Часть 1
9 мая 2021 г. в 21:45
Когда она кидает этот кинжал — когда он срывается с её ладони, её, её, — она не думает, не жалеет и не боится; кинжал разрезает воздух, бесшумный, как тень, как подобие тени, и входит в затылок гриша по рукоятку; мгновением раньше рукоятка была прижата к её запястью.
Мгновением позже — и пламя жизни Каза могло угаснуть на её глазах, сейчас же гаснет всего лишь пламя над рукой гриша.
Плащ хлопает в воздухе, вздувается алым атласом, когда она спрыгивает вниз, — в его шорохе Инеж слышит для себя приговор, слышит жестокий смех судьбы, потешающейся над всеми её клятвами. Она приземляется до отвратительного громко.
«Ты спасла мою жизнь», — говорит ей Каз.
Ты ведь знала, что так всё и будет, мог бы сказать он.
Это не было бы жестоко. Это была бы правда.
В её вере нет места убийству — убийству из-за, убийства для, убийства, которое только выглядит как убийство. Это было её кредо, её принципы, за которые она хваталась так, будто бы от этого зависела её жизнь, но, когда всё разрушилось, жизнь осталась прежней и, быть может, когда-нибудь Инеж наберётся смелости, чтобы использовать эту валюту для равноценного обмена.
Она не знает, что хуже: что её до сих пор не поразила молния, что она живёт и, глядя на Каза, тепло расцветает в её груди, или что Каз не хочет видеть её позора, что Каз смотрит на неё так, словно она и впрямь заслуживает взгляда на миллион крюге, и что это нравится ей, льстит ей до безумия?
Каз умел быть умным, беспринципным и хитрым, жестоким и стойким, он умел быть как сталь под ребро или как выстрел в висок, но теперь Инеж видела его и другим. Как будто бы всё это время она смотрела на него через линзу, выдающую нечёткую, смазанную по краям картинку, делающую его исчерченным острыми линиями и углами, но линза повернулась — и Инеж видит мальчишку за маской мерзавца, возможно, жестокого, возможно, забывшего, кто он такой.
Мальчишка смотрел на неё из глаз Каза, когда они были на корабле, а корабль нёс их в Кеттердам, и вопрос доверия не стоял больше так остро: Инеж перестала отрицать убийство, сжимая в руках перед собой Санкту-Алину, как Каз перестал отрицать её Святых.
Вот чего стоила её честь. Может, не столь много, если теперь она не так уж сильно жалеет о ней. Может, ничего вообще, если это значит видеть Каза живым — раздражённым ли, напуганным или воодушевлённым. Просящим.
Но всё же, у неё есть право на сомнения, правда? — спрашивает Инеж у своего отражения в морской глади, когда в очередную бессонную ночь выходит на палубу и стоит у планширя. Есть право на страх и пустоту внутри?
Да, да, отвечают ей глаза Каза, который тоже проводит ночи без сна и, должно быть, в его голове уже появилась тысяча планов, как обхитрить всех их врагов.
Ты ведь знала, что всё так и будет, мог бы сказать он ей, но вместо этого говорит: «Доверься».