ю н е ц

      Когда обычные поцелуи перестали удовлетворять разгорающееся внутри пламя, У Си попытался расстегнуть рубашку Цзин Бэйюаня, небрежно измятую в тех местах, куда ему, неопытному любовнику, хватило смелости и норова дотянуться.       У Си проводил горячими, нетерпеливыми ладонями по торсу возлюбленного, но пальцы его — длинные, с детства обожжённые ядовитой горечью диких трав — каждый раз неуклюже спотыкались о его собственное волнение. Маленькие пластиковые предатели всё никак не желали поддаваться взбалмошной воле У Си, и тот терял терпение, с каждым новым движением приближая неизбежное — разрыв.       Ткань трещала, каждым шовчиком умоляя обезумевшего от чувств У Си остановить это насилие, но тот не мог и не хотел внять голосу бездушного холста, пока другому — родному и любимому, сорвавшемуся на горячий, возмущённый шёпот, — наконец не удалось разбудить У Си от ядовитой неги.       — У Си, — позвал возлюбленного Бэйюань, осторожностью своих прикосновений осадив чужое нетерпение. — У Си, остановись.       У Си замедлился: мягкость возлюбленного вдруг напомнила ему о том, как непреклонно Бэйюань относился к его юношеской неопытности и дикой необузданности на долгое время оторванного от цивилизованного мира деревенщины.       У Си замер, сжав в напряжённых пальцах края теперь уже окончательно выправленной из брюк рубахи Бэйюаня. Подняв на Цзин Ци взгляд, юноша робко заглянул ему в глаза — они были ясны, как небеса беззвёздной ночи, как те слова, что Бэйюань — всегда до ужаса рациональный — сказал ему, чтобы вразумить.       — У Си, ты ещё не готов, — запечатлев кроткий поцелуй в уголке красиво очерченных губ, прошептал Цзин Ци и руки уложил У Си на плечи, мягко отстранив.       — Я готов, — попытался возразить У Си, но чувства, вдруг ухватив за горло, не позволили ему закончить. Он тяжело вздохнул и, пристыжённый, безвольно выпустил возлюбленного из своих объятий, которые вдруг показались неуместными, стыдными, как те неумелые попытки переступить через невидимую черту, что вот уже который месяц разводила их с Бэйюанем по разным сторонам постели.       — Давай досмотрим фильм, хорошо? — примирительно улыбнулся Цзин Ци и, не принимая возражений, уютно устроился на коленях возлюбленного.       Путаясь пальцами в длине чужих шелковистых прядей, У Си размышлял об их с Цзин Бэйюанем отношениях — о той дистанции, на которой возлюбленный держал его все эти бесконечно долгие, мучительные месяцы их взаимного счастья.       В начале была влюблённость. Мимолётная, как ощущение весеннего ветра, она всколыхнула что-то глубоко внутри У Си, только что приехавшего из забытого Богом поселения в столицу для поступления в престижный университет.       У Си никогда не забудет тот день, когда он впервые увидел его, Цзин Бэйюаня, под сенью раскидистых, ещё не потерявших дивный летний цвет деревьев. Цзин Ци, словно ожившая скульптура, стоял там, окутанный дымкой серебристого смеха, и ясный блеск его глаз теплом и светом озарял сердца тех, с кем он делил своё маленькое счастье.       Тогда У Си был восхищён его улыбкой и лёгкими движениями гибкого, тонкого стана, на котором покоились чужие крепкие руки — они обнимали юношу со спины и принадлежали парню, чей холодный лик заставил У Си нахмуриться.       Разочарование, пришедшее на смену мимолётному вдохновению, заставило У Си отказаться от созерцания: он отвернулся — резко, раздражённо, — и почувствовал, как будто нечто острое вдруг вонзилось в его плоть, неровными краями расцарапав зародившееся в сердце чувство.       У Си не у кого было просить поддержки, помощи, совета, и он начал ждать, безмолвно наблюдая за изящными чертами и той поразительной улыбчивостью чужого беспечного характера.       Не прошло и месяца, как У Си узнал имя того, чей образ однажды, после той самой первой встречи, украдкой пригрезился ему во снах. Его звали Цзин Бэйюань, и он учился — нет, лениво постигал скучное сплетение экономики и политики, к которым у него, казалось, было много врождённого таланта, но мало природного стремления.       Повеса, плут, красавец, интриган...       Он эпатировал людей вокруг, хоть никогда и не пытался выделиться из их числа. Просто так получалось, что его величественная, утончённая красота сама собой неизменно внушала другим одну из двух неблагодарных крайностей — благоговение или ненависть. Но абсолютно на каждую он реагировал с присущей ему одному ленивой незаинтересованностью.       Окружение его было невелико, но состояло из людей исключительных, близких ему по духу и стремлениям. В этой же компании был и тот, кому, по толкам, распространяющимся в стенах университета, было отдано и сердце Бэйюаня.       