«Здравствуй, мой лисёнок. Ни у кого из нас во всём госпитале не нашлось человека, имеющего нормальный почерк, мы все здесь пишем как курица лапой, а некоторым и вовсе нельзя писать. Так что пришлось печатать письмо на компьютере, благо, что тыкать в кнопки можно без усилий. Уверен, ты сейчас закатил глаза на слове «кнопки», я тебя знаю. Как и ты меня. Прости. Я действительно не хотел тебя волновать, поэтому ничего не сказал. Впрочем, долгое время я валялся в кровати без движения. Только сейчас стало чуть лучше. Но этого всё ещё мало для возвращения к прежней жизни. И если быть честным, то я тебя огорчу. Врачи не дают хороших прогнозов. То, что меня собрали — уже хорошо. Когда стану более устойчивым к перевозкам, меня переведут в другой госпиталь, где обещали починить меня получше. Но я… Останусь инвалидом, прикованным, в лучшем случае, к коляске с пособием, как военному пенсионеру, в лучшем случае. Большего мне ждать не приходится. Боюсь, вот такие мои дела. Жаль, что я огорчаю тебя, но увы, по-другому не получается. Рано или поздно я покину больницу и вернусь в Петербург. Надеюсь, ты сможешь дождаться меня, потому что больше у меня нет никого близкого, кроме тебя. Теперь я постараюсь писать тебе чаще, по возможности. Уж это могу пообещать.
Твой Олежа Волков.»
«Привет, Волчонок. Рад, что ты наконец вышел на связь. Сразу скажу, что у меня тоже нет никого ближе чем ты, поэтому я буду тебя ждать, каким бы ты не вернулся. Главное, вернись ко мне. Написать тебе письмо — моё самое приятное занятие из всех, чем я могу заниматься. Может, получается и не очень, но всё же. Очень рад, что тебе стало лучше. И не смей списывать себя со счетов раньше времени. Ты всегда был сильным. Ты справишься и тебя поднимут на ноги. Я верю в тебя и твои силы. Хотя бы потому, что больше мне не во что верить. Так что буду терпеливо ждать момента, когда тебя переведут и ты скажешь мне куда, чтобы я мог тебя навестить. Твой Серёжа Разумовский.»«Здравствуй, мой лисёнок. Извини за мою долгую пропажу. Недавно меня перевели в другой госпиталь и тут же взялись за операции. Мне кажется, я провёл под наркозом в общей сложности неделю, потому что операций было страшное количество. Говорят, наркоз отнимает год жизни, а смех продлевает. На досуге посчитай, сколько мне надо, чтобы отсмеяться. Понимаю, несу какую-то чушь, но на другое я сейчас не способен. Едва очухавшись, сразу полез за ручкой, чтобы написать тебе, так что мозги ещё пока туго соображают. Где я, пока не знаю, но скажу, что эта больница — просто фешенебельный отель. Особенно в сравнении с теми, в которых я был.
Меня оторвали от написания на полчаса для процедур, но оно того стоило. Оказывается, меня укатили в Москву! Этого я совершенно не ожидал и даже не помню, как происходила транспортировка, можешь себе представить? Возможно, мои мысли о недельной спячки имеют под собой основание.
Боюсь, сейчас мне пора уже спать. Время вечер и в палатах будут гасить свет. Пиши мне по возможности. Твой Олежа Волков.»
