***
Темная пелена, заволокшая Тарталью, по ощущениям продлилась своем не долго, будто сон, она незаметно ушла, оставив парня наедине с внешним миром. Когда Тарталья снова почувствовал притупленную боль, он начал открывать глаза. Сейчас, он вообще не понимал, где находится, зачем находится, и как он начал здесь находиться. Легкая паника начала потихоньку овладевать им, пока тело совсем не хотело слушаться, точнее, он его не очень-то и чувствовал. Все, что он так или иначе сейчас ощущал: легкую боль, да жжение в глазах, оттого, что яркий свет лампы не давал их нормально открыть. — Вы в порядке? — откуда-то сбоку Тарт услышал низкий мужской голос, который, кажется, заметил попытки рыжеволосого прийти в себя. — Что… — он хотел спросить про то, что вообще с ним происходит, ведь сейчас он мог отчетливо видеть потолок и белые стены больничной палаты. Но сухость в горле тут же остановила его, заставляя залиться непродолжительным сухим кашлем. Мужчина, находившийся все это время рядом, помог чуть приподнять голову Тартальи с неудобной подушки, а затем поднес к его губам пластиковый стаканчик с водой. Сил, чтобы отпить хоть что-то не было, поэтому рыжеволосый лишь смочил губы, проглотив пару капель. — Не волнуйтесь, — врач снова опустил голову парня на подушку, давая тому время окончательно прийти в сознание, — помните, что произошло? Тарталья повернул голову в сторону говорящего, стараясь вспомнить хоть что-то. К счастью, он прекрасно помнил и пробку, и аварию. — Вроде, в меня врезалась машина? — голос хрипел, говорить было затруднительно. Что происходило с остальным его телом страшно было даже думать, ведь только сейчас Тарталья полностью осознал все, что произошло и происходит сейчас, — все очень плохо? — проскулил парень, готовясь к самому худшему. Врач молча смерил папку, что лежала на тумбочке, тяжелым взглядом. — Пока не проведено полного обследования, сложно сказать, насколько сильно поврежден мозг, но, — он замолчал на пару секунд, погружаясь в мимолетные размышления, — в общем, ситуация не такая тяжелая: перелом левой руки, небольшие повреждения голосовых связок и пара незначительных ран в области груди. Палата погрузилась в угнетающую тишину. Тарталья только сейчас заметил перегипсованную руку. Вся остальная часть тела находилась под одеялом. Сейчас, он стал чувствовать себя спокойнее, отдавая себе отчет в том, что не чувствует он своего тела от сильного шока и обезболивающего. Он снова повернулся на доктора, который что-то быстро писал в папке. Его длинные каштановые волосы, собранные в тонкий хвост, свисали с правого плеча, приковывая к себе взгляд. Тарталья, в общем, смотрел на мужчину очень заинтересованно, чем не вызывал у того никаких эмоций. — Хорошо, вам стоит еще поспать, я приду позже, — он встал, собираясь выходить, но Тарталья остановил его резким вопросом. — А как же голова? Обследование? — голос был чуть дерганный, чем заставил доктора немного дернуться, — и, кстати, как мне вас называть? — Я не думаю, что там будет что-то серьезное, а беспокоить ваше тело лишний раз не стоит. Сделаем все завтра, — он огляделся на настенные часы, которые Тарталья заметил только сейчас, — можете звать меня Чжун Ли, — коротко сказал он и окончательно вышел, захлопнув за собой дверь. Тарталья так и пролежал не подвижно около получаса, думая о сломанной машине, экзамене, на который он так и не явился, своих испорченных вещах, состоянии тела и о враче, который так терпеливо вел себя. — И где он? — снова в чувство он пришел аж к обеду следующего дня, когда знакомый звонкий голос, ярко ворвался в тихую палату, — я… — вошедшая девушка посмотрела на зевающего парня, который только-только разлепил глаза и энтузиазма в ней явно поубавилось, — разволновалась вообще-то. Она села за железный стульчик, придвинувшись ближе к койке и окинула Тарталью сочувствующим взглядом. Он посмотрел на нее в ответ, глупо пожав плечами настолько, насколько это позволял гипс и онемевшее тело. Скорее всего девушка уже выпытала у медперсонала, что