На распутье

Конец августа выдался на редкость холодным. Ночь тёмной вуалью опускалась на выцветшие холмы графства Уилтшир. Призрачная дымка поднималась над рекой, опутывая всё вокруг. Постепенно растворялись в ней искривлённые силуэты старых ив, нависших над водой. Туман расползался, окутывая пустынную местность, единственным примечательным объектом которой был старый указатель на развилке просёлочных дорог. Причудливые кованые стрелки чуть слышно поскрипывали, несмотря на полное безветрие. Если бы какой-нибудь незадачливый путешественник, волей судьбы заброшенный в эти края, взглянул бы в направлении одной из стрелок, взору его предстали бы размытые очертания далекой деревни. Что же касается другой стрелки… Если бы в нашем путешественнике вдруг проснулось любопытство, и он вздумал бы поинтересоваться в деревенском пабе (куда, разумеется, заглянул бы), куда ведёт та, другая дорога, его бы ждал весьма сухой и прозаичный ответ. И даже если бы он задался целью опросить всех местных, все в один голос твердили бы, что дорога заканчивается самым обыкновенным тупиком. Вполне вероятно, говорили бы местные, что когда-то там и было какое-нибудь строение, может ферма, а может и ещё чего, но вряд ли в деревне найдется кто-нибудь настолько старый, чтобы помнить те времена. Сейчас же, пройдя примерно с милю по загадочной извилистой дороге, можно обнаружить, что она просто… обрывается. Тогда путешественник, пожав плечами и отхлебнув холодного пива из тяжелой пинтовой кружки, выбросил бы из головы странный указатель вместе с дорогой, и приступил бы к ужину, а вместе с ним и к размышлениям на темы, без сомнения, более интересные, чем какой-то старый скрипучий столб. И вот, ни с того ни с cего, в тишину, нарушаемую лишь мерным поскрипыванием стрелок, вдруг ворвался ещё один звук — странный громкий хлопок. И в ту же секунду произошло нечто совсем уж из ряда вон: на развилке из ниоткуда возникла мужская фигура в длинном дорожном плаще. Бросив мимолётный взгляд на далёкие огни деревни, мужчина развернулся и уверенным шагом двинулся в противоположную сторону. Однако, когда загадочный человек обогнул высокий холм, его взору, вопреки уверенности местных, предстал совсем не тупик. Перед ним, залитое лунным светом, раскинулось огромное величественное поместье. Подходя к высоким кованым воротам, созвучным по стилю с тем самым указателем, он замедлил шаг и внимательным взглядом окинул мрачные завитки чугунной решетки сквозь толстые стёкла очков. На мгновение его охватило неприятное чувство. Хоть он и бывал здесь множество раз, не так-то просто было забыть о том, что впервые он оказался здесь в роли пленника. Воображение упорно рисовало жуткую морду, лязгающим лаем вопрошающую о цели визита. Слегка дёрнув плечами, молодой человек ещё раз взглянул на решетку. Морда не появилась, причудливые завитки хранили прежнее мрачное спокойствие. Отогнав неприятные воспоминания, он слегка приоткрыл ворота и скользнул внутрь. Тишину нарушали лишь скрип гравия под ногами и таинственное шуршание в глубине листвы вековых тисов, ограждающих подъездную дорожку. Пройдя немного вперед, он снова остановился перед изящным мраморным фонтаном. Мутная застоявшаяся вода зеркальной гладью отражала чёрное беззвездное небо и бледный диск луны. Слегка наклонившись, он взглянул на собственное отражение, казавшееся сейчас каким-то слишком бледным, слишком изнурённым. Чуть слышно вздохнув, он двинулся дальше. На мгновение ему показалось, что где-то в кустах промелькнула невысокая тень. Однако стоило ему обернуться, как загадочный наблюдатель исчез в глубине листвы. Сад вдруг наполнился шорохами. В разросшихся кустах теперь кипела жизнь. Где-то в глубине парка раздавались печальные птичьи трели и шелест причудливых насекомых. С засохшего дерева с тревожным карканьем сорвалась стая необыкновенно крупных воронов. Еще немного постояв, человек в очках неспешно двинулся к возвышающимся впереди дверям парадного входа. Просторный вестибюль встретил его надменной торжественностью. Из разбитых ромбовидных окон струился гладкий лунный свет. Опустевшие рамы портретов взирали на него со стен пустыми глазницами. Каждый шаг отдавался хрустом битого стекла. Взгляд гостя невольно упёрся в огромную разбитую люстру, так и оставшуюся