Способная ученица

      Ночь. Глубокая, укутывающая высокие шпили Малого дворца. Тысячи звёзд освещают небо, на которое можно завороженно смотреть часами до прихода рассвета; смотреть на то, как солнце сливает золотые капли в единое полотно. Опустив глаза, замечаю фигуру: едва различимый чёрный кафтан на фоне безжизненного озера, убранные за спину руки, широкие плечи.       — Кто мог променять тёплый ужин на холодную гладь воды? — проносится в голове, и я знаю ответ задолго до того, как фигура поворачивается ко мне.       В моей жизни многое успело измениться, только не Дарклинг: сливающиеся с ночью тёмные волосы, дымчатые глаза и резкие черты его лица. Но за последний год любовь и ярость сменили слёзы и безжизненное тело на руках.       «Хоть кто-то будет меня оплакивать».       Кто-то, кто с того момента плачет каждую ночь, разрывая подушку в клочья. Кто-то, кто помнит все прикосновения, пытаясь вырвать их с кожей. Кто-то, кто уже устал вспоминать, перекрикивая зов собственного имени. И после всего случившегося не покидает ощущение неправильного, чего-то не в порядке вещей. В конце концов, он всегда так делал. Он всё ещё так делает.       Думаю, я считала, что станет лучше. Намного лучше, чем было. Не признать это, конечно, глупо… Но я не могу признаться в этом. Не сейчас, не себе.       — Почему, Дарклинг?       Серые глаза прожигали насквозь. Я ожидала ответа. Развернутого, понятного, долгожданного.       «Таких, как мы, больше нет».       В десяти шагах. Знание, что я могу использовать разрез против него, ускользает. В девяти шагах. Яро цепляюсь за чувство, что пробуждает желание стоять до конца. В восьми шагах. Я знаю: нельзя проиграть в этой битве. В семи шагах. Тишина пожирает. Похоже, нас обоих. В шести шагах. Из глаз катятся слёзы, одна за другой. В пяти шагах. Пытаюсь окликнуть его; позвать, чтобы он услышал. В четырёх шагах. Хочу, чтобы он прижал меня к себе. Крепко. В трёх шагах. Продолжаю смотреть, пока тело лихорадочно дрожит. В двух шагах. Волна беспомощности накрывает тёплым одеялом. В шаге от меня.       — Это не моё имя, Алина. И ты это прекрасно знаешь, — щека ощутила холодные пальцы.       Горький всхлип пронзил тишину. Как давно он звал меня по имени? Как давно я таяла в его руках? Дарклинг не слышит мысли, но они не могут перестать кружиться вокруг него — мелькать, испаряться, появляться вновь. Как будто это порочный круг, созданный мной. Я вовсе не беззащитная святая, однако ощущается по-другому. Совершенно по-другому.       Я знаю, что нужно сделать. Я знаю, как позвать Дарклинга, чтобы он ответил.       — Александр.       — Алина.       Тишина. Всепоглощающая. Та, с помощью которой можно услышать дыхание, но не намерения.       — Почему? — спросила я. — Почему именно я?       — Ответ очевиден. Таких, как мы, больше нет.       Близко, мы слишком близко. Дыхание Дарклинга теплом разливается у лица, то поднимая, то опуская волосы. Его резкие черты приняли более человеческую форму, показывая круги под глазами, впалые ямки на щеках. Хотелось разглядеть его, не упуская ни единого сантиметра. Я поддалась порыву захлестнувших эмоций: прильнула к его руке, на мгновенье закрыв глаза. Хотелось, чтобы мир остановился на нас двоих.       — Какого это было, Алина? Скажи мне.       — Это не больно, это без чувств. Поверь, я вовсе не горжусь тем, что совершила. Я обратила свою боль в ярость.       — Но ты не можешь отрицать тот факт, что стало лучше?       — Да, стало легче.       — Это не одно и то же. Тебе об этом прекрасно известно, Алина.       Улыбка исчезла с моего лица. Кажется, я устала играть в кошки-мышки. Особенно когда он играет роль кошки. Что до случившегося, что после — он заставляет идти на поводу, расставляя капканы. Медленно, но достаточно болезненно: Дарклинг говорит как нужно и что нужно, задевает необходимую часть тела, чтобы заставить меня дрожать.       Но я действительно устала.       — У меня ничего не осталось, — произнёс Дарклинг тихим, хриплым голосом.       — Я знаю, — отозвалась я.       — Ты бросила меня одного.       — Я знаю.       — Ничего ты не знаешь, мисс Старкова. Оглянись, — Дарклинг провёл рукой, и мир в моих глазах потух.       — Что ты делаешь? — вырвался крик, похожий на рёв раненого льва. В моём случае, раненого котёнка.       Я словно видела себя со стороны: кровь по венам, биение сердца, проходящее через лёгкие дыхание, лихорадочные прикосновения к телу собственными руками. Видела, но не чувствовала.       — Ты совсем одна, маленькая святая.       Свет потянулся ко мне. Вернее, его слабые отголоски, что остались в моих венах. Картинка в глазах прояснилась, вновь представляя Дарклинга: властный взгляд, сдвинутые брови. И я вспомнила. Никакого света нет. Никакой связи нет.       — Для чего ты приходишь в моё сознание, Александр Морозов? — его зрачки дрогнули. — Какая цель затмевает твой почивший разум?       Словно ватное, тело поднялось, и рука небрежно коснулась щетины на подбородке. Такая же тёмная, как и была. Словно ничего не случилось. Он всё так же владеет собой в совершенстве — дыхание не сбилось. Ни на долю секунды.       Наклонившись, Дарклинг произнёс:       — Я хочу видеть тебя, Алина Старкова. Я хочу слышать тебя.       По телу пошла мелкая дрожь.       — Я хочу ощущать тебя.       Слова, которые я хотела услышать при первом прибытии в Малый дворец. Слова, которые не нужны сейчас. Я была готова задрать юбку, обнажить душу, но ошибка не повторится.       — Я выбираю правосудие, Александр. Милосердие было бы слишком простым решением. В конце концов, именно ты преподал мне этот урок…       — А ты способная ученица.       — А я способная ученица.