произошло. — Прости Люм, но я ж не виноват, — он еще раз взглянул на обеспокоенную подругу, — как сдала вчера? — Так себе… — она понуро опустила плечи, — когда ты перестал отвечать Скарамушу, я еще больше начала паниковать и вообще все забыла. Тарт хрипло посмеялся: — Он меня убьет. — Не то слово, — Люмин поправила свои волосы, немного приободрившись, — в общем, мне сказали, что у меня есть десять минут, так что, — она полезла в портфель, доставая оттуда небольшой пакетик, — я принесла тебе самую скучную вещь на свете — фрукты! — она шлепнула этим пакетом по прикроватной тумбе, продолжая, — но я даже не уверена, что тебе их можно, так что пусть лежат гниют. — Узнаю тебя. — А то. Кстати, твои уже взяли билеты, завтра жди их в гости. Они принесут тебе все вещи, — Люмин закрыла портфель, уже собираясь уходить, — возможно, жди визита Скарамуша, который готов перегрызть тебе глотку, — она остановилась на секунду, пригрозив пальцем, — выздоравливай быстрее! Тарталья грустно усмехнулся, провожая девушку взглядом. Стоило ей выйти, как в проходе появился уже знакомый Тарту, Чжун Ли. Он неторопливо прошел ближе к койке парня, рассказывая то, какие процедуры ему нужно будет сейчас пройти, пока медсестры оперативно избавляли парня от капельницы. — Можешь встать? — Чжун подошел ближе, откладывая вездесущую папку в сторону. С одной рукой и онемевшим телом было тяжело подниматься, но никаких серьезных повреждений и вправду не было, так что спустя пару попыток Тарталья уверенно стоял на ногах. — Хорошо, — врач придержал рыжеволосого рукой, когда тот чуть покосился при попытке идти, — тело может немного ныть, но это нормально, не волнуйтесь. — Может не так официально? — Тарталья улыбнулся, стараясь выглядеть дружелюбно, — не люблю, когда ко мне на «вы». Чжун Ли посмотрел немного растеряно, но согласился. Он поманил парня рукой идти за ним и вышел из палаты, медленно направляясь вперед по коридору. Тарталья плелся рядом с ним, стараясь собрать мысли в кучу. Голова была тяжелая и держать ее на плечах казалось непосильной задачей. Он смотрел на Чжун Ли, а в груди силилось какое-то неприятное, горькое волнение. — Когда меня выпишут? — тихо спросил Тарталья, прерывая затянувшуюся тишину. — Если все будет хорошо, думаю, недели через две. «Через две недели» — тихо повторил про себя рыжеволосый, будто не верилось ему в эти слова.***
— В общем, мы обнаружили у тебя небольшую опухоль, — задумчиво произнес Чжун Ли, зашедший в палату Тартальи с утра пораньше, — но, вроде как, она доброкачественная, так что не волнуйся. Просто понаблюдаем за ней подольше. «Вот и доброе утро» — думал Тарталья, надеясь, что завтрак не выйдет из него так же быстро, как и ругательства. Вот не зря же он беспокоился вчера. — Только, — остановил рыжеволосый врача, который уже собирался уходить, после стандартного: «Как самочувствие?», — не говорите об этом моей семье. Они должны приехать сегодня, — последнее, чего хотелось Тарталье, так это обременять своих родных какими-то там своими опухолями. Раз она доброкачественная, то и волноваться пока не о чем. — Хорошо, — Чжун Ли выразил подобие легкой улыбки и вышел, оставляя парня наедине со своими мыслями. Тарталье однозначно нравилось это непоколебимое спокойствие его врача, будто, даже сообщая о смертельной болезни у того останется каменное, безэмоциональное выражение лица. На самом деле, это было прекрасным навыком — не каждому понравится слушать о своем неутешительном диагнозе от обеспокоенного врача, там скорее еще больше начнешь переживать. Тарталья и так не волновался. Но, когда после визита его родственников, вся палата была заполнена вещами, привезенными детьми, парень, кажется, и вовсе перестал думать о чем-то плохом. В его планах было просидеть здесь две недели, убедиться, что эта чертова опухоль никак не угрожает его жизни и все, уехать из этой больницы, чтобы больше никогда сюда не возвращаться. Лето и теплая погода, стоящие на улице, еще больше подогревали желание Тарта поскорее