогда, наблюдая за вами, я все-таки решила, что вы не такие плохие, пусть у вас и был ветер в голове. На третьем курсе я решила попробоваться в команду в качестве охотницы. Мне всегда нравился квиддич, и папа научил меня летать на метле, когда мне всего было три года, но я не подавала особых надежд. Оказавшись в команде, я правда была счастлива. Мы упорно тренировались и к матчу против Пуффендуя в ноябре я была готова. Хотя я и заработала пару синяков, я была в восторге. В целом матч против Слизерина тоже прошел хорошо, хотя я его боялась как огня: знаешь сам, какие они целеустремленные, а все еще на новеньких метлах от Малфоя. Но я совсем не ожидала, что поворотным моментом для меня окажется матч против Гриффиндора в мае 1993. Последнее, что я помню, перед тем, как мир потемнел — это летящий в меня со всей силы бладжер. Проснулась я уже в больничном крыле, с парочкой сломанных ребер, каждый вдох отдавался огнем в груди, а на теле будто не было живого места. А рядом с моей кроватью сидел ты. Виновник моего положения. Оказывается я была в отключке пару дней, и ты приходил каждый день, чтобы спросить о моем самочувствии. Это было логично, учитывая, что ты меня едва не угробил. Было приятно слушать, как ты искренне извинялся, взял меня за руку, строил мне щенячьи глазки, тогда я впервые заметила, что у тебя красивые глаза, такие кристально голубые и бездонные. А еще привлекательный рот, который часто искривлялся в однобокой ухмылке, и огненные волосы вовсе не грозили обжечь своим пламенем, а в солнечных лучах, которые обволакивали комнату из окна, они будто излучали тепло, к которому хотелось приблизиться и погреться. А еще у тебя сильные руки: твоя ладонь буквально поглотила ладонь четырнадцатилетней девочки, но это было приятное ощущение, будто меня укрыли мягким домашним пледом. Конечно, эти мысли не сформировались прямо тогда, когда я умирала на больничной койке, они начали зарождаться под покровом ночи, пока я лежала без сна и перед веками мелькали голубые глаза, как бы сильно я не зажмуривала свои. Тогда же я почувствовала странное покалывание от твоего прикосновение и впервые увидела тебя без твоего вездесущего близнеца; ты показался другим, более спокойным, чутким, но с тем же огоньком, присущим вам обоим. Примерно тогда я стала приглядываться, пытаясь вас различить, и сама удивилась количеству отличий. После этого вас невозможно было спутать. Настолько вы оказались разными. Пока я валялась в больничном крыле, ты навещал меня несколько раз, так я убедилась, что тебе правда было жаль. Ты еще пытался пошутить про мою хрупкость. Так вот, может это не я хрупкая, а у вас, молодой человек, удар нехилый, меня так от бладжера Гойла не отключало. Я, конечно же, тебя простила. Конечно, был ли у меня выбор, если ты до конца учебного года присылал мне сладости, чтобы задобрить. Ну, это сработало, так уж и быть. Правда на следующий год к квиддичу я так и не вернулась, не смогла. На метле летала спокойно, но на тренировках, как только слышала бладжер, сразу терялась, и в голове снова всплывал тот инцидент, а в ребрах начинало больно ныть. Не было смысла там задерживаться, вот я и снова переместилась на трибуны зрителей. А как-то потом и не решалась попробовать снова, твой ловкий бладжер запомнился мне надолго. Думаю как раз то, что инцидент с бладжером не выходил у меня из головы, мои глаза всегда находили тебя, теперь, когда я уже могла вас различать. Как я и догадывалась, к новому учебному году ты уже совсем забыл про то, как чуть меня не угробил, что и неудивительно, наверняка, я не первая и не последняя жертва твоего беспощадного удара. Помню в сентябре вы, Уизли, были такие загоревшие. Ты с братом так вытянулся, возмужал, отпустили эти дурные волосы. Хотя вру, мне нравились ваши шевелюры. И я не знаю, что сыграло ключевую роль, может то, что вы флиртовали со всеми подряд и любили кидать ухмылки и подмигивать всем девушкам, когда проходили по коридорах, и я в один прекрасный момент стала жертвой вашего рыжего очарования. Может быть гормоны четырнадцатилетней девочки во мне сыграли против меня, но я начала влюбляться, провожать ваши затылки томным взглядом, а когда ложилась спать, мне все чудились твои глаза. Да, именно твои, Фред никогда меня так не интересовал, хоть вы и близнецы. Тогда я начала заново прокручивать все моменты, когда мы пересекались, а девичья фантазия сделала остальное. Я каждый