*** Получив письмо ранним утром, Сергей Разумовский отдал соответствующие распоряжения и схватился за компьютер. Ему нужно было немедленно сделать две вещи — забронировать номер в отеле и купить билет. До Москвы на Сапсане — буквально рукой подать. Четыре часа — смешной срок для того, кто не видел своего возлюбленного почти год. И ему несказанно повезло, что билеты и места нашлись на этот же день. В три часа дня он будет там. А сейчас ему нужно было немедленно ехать на вокзал. У него было всего лишь пятнадцать минут до приезда такси, чтобы собрать вещи и спуститься. Впрочем, обычного рюкзака ему хватит за глаза. Из-за аварии на Невском такси пришлось объезжать и Разумовский успел на свою платформу буквально за пять минут до отхода поезда. Они как раз были потрачены на то, чтобы отдышаться. Теперь оставалось только ехать. *** — Олег, вы не спите? К вам пришли, — провозгласила симпатичная медсестра, приоткрыв дверь. Волков не спал, чувствуя вату во всём теле, но хотя бы без боли. Кто мог к нему приехать он даже не представлял. Но когда дверь открылась и в палату вошёл его Серёжа, сердце онемело от восторга. Ему даже показалось, что он спит и видит замечательный сон. Или же вообще в раю. — Как ты здесь, Олежа? — спросил Сергей, садясь рядом с ним и нежно берясь за его руку. — О тебе хорошо заботятся? — Да. Прямо курорт, а не больница, — отозвался мужчина, когда наконец опомнился от того, что Серёжа рядом с ним и ему это не кажется. Тот улыбался, удовлетворённый его словами. — Как прочёл твоё письмо, сразу рванул к тебе. Разумовский мысленно благодарил небеса за то, что под больничной пижамой не видно, насколько сильно повреждено его тело. Иначе он бы не выдержал зрелища. — Я рад тебя видеть, лисёнок, — улыбнулся Олег. — Так скучал по тебе. — Хочешь фруктов? Я принёс тебе немножко, — неловко начал Сергей, кладя пакет на столик. Навещать кого-то в больнице — его первый и неприятный опыт. Он не умел этого делать. — Немножко? — засмеялся Волков, увидев доверху набитый чёрный пакет. — Да ты как будто овощную палатку обнёс! Разумовский старался сдержать смех, но получалось не слишком удачно. Только не в обществе Олега. — Хотел принести тебе побольше витаминов, — смущённо ответил он. — Ешь. Всё мытое. — Ладно. Но ты будешь есть вместе со мной, — больной согласился и тут же поставил встречное условие. — Ты как будто совсем тощий стал. На чём душа держится — не знаю. Спорить Сергей не стал. Бессмысленное занятие. Да и в компании любимого и фрукты казались вкуснее. Ему тоже не помешают витамины. Весь этот месяц, пока от Олега не было вестей, Разумовский места себе не находил и, как следствие, ничего толком не ел. А изменения в его состоянии Волков замечал всегда и сразу. Они болтали до самого вечера, пока не пришла пора уходить. Но Разумовский пообещал прийти завтра снова, потому что здесь он на неделю, как минимум. *** Сергей пришёл в больницу не на следующий день, как обещал, а через два дня. — Прости, Олежа. Совет директоров как узнал, что я в Москве, сразу погнали меня на деловую встречу. Прости… — Серёжа, успокойся, — с любовью осадил его Олег, уловив беспокойство в голосе больше, чем надо было. — Всё хорошо. Я съел ещё треть твоих фруктов. Бери, чтобы не испортились. Разумовский тяжело сел к нему и выдохнул. Сил совершенно не было. Он терпеть не мог выступать на публике. Она пугала его до чёртиков и теперь у него на месяц будет психологическая травма. Чтобы успокоиться, он взял себе яблочко. Сорт рубин. Оказалось очень вкусным. — Кстати, спасибо тебе за груши. Чистый кайф, — отвлёк его разговором Волков, в то же время не кривя душой. Уж неизвестно, где именно отоварился возлюбленный, но все фрукты уплетались с огромным аппетитом. Врачи одобряли. Химия — одно, а фрукты — лучше. — Без проблем, Волчонок, — тепло улыбнулся Разумовский и поддался желанию провести рукой по заросшей небритой щеке. — Как съешь это, я тебе ещё пакет фруктов принесу. Главное, выздоравливай. — Всё хорошо, — отозвался Олег. В самом деле, сейчас ему больше ничего не требовалось: тело не болело, он спокойно лежал в постели в обществе самого дорогого ему человека, что беспокоился за него. И кто-то из них должен был сохранять самообладание. — Не беспокойся. Я никуда не денусь. Просто навещай меня иногда. Я напишу тебе письмо, когда меня будут выписывать. Сказав последнее, Олег вдруг заметил, как лицо Серёжи вдруг изменилось из сочувствующего в упрекающее. — Я кретин. Тебе нужно телефон купить. Почему я сразу не подумал? — Давай с этим разберёмся после выписки, хорошо? — прервал его метания Олег ласковым пожатием руки. — Ты завтра ещё будешь здесь? — Да. Ещё четыре дня буду тут. — Хорошо. Привези мне альбом и карандаши, ладно? — попросил он. — Без проблем, — пообещал Сергей и снова погладил мягкое лицо. — Тебе надо как-нибудь