выписаться. — Так, — Тарталья невинно смотрел на Скарамуша, что почти нависал над сидящем на койке больным, — давай решим все, как люди. Кажется, глаз Скарамуччи дернулся от спокойного тона Тартальи. Люмин же в это время тихо хихикала на стуле, поедая банан, который сама же и принесла пару дней назад. — Я, сука, час плел сказки о том, что у тебя умирает, уже как три года мертвый, дед, — он потер виски, набирая воздух в легкие, — в итоге, она просто подумала, что мы оба пытаемся соскочить и снизила балл. Тарталья нервно посмеялся: — Ну ладно тебе, все не так плохо, к тому же, — он указал на свою сломанную руку, — я уже побитый, меня калечить больше нельзя. — Вот и почему тебя насмерть не пришибло, а? — он зло сел на еще один стул, принимая один банан с рук Люмин, — когда теперь выйдешь отсюда? — М-м-м, дней через десять? — прошло уже аж четыре дня его госпитализации, и Тарталье, кажется, здесь даже понравилось. На самом деле, его любимой частью дня, было утро. Ведь каждый день к нему стабильно, ровно в девять приходил Чжун Ли спрашивал о самочувствии и, иногда, даже отвечал на какие-нибудь глупые вопросы Тарта. Рыжеволосый прекрасно понимал, что это был лишь плановый, утренний обход пациентов, но приятней было думать о своей особенности, будто приходят лично для него. Было что-то в Чжун Ли притягивающее, что-то, что заставляло Тарталью думать о нем чаще, чем это было положено. Что-то, что заставляло Тарталью постоянно заводить с ним диалог, который, к слову, не тяготил никого из них. За неделю с лишним, все работники больницы уже спокойно смотрели на то, как Тарталья буквально выкатывается на капельнице в коридор и идет к Чжун Ли, который привычно заполняет какие-то бумаги на стойке регистрации на этаже. Обычно, как и сейчас, говорил один лишь Тарталья, а Чжун слушал, отвечая на вопросы, которые время от времени проскальзывали в речи Тарта. — Новый пациент? — рыжеволосый смотрел на бумаги из-за плеча врача, стараясь понять, о чем они. — Ага, перелом, — он спокойно подписывает нужные листы и отдает их медсестре, которая с быстрым: «Спасибо» — уносится на другой конец этажа, — последнее время много людей. — У-ух, ко мне, надеюсь, никого не планируют заселять? — Тарталья выглядел озабоченным этой проблемой, так как ему очень не хотелось, чтобы вторая койка была занята кем-либо. Чжун Ли кинул на парня мягкий взгляд, держа молчание дольше чем нужно: — Я попрошу, чтобы к тебе никого не подселяли. Тарт благодарно улыбнулся, смотря на врача, который уже собрался уходить. Все-таки, у него смена, он не может, так же, как рыжеволосый целыми днями залипать в телефоне и спать.***
Очередное утро началось так же обыденно. По плану Тартальи, сегодня должен был быть его последний день в больнице, которая, на самом деле, казалось уже, как никогда родной. — Доброе утро, — Чжун Ли зашел в палату и сел ну стул, скрестив ноги, — как самочувствие? Тарталья немного насторожился, ведь обычно весь их диалог проходит быстро и врачу не приходится садиться. — Доброе? Все хорошо, только голова кружится немного. — Хорошо… — Чжун Ли кивнул, смотря на папку в своих руках. По его виду «хорошо» ничего не было, — повторный осмотр, который мы проводили вчера… Я не хочу тебя пугать, — да, это был первый раз, когда Тарталья видел такое выражение лица у Чжуна: настороженное, будто он очень недоволен чем-то, — твоя опухоль стала больше. — Бо… Что? — настроение Тартальи вмиг полетело вниз, даже не думая останавливаться, — это типа плохо, да? — Можно и так сказать, — Чжун Ли выглядел так, словно был обеспокоен этим не меньше самого Тартальи и, что уж тут говорить, это вызывало у самого Тартальи очень смешанные чувства, — гипс сегодня снимем, но тебе лучше еще остаться в больнице. Я не уверен, как дальше поведет себя эта опухоль. — Хорошо… — Тарталья почувствовал, будто голова стала раза в два тяжелее, но тут же постарался себя убедить, что это лишь его больная фантазия играет с ним. Да, изначально он не волновался, но сейчас. Сейчас, он смотрел в зеркало с