день дополняла информацию, которую о тебе знала, своими наблюдениями: что ты ешь на завтрак, с кем общаешься, чем занимаешься. Я даже сблизилась с Падмой Патил, у которой сестра Парвати была в Гриффиндоре. Также я стала общаться с Гермионой Грейнджер, которая частенько засиживалась в библиотеке и выведала немного от нее. Все-таки сложно было к тебе подобраться, когда ты был на другом факультете. А потом объявили про Святочный балл. Меня так тошнило от всего этого безумия с приглашениями, пока вся гостиная Когтеврана шумела только этим, тем более когда Чжоу пригласил Седрик. Я всегда предпочитала брать ситуацию в свои руки и в этот раз решились на что-то совсем сумасшедшее. Я решила, что сама приглашу тебя на Святочный балл. Вот где было такое написано, что только парни могут приглашать девушек? Я хотела сделать это, а дальше будь, что будет. Я загорелась этой идеей. Пригласить в Большом зале показалось плохим вариантом, не хотела, чтобы ты отказался при всех. А мне потом тащить этот позор на своих плечах до конца учебного года? Ну уж нет. Я думала, как бы тебя поймать в одном из коридоров, желательно одного, что было практически нереально. Позже я все-таки понимала ничтожность своих шансов, я была тощей четверокурсницей, которая только начинала взрослеть и превращаться в девушку, мне было далеко до твоих одногодок. Но мой план нарушился еще не начавшись, когда одним вечером я вернулась в гостиную и мои соседки обрадовали меня новостью, что ты и Фред уже нашли себе пару на Святочный балл. Конечно же многие завидовали Анджелине и Алисии, но их больше тревожила загадка, с кем будет Виктор Крам. Никто не знал, кого пригласил он. Я же буравила ни в чем неповинную Алисию ревнивым взглядом еще долго, едва сдерживаясь, чтобы не отправить в ее сторону какое-то проклятие. Да, я немного драматизировала. На балл я в итоге пошла с парнем с нашего факультета на год старше. Видя, как ваши отношения с Алисией стали прогрессировать после балла, я твердо решила забыть тебя и тоже начала встречаться со своим кавалером. Но сердце все равно болезненно сжималось, когда я видела тебя в обнимку с ней в коридорах или в Большом зале. Ближе к моему пятнадцатому дню рождения я, наконец-то, стала хорошеть, моя тощая фигура начала дополнятся женскими окружностями, и мальчики стали больше мной интересоваться. Я рассталась с Беном и переключилась на одного заносчивого слизеринца, в надеждах, что он поможет забыть тебя, раз с Беном не срослось. И это помогало лишь временно, на немного. Я честно пыталась, пыталась забыть тебя, вырвать из своей жизни и сердца с корнем, а ты как чертова заноза, вцепился в меня клещами и никак не отпускал, как бы я не боролась. Скольких бы парней не целовала, а в голове только мелькали мысли: какие бы были твои губы на ощупь? С кем бы я не шла за руку по коридору, но когда я видела тебя, то их прикосновение мне становилось неприятным, я вспоминала то, как твоя ладонь идеально сомкнулась вокруг моей тогда в больничном крыле и не могла ничего с этим подделать. Твоя улыбка, твоя вездесущесть, энергия, подколы преследовали меня со всех сторон и я страдала от этого, ужасно. Мои попытки забыть тебя были несправедливы по отношению к тем нескольким парням, которым не посчастливилось со мной встречаться, по сути я их использовала, поэтому к концу учебного года я забросила эту затею. И решила страдать от неразделенной к тебе любви в одиночку, я зарылась как крот в библиотеке и старалась максимально редко оттуда вылазить, погружаясь в учебу с головой. А еще ночью я любила тайком пробираться на Астрономическую башню, любовь к астрономии я не потеряла за года и только укрепила. Именно во время ночных вылазок я не раз замечала тебя вместе с Фредом, шатающимися по темным коридорам Хогвартса. Одному только Мерлину известно, чем вы там промышляли. Но один раз мы столкнулись во время таких вылазок, пока я удирала от Филча. Сбегая по ступенькам, я буквально врезалась в тебя, чуть не сбив с ног и лишь смогла пробормотать что-то про Филча со сбившимся от бега дыханием. Вы не растерялись, в тот момент ты схватил меня за руку и вот мы уже втроем неслись по коридору, я едва поспевала за вашими шустрыми длинными ногами. Мы спрятались в каком-то тайном проходе, ты все еще сжимал мое запястье и приложил указательный палец к моим губам, пока Филч проходил мимо и мы слышали мяуканье миссис Норрис. Пока шок от того, что меня