Все наши несчастья, каждая наша беда

В том лесу белесоватые стволы Выступали неожиданно из мглы. Из земли за корнем корень выходил, Точно руки обитателей могил.

— А давай мы попробуем… — аккуратно начал Миша и тут же был перебит взвизгнувшим Андреем. — Нет, нет и ещё раз нет! Чтобы ты там не придумал, это плохая идея… — Да ты даже не дослушал! — воскликнул Горшок и от его негодования зажглась свеча до этого тускло горевшая на столе и уже почти потухшая. — Успокойтесь оба, — перебил обоих Шура и устало потёр виски, он чувствовал себя воспитателем в детском саду, — давай послушаем что он предложит, а потом уже решим что это плохая идея, — Миша закатил глаза и толкнул друга, — грубо Миха, — усмехнулся блондин и дождался пока Андрей неуверенно кивнёт, — ну, излагай, — Горшок расплылся в улыбке и начал сбивчиво рассказывать что это за план такой. Дело в том, что Князь всю неделю подрывался от кошмаров разной степени паршивости. Горшок всё это чувствовал и на своей шкуре, поэтому ходил вредный и хмурый, радуя своей мрачной физиономией всех прохожих, которые от него шугались, как от чумного, разве что не крестились для критической точки идиотизма, но и этого хватало, чтобы срываться дело не по делу. Балу давно привык к такому поведению и если его что-то задевало, максимум что выдавало его эмоции это поджатые губы и лёгкое неодобрительное покачивание головой, а вот Андрей не был скуп на эмоции. Он хмурился, расстроенно отводил взгляд, чем выводил только сильнее, потому что у Миши просыпалась дремлющая совесть и он не мог наплевать на его чувства и вынужден был сдерживаться, чтобы не нагрубить. Шура глядя на всё это паскудно посмеивался и никак не комментировал, хотя Горшок был готов вцепиться в любое слово, как голодная собака в обглоданную кость. — Ничего криминального, я просто предлагаю пошариться по твоим снам, — Миша беззаботно пожал плечами и отправил в рот целую горсть заранее очищенных семечек, пара зёрен выпала из-за нехватки зубов, но это его не смутило и колдун подобрал их пальцами прямо со стола. — Да, просто порыться у меня в голове, я понял и мне всё ещё не нравится эта идея, — Андрей в поисках поддержки покосился на Балу, но тот задумчиво молчал повернувшись вообще к окну. — Вообще… — тихо отзывается Шура и смотрит на притихших друзей, — попробовать можно, — Князь распахивает глаза и пару раз открывает и закрывает рот, он не находит слов, чтобы описать, кто Балу после этого. — Вот! Ну вот видишь! — семечки снова разлетаются в разные стороны и Андрей прикрывает глаза, делает несколько глубоких вдохов и сглатывает, ничем хорошим это не закончится. Балу всучает им непонятные травы, корешки и листики, очень долго объясняет Андрею что и как заваривать, Горшок слушает в пол уха и слабо шевеля пальцами плетёт из непонятных веточек, которые свисают с потолка кривую косичку. — Завари всё как я сказал, а Миха пусть прочтёт потом то, что нужно и сможешь выпить. Мишк, справитесь? — интересуется Балу и дождавшись невнятного «угум», вздыхает и заворачивает всё в плотный кусок ткани. Под насмешливым взглядом, Андрей удаляется домой, чтобы сообщить бабушке о том, что ночует он сегодня у друга и переживать за него не стоит. Они решают, что задуманное лучше исполнить дома у Михи, прикрывшись ночёвкой. Во-первых, потому что он живёт один и лишних вопросов, как и свидетелей не возникнет, а во-вторых, в привычной обстановке, ему в чужих мозгах копаться легче будет. Князю второй аргумент не нравился, но его мнение никто не учитывал. Было некомфортно независимо от того, где они собрались вторгаться в его сны, поэтому, когда они пришли в домик, который по непонятной Андрею причине оказался гораздо дальше остальных строений, расслабиться он так и не смог, пусть внутри и было уютно. Никаких склянок с замаринованными крысами и ящерицами тут не было. Пыльные книжные шкафы и тёмная деревянная мебель, которая плохо сочеталась с матрасом на полу. Кровать тут имелась, но вот этот самый матрас на ней почему-то не лежал. На вопросительный взгляд Горшок неопределённо пожал плечами. — Я неспокойно сплю, — буркнул он и на этом диалог посчитал закрытым. Посвящать Андрея во все тонкости колдовского существования было рановато, поэтому Миша и ограничился ничего незначащими, пространными ответами. Остаток светового дня Князь бродил по домику и пытался