беспокойством. Он не знал, сколько здесь пролежит и во что это в итоге выльется. Казалось, будто мысли пожирали Тарталью изнутри и все, что спасало его — разговоры. Да, несомненно, разговоры с семьей или с Люмин были приятными, ему это нравилось, его это успокаивало. Но ничего из этого не могло заменить быстрого, мимолетного диалога с Чжуном в коридоре больницы или утреннего разговора с этим же врачом о самочувствии Тартальи. В какой-то момент рыжеволосый на вопрос Чжун Ли: «Как самочувствие» — начал отвечать встречным: «Неплохо, а у тебя?». На это он всегда получал легкую улыбку, что так непривычно отдавалась теплом в груди. Тарталья бы соврал, если бы сказал, что не хочет видеть эту улыбку чаще, чем один раз в день. — Чжу-ун Ли-и, — тянул Тарт, развалившись в кресле, находившимся в коридоре, — не игнорируй меня-а. Врач на такую наглость лишь сжал губы, спокойно ответив: — Я же занят, ты, что не видишь? — он демонстративно показал бумаги, которые упорно заполнял вот уже двадцать минут, — иди лучше поспи, тебе будет полезно. Тарталья промычал что-то невнятное, отвернувшись в детской обиде. Чжун Ли смотрел на этот театр одного актера и безвыходно выдохнул: — У меня вечером будет свободное время. Могу зайти. Тарталья тут же повернулся, радостно раскрыв глаза: — Правда? — рыжеволосый облокотил локти о ручки кресла и положил подбородок на свои ладони, — только давай без разговоров о том, что мое состояние ухудшается. Я это и по головной боли определяю. Чжун Ли тут же кивнул, соглашаясь, но заметно напрягся. На самом деле их обоих волновало то, что голова Тарта с каждым днем начинает болеть все больше и больше, будто готовится взорваться в один день. Это, к сожалению, уж точно не было тем, что давало Тарталье надежду на то, что он вскоре сможет уйти домой, учитывая то, что он и так находится здесь почти месяц.***
Огромные капли дождя с грохотом опускались на землю, заставая всех людей на улице врасплох. Тарталья сидел на подоконнике, прекрасно зная, что так делать запрещено. Но только, когда он прикладывал лоб к холодному стеклу, голова переставала болеть. Совсем недавно он прокапался, но лекарство совсем не помогло. Парень смотрел в окно, желая просто выйти на улицу сейчас, постоять под дождем, забыть о всех проблемах, неблагоприятных анализах и своих чувствах. Хотелось просто поспать, но было всего семь вечера, а это значит, что совсем скоро обещал прийти Чжун Ли. Как говорится, вспомнишь лучик, вот и солнце. — Как самочувствие? — Чжун задал, казалось бы, обычный дежурный вопрос, но было в нем что-то эдакое, будто намного больше беспокойства крылось в этих словах, — лучше не сиди на подоконнике, если заметят — попадет нам обоим. Тарталья устало посмеялся, спрыгивая на пол: — Да-да, мне уже говорили… — он садится на койку, смотря на Чжун Ли, который тоже уже устроился на таком привычном стуле, — голова болит… — кажется, доктор хотел что-то сказать, но Тарталья тут же постарался перевести тему, — но, это терпимо, на самом деле. — Надеюсь, сегодня никто ночью не поступит, — задумчиво начал Чжун, изрядно уставший от сильного наплыва больных в последнее время. — У тебя же должно быть два свободных дня, так? — Тарталья посмотрел на календарик, стоящий на тумбе, — отдохни, как следует. — Уж постараюсь, — доктор по инерции, так же посмотрел на тумбу, заметив там открытую детскую книжку, — это чья? Тарталья удивился неожиданному вопросу, отчего немного заикнулся: — Моего брата — Тевкра. Когда тот был маленьким, я часто читал ее ему, — он посмеялся, беря в руки книжку, начиная разглядывать ту со всех сторон, — а сейчас он привез ее мне, чтобы я читал и не скучал по нему. Чжун улыбнулся, протягивая руку в немой просьбе дать ему посмотреть: — О чем она? — Тарталья передает книгу в руки доктора на миг соприкасаясь с его пальцами, от чего мелкая дрожь проходит по его ладони. — О матери и ее дочке, — рыжеволосый смотрит на то, как Чжун аккуратно перелистывает странички, рассматривая картинки, — мать была сильно больна и