лежать посреди ветхого ковра. По спине пробежала болезненная дрожь. На мгновение его вновь охватили воспоминания. Душераздирающие крики Гермионы, безумный смех Беллатрисы Лестрейндж. Отвратительное ощущение беспомощности и застывшее выражение твёрдой решимости в потухших глазах домовика Добби. Тряхнув головой, он смерил взглядом мраморную лестницу, ведущую на второй этаж. Он знал, что, поднявшись на двадцать четыре ступени, затем свернув налево, а после направо, окажется в нужном месте секунд, самое большее, через сорок пять. И здравый смысл настойчиво советовал ему поступить именно так, однако вместе с тем где-то внутри осело какое-то глупое (по его собственной оценке) инфантильное убеждение, что ему нужно ещё несколько минут, всего парочку, собраться с мыслями. Он оглянулся в сомнениях. По левую руку деревянная дверь библиотеки, по правую — металлическая, оранжереи. Ещё немного постояв, он вздохнул, как бы признавая свою слабость, обогнул люстру и повернул направо. Металлические ступеньки длинной винтовой лестницы недовольно лязгали под ногами. Луна зловеще светила сквозь величественный стеклянный купол, ограничивающий от внешнего мира запущенный безнадёжно погибающий сад. Печальные засохшие розы хранили ещё следы былой красоты. Заросли плюща расползлись повсюду без присмотра и заботливых рук своей хозяйки. Спустившись вниз, он приметил каменную скамью, надёжно скрытую в густых зарослях каких-то неизвестных ему растений. Опустившись на холодный камень, он тяжело вздохнул. Нужные мысли упорно не желали идти в голову. Он не знал, сколько сидел там без движения, низко опустив голову в тщетных попытках собраться с мыслями. Вероятно, он мог бы сидеть там до скончания веков, пока не заметил краем глаза, как из кустов тянется к нему своей пастью затаившийся хищник. Venomous Tentacula, жгучая антенница — рефлекторно отдалось где-то в голове название гнусного растения из «Тысячи магических растений». Он успел отскочить за секунду до того, как мощные челюсти сомкнулись бы на его плече. Или шее. «Диффендо» — произнёс он одними губами простое заклинание, наградив гигантскую оголодавшую мухоловку ударом по носу (образно выражаясь, носа у неё, конечно, не было). Растение взвыло от боли и с недовольным ворчанием скрылось в зарослях плюща. Он в очередной раз вздохнул и подумал, что, пожалуй, стоит прекратить себя обманывать, и что ни одна минута, ни десять, ни даже несколько лет промедления не позволят ему лучше подготовиться к предстоящему разговору, а значит, не было причин и дальше откладывать неизбежное. Ещё несколько секунд он стоял там, а затем решительным шагом отправился наверх. Вернувшись туда, откуда начал, он поднялся по мраморной лестнице, приняв волевое решение больше не останавливаться. Таинственный шелест не прекращался. Незримые обитатели поместья следили за его странными перемещениями, наблюдая и перешептываясь. Кто этот странный человек, как осмелился он нарушить их покой? Но с каждым шагом по тёмному коридору, с каждой отодвинутой паутиной, его шаг невольно замедлялся. Перед массивной дверью в конце коридора от охватившей его решимости не осталось и следа. Какое-то время он стоял, борясь с нахлынувшим порывом развернуться и немедленно трансгрессировать домой. Может он еще успел бы к ужину, Джинн обещала приготовить его любимый лестерширский пирог. Получалось у неё, честно говоря, пока так себе, но её старания всё равно грели сердце. Страшно подумать, как бы она отреагировала, если б узнала, где на самом деле он периодически пропадает ночами, а после спокойно, глядя прямо в её глубокие мудрые глаза, сочиняет байки о экстренных вызовах на работе, ковыряя безнадежно остывший ужин. Может она уже знает, промелькнула у него мысль, от которой по спине пробежал озноб. Ну или, по крайней мере, догадывается. На секунду перед глазами возникло сосредоточенное лицо жены, слегка нахмуренные брови, проницательный взгляд светлых янтарных глаз. А ещё лицо маленького Джеймса, как две капли воды похожего на него, доверчиво глядящего на него через решетку кроватки. Липкое чувство стыда шевельнулось где-то внутри. Сегодня, успокаивал его внутренний голос, сегодня всё закончится. С холодной решимостью он потянул на себя металлическое кольцо. Дверь отворилась с