Все наши несчастья, каждая наша беда

Раннее утро встречает Андрея лениво. Вставать не хочется, но всё-таки нужно, электричка их ждать не будет, да и Мишка, вечно не высыпающийся тоже вряд ли обрадуется если они опоздают. Сумки уже собраны с вечера, в них так же неаккуратно сложена вся одежда, за исключением разве что тетради со стихотворениями и блокнота для рисования. У Горшка пожитков и того меньше, понятное дело, что колдун, но вести столь аскетичный образ жизни… впрочем, если ему так комфортно Андрей не собирается возражать. Большую часть багажа Мишки из себя представляет гитара, увиденная им когда-то в домике у самой кромки леса. С бабушкой Андрей прощается, но обещает, и знает, что не обманет в этот раз и действительно приедет следующим летом сюда. Если не загадывать то, даже не один. Балу в дорогу им вручает термос с рисунком черники. — У него мания на посуду с этими ягодами, — шепчет Мишка на самое ухо и обнимает за плечи, по собственнически, крепко и уверенно. — Я всё ещё не оглох, — Балу отвешивает шутливый подзатыльник по тёмной макушке и подмигивает Андрею, когда он удерживает колдуна на месте, не позволяя сорваться к целителю и отомстить. К электричке снова идут через лес, по дороге Горшок мельком указывает на полюбившуюся ему опушку с обшарпанным, поваленным деревом. Поручик тоже попрощался, зачем-то подарил им засушенные грибы, выглядели они конечно так себе, пахли тоже соответствующе, но дареному коню… как говорится. Шура пообещал приехать позже, всё-таки конец августа, начало сентября, смена сезонов и он не упустит возможность собрать травы и корешки, чтобы снова повесить их сушиться на потолок. Кривая косичка сплетённая Мишей там кстати до сих пор болталась. Идти с Мишкой было совсем не страшно, он обламывал магией самые сухие сучки, они хрустко звенели и должно быть это жутко бесило лешего, но его это как всегда не волновало, а наоборот раззадоривало и поднимало настроение. Деревья были всё такие же жутковатые, да и по земле снова стелилась молочно белая дымка, от чувства дежавю Князь уже привычно подцепил своей рукой Мишкину, а на клыкастую, самодовольную улыбку вздёрнул бровь и не произнёс ни слова в своё оправдание. Лес расступался перед ними, выпускал из потусклевших объятий и тут Андрей мог вздохнуть свободно, даже как-то свежей стало. Взобравшись на платформу, Горшок поставил гитару подле себя и с лёгкой полуулыбкой повернулся в сторону деревни. Скрытая густым лесом и болотами, ни одного домика не было видно, даже крест старой церквушки не возвышался над относительно густыми кронами. Каждый раз, уезжая его охватывало чувство лёгкой ностальгии, немного тоскливой, грустной, но всё же… места давно стали родными. Даже открывшаяся правда, с одной стороны ненужная такому как ему — простому человеку, а с другой стороны такая волшебная, такая, которую никогда не примешь за реальность, похожая на его истории, которые всегда находили отражение в стихах. Теперь его фантазии и кошмары стали куда реальнее того, что он знал раньше. Мишка рядом уселся на тёплый бетон, по турецки, только острыми локтями разве что в коленки не упёрся и не прикрыл свои невозможные, подсвеченные солнцем глаза. Уставился снизу вверх, преданно и безгранично смешливо, потом призывно похлопал рядом с собой, призывая сесть рядышком. Андрей и сел, собственнически уместил ладонь на тощем бедре и душа его окончательно успокоилась. Забавно, что в этом непредсказуемом хаосе, в маленькой катастрофе по имени Миша он смог найти своё успокоение. Горшок беззубо улыбался глядя на него уже вровень, будто бы знал его мысли, все до последней, но ничего не говорил и Князь был ему за это благодарен. Скоро пришла электричка, юноши с кряхтением поднялись. Андрей с каким-то трепетом переступил порожек, даже оглянулся напоследок. — Ты чёртов романтик, понимаешь, да? — Миша зевнул широко, сощурился на робкую улыбку Андрея, которая значила безоговорочное «да». Князь сел рядом, немного ревниво покосился на гитару, а Горшок прыснул со смеху и отложил горячо любимый инструмент на сиденье впереди, тут почти все сиденья были пустыми, что невероятно радовало парней. Хотелось ехать в тишине, настроение к ней распологало, а солнечные лучи проникающие сквозь умеренно пыльные окна уже не палили так сильно, они стали гораздо ласковей. — Я щас усну, — предупредил Мишка и собственнически уместил патлатую голову на плече Андрея. Пушистые волосы щекотно залезли в ухо и Князь мягко пригладил это буйство, ну вот, катастрофа, а не человек, во всём беспорядок, как же его хотелось зарисовать. Грусть грустью, но как же он соскучился по Яше. Сосед всё чаще появлялся в его мыслях, Цвиркунов и сам должно быть скучает, как же замечательно будет перезнакомить его с Сашками и Мишей, ему отчего-то подумалось, что Балу ему точно понравится. — Самое странное лето, — тихо сказал он и почувствовал как затылок закололо. — Да? — внезапно отозвался вроде задремавший Мишка и приоткрыл сонный глаз. — Да, — уверенно кивнул Андрей и всё же аккуратно повернулся, замер как громом поражённый, когда в конце, на самых дальних сиденьях встретился с пытливым светлым взглядом. Маша улыбнулась уголками губ и подмигнула, — но… самое лучшее, — Князь вернул внимание на секунду Мише, втянул запах мягких волос и расплылся в улыбке. Горшок пах озоном, совсем нейтрально, он должно быть даже додумал этот озоновый запах, но он был слишком притягательным, чтобы не навоображать себе лишнего. Он снова оборачивается назад, но… никого не видит. — Не вертись Княже, у меня щека сейчас заболит. — А? Да, извини, — Андрей немного пришибленно улыбается и в порыве неконтролируемой нежности клюёт Мишу в висок, тот странно мурлычет и смешливо ластится, Князь обнимает его за плечи, чуть сползает, чтобы колдуну, такому сонному, разморённому и уютному было удобней, — столько всего случилось, и плохого и хорошего. Это было невероятно, — смотрит в окно, на рощу, которая в скором времени должно быть превратится в лесок, хозяином которого станет молодой, совсем зелёный ещё леший, на прудик, в котором пускает пузыри древний водяной, на рельсы, которые из-за копны волос видно очень плохо, но вроде бы на них ничего нет и чувствует счастье. Ему спокойно, впервые после того, как он всё узнал ему по-настоящему спокойно и лениво хорошо, — все наши несчастья, каждая беда… — шепчет он немного невнятно всё из-за тех же волос, прикрывает глаза, сон постепенно сморит и его. — Кроются в нас самих, только в нас самих, — вторит ему Мишка уверенно переплетая их руки.

Последние сомнения переплелись в стихи И пепел сожаления осыпал языки. Ты наберись терпения и подожди чуть-чуть И сказку, без сомнения, доскажет кто-нибудь.