знала, что скоро умрет. Но, чтобы ее дочь не волновалась так сильно, она говорила ей, что будет приходить ей во снах и видеться они будут только «вчера». — «Вчера?» — глупо повторил доктор. Тарталья помычал, думая, как правильно объяснить: — На самом деле, я и сам не сильно понимаю значение этого. Но скорее всего говорится о том, что они еще точно увидятся, но так как мать умрет — они не смогут видеться «сейчас» или «завтра», поэтому будут встречаться «вчера», во снах девочки. Чжун заинтересованно слушал, будто проникся всей этой историей. — И как все закончилось? — Мать умерла, а ее дочь и вправду каждую ночь видела сны с ней, где они были счастливы, — Тарталья поерзал на смявшихся простынях, когда ветер с приоткрытого окна дошел до его спины, — не знаю, чем так привлекает Тевкра эта книжка, но он очень любил ее. На самом деле, Тарталья мог предположить, почему его брата так тянуло к этой истории, ведь он и сам казался таким. Боялся, что кто-то из близких ему людей умрет, поэтому старался убедить себя в том, что даже если это и произойдет, они умрут лишь физически, а на более высоком, подсознательном уровне всегда будут рядом. Ему нравилось думать о том, что они и вправду смогут являться во снах, заставляя чуть меньше тосковать по их гибели. — Я думаю, это довольно интересно, — произнес доктор, спустя несколько долгих минут молчания, которое, на удивление, не было угнетающим или неловким. Тарталье нравилось вот так просто сидеть и смотреть на Чжуна, листающего странички с яркими изображениями в детской книжке, — к тебе кто-нибудь планирует приходить? Этот вопрос был таким же обыденным, как и про «самочувствие», но он казался более живым, насколько бы трудно это не было объяснить. Тарталья слышал в этом вопросе завуалированную заботу, будто: «у тебя есть те, кому ты не безразличен?» — или что-то на подобии этого. — Мои друзья сказали, что придут, — он глянул на тумбочку, которая была сплошь и рядом завалена кучей вещей. Казалось бы, как можно устроить беспорядок на маленькой прикроватной тумбе? Но Тарталья, кажется, может и не так, — надеюсь, они помогут мне с этим хламом… — Как ты… — Люмин с ужасом смотрела на кожуру от бананов, смятые бумаги, пустые бутылки, непонятные заколки и еще на множество всякой ерунды, сваленной на тумбе в одну кучу, — мы были у тебя неделю назад, как ты умудрился за неделю сотворить ЭТО? Люмин активно показывала Тарталье все свои эмоции, пока тот виновато лыбился, сидя на страдальческом подоконнике. Скарамуш сзади лишь подогревал весь пыл девушки, кинув в кучу фантик какой-то конфеты, которую только что закинул себе в рот. Девушка зло бросила взгляд на низкого парня, пригрозив ему пальцем: «Я тебе по башке дам, если не прекратишь!» — говорила она взглядом. — Ладно-ладно, не ссорьтесь, девочки, — проговорил Тарт, страдальчески прислоняясь лбом к стеклу. Сначала Скарамуш хотел знатно так набубнеть на рыжеволосого, но его остановила уже остывшая Люмин: — Тебе становится еще хуже, да? — она обошла койку, присев на другую сторону того же подоконника, — что говорят врачи? — М-м, они тоже не особо понимают что это, и что с этим делать, — он пожал плечами, — пока просто лекарства, капельницы и обследования. Скарамучча посмотрел на все эти нюни с минуту, закатив глаза. — Ну все, собрали ноги в руки и не думаем о всяком дерьме, — он хлопнул в ладоши, как бы привлекая к себе внимание, — давайте реально лучше уберемся, чтобы вы перестали хандрить. Люмин с Тартальей быстро переглянулись и залились непродолжительным смехом. Скарамуш лишь зло посмотрел, кинув в Люмин пустой пакет: — Иди сюда. — Я сейчас сама, как кину в тебя этим пакетом! — весело воскликнула девушка, перепрыгнув с подоконника на койку, а с койки на пол, — чур, все ненужное выкидываешь ты, — она снова вручила измученный пакет своему другу, — а я по нормальному расставлю все остальное. Тарталья смотрел на это с улыбкой, радуясь тому, что вся уборка была снята с его плеч. Да, нагло, но он болен, так что извиняться за это будет