анализировать молчаливого сегодня колдуна. Обнаружив гитару, Андрей расплылся в радостной улыбке. Даже такие крохи информации помогали ему почувствовать себя лучше. Через некоторое время ожил и Горшок, в свойственной себе манере начав запальчиво рассказывать обо всём, видимо он уловил, что Князю гораздо спокойнее, когда навязчивый маг рядом. Болтовня отвлекала от зреющей с наступлением вечера тревоги. Когда дом у самой кромки леса заполняет темнота, такая неестественно густая и тихая, Андрея перестаёт спасать даже болтовня Мишки и одеяло, под которое он забрался. Жалкий кусок тряпки стал бесполезен и только раззадорил тени. Князь дрожал и боязливо комкал нервными пальцами грубый край матраса. Миша ощущал этот страх, так ярко ощущал, что даже грубо шутить на эту тему расхотелось, он шумно вздыхает и неуклюже в кромешной темноте шагает к матрасу, который всё ещё лежал на полу, Андрей не жаловался. Колдун не хотел предлагать свою помощь, не до конца уверенный, что парень готов её принять, но голос Князя, дрожащий и срывающийся шёпот всё решает за него. — Миш, Миша, — Горшок ощущает, как тяжело даётся это признание, по мнению Андрея до глупого детское, но по мнению Миши серьёзное, являющееся проблемой, — мне страшно, я ужасно боюсь темноты, просто ужасно, и ты можешь смеяться и тыкать в меня этим до конца жизни, только пожалуйста, завтра, — неловко сдвигается ближе к стене, уступает место, приглашает без слов, — сейчас ты мне нужен, рядом, — Горшок улыбается добродушно и достаточно для себя ловко забирается под одеяло тут же ощущая, как его накрывает волной жара. — С чего ты взял, что я тебя буду этим попрекать? Я не такая скотина, если ты вдруг не заметил, — горячие и влажные от духоты ладони проворно обхватывают колдуна за пояс, Андрей совершенно беззащитно, в жесте слепого доверия утыкается лицом в грудь Михи, прямо там где бьётся сердце, тяжело выдыхает и даже не собирается вылезать наружу из кокона одеяла, Миша смутно наблюдает светлую макушку и удивляется тому, как Князь умудрился не задохнуться. — Ты вообще не скотина, — глухо и едва разборчиво отзывается он, а когда Горшок туповато улыбаясь и жутко смущаясь, по-собственнически обнимает в ответ, постепенно расслабляется и даже решается закинуть ногу, удобно переплетя её с длинной ногой Михи. У темноты один единственный плюс — она скрывает пунцовый румянец на бледных щеках мага, который пошевелиться боится, потому что эмоции, как свои, так и чужие завладевают им целиком. Он не может разобрать их на составляющие, но из своего он улавливает смятение и смущение, а у Андрея притуплённый, маячащий на периферии страх и что-то ещё… что-то странное и настолько мягкое, что едва удаётся прощупать. Нежность, щемящая нежность направленная целиком на Мишу. — Не хочешь раскрыться? — ненавязчиво спрашивает Горшок, которого в прямом смысле обжигает такая близость, в помещении и так было достаточно тепло, но создавать такую парилку под одеялом это уже слишком. Князь не отвечает, только мотает головой невразумительно, видимо боится выглядеть совсем по-идиотски, но Горшок вздыхает и забравшись пальцами в светлые и податливые пряди, успокаивающе гладит, второй рукой стягивает одеяло, чтобы укрытой оказалась только нижняя часть тела. Прикосновения и правда помогают, Князь жмётся к нему, едва не мурлычет, хотя есть из-за чего, колдун дарит ему такое желанное спокойствие, никаких теней и страшных тёмных углов, только грубоватые, но сейчас отчего-то бесконечно ласковые руки Миши, который удерживает его от полного помешательства, которые остаются единственной опорой в этот поздний час. Отросшие волосы у Андрея влажные, неудивительно. Кожу головы вдруг что-то приятно холодит, будто горячечная тяжесть остыла под напором спасительных прикосновений. На внутренней стороне век Князь видит светлые пятнышки, но соображает он уже слабо, Миша как сильнодействующее снотворное, от которого все мысли испаряются, а тело становится лёгким-лёгким, как пушинка. Андрей медленно, через силу открывает глаза, рука из волос никуда не исчезла, но рядом с ними расцвело несколько бутонов зелёной дымки, эти бутоны причудливо клубились, но быстро испарялись. — Мих? — глаза настойчиво скатывались в кучу, но до того это было завораживающе, что он всеми усилиями противится подступающему сну, уж больно любопытно было, почему