чуть не поймали, медленно проходил, я поняла свое положение: будучи зажатой в тесном проеме между стенкой и тобой, твои прикосновения были просто обжигающими, и я густо покраснела, хорошо хоть темнота скрыла этот нюанс от твоих глаз. Ты еще тогда спросил, нужно ли мне помочь добраться до моей гостиной, но я лишь отмахнулась и вскоре уже лежала в своей кровати, пока мои соседки мирно посапывали. До меня же дуры дошло, что я могла попросить тебя провести меня и использовать этот момент, но как всегда хорошие идеи приходят после. Я так и не смогла заснуть той ночью, все мое тело горело, особенно покалывая в тех местах, где наши тела соприкоснулись, и если до этого у меня еще были надежды, что может это пройдет, то тогда, лежа и страдая на простынях, я поняла, что нет для меня выхода. Ты затягивал как водоворот, а я тонула все глубже и глубже. Черт бы тебя побрал, Джордж Уизли. Что в тебе такого особенного? Я не могла этого понять. Наверное, ты это ты и других таких больше нет. А мое сердце решило выбрать именно тебя, глупое, дурное сердце. Конец четвертого года был странный и нерадостный, слухи про возвращение Того-кого-нельзя-называть, смерть Седрика, но все-таки возвращалась я в свой пятый год в Хогвартсе с особым трепетом. Я понимала, что это мой последний год с тобой и я сама не знала, хорошо это или плохо. Я была в полном смятении. Я уже не так избегала вас с Фредом, наверное, осознавая, что остальное свое пребывание в школе я уже не смогу идти по коридору и ожидать, что ты в припрыжку со своим близнецом выскочишь из-за угла и начнешь рекламировать свои забастовочные завтраки, пока в коридоре не замаячит эта жаба Амбридж либо Гермиона, которою вы тоже побивались как огня. В каком-то плане пятый курс стал для меня кошмаром. Когда я получила свой значок старосты, то конечно же была несказанно рада, что Флитвик посчитал меня достойной такой важной роли, я правда очень старалась ради этого и мои родители безумно гордились мной. Но этот значок ставил меня часто в ужасное положение, когда я разрывалась между своими обязанностями и слабостью к одному из главных нарушителей школьных правил. Ты хоть представляешь, сколько раз я делала вид, что не замечаю ваших проделок, сколько раз я поворачивала в другую сторону, чтобы не снимать с вас баллы и не докладывать Амбридж? Всех случаев и не перечислить. И меня иногда терзали сомнения, подхожу ли я для такой должности, если происходит такое столкновение интересов. Можно было самой догадаться, что рано или поздно это случится, я не смогу избегать этого весь год. Мы тогда с Гермионой вместе патрулировали коридоры, когда я заприметила две яркие макушки, которые свернули за угол, на ваших физиономиях светили широченные ухмылки, которые не сулили ничего доброго. Я с тяжелым вздохом хотела увести Гермиону в другую сторону, но она мгновением позже тоже заметила движение и уже с решительностью направилась в вашу сторону, чуя что-то неладное. После частых совместных патрулей с Грейнджер я убеждена, что у нее есть на это нюх. Я не знаю, как она так провернула, что именно мне пришлось вам сделать выговор за то, что вы изуродовали кабинет Амбридж, и снять очки, а также отнять запасы забастовочных завтраков после того, как пара младших когтевранцев пришли в гостиную все в крови. Я чувствовала себя ужасно уже за это, а ты еще на меня накричал, обозвал когтевранской занудой и еще добавил несколько ласковых словечек. Да, у тебя было право злиться, я сама бы разгромила кабинет Амбридж, будь у меня больше смелости, и идея ваша с завтраками и остальным мне всегда нравились, но что я должна была еще сделать, когда мне в спину дышала гневная Гермиона и обязанности старосты? После того патрулирования я вернулась в комнату и прорыдала: твои оскорбления будто ножом вскрыли мне грудь и мне было ужасно больно, обидно, что я все время пыталась тебя защитить, и вышло все так. Неблагодарный ты дурак, вот кто ты. Я долго еще таила обиду за те сказанные в гневе слова. А потом у Гермионы появилась идея создать отряд Дамблдора. Сначала я скептически к этому относилась, не хотелось лишних проблем, но меня уговорили и я вместе со всеми записалась и стала ходить на занятия. Честно говоря, увиливать я хотела как раз из-за тебя: вспоминались снова твои острые, как бритва, слова и полный презрения взгляд, не могла прямо на тебя посмотреть, чтобы на глаза не накатывались слезы. Поэтому я