потом. Солнце отражалась в огромных лужах — последствие вчерашнего ливня — и било по глазам. Тарт жмурился, стараясь спрятаться от вездесущих лучей. Хорошая погода уже не радовала его, а желания выписаться из больницы подкреплялось не тем, что: «я смогу нормально проводить время» — а тем, что: «если меня выпишут, значит опухоль больше не будет докучать мне». Сейчас, он волновался. Волновался, что все это может не закончиться так просто. Он смотрит на улицу, на людей идущих туда-сюда. В мысли приходит то, что ближайшие два дня он не увидит Чжун Ли. Его это немного огорчает, ведь завтра ему придется целый день быть в одиночестве со своими мыслями и болями в голове. — Эй, Тарт, — позвала через всю палату Люмин парня, который уже начал засыпать на этом подоконнике, — если хочешь спать, лучше ляг. Мы как раз собрали все. — Ага, — сквозь зевок говорит рыжеволосый, вставая на ноги. На лбу образовался характерный след от стекла, над чем Скарамучча неиронично посмеялся, — спасибо. — Не забудь сегодня съесть йогурт, который я купила, иначе пропадет, — она говорила строго, но в голосе читались нотки заботы, — я вообще-то потратила не мало денег. — Да, мам мы уже поняли, — саркастично промурлыкал Скарамуш, собирая свой портфель, — нам пора, иначе нас отсюда пинками начнут выгонять, — Люмин зло глянула на него, но в сторону этого «мам» ничего не сказала. Кажется, девушка и сама понимала, что время от времени ведет себя так. Но это не было проблемой, как минимум для нее, уж точно.***
— Я, на самом деле, не особо понимаю… Тарталья проснулся около десяти минут назад в шесть вечера, когда к нему в палату зашел Чжун с результатами последнего обследования. Врач сел не, как обычно за стул, а на койку, дав Тарту листок. — Я не особо разбираюсь в этом, но все стало еще хуже, не так ли? — рыжеволосый обреченно посмотрел на врача, хмурый вид которого не вселял надежды. Сон, как рукой сняло. — Мы думаем над тем, что можно сделать, — Чжун Ли выглядел так, будто не договаривал что-то, будто остались вещи, которые он не озвучил, чтобы не пугать Тарталью еще больше, — а пока, еще пару дней продолжим все то же лечение, — он трет переносицу, начиная рассуждать, — добавим пару препаратов, капельниц по больше, возможно. Что-нибудь придумаем… Тарталья смотрит хмуро: Чжун Ли выглядит так, будто волнуется даже больше, чем он сам. Парню хочется просто перестать чувствовать эту чертову головную боль, каждый раз, когда он двигается. Он и без слов врача прекрасно понимает к чему это ведет. — Ты изменился, — говорит Тарталья совсем тихо, будто не хочет, чтобы его услышали. Но его слышат. — Изменился? — Чжун так же понижает громкость голоса, подстраиваясь под собеседника. Тарталья устало смеется: — Я имею в виду, — он трет виски, в попытках собрать ускользающие мысли в кучу. Не этого он хотел от жизни, — сначала ты казался таким закрытым и отстраненным, а теперь… — на улице темно, в коридоре тихо. Атмосфера бьет по сознанию даже больше, чем состояние, — теперь ты так волнуешься… — Прости… — Чжун кривит лицо, понимая, что точно не так он должен говорить своим пациентам об ухудшении их состояния, — ты прав я… переживаю… не знаю, почему так получается… — Все нормально, — тихо говорит Тарт, улыбаясь лишь одними губами — сил совсем не хватает последнее время, — возможно, я даже рад, что… — чему именно рад? Тому, что не безразличен ему, тому, что тот переживает? Тарталья останавливается на полуслове, не зная, как продолжить. Он рад, что Чжун Ли волнуется за него и остается рядом, но не делает ли он это потому, что является доктором? Разве он может чувствовать к Тарталье что-то больше обычного человеческого сопереживания? — Голова сильно болит? — спрашивает врач, игнорируя ту недосказанную фразу. — Сильно, — в такт говорит Тарт, смотря прямо в карие, глубокие глаза, — можно я… Он не в силах закончить и эту фразу. Кажется, сейчас он совершит ужасную ошибку, будет жалеть об этом всю жизнь и так и умрет с чувством стыда. Рыжеволосый тянется корпусом к врачу, в