пронзительным скрипом, и перед ним предстала небольшая до боли знакомая комната. По сравнению с остальным поместьем, можно было сказать, что в целом она неплохо сохранилась, если, конечно, не обращать внимания на огромную зияющую в потолке дыру. Сквозь неё комнату заливал всё тот же холодный лунный свет. Оторвавшись от дыры, быстрым взглядом он скользнул по запылённым книжным стеллажам, письменному столу с аккуратно сложенными книгами и свитками пергамента, по выцветшему плакату ирландской сборной по квиддичу десятилетней давности. Наконец взгляд упал на массивную кровать в центре комнаты и расположившуюся на ней неподвижную фигуру с книгой в руке. Строгое наглухо застёгнутое чёрное пальто. Светлые, почти белые волосы будто светятся в тусклом лунном освещении. Тонкие пальцы, обвившие книжный переплёт. Черты лица, кажется, стали ещё острее, а вокруг глаз образовались тёмные круги. Впрочем, может это из-за освещения. Как странно и, вместе с тем, как идеально, эта мрачная фигура вписывалась в гнетущую атмосферу окружающего пространства, подумал вошедший. Ни дать ни взять, вылитый вампир. Тот, что лежал на кровати, будто не замечал вошедшего, продолжая сосредоточенно вглядываться в книгу. Выпендривается, подумал тот, что вошёл. И твёрдо решил, вполне осознавая своё ребячество, что ни за что не заговорит первым. — Поттер, — произнёс после почти минутного молчания хозяин комнаты, — опаздываешь. — Малфой, — спокойно ответил Гарри, решив этим и ограничиться. Вновь повисло молчание. Ещё немного постояв в дверях, Гарри неспешно прошёлся по комнате, подошёл к письменному столу. Рассеянно провёл пальцем по пыльной обложке «Прикладной алхимии», покрутил в руках перо. Не зная, чем ещё занять руки и мысли, он повернулся к окну и принялся разглядывать мрачный заброшенный парк. — Кажется, у тебя упырь в саду, — не оборачиваясь ляпнул он первое, что пришло в голову, лишь бы прервать гнетущее молчание, — а может и не один. А еще огромные пауки и куча докси в коридоре. — Не припомню, чтобы приглашал тебя на экскурсию по моему дому, Поттер, — в холодной усмешке Малфоя он уловил лёгкую досаду. Гарри не по себе стало от мысли, что Малфою известно о его невнятных перемещениях, или лучше сказать метаниях, по его поместью. И снова пауза. — Я думал, ты не придёшь. Гарри по-прежнему смотрел в окно, но нутром чувствовал, что Малфой сейчас отложил книгу и сверлит взглядом его спину. Ну и как на такое ответишь? Он чувствовал, что загнан в ловушку. — Я и сам так думал, — глухо произнёс он. Это был честный ответ, неожиданно честный для него самого. Не так, совсем не так он думал начать этот разговор. Он обернулся, чтобы увидеть реакцию на свои слова, но Малфой вновь упёрся взглядом в книгу, на лице застыла идеальная непроницаемая маска. Глубоко вздохнув, Гарри подошёл и осторожно присел на край кровати. — Как ты? — спросил он в наивной попытке исправить положение, но тотчас пожалел, потому что вопрос вдруг показался ему невероятно фальшивым и формальным. — Прекрасно, — бросил в ответ Малфой с откровенно издевательской усмешкой, — так значит, это всё? Гарри невольно потупил взгляд, столкнувшись с металлическим блеском холодных серых глаз. — Наверно, да, — тихо произнёс он, — это всё. Молчание. Ему было на редкость паршиво. О, конечно, он должен был ждать чего-то подобного. Можно сказать, он даже был готов, насколько это вообще было возможно. С другой стороны, наверно, где-то в глубине души он надеялся хоть на какое-то, хотя бы крошечное понимание. Ещё один глубокий вдох. Может слишком резким движением он откинулся назад, прислонив голову к колену Малфоя (то есть, Драко, почему-то даже в мыслях ему сложно было называть его по имени). Тот слегка вздрогнул от неожиданного прикосновения, но вмиг овладел собой. — Я женат, — произнёс Гарри, прилагая все усилия, чтобы не отводить взгляд, — у меня ребёнок. То, что казалось ему главным аргументом, когда он в миллионный раз прокручивал предстоящий диалог у себя в голове, то, что в мыслях звучало так убедительно, сейчас, обретя словесную форму, почему-то казалось лишь ничтожным и банальным оправданием. Наверное, думал он про себя, у него сейчас невероятно жалкий вид. Лицо Малфоя выглядело почти спокойным, но его выдавали плотно сжатые губы. И глаза. Глаза