Ketamine

На его замёршем лице зима, зрачок покрылся коркой льда, он стекляшка ни более, кто-то скажет что хрустальный, но нет — он пуленепробиваемый, самозабвенный, и не умеющий проигрывать. — Долго ещё будешь стоять? Он недовольно зол, всегда односторонний, стабильно ненавидящий. — Я разобралась с информацией. — И? — Могу сказать, что та девушка которую мы подозревали первоначально, не при чём. — Верно. — Сухо, уставше, привычно, гениальный мальчик учит всех вокруг как правильно жить, но сам заколочен в деревянном гробу с ржавыми гвоздями. Раздражающее зрелище — пресное хлебало без толики на приправу смеха. Стоило того ожидать, после смерти Мэтта и Мэлло уже не то, пасмурно, туго и не интересно. Нэйт заставляет разгадывать загадки которые уже сам порешал, пережевал и выплюнул, мерзость. — Это всё? — Да, свободна. Квартира удушающе скрипит и клокочет, от чего — то пахнет формалином, не закрывая дверь бегу проверять домики — стёклышки своих «друзей». Самый грустный из сюжетов воплотился явью, высохшее сердце плавало по середине комнаты, колба треснула, моё терпение тоже. Третья бутылка бьёт по голове, я уже люблю себя и кто-то с пышной грудью тоже, пальцы во мне приятно кучкуются, греют изнутри, но избежать холода не удаётся, трубка звенит уже пятый раз, заворачиваюсь в объёмное одеяло и бреду на звук. — Слушаю. — Разберись с делом. — Шипит и плюётся, паранойя прогрессирует, думаю что он добрался и до моей квартиры. — Идиот. — Отключается прежде чем услышать. Через секунду слышу хлопок входной, и я в бешенстве, сидя в своём склепе он умудряется отпугивать от меня людей, тварь. Утро начинается с карточных замков и моих тяжеловесных ботинок, Джованни отрешённо смотрит как рушится потраченное время Ривера, прихожу в восторг от проделанной работы. — Ты опоздала. Цензурю свою речь сдерживая потуги оскорблений, сглатываю ком и приступаю к делу. Кровь, моча — единственные подаренные на время друзья, зарывшись по уши в анализы жертв, упускаю тот момент когда становится темно и тихо. Мятный запах ходит близко. — В крови антитела. — Бегло оповещаю. — А у тебя? Резко разворачиваюсь лицом всматриваясь в отвратительную картину — он улыбается, даже патлы стекающие водопадом не способны скрыть этот феномен. — Не смей, Нэйт. — Моча? — Психотропные. — Мха, на сколько у тебя ясное сознание? — Я не наркоманка. — Сколько хочешь, но это твои анализы. Секунда и в моих глазах он вовсе монстр, хочу его прикончить, тянусь за спину, заряжен, знаю что попаду с первого раза. — Ты не в себе. Тебе нужна помощь. — Ты-ы дря-янь! Всё что ты имеешь не твоё, а совместно нажитое, Эл, Мэтт, Мелло и даже Кира, вот на чьих условиях ты существуешь! — Я улавливаю суть твоей яростной полемики, но меня интересует другое, сколько побывало с тобой на одной плоскости? — Заткнись! — Уверен ты не против ещё одной дозы. Не успела, не почувствовала, по венам течёт мороз. — Теперь я прекрасно понимаю почему тебя ненавидел Кель. — Медленно оседаю на пол, пачкая чёрную форму. — Что это? — Спрашиваю чуть туповато. — Кетамин. — М. Садится напротив, долго смотрит, после тянет абсолютно бесконечные руки. — Не трогай. — Сонливо и уставше, но я стараюсь бороться. — Тш, тихо. Руки — ходунки, зависают над головой, вплетаются в шёлк, очерчивают углы челюсти, душат шею, ютятся на груди и колят талию. — М-м-м… — Если бы ты всегда была такой. — Не хочу… С разлившемся снегом пришло море, миражи, Ривер не был уже таким отчаянно плохим. Смеюсь от лёгкости и абсурдности. О да, сейчас меня поимеют, как долго рассчитывал или как быстро спланировал, так бы и окунула мордой в кислоту. — Задумалась? — Пхах, ты такая мразь, честное слово. — Мы подходим друг — другу. Дёргает плотную ткань, вены вздуваются от приложенной силы, он изменился, но только не характером и уж точно не душой. — Тебе так нравятся подаренные мной вещи, я вижу эту одежду каждый день, и каждый день она идеально — чёрная, идеально — чёрная для Мелло. Он белое облако, пушинка, крыло свадебного голубя, можно обмануться, тогда стоит заглянуть в глаза, там дёготь. Зябко, трясучка сводит колени вместе, зубы повторяют всё тоже самое и дураки начинают стучать в унисон. — Подожди. — Шелестит куда-то в щёку. — А! Клитор насильно зажат губами, а губы пальцами — тростинками, костяшки сминают рыхлую ткань. — Теплее? Стараюсь ухватиться за что либо, но получается только за серебряные пряди, что опускаются всё ниже останавливаясь между ног. Дело шлюшье, дело дрянь. Сжимаю бёдрами череп морального инвалида, наваливаюсь всем своим телом и — ничего. — Милая. Слюна стекает по внутренней стороне, язык толкается и облизывает всё вокруг. — Ты сдохнешь! Я обещаю! Моими руками… — Упираюсь пытаясь его отодвинуть, но он лезет только выше, и уже сидя на мне оттягивает соски. — Угх-мх… — Плачешь? Плачь, мне нравится, ты сейчас такая разбитая, как каждый наш раз. — К-каждый?.. — Да. — А-агх! Головка входит быстро и больно, не успеваю следить ни за чем, глаза застилает солёная вода, сознание неохотно воспринимает действительность. Медленно ухожу в себя, чувствую мокро и неприятно, а ещё невесомые поглаживания по животу. — Ты никогда не узнаешь и не вспомнишь, знаешь оно тебе не нужно, ни в следующий раз, ни в этот, тебе не нужно знать, у тебя полно причин меня ненавидеть, так ненавидь за них. А сейчас, спи.