глазах которого все еще читается, скручивающее живот, волнение. Он кладет свою руку на щеку, начиная двигать ее в сторону затылка. Проходится по жестким темным волосам, задевает ухо. По телу Чжуна проходит мелкая дрожь, пока Тарталья не чувствует ничего кроме накативших эмоций. Головная боль ушла на второй план, сейчас все его мысли направлены на одного человека. На Чжун Ли, что сидел перед ним, молча показывая согласие. Рыжеволосый тянется еще ближе, притрагиваясь пересохшими губами к чужим, мягким и приятным. Поцелуй получается смазанным, неуклюжим, но умелым. Они делают это точно не в первый раз, отчего движения получаются легкими и уверенными. Тарталья тянет вторую руку к лицу врача. В его животе сейчас происходит целая бура, он чувствует восхищение и невероятную легкость. После стольких дней, в которых он чувствовал лишь непрекращающуюся головную боль, ощущать приятное облегчение казалось целым праздником. От Чжун Ли пахнет кофе, приятным, только что заваренным. Тарталья наслаждается этим запахом, вкусом, будто больше никогда не сможет сделать этого. Его пальцы блуждают по шее врача, который каждый раз томно вздыхает, стоит Тарту задеть особенно чувствительные точки. Они не пойдут дальше, как минимум потому, что находятся в больнице, а один из них врач, отрабатывающий смену. Но им и не нужно продолжения. Им хватает этой секундной близости, хватает этого мимолетного шанса отдохнуть от остального мира, забыться друг в друге. Им хватает друг друга, чтобы почувствовать легкость на душе. Им хватает… — Все… — Чжун Ли аккуратно отталкивает от себя парня, резко обрывая поцелуй, который, кажется, и не планировался заканчиваться, — если так и дальше пойдет… — Произойдет то, чего происходить не должно, — Тарталья заканчивает фразу, стараясь спокойно отдышаться. Легкая эйфория начинает спадать, отчего головная боль снова потихоньку завладевает его сознанием, — прости, я не должен был начинать… — Не за что извиняться, — врач встает с койки, поправляя халат, — я ведь не стал отказываться, — он смотрит снисходительно и легко улыбается, показывая, что Тарталье не о чем волноваться, — увидимся завтра. — Увидимся… — говорит рыжеволосый парень уже закрывшейся двери. Он смотрит на эту дверь еще с минуты три, думая о произошедшем. Это казалось каким-то бредом, сказкой или странным видением. Он никогда бы и не подумал, что может сделать такое, а теперь… Теперь он думал лишь об этом, думал, как теперь говорить с Чжун Ли, думал еще много о чем, но в итоге приходит к тому, что не зачем так сильно беспокоиться. Все решится само собой, завтра, когда он встанет с постели, так или иначе, у него есть проблемы и по серьезнее сейчас.***
На удивление, общение Тартальи и Чжун Ли хуже не стало. Со стороны могло показаться, будто ничего и не поменялось вовсе, но взгляды, которые они бросали в сторону друг друга каждый раз, когда пересекались, или прикосновения, которых явно стало больше. Прошло всего около четырех дней, да, усиленное лечение создавало иллюзию, будто все улучшается, вот только, еще одно обследование окончательно поставило точку во всем этом. — Операция, да? — тихо говорит Тарталья. Его голос невидимым эхом отдается от стен палаты, руки немного дрожат, — но тогда… Чжун Ли сглатывает и нервно выдыхает. Теперь он систематически садится на койку вместо стула: — Выводы такие… Либо мы продолжаем лечение, но опухоль растет, и в какой-то момент она просто разорвет твой мозг, либо… — он замолкает на пару секунд, боясь смотреть на Тарталью, — либо операция. Но операции на мозг никогда не были супер безопасными, всегда есть шанс, что что-то пойдет не так. — Сколько процентов? — тихо спрашивает Тарт, надеясь, что его поняли, и его прекрасно поняли. — Пятьдесят на пятьдесят… — так же тихо говорит Чжун, поворачивая голову на парня. Он не говорит о том, что из пятидесяти успешных процентов примерно двадцать — возможная инвалидность. — Это не так плохо, как могло бы быть, — пытается успокоить сам себя рыжеволосый, — если настраивать