старалась максимально избегать и смешиваться в кучке других когтевранцев. Ты, кажется, и вовсе забыл о той ночи, пару раз мы сталкивались взглядами и робкими улыбками, но в глазах не читалось никакой обиды или гнева, только привычное дружелюбие и тепло. Так я понемногу расслабилась и стала забывать ту боль, которую ты мне причинил. Может Гермиона такая проницательная, либо я взболтнула чего лишнего за очередной бутылкой сливочного пива, но после Рождественских каникул ты передо мной извинился, поджав губы и закончив все очередной шуткой, но извинился. Я видела, как перед этим Гермиона что-то тебе бормотала, злобно насупив брови, и толкнула тебя в плечо, прежде чем ты, как нашкодивший кот подошел и сказал, что тебе жаль, что ты накричал на меня. Мне большего и не надо было, я там правда чуть на пол не грохнулась, когда ты криво мне улыбнулся, потрепал по волосам и вернулся к своему брату. Обида была забыта, чувства забились в маленьком сердечке с новой силой и на том же занятии у меня первой получилось вызвать патронуса. Мне прямо четко помнится тот восторг в глазах, которым ты окинул сначала моего маленького хамелеона, а потом и меня, наградив одобрительной улыбкой. Казалось, что еще нужно для счастья. После этого я даже перестала пропускать занятия ОД, поскольку уже не боялась попасться тебе на глаза. Я чувствовала удивительный трепет, когда у меня хорошо получалось и мне удавалось словить от тебя восторженный взгляд. Я была на седьмом небе от счастья, я уже начала мечтать о том, что возможно, возможно есть маленький шанс, что ты посмотришь на меня по-другому, не смотря на разницу в возрасте, несмотря на то, что я всё ещё выглядела как ребенок. У меня, правда, всегда было детское личико, и только к седьмому курсу я уже стала выглядеть более зрело. Надежда теплилась, плескалась в лучах моей первой влюбленности, я полная наивности и глупых надежд, мечтала о том, как я намекну на свою симпатию, и ты пригласишь меня в Хогсмид. Знаю, глупо, но это мечты меня окрыляли. И несмотря на Амбридж, дурные декреты, всевозможные запреты, я парила, я была в какой-то мере счастлива. Моим любимым воспоминанием за тот год была ночь на Астрономической башне. Я не знаю, вспомнишь ли ты это, думаю у вас с Фредом было столько ночных вылазок, что эта не так уж и запомнилась. Но я, конечно же, запомнила каждую минуту, эта ночь была идеальной. Ну почти. Даже Амбридж не могла остановить меня от созерцания звёзд. Я как обычно взяла свой журнал с записями, уменьшила свой телескоп и отправилась на башню. Я спокойно смотрела на ночное небо, когда чьи-то шаги заставили меня вздрогнуть и я уже подумала, что прозевала Филча, но это оказался ты. Я тогда сказала, что ты ужасно меня напугал, а ты лишь посмеялся. — Ты ведь из Отряда Дамблдора, не так ли? Что ты здесь делаешь в глухую ночь? — спросил ты, лениво опираясь о перила и осматривая меня с ног до головы. На мне тогда был огромный вязаный свитер, шарф и пушистые угги, на улице стояла ранняя весна и ночи были холодные. Я смутилась конечно же, пусть твой взгляд был всего лишь озорным. — Да, из Отряда. Я наблюдаю за звёздами. Могу задать тебе тот же вопрос, что ты здесь делаешь? Я никогда не замечала за тобой любовь к Астрономии, поэтому правда была удивлена тебя там увидеть. — У старины Фреда свидание под открытым небом, я его прикрываю. Прости, не ожидал, что здесь кто-то будет. Я тебе не помешаю? — спросил ты. Я уверена, что ты даже не ожидал услышать что-то, кроме согласия. Уверенным шагом ты приблизился к моему телескопу и по-хозяйски стал его крутить, пытался заглянуть в трубу, пока я застыла с карандашом над моими заметками. Сердце начало бешено стучать от возможности провести с тобой время под покровом ночи на Астрономической башни. Только мы с тобой и никого вокруг. — Не трогай, — буркнула тогда я, шлепнув тебя по рукам, когда ты хотел сбить все, что я усердно настраивала. Но увидев обиду в твоих глазах и надутые губы, я поспешила добавить: — Не помешаешь, только не крути ничего. Больше ты не пытался нашкодить и некоторое время наблюдал за тем, что я делаю, задавая вопросы и с интересом заглядывая в телескоп после меня. Я уверена, что на моих щеках сверкал румянец от такого внимания, но его легко можно было списать на холод. Я вся вибрировала от той близости и интимности обстановки в которой мы находились. Через какое-то время я решилась задать интересующий меня