У Си узнал о Хэлянь И достаточно, чтобы понять о нём одну простую истину: большего лжеца, чем Хэлянь И, на свете было не сыскать. За его красивой, участливой улыбкой скрывалось прикрытое благодеятельностью непомерное честолюбие, которым в своих делах и стремлениях Хэлянь И и был движим. Он хотел получать от жизни всё только самое лучшее: высокий статус, первенство во всех начинаниях, дорогой автомобиль и самого желанного любовника.       — Они вместе с самого раннего детства, — однажды поделился с У Си известной каждому в стенах университета информацией Пин Ань, маленький скряга, который был одногруппником Цзин Ци. — Их семьи дружили, а когда родители Бэйюаня погибли, отец Хэлянь И воспитал Бэйюаня как собственного сына, хотя у него самого их было аж трое. Но, по правде сказать, Цзин Ци отчего-то стал ему дороже всех других. Словом, старик избаловал его знатно.       — Но разве Бэйюань и Хэлянь И не вместе? — нахмурившись, спросил У Си, но ответ, позвучавший в тон весёлому смеху Пин Аня, не столько поразил его, сколько расстроил.       С тех пор, как У Си переехал в столицу, где нравы разительно отличались от строгих моральных устоев его глухого поселенья, У Си не переставал удивляться испорченности своих сверстников. Однако, несмотря на это, влюблённость в мужчину, о которой он раньше не мог и помыслить, совсем его не испугала. У Си был умным и хорошо воспитанным юношей, но многие вещи — такие, как любовь и страсть — были им ещё не испытаны, а потому он не мог знать, какие из всех вдруг вспыхнувших в нём чувств были правильными, а какие — нет. Он принял своё увлечение Бэйюанем спокойно и естественно, как люди каждый день встречают и провожают солнце на горизонте. Цзин Ци стал для У Си тем самым солнцем, и У Си было дозволено лишь на расстоянии наслаждаться светом и красотой его искристых глаз и желанных черт, которые так сильно вдохновляли его.       Но однажды всё изменилось, и У Си впервые было дозволено коснуться Бэйюаня, солнца, которое не обожгло, но согрело что-то очень важное глубоко внутри него — в том месте, где в груди У Си пичужкой билось пылкое сердце.       Цзин Ци сидел в том самом парке, на скамейке под сенью раскидистых деревьев, где когда-то впервые У Си повстречал его улыбку. Красивые глаза Бэйюаня были грустны, а его фигура — одинокая среди мощных и уже по-осеннему нагих крон — казалась совсем маленькой и беззащитной. У Си подивился, что всегда весёлый и компанейский Цзин Ци мог выглядеть настолько... одиноким. Казалось, он намеренно пришёл сюда, чтобы спрятаться от посторонних глаз, замкнуться в своей безликой меланхолии.       У Си не решался подойти к нему очень долго, однако странное чувство беспокойства вдруг подтолкнуло его вперёд. Поборов не весть откуда взявшуюся нерешительность, У Си подошёл к Цзин Ци и, безмолвный, опустился на скамейку рядом с ним. Молчание Бэйюаня послужило ему немым одобрением, но не безразличием: в конце концов, рассеянный, невидящий взгляд, которым Цзин Ци смотрел на проплывающую мимо него тишину, украдкой скользнул по фигуре присевшего рядом с ним незнакомца. У Си видел, как Бэйюань рассматривал его южные, острые черты, но не зарделся и не испугался этого — напротив, ему было приятно осознавать, что его непривлекательное, как он считал, лицо, в действительности же налитое яркой, острой красотой юга, хоть ненадолго смогло отвести от Цзин Ци безрадостные мысли.       — Я думал, ты никогда не осмелишься ко мне подойти, — тихо усмехнулся Бэйюань и вдруг повернулся, устремив взгляд тёмных, как беззвёздная ночь, глаз на У Си.       — Ты видел меня? — откликнулся юноша, но из-за гулкого биения сердца не смог расслышать даже собственных слов.       У Си был взволнован, но спокойствие и мягкая улыбка Бэйюаня смогли унять его дрожь, которая мешала насладиться чудной прелестью момента.       — Каждый раз, когда ты украдкой смотрел на меня.       В голосе Цзин Ци не было слышно ни обиды, ни злости. Бэйюань оставался безмятежен, как и черты его ясного лица, расцелованные робкими лучами холодного осеннего солнца, что выглядывало из-за туч, рассыпая золотые искры на потемневшем от дождя асфальте.       — Прости, я... — У Си вдруг запнулся, не находя нужных слов для объяснения. — Пожалуйста, не думай, что я следил за тобой, просто...       — Просто? — в тон ему отозвался Бэйюань, и губы его тронула едва заметная лукавая улыбка.       — Ты понравился мне. Очень сильно понравился, но я почему-то ужасно боялся с тобой заговорить.       — Всё ещё боишься? — поддразнил его Цзин Ци и вдруг протянул к У Си руку. — Паучок, — пояснил он, снимая с длинных, аккуратно заплетённых волос юноши крошечного паучишку.       — Ты тоже не боишься? — вопросом на вопрос ответил ему У Си, с улыбкой наблюдая за тем, как Бэйюань аккуратно подтолкнул суетливого кроху к потемневшему стволу ближайшего к ним дерева.       — Мне нравятся все эти создания. Даже самые ядовитые из них, — пожав плечами, пояснил Бэйюань.       Тогда Цзин Ци и предположить не мог, что самое ядовитое из созданий — неизвестный юноша с пылким и гордым сердцем — окажется одним из самых безобидных.       У Си рассказывал ему о красоте родных мест, о Наньцзяне, где в приволье, на лоне природы, прошло все его детство, и где он, обучаясь у Великого Шамана, постигал тайны народной медицины.       — Народная медицина сильна и, судя по твоим рассказам, ваш Великий Шаман знает гораздо больше, чем врачи из ближайшей клиники, — задумчиво протянул Бэйюань, когда они вновь встретились с У Си через несколько дней. — Зачем тебе университет? Ты только зря здесь потеряешь время.       — Есть одна причина, по которой я должен был оказаться здесь.       — Правда? Какая? — оживился Цзин Ци, которого неимоверно увлекали рассказы таинственного юноши. Ранее Бэйюаню никогда не доводилось встречать людей, которые выросли среди гор и лесов и абсолютно ничего не знали о благах цивилизации. Однако живой пример теперь был от него на расстоянии вытянутой руки, и Цзин Ци, рассматривая необычайно красивое лицо У Си, не мог удержаться от расспросов. Порой его вопросы были глуповатыми и странными, но У Си терпеливо разъяснял непонятные Цзин Ци вещи, а тот в ответ рассказывал У Си об особенностях своего мира.       Поначалу У Си был нерешительным, немногословным, но не потому что не умел складно выражать свои мысли, а потому что боялся показаться слишком навязчивым, глупым. Однако чужой интерес — неподдельный, живо отражающийся в горящих тёмных глазах напротив и тех суетливых вопросах, которые задавал ему Бэйюань, — раскрепощал, делал его речь более плавной и пёстрой. Воспоминания о родном крае грели У Си душу, чужое внимание и любопытство — сердце, которое не вдруг преисполнилось жизнью. Рядом с Цзин Ци У Си чувствовал себя свободным, счастливым, и эти эмоции заглушали в нём беспробудную тоску по родному Наньцзяну.       — Однажды я бы хотел показать тебе те места, где я вырос, — сказал ему У Си в один из дней, когда они, нашедшие в друг друге спасение, гуляли по заснеженному парку — месту, знаковому для них обоих.       — Как жаль, что мы не можем уехать туда сейчас, — бесцветно отозвался Цзин Ци, и его тёплое дыхание прозрачным облачком поднялось высоко к небесам.       — Почему нет? — загорелся У Си, чувствуя, что в этот холодный зимний день ему было не под силу справиться с обжигающим пламенем в своей груди. — Бэйюань, давай всё бросим и сбежим. Я готов забрать тебя прямо сейчас, я...       — Ты украдёшь меня? — усмехаясь, поддразнил его Цзин Ци.       У Си не заметил, в какой момент они вдруг остановились и, сокрытые лапами заснеженных деревьев, на несколько шагов стали к друг другу ближе. Теперь их дыхание звучало в унисон и опаляло щёки, шею, губы...       — Да, — прошептал У Си, когда их с Бэйюанем разделял лишь крошечный шажок, который он, неопытный юноша, преодолел рывком.       Но поцеловать Цзин Ци он так и не посмел. Замер, смотря в любимые беззвёздные глаза напротив, и всё никак не мог осознать своё крошечное счастье: этот человек, этот прекрасный, умный мужчина был рядом с ним, слушал его и... немного приподняв подбородок, вдруг поцеловал в ответ на безмолвную мольбу во взгляде.       Дыхание Бэйюаня было горячим, а губы — мягкими. Он уводил У Си, опалённого яркими чувствами, в плавный, неспешный и совершенно невинный танец, на который У Си реагировал неловко, неумело, запально.       — Ауч! — воскликнул Цзин Ци, отстранившись. — У Си, ты что, собака?       — Прости, — смутился У Си, взволнованно глядя на покрасневшие, искусанные губы Бэйюаня. — Просто я никогда раньше ни с кем не целовался.       Откровение У Си приятно удивило Цзин Ци. Он заинтересованно посмотрел на юношу и, лукаво улыбнувшись, слизнул языком застывшую на своих губах крошечную капельку крови.       — Учись хорошо, щенок, — с усмешкой сказал Бэйюань и, перехватив У Си за рукав, притянул к себе, чтобы тут же, немедля, научить его трепетной ласке.       С тех первых, неловких и волнительных шажков, наполненных невинной любовью, прошло больше пяти месяцев. За это долгое время они, как казалось У Си, сблизились с Бэйюанем достаточно, чтобы зайти дальше трепетных касаний и поцелуев, посредством которых они, оставаясь наедине в квартире Бэйюаня, изучали друг друга.       Каждый изгиб невероятно стройного и пластичного тела возлюбленного, каждая родинка на его молочной коже были знакомы У Си так, как если бы он составлял карту собственной анатомии.       Ему не хватало только единения. У Си хотел почувствовать Бэйюаня, который так же очевидно желал физической близости, как и У Си, но по каким-то причинам каждый раз оттягивал момент её наступления.

