***
Дождливые летние ночи, тяжёлые капли оглушительно барабанят по листьям, и кажется, что в мире нет ни единого звука кроме этого монотонного гула. Уютное ощущение, что дом на ферме окружён стеной воды, отрезан от всего мира, что где-то там кипит в сухих и пыльных городах суетливая жизнь, а здесь время застыло в моменте, словно древнее насекомое в капле янтаря. Терраса пахнет отсыревшим деревом, а воздух - свежестью и мокрой землёй. Грохот заглушает голоса. Ричард не даёт себя целовать, хмурит брови, толкает плечом. Не здесь. Он не проявляет чувств на людях. Даже если эти люди – семья Ли, прекрасно понимающая, что человек, которого привёз на выходные их сын – больше, чем друг. Понимающая настолько, что мать заботливо приготовила одну на двоих комнату. Одну на двоих постель. Но Ли всё понимает. Он задумчиво смотрит в гулкую тьму, рассуждая про себя, сколько тепла и света нужно, чтобы растопить лёд, сковавший сердце его северного короля. Он уверен, что в нём огня с лихвой хватит на двоих. В конце концов, горячие слёзы Герды растопили осколки в сердце Кая. Ночью Ричард позволяет больше, но зажимает ему рот ладонью и шепчет в ухо «тише, тише», хотя в шуме дождя, шелесте листвы, и сотрясающих стены раскатах грома тонут любые звуки.***
Потом была весна. Весна в душе, на фоте медной и пряной Нью-Йоркской осени. Медовые лучи послеполуденного солнца в складках простыней вечером. Звонкий пьяный смех, врывающийся в окна ночью. Терпкий кофе утром, разбавленный нежностью сливок по утрам. И невозможность насытиться друг другом в любое время суток. Изучать, прикасаться, целовать – сначала жадно и торопливо, боясь поверить в отсутствие необходимости скрываться и спешить, так терзает добычу изголодавшее животное, боящееся, что пищу отнимут. Потом уверенно и чувственно, без страхов и сомнений растворяться друг в друге. Круговорот баров, ресторанов, прогулок по никогда не засыпающему городу с его монотонным гулом, сплетённым из тысячи звуков и голосов. С запахом горячего асфальта, ароматов выпечки, приятно щекочущих нервные окончания, липкого алкоголя, терпкого тестостерона и его одеколона. Жизнь была праздником, бешено крутящейся каруселью, и сотни неоновых вывесок сливались в одну ослепительную линию. Ли хотел показать Ричарду всё. Каждую кафешку, каждый потайной зелёный сквер, каждую многолюдную площадь, и каждый миллиметр себя, души и тела. Тот принимал с благодарностью, желая всегда большего.***
Около трёх лет опьяняющего счастья, совместной жизни, общего быта. Обжигающая страсть, исцеляющая нежность. Их собака и сонные споры о том, чья очередь с ней сегодня гулять. Нечто неописуемо трогательное поселилось в груди, светлое, мирное и тёплое. Скудный пейзаж северной души, наконец, преобразился, обласканный солнцем. Но каждый раз, когда Ричарду собирался по делам в Англию, Ли ощущал смутную тревогу, что он не захочет вернуться.***
Но как бы не затягивались тёплые дни, они не продлятся вечность. Как и любовь. Начинается, как и всегда, с малого, с едва уловимых признаков – по утрам трава покрывается не росой, а инеем, холодеют ночи, ветер не ласкает кожу, а бьёт по щекам наотмашь. Потом бесконечная тьма, пустота и холод. Их последняя зима не была тёплой. Кровь смерзалась, кристаллизировалась в артериях. Как бы Ли не старался, температура неотвратимо падала, близясь к точке невозврата. Он чувствовал, что всё рассыпается, все песочные замки и призрачные мечты выскальзывают между пальцев, попытка что-то удержать сродни спасению утопающего из ледяной проруби. Дыхание прерывается, лёгкие наполняет вода. Головой об лёд. Вместе на дно. Он не был к этому готов. «Я не могу тебя спасти». Отпустил и сдался. Он что-то упустил, не разглядел, какой-то крошечный осколок проклятого зеркала остался в сердце его Кая. И всё это время, подобно раковой опухоли, незаметно и коварно распространял метастазы. Ричард уехал. Ушёл по-английски, (думая об этой иронии, Ли почти истерично смеялся, неверной рукой подливая в стакан обжигающе крепкий виски, ) без предупреждений и прощаний, оставив пустоту и холод . Курить до горечи на губах, до оскомин на языке, до боли в груди. Все места в городе полны воспоминаний, но осиротевшая квартира ещё хуже. Спать дома невыносимо. Случайные знакомства в барах, чужие постели, чужие руки и незнакомые губы. Короткие погружения в тревожную пьяную дремоту, чтобы проснуться под утро, собрать в полумраке одежду с пола и на рассвете, не попадая с первого раза в замочную скважину ключом, вернуться домой.***
Как бы не лютовала зима, и она сдаётся и отступает перед торжеством юной жизни, которую зарождает весеннее тепло. - Милый, выглядишь ужасно, – старая подруга морщит нос, запах табачного дыма в квартире невыносим. В складках простыней пепел. Она отдёргивает занавеску, распахивает окно, и в комнату врывается птичий щебет и солнечный свет. - Хочу познакомить тебя кое с кем. Он славный парень, должен тебе понравиться.***
Теперь рядом с ним человек, который любит его самозабвенно, не прячет чувств, обожает проводить выходные с его семьёй. Поцелуи на той самой террасе. Но иногда, в дождливые ночи, Ли аккуратно выбирается из его объятий. Бесшумно ступая, выходит на крыльцо и долго смотрит вдаль, позволяя смутному осадку тоски вновь подняться из самых глубин души. Он стоит так, пока тоска не осядет вновь. Ли давно бросил курить, но для таких моментов у него всегда была в запасе заветная пачка. -Где ты? Как ты? Вспоминаешь ли тоскливыми ночами, скучаешь ли? Снежный Король, кажется, где-то в твоих ледяных омутах, под твоими непробиваемыми доспехами, остался кусочек моего сердца.