вопрос, робко закусив губу и опустив глаза на свои заметки: — А почему ты не на каком-нибудь свидании? Ты отвлекся от созерцания неба и ухмыльнулся в мою сторону, я густо покраснела и ещё глубже уткнулась носом в свой блокнот. — Ну, мы стараемся прикрывать друг друга и не ходить на свидание в одни и те же дни, да пока и нет никого на примете, я все ещё отбиваюсь от последней своей поклонницы, — ты подмигнул игриво и вернулся к телескопу. Я лишь угукнула и больше не поднимала эту тему, хотя внутри посеялось зерно надежды: по крайней мере ты был свободен. А вдруг. Мы много говорили и о занятиях ОД, и о Амбридж, и о Филче, квиддиче, по которому ты особенно скучал. Уже потом я поняла, что помогла вам с Фредом оформить идею «Напитка грёз»: ты никак не мог понять, какого ингредиента не хватает и как можно ещё использовать сушеные златоглазки. Но вспомнила я об этом уже увидев «Напиток грёз» на полках вашего магазина. Ты не представляешь, как мне тогда было хорошо. Спокойно. Комфортно. Первая нервозность и неловкость быстро прошла, и я просто искренне наслаждалась твоей компанией. Я почти уверена, что тебе тоже понравилось. Все было прекрасно, кроме одного«но». Ты едва все не разрушил всего лишь одним словом. Когда ты увидел в темном небе красный огонек, который видимо означал, что все чисто и прикрывать Фреда больше не нужно, ты встал, отдал книгу, которую до этого вертел в руках, и мило улыбнулся. Нас обоих уже сковывала сонливость. — Что ж я пойду, — сказал ты тогда, — будь осторожна, как будешь возвращаться. Хотя я сильно за тебя не беспокоюсь: ты ещё мелкая, но вижу шустрая и шибко умная для своих годов. Моя улыбка грозила сползти с лица, как только эти слова прозвучали из твоих уст и в груди больно кольнуло, когда осколки моих надежд рассыпались битым стеклом где-то в груди. — Кстати, сколько тебе тринадцать, четырнадцать? — Мне почти шестнадцать, — я пробормотала не своим голосом, в миг поникнув. Я для тебя была и есть ребенком, и было понятно, что ты никогда не взглянешь на меня по-другому. От этого хотелось кричать и плакать, но я с трудом сдержала слёзы и наблюдала, как ты удивлённо вскинул брови, ещё раз окинув меня взглядом, будто не поверив. — Ах, что ж, спокойной ночи, — и ты быстро убежал, как от огня. Я же упала обратно на стул, закрыла лицо руками и заплакала. Всего пара слов и ты похоронил мои робкие надежды и мечты, а это слово «мелкая» я возненавидела со всей силой, ведь оно меня продолжало преследовать, как клеймо. Ты бы никогда не стал встречаться с тем, кого считаешь шустрой мелкой, а я никак не могла тебя забыть. И что мне оставалось? Только страдать издалека, опекая свои чувства как раненого зверенка, оберегая их, чтобы не изувечить ещё больше. А ты даже и не подозревал все это время, поэтому я тебя не виню. Это, конечно же, мои проблемы. Сама влюбилась, самой и разбираться. Но так удивительно, как всего пара слов могут едва не сломать человека.» Джордж едва не уронил все листы, когда внезапно часы пробили полночь, а он все так же сидел в кресле, буквально проглатывая страницу за страницей этой увлекательной истории. Конечно, ему льстило такое внимание, но ещё больше его удивила сила чувств этой девушки. Каждая ситуация, которую она описывала была будто на кончике языка, вот-вот он ее схватит и вспомнит, но каждый раз ее лицо ускальзывало, будто кто-то специально помутнил линзы этих воспоминаний. Потерев глаза, которые устали разбирать мелкий почерк, Джордж твердо решил вспомнить, кто же эта девушка. У них было достаточно пересечений, он должен был ее помнить. Самой главной зацепкой был, конечно же, Отряд Дамблдора. Он помнил всех в лицо с их собраний, помнил несколько когтевранок, кто-то из них это точно она. Джордж аккуратно отложил исписанные листы на стол и бросился искать фотографию, которую они когда-то сделали в Выручай-комнате. Он хотел хотя бы знать лицо девушки, прежде чем продолжит читать, ведь как ни странно, но у него самого возникли какие-то теплые чувства к ее словам, не романтические, конечно, но что-то в груди откликнулось и он впервые за несколько месяцев перестал думать о Фреде с болью. Это письмо хоть на немного всецело захватило его внимание, и теперь он был сконцентрирован на том, чтобы разгадать эту загадку. После долгих поисков в бумагах и блокнотах с идеями, которые они хранили ещё со школы, он, наконец-то, нашел фотографию участников Отряда Дамблдора. Пальцы