***

      Холодок в отношениях У Си и Цзин Бэйюаня был невесом и незаметен, но Чжоу Цзышу, всегда отличавшийся невероятной проницательностью, не мог не распознать очевидного. А когда распознал, то не на шутку обеспокоился: в конце концов, Цзин Ци был его лучшим другом, а У Си — тем лучшим, что случилось с Бэйюанем за все эти непростые годы.       Чжоу Цзышу считал, что У Си ниспослан Цзин Ци Небесами в качестве искупления за все те боль и страдания, которые Бэйюань пережил, долгое время находясь в нездоровых отношениях с Хэлянь И, циничным манипулятором, незаметно подчинившим Цзин Бэйюаня своей воле. Когда же между ними спустя долгие десятилетия наконец-то произошёл разрыв — пусть он и был болезненным и трудным, — Чжоу Цзышу искренне за друга порадовался.       А потом в жизни Бэйюаня появился У Си.       Он ворвался в их компанию, как лучик утреннего солнца, и озарил беспокойное, искалеченное сердце Цзин Ци светом и теплом. Эта любовь была чиста, невинна — она разительно отличалась от тех чувств, которые связывали самого Чжоу Цзышу и его возлюбленного, Вэнь Кэсина, но оттого казалась только лучше, искреннее.       Чжоу Цзышу видел, как расцветал У Си — загадочный, прямолинейный парень, что был так не похож на всех других испорченных юношей и девушек их мира, — когда рядом появлялся Цзин Ци и дарил ему улыбку ответную, невероятно мягкую и светлую.       — Что между вами произошло? — прямо спросил Чжоу Цзышу У Си, на честность которого рассчитывал больше, чем на лживые слова поднаторевшего в изворотливости Цзин Ци.       Они сидели в наполовину пустой столовой и, как приятели, безбожно прогуливающие занятия (точнее сказать, пары прогуливал один только Вэнь Кэсин, тогда как Чжоу Цзышу и У Си, дожидающийся, когда у Цзин Ци закончатся лекции, просто составляли ему компанию), говорили о неважном.       — Между 'нами'? — решил уточнить У Си слова друга, хотя, по правде говоря, понял их смысл с первого раза.       — Да, — кивнул головой Чжоу Цзышу и, бросив усталый взгляд в сторону буфета, где Вэнь Кэсин бурно ругался с каким-то парнем за право получить последнюю оставшуюся в холодильнике бутылочку газировки, терпеливо продолжил: — Между тобой и Бэйюанем. Я не настаиваю на ответе, это, в конце концов, ваше дело, но я просто беспокоюсь.       У Си нахмурился и посмотрел на друга как будто бы нерешительно.       — По правде сказать, я и сам хотел посоветоваться с тобой по этому вопросу, — честно ответил У Си.       Чжоу Цзышу на мгновение показалось, что на щеках У Си заалел лихорадочный румянец. Это ни на шутку его обеспокоило, и он, стараясь, чтобы его голос звучал убедительно, но мягко, заверил:       — У Си, ты же знаешь, что можешь мне довериться. Что ты хотел со мной обсудить?       Сияющий самодовольством Вэнь Кэсин (а ему-таки удалось отвоевать заветную газировку у парнишки из буфета) появился аккурат в тот момент, когда У Си набирался смелости расспросить Чжоу Цзышу о главном — о его опыте интимной близости с мужчиной.       — Ты хочешь узнать у А-Сюя, каково заниматься сексом конкретно со мной или с парнем вообще? — смеясь, уточнил бессовестный Вэнь Кэсин. Стакан с соком в его руках опасно содрогался от его бесстыдно-громкого голоса.       Вэнь Кэсин бесцеремонно плюхнулся на стул и поставил перед Чжоу Цзышу трофейный лимонад, за который не постеснялся спросить с возлюбленного маленькую плату — поцелуй.       Чжоу Цзышу приличия ради закатил глаза, однако — У Си видел — на его губах расцвела счастливая улыбка, когда он мягко поцеловал гладкую щёку возлюбленного.       — А в чём разница? — нахмурив брови, спросил У Си. Он терпеливо дождался, когда Вэнь Кэсин соизволит оторвать взгляд от А-Сюя и обратит на него, У Си, внимание, чтобы разъяснить волнующие его сердце вопросы.       — Лао Вэнь! — попытался предупредить продолжение непристойного разговор Чжоу Цзышу, но Вэнь Кэсина уже было не остановить. В его глазах заплясали черти: было видно, что зардевшиеся щёки А-Сюя значительно приумножили его энтузиазм.       — Разумеется, разница огромна! — с готовностью подхватил Вэнь Кэсин. — Начнём хотя бы с того, что А-Сюй не спал ни с каким другим мужчиной, кроме меня, так что вряд ли он сможет рассказать тебе, насколько ужасным на самом деле может быть секс с мужчиной.       — Началось... — тяжело вздохнул Чжоу Цзышу и, предвидя дальнейшее бесстыдное бахвальство возлюбленного, благоразумно решил выбрать тактику непричастности и уделить внимание одиноко шипящей газировке.       — Так что конкретно тебя интересует, мой степной друг? — проигнорировав невысказанную Чжоу Цзышу иронию, промурлыкал Вэнь Кэсин. — Я мог бы посоветовать тебе много интересных практик для разнообразия вашей с Бэйюанем сексуальной жизни. Конечно, я не такой искушённый, как твой красавчик, но и у меня есть несколько козырей в рукаве. По крайней мере, А-Сюй никогда не жаловался.       Но именно в этот момент упомянутый А-Сюй едва не захлебнулся газировкой и своим возмущением. Вэнь Кэсин услужливо постучал возлюбленному ладонью по спине и ласково попросил его не спешить.       — Как это происходит? — вдруг строго спросил У Си.       После упоминания Вэнь Кэсином неких подробностей интимной жизни Бэйюаня, У Си стал выглядеть ещё более напряжённым. Он не хотел думать о том, откуда Вэнь Кэсин мог знать о таких личных вещах, но мысли, вопреки его желанию, возвращались к ранее озвученным Вэнь Кэсином словам.       Искушённый? Значило ли это, что...       У Си вздрогнул. Нет, он не будет думать о том, как его Бэйюань когда-то был близок с другими. Другим. С самодовольным ублюдком Хэлянь И, который так бесчестно, так безжалостно посмел разбить сердце его, У Си, мужчине. Он не будет об этом думать.       — Так тебе интересна техническая сторона вопроса? — удивлённо вскинув брови, всё-таки решил уточнить Вэнь Кэсин. Всё это время он старательно игнорировал предупреждающе щипающего его за бок Чжоу Цзышу. — Разве ты никогда-...       — Нет, — не дал ему закончить У Си.       — Разве тебе уже не двадцать два? — продолжал наседать на него бессовестный Вэнь Кэсин.       — Да.       — И с девушкой тоже не-...       — Нет.       — О Небеса, да ты хотя бы знаешь, откуда берутся дети?! — изумлённо воскликнул Вэнь Кэсин, за что благополучно был награждён сильным тычком в бок.       — Лао Вэнь, ты вообще знаешь, как пишется слово «стыд»? — возмутился Чжоу Цзышу его нахальству.       У Си бесстрастным голосом аккомпанировал Чжоу Цзышу:       — Вэнь Кэсин, я помогал Великому Шаману принимать роды у женщин в нашем поселении. Разумеется, я знаю, откуда берутся дети.       — Тогда тем более не вижу никакой проблемы, — сказал он и, вальяжно откинувшись спиной на спинку стула, обнял Чжоу Цзышу за плечи. — Просто посмотри какую-нибудь порнушку.       — Посмотреть что? — озадаченно переспросил У Си, переводя взгляд с Вэнь Кэсина на Чжоу Цзышу и обратно. Последний благоразумно решил спрятать своё смущение за раскрытой веером ладонью.       — Ты... ты вообще знаешь, что такое интернет?! — почти отчаянно воскликнул Вэнь Кэсин. — А-Сюй, похоже, нам придётся ему показ-...       Но от А-Сюя Вэнь Кэсин не получил ничего, кроме уничтожающего взгляда.       — Никакой помощи в этом доме, — пожаловался Вэнь Кэсин и, набрав в грудь побольше воздуха, уже приготовился рассказать У Си о прелестях социальных сетей.       — Не держи меня за идиота, — строго прервал бурный поток его назидательной речи У Си. — Бэйюань научил меня пользоваться интернетом.       — Хорошо, — подал голос удручённый Вэнь Кэсин. Кажется, после этих слов он совершенно потерял веру в человечество за пределами столицы. — Тогда почему бы тебе не расспросить Бэйюаня обо всём этом? Уверен, он не только тебе не откажет, но ещё и покажет.       В ответ У Си лишь горько усмехнулся.

***

      У Си всегда знал, что доверять Вэнь Кэсину было нельзя: слишком взбалмошным и бесстыжим был этот разнузданный авантюрист, ловко скрывающий свою дьявольскую усмешку за плечом праведника — Чжоу Цзышу, который, в общем-то, уже очень давно пытался предупредить У Си о последствиях знакомства с таким человеком, как Вэнь Кэсин. Но У Си не послушал. Ни голос разума, ни отсвечивающий ангельской аурой друг не смогли уберечь У Си от совершенно осознанного желания узнать больше о тех вещах, о которых так до обидного хорошо были осведомлены его сверстники, и о которых сам У Си знал так чертовски мало.       Когда через несколько дней после разговора с друзьями У Си вернулся домой, Бэйюань прислал ему сообщение с какой-то невообразимо дурацкой картинкой, на которой был изображён крошечный соболь, влюбленно взирающий с экрана большими грустными глазами, и коротким извинением: «Родной, я задержусь. Не скучай <З». Цзин Ци всегда присылал ему странные картинки, которые У Си, всякий раз неосознанно улыбаясь, пытался рассмотреть через все те чёрно-белые блямбы, что пикселями расплывались по экрану его старенького, почти доисторического кнопочного телефона. На предложение Цзин Ци подарить ему что-то новенькое и более современное У Си наотрез отказался, аргументируя это тем, что ему хватит и тех двух функций, с помощью которых он сможет связываться с Бэйюанем.       — Мне достаточно просто слышать твой голос, — говорил У Си и крепко сжимал в своих ладонях ладони чужие, мягкие и тёплые.       — Только голос? — хитро улыбаясь, поддразнивал его Бэйюань. — Значит, видеть меня ты уже не хочешь, да?       — Не говори так, — со всей серьёзностью отвечал ему У Си. — Ты же знаешь, если бы я мог, я бы никогда не отпустил тебя из объятий.       — Так не отпускай, — тихо, понизив голос до интимно-глубокого шёпота, говорил Бэйюань и легонько прикусил мочку уха возлюбленного — сладкое местечко, прикосновение к которому, Цзин Ци знал, способно вызвать у У Си толпу мурашек.       Рассматривая картинку с соболем, У Си и на этот раз не смог сдержать улыбку. Тронув уголки его налитых вишней губ, она, лучезарная, согрела что-то глубоко личное и горячо трепетавшее в его груди.       Чувствовать это было легко и приятно.       У Си отправил Бэйюаню неловкое крошечное сердечко, составлять которое из нескольких лишь сподручных телефонных знаков его научил сам Цзин Ци, и принялся за домашние хлопоты. Всего за несколько часов он без потерь разобрался со стиральной машиной, которая с самого момента переезда У Си к Цзин Ци отчего-то жуткого его невзлюбила, и приготовил ужин. У Си нравилось радовать Бэйюаня такими незначительными, но совершенно искренними вещами как вкусная домашняя еда и чистая, хорошо выглаженная одежда.       Было уже около девяти часов вечера, но Бэйюань всё ещё не подавал никаких признаков жизни: телефон У Си предательски молчал, а сам юноша не решался беспокоить возлюбленного бестолковыми звонками. В конце концов, У Си безоговорочно Цзин Ци доверял, за что Бэйюань, ранее на протяжении десятка лет испытываемый ревностью и чрезмерной подозрительностью Хэлянь И, был У Си безмерно благодарен.       В хорошо оснащённом доме Бэйюаня трудно было заскучать: огромный шкаф с книгами и множество технических новинок, значительно облегчающих современной молодёжи жизнь, находились в полном распоряжении У Си.       