себя на лучшее, все будет хорошо. Чжун устало улыбается и тянется к Тарту, оставляя на его губах невесомый поцелуй. Рыжеволосый проводит по своим губам пальцами, смотря на измученного врача. — Знаешь, — начинает Тарталья, — я рад, что встретил тебя, — глаза Чжуна мигом округляются, и он еще секунд десять не может ничего ответить. — Не говори так, будто уже готов умирать, — он сказал это на полном серьезе, ведь никому в этой палате не хотелось смерти Тартальи, — сам же сказал три минут назад, что нужно думать позитивно. Тарталья глупо смеется, соглашаясь с врачом. В его животе сейчас танцуют бабочки, и он не может понять, что стало этому причиной: ужасное волнение за свою жизнь или поцелуй Чжун Ли. Да, он однозначно был счастлив, что встретил того, счастлив, что смог поговорить, счастлив, что Чжун чувствовал тоже самое. Операция была назначена на вечер следующего дня. Сказать, что Тарталья волновался — ничего не сказать. В тот день он позвонил, кажется, всем, кого знал и не знал. Послушал молчаливое сочувствие Скарамуччи, рев Люмин, искреннюю поддержку родных, поддержку Чжун Ли. Чжун Ли не был хирургом, отчего волнения было еще больше. Тарталья не был готов к операции ни когда до нее оставалось десять часов, ни когда до нее оставалось двадцать минут… И точно, осталось всего двадцать минут до момента, когда за ним придут, чтобы отвезти в операционную. Так мало времени… — Слушай, — говорил Чжун, кажется, уже выпивший каких-то успокоительных, — главное сильно не паникуй, все сделают за тебя, просто постарайся расслабиться, когда будут вводить наркоз, — голос немного дрожал, выдавая волнение. Тарталья кивал, но внутри все свело стойкой уверенностью в плохом конце. Липкое чувство приближающейся смерти, будто пряталось под койкой больничной палаты, готовое ползти за ним по пятам. Голова болела с новой силой, и мысли, кажется, превратились в полнейший бред. — Ладно… — Тарталья обнял врача, положив голову на его плечо, — все будет отлично, — сейчас они стояли в палате, плотно прижавшись друг к другу. Тарталья хотел поцеловать его, поцеловать так же, как сделал это неделю назад, но не мог, чувствовал, будто это было бы слишком эгоистично с его стороны, — ты же дождешься меня? Это был ужасно глупый вопрос и даже сам Тарталья не особо понимал, что хотел сказать этим. Но Чжун Ли, будто придал этим слова свой смысл, поэтому ответил спокойно: — Обязательно, — он крепче обхватил его плечи. — Спасибо, — одними губами проговорил Тарт в плечо доктору, вдыхая приятный запах кофе. Его успокаивало это, как никогда, и как никогда он жалел о том, что встретил Чжун Ли так поздно, слишком поздно. — Я бы побоялся говорить, что люблю тебя, — тихо начал Тарталья, спустя пол минуты молчанья, — но мне кажется, что это и вправду так… — Да… — Чжун Ли говорил особенно тихо, будто его вот-вот прорвет на эмоции, но ему нельзя, он же врач, — мне кажется, будто я тоже… И это «я тоже» легло на сердце Тартальи таким теплом, какого он не ощущал никогда, будто это было то, ради чего он родился, то ради чего он ждал всю свою чертову жизнь. Когда за Тартальей пришли медсестры, Чжун все еще стоял посреди палаты, стоял и смотрел на то, как уходит тот, кто по праву мог считаться лучшим человеком в его жизни. Тарталья не верил, что выживет. Да никто уже не верил в это. Конечно, все кидались словами поддержки, но кого они обманывали? Тарталья уже готов был повернуть за угол и окончательно скрыться от взора Чжун Ли, но остановился. Остановился и проглотил вязкий ком в горле, перед тем, как сказать фразу, которая, кажется, была готова перечеркнуть все: — Увидимся вчера, — хрипло выдал он, улыбаясь в последний раз. — «Увидимся вчера», — шепотом повторил Чжун Ли, смотря на пустующий проход. В его ушах эхом отдавались шумные шаги, которые стихли спустя пару минут. Да, все выглядело так, будто они смогут увидится лишь «вчера». «Операция не пройдет успешно» — опасался Чжун Ли. «Операция не прошла успешно» — тихо проговорил хирург, вышедший из операционной.Конец