побриться. Попроси санитаров помочь. — Нет. Бриться я только сам, — отказался Волков. Подпускать кого-то к своей шее он терпеть не мог. — Ладно, буду готов увидеть Хоттабыча в молодости. Буду тебе волоски выдёргивать и желания загадывать. По палате рассыпался громкий смех Олега, от которого он сам уже отвык, потому что давно не слышал. — Спасибо, лисёнок. Я скучал по твоим шуткам о моей щетине. Разумовский смотрел на смеющегося мужчину и его сердце согревалось. Он тоже давно не слышал его смех, а так же знал, что раз Олег смеётся, ему сейчас хорошо и спокойно. Так же себя ощутил и Сергей, когда понял это. И он снова пробыл у него допоздна. *** Сергею стоило огромных трудов не пустить слезу, когда он должен был попрощаться с Олегом и покинуть непривычную солнечную Москву, до которой добрались Петербургские дожди, бесплодно искавшие Разумовского всю эту неделю в родных пенатах. — Я обязательно приеду к тебе ещё, Волчонок, — стиснув мужчину в объятиях, пообещал Сергей, намереваясь выполнить обещание. Как бы не дела, он вообще не стал бы уезжать. Хотя бы ещё пару недель. — Знаю, лисёнок. Приезжай, когда сможешь, — понимающе попросил Олег, так же как и Сергей, заставляя себя не падать духом. Они ещё увидятся. Им обоим нужно время на свои дела. И как же было тяжело успокаивать себя таким образом! Разумовский до последнего откладывал время ухода, до тех пор, пока не стало окончательно пора. Только тогда он ушёл, срываясь с кровати пациента так, словно отрывал от кожи присохший бинт. И хотя в таких случаях всегда знаешь, что будет больно и прольётся кровь, всё равно оказываешься к ним не готов. Сев в такси, Сергей не стал сдерживать слёзы, которых больше никто не увидит. На таксиста было пофиг, тот наверняка видал и похлеще. Выплакаться удалось только к подходу его поезда. Совсем скоро он поедет в родной город и нырнёт в работу с головой, до тех пор, пока не вырвется снова, чтобы повидать Олега, ставшего для него глотком воздуха. *** Обещание Разумовский сдержал. Как это, так и последующее. На протяжении полугода, Сергей приезжал к нему в Москву, минимум, на неделю каждый месяц. А пару раз получилось даже на две. Олег оправдывал свою псиную фамилию. Заживало на нём, как на собаке. Вместо инвалидной коляски, он уже потихоньку ходил по корпусу на своих двоих. Хотя с лестницами ему было всё ещё трудно справляться из-за проблем с коленными суставами, которые должны были исправить следующей операцией через пару дней. — Не переживайте. А после операции, мы ещё немного понаблюдаем за вами, пока не сойдёт отёк, и ваше лечение наконец будет окончено. Мы сможем вас выписать под амбулаторное наблюдение. Двигательная функция восстановится с помощью тренировок. — Я позабочусь о нём, — пообещал Сергей, слушавший врача с тёплой улыбкой. -Кто о ком ещё должен заботиться, — фыркнул Олег, всегда испытывавший смущение, когда речь заходила о лечении травм. Сколько таких было в приюте? По мере возможностей, Серёжа заклеивал ему каждую ссадину. И это минимум. Волков иногда вспоминал, как любимый, будучи мелким, воровал для него из кабинета медика сироп от кашля, когда обострялся хронический бронхит. — С таким другом, оплатившим ваше лечение, вы точно не пропадёте, — хмыкнул врач. — Твою ж… — не слишком культурно выругался Сергей, хлопнув себя по лбу и горя от смущения. Между ним и Олегом никогда не было секретов. Они всегда делились всем, что лежало на душе или уме. Но все эти полгода Разумовский скрывал один-единственный факт, стараясь обойти его всеми способами — во сколько ему обошлось лечение. Разумеется, для него это были подъёмные деньги, а для любимого он не пожалел бы и гораздо большего. Но он знал, что Олегу не понравится такой вариант. Тот бы воспользовался услугами дешевле, пусть и их качество будет совсем не тем. А Сергея такой расклад не устраивал. — Серёжа… — ошарашенно и вместе с тем укоризненно позвал его Олег, наконец-то доперевший, как именно ему достался такой сервис, благодаря которому у него есть шанс не передвигаться на инвалидной коляске, сжимая зубы от боли. — Да, я оплатил операцию и… — путаясь в словах, говорил Сергей. Проблемой для него была не благотворительность, а известность, приобретаемая ею. Он никогда не знал, что с ней делать, искренне считая: можешь — помоги. А он точно мог. — Я должен был поставить тебя на ноги и точка! Привезу тебя домой, будешь на меня работать. Вакансия скоро освободится в моей службе безопасности. — Ты всегда меня залечивал и прикрывал, — Олег снова рассмеялся. Он должен был давно догадаться сам, но, очевидно, оказался слишком туп для этого. Лисёнок всегда был умнее него, просчитывал наперёд. — Что бы я без тебя делал? — Да брось ты, — краснея, отмахнулся Разумовский. Он сделал то, что должен был, и то, что получалось у него всегда и лучше всего — помогать тому, кого любишь.