неожиданно задрожали, когда парень пробежался глазами по знакомым лицам, взгляд остановился на Фреде и том, как он беспечно улыбался, не зная, что его ждёт всего через пару лет. В груди неприятно защемило, но он, стиснув зубы, заставил себя переключиться дальше. Уизли остановился на парочке когтевранцев, которые сгруппировались рядом, и тут его как молнией пронзило, когда он узнал ещё одно лицо, зажатое между Падмой Патил и Чжоу Чанг. Он не помнил, как ее звали, хоть убей, а может она и вовсе никогда не называла ему свое имя, но он вспомнил маленькую девчушку, которая ловко управлялась на всех собраниях и вспомнил ту холодную ночь на Астрономической башне. На фотографии когтевранка сначала смотрела куда-то в сторону и, проследив за взглядом, он понял, что ее глаза были устремлены на него, Джорджа, прежде чем она быстро отвернулась и улыбнулась в камеру, показывая милые ямочки на детском лице. В письме она сообщала, что ей было пятнадцать, почти шестнадцать, но даже глядя на фото Джордж с трудом мог в это поверить. Она выглядела очень юной, личико совсем детское, а школьная форма скрывала любые проявления женственности. Рядом со своей однокурсницей Падмой она правда выглядела младше. Джордж задумался, как она выглядит сейчас, прошло ведь уже больше больше двух лет, ей должно быть восемнадцать, она повзрослела. Девушка ведь была симпатичной, он мог прекрасно видеть, как милое детское личико станет кокетливым и игривым, дай ей только чуток повзрослеть. Но как же ее зовут? Джордж ещё порылся среди фотографий, в надежде, что там будет список имён Отряда Дамблдора, но тщетно. Он задумался: наверняка у Гермионы он мог остаться. Он быстро набросал просьбу на бумаге и отправил свою сову в окно, несмотря на позднюю ночь, может Грейнджер не спит и как всегда допоздна засиживается. Захватив с собой фотографию, Уизли побрел на кухню и заварил себе свежего кофе. Было уже далеко за полночь, но он был твердо намерен дочитать письмо до конца. Кто же ты и за что свалилась на мою голову, думал он, наливая себе в кружку темное ароматное варево. «Я плакала в тот день, когда вы покинули Хогвартс, но в то же время я была искренне рада, что ты с Фредом последовал за своей мечтой, я никогда не сомневалась, что у вас все получится. С огромным огорчением или же облегчением я осознала, что эта страничка уже окончена. Вы больше никогда не вернетесь в стены замка, по крайней мере, как ученики в новом учебном году, я думала, что может, наконец-то, смогу забыть тебя. Но какой же ты все-таки, Джордж Уизли, приставучий. Что я в тебе нашла, одному Мерлину известно. Поскольку я жила недалеко от Лондона, то несколько раз заглядывала в ваш магазин на летних каникулах и, честно, была в восторге от того, какую работу вы проделали. Вы с Фредом огромные молодцы и трудяги, что бы кто там не говорил. Мне показалось, что со времени вашего феерического побега из школы ты вовсе возмужал, да и тебе ведь было уже восемнадцать, ты превращался из юноши в настоящего мужчину, а мои гормоны в ответ пели серенады. Тогда в магазине я купила несколько бутылочек «Напитка грез», и в каждом из них мне снился ты. Подробности, пожалуй, я оставлю при себе. Очевидно, после одной из таких вылазок в магазин, прохаживаясь вместе с Падмой среди полок в секции для молодых ведьм, у меня стали зарождаться странные мысли. Мысли, за которые мне и сейчас стыдно. В Хогвартсе на шестом курс у нас появился новый преподаватель Зельеварения — профессор Слизнорт, но от Снейпа продуху не было на ЗОТИ. Не думаю, что у вас было Зельеварение на шестом курсе, но профессор Слизнорт учил нас готовить Амортенцию. Знаешь чем она пахла для меня? Драконьей кожей, фейерверками, домашней выпечкой и тем, как пахнет ночь: легкая примесь ночных цветов, ветра и загадки. Винтики в моей голове крутились от отчаянья и в голове стал формироваться план. Да, я хотела тебя приворожить с помощью любовного зелья. Что мне оставалось? Не знаю на что надеялась моя дурная голова, но мне хотелось хотя бы раз почувствовать какого это — испытывать на себе твой чуткий взгляд, наполненный любовью, твои касания, почувствовать твои губы на моих. Я надеялась, что, может, получив это после стольких лет мучений меня отпустит, я получу желанное и смогу забыть тебя. Может, это сейчас я себя так оправдываю, но тогда все происходило будто в бреду. К рождественским каникулам я твердо решила подмешать тебе