горшенёвская магия таким образом на него действует, да ещё и вспыхивает в тот момент, когда он не колдует, — а чего она тут..? — тычет носом в сторону клубочков. — Долго объяснять, слов заумных много, а я сомневаюсь, что ты сейчас в состоянии все эти бредни выслушивать, — Миша мягко усмехается, и этот звук отдаёт вибрацией в тяжёлой голове Андрея. — Расскажешь завтра? Я люблю тебя, — он протяжно зевает, а Горшок замирает, даже дышать кажется перестаёт, — слушать… — добавляет Князь и совершенно бессовестно засыпает на середине фразы. — Ну ты и… самородок Княже, — шипит Миша и закатывает глаза. Выданные Балу травы в совокупности с магией, Андрея успокоили и он уснул, быстро и крепко, не поверхностно, а сразу глубоко, провалился туда, где обязательно будут сны, может быть кошмары, а может и нет, предугадать сложно. Оказываться в чужих снах Мише ещё не приходилось. Чувствовать чужое состояние извне оказывается совершенно по-другому. Горшок невпопад думает о том, что вряд ли бы Андрей смог уснуть самостоятельно, для него всё происходящее один сплошной стресс. Всю жизнь прожить со знанием того, что всё на свете поддаётся логическому объяснению, а потом в один миг тебе фанатично доказывают, что всё совершенно не так, да ещё с доказательствами лезут, неудивительно, что в князевских снах такой бардак и полнейшая неразбериха. Тут все ощущения стали притуплённей, будто сквозь толщу воды. Перед глазами яркими всполохами мелькают воспоминания, но разобраться в них не так уж и просто. Некоторые сочные, ещё совсем свежие, некоторые потускнели, а некоторые затёрлись до дыр, если так можно выразиться. По началу ничего не происходит, всё смазано и расплывчато, но спустя время силуэты воспоминаний становятся чётче, как и звуки. Надежда на то, что Андрею приснятся розовые пони тает так же быстро как сахарная вата. Вот перед глазами встаёт уже знакомый лес, но не такой, который виден в окошко, а тёмный, гораздо темнее чем он может быть в природе. На деревьях серо-чёрные листья, кое-где их больше, кое-где меньше, и всё как-то неравномерно. Из земли торчали корни и пни, неестественного бледно-коричневого цвета, даже будучи сторонним наблюдателем, Горшок неминуемо цепляется за коряги, они его безбожно тормозили. За это он и ненавидел сны. Неподатливые, тугие, с трудом поддающиеся магии они были идеальным рассадником для разной нечисти, которая каким-либо образом могла воздействовать на разум. Наконец в белёсом тумане, мелькает силуэт Андрея, такой хрупкий и гротескно яркий среди пожирающей серости. Миша подходит ближе, не боясь быть обнаруженным, потому что он не зашёл так далеко как Князь. Он всё ещё ощущал чужие эмоции, но тут их разграничивать отчего-то было легче. Вероятно это был не совсем кошмар. Точнее не кошмар в прямом смысле. Ничего страшного не происходило, но подсознание издевались над Андреем, давило на него и затапливало паникой и безысходностью. Видение странно завибрировало, зарябило, пошли помехи как на неисправном телевизоре, это единственное что выдавало иллюзорность всего происходящего, даже Горшок малость подзабыл, что через несколько слоёв сна есть реальность. Бродить меж стволов больше не имело смысла, чтобы узнать или увидеть, что-то стоящее, сюда нужно возвращаться регулярно, но вряд ли Андрей пойдёт на такое, для него это словно голым ходить, все мысли наизнанку вывернули, пусть Миша по-джентельменски и не стал копаться там где не надо. Вынырнув из забытия, он испытывает далеко не самые приятные ощущения. Виски ломит, а во рту сухо до такой степени, что глотать больно. В довесок ко всему этому, Андрей рядом дрожит, и только после этого Горшок понимает, что в комнате мертвецки холодно, только пар изо рта разве что не идёт. Он машет рукой и на них осыпаются снопы зелёных искр. Миша пытается приподняться на локтях, но мышцы заиндевели и едва слушаются. В помещении уже достаточно светло, видимо сейчас три-четыре часа утра. Долго он бродил во сне Андрея. Кстати про Андрея. Миша уже привычно вплетает руку в волосы того, в этот раз гораздо аккуратней чем в первый, без особых усилий поворачивает голову паренька, так чтобы вглядеться в лицо; тот лежал уткнувшись носом в подмышку колдуна, а руки сложив под собой. Горшок напряжённо вглядывается в осунувшиеся черты и посиневшие губы. Он готов признать, что идея была не самой удачной.