Сначала он взял в руки потрепанный томик философской лирики, которую когда-то Бэйюань настоятельно рекомендовал ему прочитать, однако глубокомысленные слова всё никак не хотели сплетаться в сознании У Си воедино. Мысли юноши были рассеянны, а мудрая картинка мира, некогда намеренно усложнённая гениальными старцами и светилами науки, — сложна и расплывчата. Как нарочно, в голову постоянно проникал чужой звонкий голос, задорно подталкивающий У Си в сторону ноутбука. Маленький демон, вдруг чинно и очень удобно устроившийся на его плече, имел изысканные манеры и красивое лицо, на котором то и дело недвусмысленно домиком складывались тёмные густые брови. Словом, ко всем бедам растревоженного сознания У Си добавилась ещё одно счастье — счастье лицезреть маленький фантом Вэнь Кэсина, что бесстыже искушал У Си заглянуть на те самые сайты, о которых сам У Си ещё ничего не знал.       Наконец, вдоволь наслушавшись бойкого голоска Вэнь Кэсина и порядком от него устав, У Си выпил горячего травяного чая и погрузился в созерцание интернет-пространства. Он довольно ловко справился с хитростями техники: без проблем включил незапароленный ноутбук и, подключившись к интернету, ввёл в поисковую строку те странные слова, о которых ему, не сведущему в любовных утехах юноше, настойчиво горлопанил фантомный демонёнок-искуситель Вэнь Кэсин.       Нужный сайт нашёлся очень быстро. У Си, не раздумывая, щёлкнул по первой попавшейся ссылке и тут же был перенаправлен в двухмерную цитадель разврата и похоти. И вот теперь-то У Си — к своему стыду! — познал вкус настоящей греховности. Однако отступать было уже поздно, тем паче, что праздный интерес вдруг перерос в интерес... технического характера. В конце концов, не об этом ли стремился разузнать неопытный, но ужасно любопытный юноша?       Однако мужчины, занимающиеся непотребством на экране, не возбуждали в У Си того плотского желания, о котором всяческими намёками и недвусмысленными подёргиваниями бровей пытался рассказать ему Вэнь Кэсин. И то, что в такой восторг приводило фантомного демонёнка (да и его увеличенную, вполне себе реальную копию), для У Си в конечном итоге оказалось лишь пустым звуком и полой картинкой — руководством по искусству шумного дыхания, непристойных стонов и необузданной похоти.       Мимика, позы, движения...       У Си старался запомнить каждый изгиб тела, каждый шаг и каждый вздох, с какими хорошо обученные актёры демонстрировали однополую страсть. Они были убедительны и органичны, однако У Си всё ещё не мог представить на их месте ни себя, ни своего возлюбленного, который сейчас как-то ужасно невовремя оказался за его спиной.       Цзин Ци вернулся домой десятью минутами ранее, однако, оказавшись в прихожей и так и не дождавшись появления У Си, забеспокоился.       В погружённой в безмолвие и темноту квартире неяркий свет тихонько брезжил лишь на стенах их с У Си спальной комнаты. Бэйюань, ступая мягко и тихо, подошёл к комнате, где ожидал увидеть У Си, задремавшим, как это иногда случалось, с книгой. Однако то, что предстало перед глазами Цзин Ци, невероятно его удивило и озадачило.       — У Си? Почему ты... — Когда оторопь выпустила тело Бэйюаня из своих объятий, он потянул У Си к себе за плечо. — Скажи мне, почему ты смотришь... это?       У Си вздрогнул, однако не растерялся и в лице не изменился — оно по-прежнему, как и при просмотре порнографических видеозаписей, выражало лишь хмурую сосредоточенность.       — Бэйюань, — тихо, но чётко позвал он возлюбленного, даже не пытаясь освободиться из рук, всё ещё неловко держащих его за плечи. — Я хочу научиться.       — Научиться? — удивлённо переспросил Цзин Ци, переводя озадаченный взгляд с У Си на ноутбук, где во весь экран был развёрнут живописный стоп-кадр. — Так вот, чему нынче учат на вебинарах, а?       Цзин Ци хотел отшутиться, однако его глупая привычка скрывать свои истинные чувства за маской совершенного разгильдяя и повесы теперь, когда У Си узнал его гораздо луче, совершенно не шла его красивому, утончённому лицу.       — Бэйюань, — тяжело вздохнув, У Си поднялся из кресла и смог продолжить, только оказавшись лицом к лицу с Цзин Ци: — Всё это время я думал, что ты не хочешь меня, потому что у меня не было опыта. Я думал, что если научусь, то смогу... сделать тебя счастливым.       У Си, этот прямолинейный и беззастенчивый юноша, сейчас вдруг отчего-то не смог совладать с не весть откуда поднявшимся в его груди чувством смущения. Его щёки заалели, а сам он стыдливо избегал смотреть в глаза Бэйюаня — прятал взгляд, совершенно беспомощно сжимая в ладонях тёплые руки возлюбленного.       Бэйюань кончиками пальцев коснулся его подбородка и, легонько надавив на упрямую ямочку на нём, прошептал, дыханием опаляя чужие губы:       — Родной, пока ты рядом, я буду счастлив всегда.       Поцелуй был долгим, тягучим, как та искренняя нежность, которую невозможно передать словами.       — Я люблю тебя, У Си, — тихонько сказал Бэйюань, мягкими линиями губ выцеловывая свою улыбку на сладеньком местечке на шее У Си. — И я хочу тебя так сильно, что перед глазами у меня выплясывают обезумевшие звёзды, а грудь сводит судорогой, потому что дышать, когда рядом ты, становится решительно невозможно.       — Тогда... почему ты отталкиваешь меня?       — Потому что мы оба должны быть к этому готовы, родной. Ты меня понимаешь?       Бэйюань с первого дня их знакомства учил его, юную необузданную стихию, быть терпеливым и сдержанным, чутким и вдумчивым. Первые и единственные отношения Цзин Ци всё ещё были тем, что причиняло ему боль, и он не хотел повторения того стремительного, жаркого сценария, в который они, Цзин Бэйюань и Хэлянь И, попали, поддавшись необузданным юношеским страстям. Цзин Бэйюаню хотелось любить У Си той чувственной, нежной любовью, красоты которой он ранее ещё не испытывал. И конечно, было вполне естественно, что в ответ Цзин Ци ожидал получить от своего партнёра толику внимания и понимания.       — Хорошо, — прошептал У Си, когда кольцо чужих рук сомкнулось на его талии. Он уткнулся носом в изгиб шеи Бэйюаня и вдохнул едва ощутимый аромат вечерней прохлады, что расцеловала кожу Цзин Ци, проникнув в комнату под видом шаловливого сквозняка из приоткрытого окна.