Амортенцию. Еще летом я заметила, что с утра, когда людей было меньше, ты мог с Фредом или Верити сидеть за прилавком и попивать кофе, глядя на Косой переулок, который начинали заполнять волшебники и волшебницы как муравьи. Я тогда была одним из первых посетителей. Переступив порог, я с ужасом отметила, что ты и Верити и правда сидели за прилавком и распивали кофе, приветствуя первых покупателей. Я судорожно сглотнула, сжимая в кармане бутылочку с Амортенцией. Казалось сама судьба способствовала выполнению моего плана. Верити отошла, чтобы подсказать какому-то пареньку, куда вы переместили хлопушки, а через минуту тебя позвал Фред взглянуть на что-то в подсобке. Меня сковывали сомнения, когда я робко подошла к двум кружкам, которые лениво дымились на прилавке. Я достала бутылочку и долго смотрела на нее, дрожащими пальцами открутила крышку и замерла перед самой чашкой с вытянутой рукой. Вдруг я почувствовала, как горячие слезы текут по моим щекам и, быстро отдернув руку, спрятала зелье обратно в карман и выбежала из магазина. Содержимое я уничтожила в туалете Дырявого котла и поплакала там в придачу, устыдившись собственных действий. Я не могла так поступить с тобой, просто не могла. Лучшим решением было оставить тебя в покое. Так я и сделала. То, что вы отсутствовали в Хогвартсе этому способствовало, я закрыла себе путь во Всевозможные Волшебные Вредилки и мысленно ругала себя, когда мысли возвращались к тебе, Джордж. Больше я ничего не предпринимала вот до этого послания. Я его пишу будучи на своем седьмом курсе, времена тяжелые, пожиратели смерти ходят по коридорам как хозяева, я не успеваю варить настойки для ран, которые однокурсники получают в следствии жестоких наказаний, но мы держимся. Вся надежда на Гарри Поттера, я уверена, что чем бы он не занимался, он знает, что делать, а когда время придет, мы все прибудем ему на помощь. Через пару недель мне исполнится восемнадцать и я уже давно не та маленькая девочка, которую ты видел в последний раз, а тем более на собраниях ОД. За этот год я повзрослела, не только внутренне, но и внешне. Я ни на что не надеюсь, но, в свете последних событий, я решила, что устала держать все в себе. Сколько бы я не гнала мои чувства к тебе, они прочно закрепились в моей душе, и я просто устала от этого груза. Мне кажется что-то темное грядет и почему-то мне захотелось закрыть эту страницу в моей жизни. Даже сейчас я понимаю, что мне уже стало легче, когда я перенесла свои мысли на бумагу. Рано или поздно эти строки дойдут до тебя, и не важно, прочитаешь ты их или нет, но я сделала, что смогла. Мне нужно было это сказать. Джордж Уизли, почему-то я влюблялась в тебя, каждый год понемногу, по крупинке и со временем эти чувства крепчали вместе с тем, как ты хорошел с каждым годом и тем, как я подмечала ваши с братом поступки, которые далеко выходили за рамки ребячества. Ты далек от шута, которым часто казался, ты необычайно умный, талантливый, чуткий, добрый парень, который любит поострить и разрядить обстановку, иногда раздражая этим окружающих. Твои рыжие волосы и яркие глаза первое, что бросается, когда ты заходишь в комнату, но в тебе прекрасно все. Твой нос с горбинкой, кривоватая улыбка, которая то доводила меня до белого каления, то превращала мои ноги в вату, покрытая россыпью веснушек бледная кожа, широкие плечи, сильные руки. Мне интересно, как ты изменился, ведь я с того случая с Амортенцией тебя больше не видела, так как себе пообещала, больше не приближаться. Уверена, ты стал еще более мужественен, вам с Фредом очень идет этот образ бизнесменов. Я желаю тебе, чтобы ты остался с человеком, который будет любить каждую твою частичку, каждый изъян и недостаток, потому что ты этого заслуживаешь, как никто другой. И я искренне надеюсь, что это так и, когда ты получил это письмо, ты счастлив и радуешься жизни. Ничто меня не огорчало в школьные годы так, как когда я видела тебя нахмуренным, но когда ты улыбался мир играл уже совершенно другими красками. Спасибо тебе большое, что скрашивал все это время мою жизнь лучиками тепла и солнца, потому что несмотря на все страдания невзаимных чувств, ты подарил мне столько радости и счастья, как никто другой. За это я тебе благодарна. С любовью, Ш.К.» Джордж с разочарованием понял, что дошел до конца последнего листа, и в груди его резко стало пусто и глухо, ему казалось, что чего-то не хватает. Неужели это и правда конец? Что если ему попробовать найти Ш.