***

      Ароматизированные свечи были призваны воссоздать атмосферу интимную, пробуждающую фантазию и те сокровенные чувства, о каких не принято говорить за пределами супружеской спальни. Однако У Си, ранее в своей жизни не сталкивающийся с клишированной романтикой дешёвого кино, при виде свечей, аккуратно расставленных на всех горизонтальных поверхностях квартиры, воспринял эту естественную тягу Цзин Ци к неэффектным, но эффективным мелочам в контексте несколько ином, специфическом. В конце концов, богатый жизненный опыт обучения у Великого Шамана подсказывал У Си, что если в доме повсеместно зажигаются свечи, это означает только одно — жертвоприношение для Богов, с высоты небес наблюдающих за благосостоянием и здоровьем хозяев жилища.       У Си нахмурился: он понимал, что Бэйюаню о наньдзянских традициях не было и не могло быть известно, а потому, очевидно, рассыпанные по паркету лепестки османтуса имели какое-то иное значение.       Приятная дымка ароматов расслабляла и уводила туда, где, как морок, из объятий темноты выскользнула призрачная тень — от Бэйюаня в ней остались лишь только лёгкая поступь, плавность движений и беззвёздным небом зачарованные глаза. У Си, как заворожённый, смотрел на появившееся перед ним видение, и в груди его разгоралось пламя. Оно обуяло его тело и обожгло чувственные губы, захваченные в плен тягучим поцелуем. Объятия, вплетённые в интимность момента, были жаркими, но молочное тело, чью наготу было не скрыть лёгким жемчужным пао, источало приятную прохладу.       — Бэйюань? — как будто бы всё ещё не доверяя собственным глазам, робко прошептал У Си и протянул руку, чтобы коснуться посеребрённых лунным светом длинных прядей возлюбленного.       — Тебе не нравится? — спросило видение, на мгновение утратив поглощающий блеск своих прекрасных глаз.       — Нет, это... Теперь я знаю, Бэйюань, что ты действительно определён мне судьбой.       У Си никогда не говорил Цзин Ци этого, но одной из причин, по которой Великий Шаман отправил его во внешний мир, в столицу, было видение Шамана. Небеса предрекли У Си судьбоносную встречу с человеком, чьи пряди лунным светом посеребрят не годы, но страдания.       — Для вас обоих это станет искуплением, — Великому Шаману минуло более восьми десятков зим, а потому голос его был хриплым, тихим.       — Старший, что это значит? — нахмурившись, спрашивал У Си. В тот день Великий Шаман вышел из закрытой медитации, чтобы сообщить У Си волю Небес, которую он постиг, находясь в уединении больше трёх месяцев.       — Этого я, увы, сказать не могу, — покачал головой старец. — Но я знаю одно: какой бы ни был этот человек, ваша встреча для вас обоих станет началом новой жизни.       По прибытии в столицу У Си благополучно позабыл о роковом пророчестве: на фоне действительно значимой встречей с Цзин Бэйюанем оно казалось глупой ошибкой. Однако теперь, когда Цзин Ци, абсолютно ничего не понимающий в древних практиках и предсказаниях, изменил свой облик, У Си был более чем уверен, что перед ним — его человек.       У Си заключил Бэйюаня в объятия и, склонив голову, прижался щекой к его щеке. Тихая, невинная нежность, с какой У Си касался Цзин Ци в эти минуты, сначала несколько обескуражили Бэйюаня. Он смотрел на умиротворённое счастье, мягкой улыбкой озаряющее лицо У Си, и всё никак не мог понять, что вдруг произошло с его маленьким диким мальчиком, отчего он вдруг стал так осторожен и покладист.       Дыхание У Си — ровное и глубокое, невесомым теплом щекочущее кожу Цзин Ци — успокаивало, и Бэйюань наконец расслабился. Он позволил себе полностью раствориться в родных объятиях, которые дарили ему так много неподдельных любви и наслаждения.       Однако первым, как ни странно, отстранился сам У Си. Он заметил, что облачённый в один лишь тоненький халат Бэйюань дрожит и льнёт к нему, У Си, всё теснее.       — Замёрз? — обеспокоенно спросил У Си и попытался поплотнее укутать наполовину обнажённые плечи возлюбленного в скользящее по его коже пао. — Почему ты в таком виде? Давай я...       Но Бэйюань не дал ему закончить: приложил палец к губам и, шкодливо улыбнувшись, за руку увёл в полумрак спальни. Там было меньше свечей, но больше жарких, опаляющих кожу касаний и поцелуев.       Когда осознание скорой близости добралось до разума У Си, его сердце затрепетало от волнения и счастья. Его руки задрожали, а тело — ослабло. Он позволил Бэйюаню вести себя, неопытного, напуганного мальчишку, и так они оба оказались в плену несогретой постели.       