К? Если у девушки остались чувства, почему бы им не попробовать для начала стать друзьями? Волшебник покрутил в руках листок и вдруг заметил, что на обратной стороне еще был небольшой абзац. Внутри засветилась надежда, что может быть там написано что-то важное, какая-то зацепка. С новым приливом сил он погрузился в оставшиеся строки. «P.S. Джордж, если в твои руки попало это письмо и ты читаешь эти строки, это означает, что я умерла. Я не знаю, как именно, что со мной случилось, у меня есть какое-то плохое предчувствие, либо же это моя паранойя, но я решила заколдовать письмо так, что оно найдет адресата только после моей смерти. Знаю, это эгоистично, что только после смерти я нашла в себе силы признаться в своих чувствах, поэтому прости меня, пожалуйста. Но надеюсь, что это письмо так и будет пылится на моей полке с книгами, а может я вовсе забыла про него и ты теперь читаешь его в глубокой старости. Пожалуй такой вариант тоже неплох. В любом случае, прости меня за все, не хотела вылить на тебя все свои переживания, но что сделано, то сделано. Просто будь счастлив и помни, что я тебя любила, как никого. Ты один такой на весь мир, один такой для меня». Джордж уронил последний листок, будто его обожгли языки пламени, местами пергамент был испещрен потеками, будто кто-то плакал над ним. Уизли резко встал с кресла и помотал головой, отказываясь верить в то, что было написано в послесловии. Зачем? Зачем такое делать? Может это была какая-то глупая шутка? Если же это так, то ему было ой как не до смеха. Он найдет эту Ш.К. и покажет, что нельзя так шутить с Джорджем Уизли. Волшебник просидел до самого утра, перебирая исписанные листки и перечитывая некоторые моменты по несколько раз, бутылка огневиски значительно опустела, а гнев Джорджа только возрастал. Теперь эта когтевранка была для него реальной, он вспоминал эти мгновения, проведенные с ней и удивлялся самому себе, как он их забыл. Рано утром в окно постучала сова Грейнджер, Уизли и вовсе забыл о просьбе, которую отправил ей посреди ночи. Как и ожидалось, Гермиона прислала ему копию списка, Джордж быстро пробежался по строчкам, пока не нашел совпадение инициалов — Шарлотта Карстайз. «Так вот кто ты» -, подумал он, будто пробуя это имя на вкус. Быстренько переодевшись он отправился в библиотеку, чтобы найти упоминания в газетах о Шарлотте Карстайз за последние месяца. Если она правда умерла, об этом должны были написать в «Пророке». Несколько часов он просидел за кипой бумаг, пока не дошел до первого выпуска ежедневника после битвы за Хогвартс, он был самым толстым и грустным. Джордж аккуратно переворачивал страницы, пробегая глазами по знакомым именам, пока не дошел до буквы К. Его сердце замерло и он ударил кулаком по столу: в колонке было упоминание Шарлотты Карстайз и рядом маленькая фотография. Она и правда повзрослела, это фото было, вероятно, одним из ее последних: когтевранка была в своей школьной форме, светлые длинные волосы, заправленные за уши, зеленые глаза с искоркой, чувственные губы, кукольность черт лица сохранилась, но теперь она уже больше не была похожа на ребенка, а скорее на красивую молодую девушку, которая только начала распускать свои лепестки. На ее щеках так и играл живой румянец, она светилась теплом и энергией. Джордж не мог поверить, что она была мертва. Это просто не укладывалось у него в голове. С уколом в сердце он осознал, что она бы ему понравилась, даже очень. Как опущенный в воду, он вышел из библиотеки и трансгрессировал к границам Хогвартса, он частенько сюда наведывался, к Фреду. Подойдя к памятнику, он сцепил зубы и быстро читал фамилии павших героев, какая-то надежда теплилась, что может ее имени там не окажется, что это какая-то ошибка. Но нет, ее имя было в списке погибших и Джордж обессилено сел на камень, опустив голову на колени. — Мы с тобой оба дураки, Шарлотта. Не знаю, смогу ли я простить тебя когда-то за то, что ты так и не осмелилась признаться мне до своей смерти, а теперь вот оставила с таким подарком. Делай теперь, Джордж, что хочешь, а я сматываюсь. — Подняв пустой взгляд еще раз на памятник, он почти прошептал: — Жаль мы так и не узнаем, получилось бы у нас что-то или нет. Мне кажется, ты бы мне понравилась, будь у меня чуточку больше мозгов, а у тебя больше смелости, но видимо не в этой жизни. Фред, старина, устрой ей там взбучку на небесах от меня.