Прохлада хлопковых простыней приятно расслабляла напряжённые лопатки, затянутую в корсет жёстких мышц спину. У Си хотелось быть мягким и покорным, но безропотность и былая уверенность не вдруг уступили место снедающему изнутри волнению. У Си дышал тяжело и надсадно до тех пор, пока его тело, дрожащее от возбуждения, умело не обласкали нежными поцелуями аккурат по линии остро выступающих ключиц.       Касания Бэйюаня были невесомыми, но заставляли упругое тело, неискушённое близостью, покорно изгибаться под осторожной силой чужого восхищения.       — Родной, — тихо, но твёрдо позвал Бэйюань. Его ресницы трепетали, но взгляд — привычно беззвёздный — был ласков. — Тебе нужно расслабиться.       Цзин Ци видел желание в глазах У Си, и оно было сильнее страха, сильнее возникающего из-за неопытности волнения, что сковывали движения его мальчика. Однако Бэйюань не настаивал, не торопил, он был нежен и осторожен в своих ласках до тех пор, пока У Си, вкусивший жар страсти, не начал перехватывать инициативу, действуя всё решительнее, напористее.       Бэйюань помог У Си избавиться от одежды, но сам не спешил снимать жемчужное одеяние — оно струилось по простыням и ниспадало с острых плеч, открывая взору волнующие линии молочно-белой груди. Тело Бэйюаня не было хрупким, но сейчас его мужскую стать укрыло нежностью лунного шёлка. И это сводило У Си с ума. Он бережно касался чужого тела, отвечая на страсть чужих поцелуев нежностью чувственных касаний, которые становились всё более интимными.       Уперевшись коленями в мягкий матрас, Бэйюань осторожно опустился на обнажённые бёдра У Си. Движения его были плавными настолько, что У Си не почувствовал привычной тяжести чужого тела — гибкого и желанного, нетерпеливо поддающегося навстречу.       У Си не боялся боли, но страх перед неизвестностью, на которую намекало чужое возбуждение, вдруг снова сковал его тело вполне ожидаемой неуклюжестью. Бэйюань легко считал и это волнение возлюбленного. Ласково расцеловав губы и плавными касаниями заглушив дрожь сильных чресл У Си, он выводил узоры на солнечном сплетении, оглаживал бёдра и незаметно, в такт громким чувствам, прижимался к У Си всё ближе, теснее.       Горячие, обожжённые горькими травами ладони заключили медовые бёдра в плен и помогли молочному телу занять удобное, доминирующее положение.       Страха больше не было.       Бэйюань шкодливо улыбнулся, совершенно очарованный чужой решительностью, и подарил возлюбленному короткий, смазанный поцелуй в губы. Перехватив руку У Си, Цзин Ци, направляя, указал на горячую, влажную точку, изнывающую от жажды. Бэйюань подтолкнул чужие пальцы — длинные и крепкие, — и они свободно вошли в податливую, мягкую плоть.       Цзин Ци был расслаблен, У Си — покорен и терпелив, но лишь до тех пор, пока чужие влажные, налитые вишней губы не начали бесстыдно выдыхать стоны наслаждения. Это распаляло У Си всё больше, заставляя его отказаться от доведённой до нестерпимого предела целомудренности поцелуев и прикосновений.       Цзин Ци и на этот раз легко считал чужое нетерпение. Откинув с плеч рассыпанные в беспорядке серебристые пряди, он направил горячую, пульсирующую плоть и медленно, со стоном, непроизвольно сорвавшимся с губ, опустился на чужое возбуждение.       Узость чужого тела опаляла, подталкивая к движению, однако У Си, несмотря на всю свою неопытность, сумел сдержать порыв и позволил возлюбленному самому решиться на следующий шаг. Прошло не многим более нескольких секунд, прежде чем Бэйюань попробовал подобрать темп. Он был осторожен, неспешен, но абсолютно открыт для чужих крепких ладоней, что помогали ему удерживать баланс и ритм до тех пор, пока медлительность не превратилась для них обоих в пытку. Тогда Бэйюань стал смелее, жёстче. Прогибаясь в пояснице, он всё глубже принимал У Си, его горячее, страстное нетерпение, которое довело их обоих до пика.       Бэйюань грудью припал к груди У Си и слился с ним в единство поцелуя. Серебро прядей рассыпалось по его плечам и груди, и У Си не смог удержаться, чтобы не дотронуться до их манящего звёздного отблеска.       — Совершенство, — прошептал У Си, заглядывая в любимые тёмные глаза напротив.       Бэйюань, измученный, но совершенно счастливый, удобно устроился на крепком, горячем теле возлюбленного и, очевидно, в ближайшие несколько часов более не планировал выпускать У Си из своих объятий.       — Даже лучше, чем те актёры из порнографии? — насмешливо спросил Бэйюань и принялся мягко выцеловывать незатейливые узоры на мускулистой, всё ещё тяжело вздымающейся груди У Си. — Может, всё-таки расскажешь мне, кто тебя надоумил посмотреть это?       У Си зарделся и насупился почти обиженно, но Цзин Ци быстро пересёк его попытку к губительной и несвоевременной рефлексии: ласково прикусил гордого мальчишку за мочку уха и пообещал, что безобразник Вэнь Кэсин всенепременно получит от него за совращение неопытных юнцов.