хлестали не хуже плетей. Холодные пальцы неожиданно коснулись лица Гарри, заставляя вздрогнуть. — Нет, — прохрипел он, возможно, жестче, чем собирался, хватая Малфоя за запястье, — не надо. Всё произошло мгновенно. Вспышка гнева в серых глазах. Еле заметные движения губ. Легилименс. В глазах потемнело. Как в калейдоскопе, в голове замелькали сцены из прошлого, сменяя друг друга с бешенной скоростью. Малфой с остервенением копался в его воспоминаниях, словно пролистывал старые газеты в поисках нужной статьи, хладнокровно отбрасывая ненужное. В какой-то момент Гарри казалось, что он сейчас потеряет сознание. Вдруг картинки перестали мелькать, и затылок пронзила резкая боль. Как будто его голова вдруг столкнулась с несущимся на полной скорости блайджером. Перед глазами всё плывет, как на расфокусированном снимке. Яркий солнечный свет бьёт в глаза, заставляя жмуриться. Отражается от луж, от стёкол, от всего на свете. Слишком ярко. Размытые очертания заострённого лица в обрамлении светлых волос. Прикосновение. Его собственные губы скользят по этому лицу. Кожа прохладная, мокрая. Мокрая от дождя. Или от слёз? Ослеплённый солнцем, он целует куда попало, как слепой щенок, тыкается носом наугад. Целует висок, прижимаясь щекой к острой скуле. Попадает в бровь, чуть выше глаза и слегка вздрагивает, когда чувствует судорожное сбивчивое дыхание у себя на шее. На ощупь находит уголок тонких губ. Неожиданно горячие, так странно контрастируют с привычным холодом кожи. Он жадно вжимается в эти губы, и внизу живота становится очень тепло. Где-то внутри ещё теплится осознание того, что нужно немедленно это прекратить. Он знает, точно знает, что будет жалеть об этом, но остановиться просто не в состоянии. Еще мгновение, и ему окончательно снесет крышу… Свет неожиданно гаснет, и перед глазами вновь возникает то же лицо, только старше, бледнее, и резкое, слишком резкое, с чёрными тенями под глазами. На тонких губах растянулась равнодушная циничная усмешка. Бешеный пульс стучит в висках, глухой болью отдаваясь в затылке. Пытаясь восстановить рваное дыхание и унять приступ тошноты, Гарри еле сдерживается, что не съездить от всей души кулаком по этой самодовольной физиономии. — Пошёл ты, — звучит откуда-то извне его собственный охрипший голос. Только сейчас, слегка придя в себя, он заметил, что до сих пор сжимает запястье Малфоя. Медленно он разжал онемевшие костяшки пальцев. Сердце вдруг пропустило удар. С того самого места на руке Малфоя, которое он только что отпустил, из-за паутины тонких вен на него взирала бледная, почти прозрачная змея. Ему стоило больших усилий вернуть самообладание. В первую секунду им овладел отвратительный животный страх. Бежать. Немедленно трансгрессировать. Он тут же устыдился своего низменного страха. Долго и внимательно он рассматривал Чёрную метку. Ничего не произошло. Вообще ничего. В давящей тишине были слышны только учащенные удары его сердца и мерный спокойный пульс Малфоя. Гарри наконец отпустил его руку. Малфой резким движением одёрнул рукав пальто. Глубокий вдох. Гарри отодвинулся к краю кровати и, опустив голову, отёр холодный пот со лба. В нём снова поднималась злость. На Малфоя, на себя. Чем он тут, чёрт возьми, занимается? Вместо того, чтобы спешить домой, к Джинн, к своему маленькому сорвиголове Джеймсу, он торчит здесь, в этом промозглом мрачном месте, которое явно дурно на него влияет, да еще и позволяет над собой издеваться этому…этому…кому? Возможно, он еще надеялся, что всё закончится не так. Что Малфой поймет и… простит его что ли. На душе отчаянно скреблись кошки. Он не знал, не мог придумать, что ещё может сказать, что сделать. И между тем холодный рассудок настойчиво твердил, что правильно будет просто уйти. Оторвать как присохший пластырь. Да, именно так. Так будет правильно. И всё же… Собрав волю в кулак, он почти приготовился встать. Не уходи. Гарри понадобилось несколько секунд, чтобы осознать, что эти слова звучат у него в голове. Не уходи. Не уходи. Первой мыслью Гарри было, что Малфой наложил на него Империус. В бешенстве Гарри мысленно послал его к чёрту всевозможными бранными словами. Не уходи. Не уходи. Не уходи. Странно. Слишком легко. Он повторил ещё раз. Не было привычного ощущения эйфории, верного спутника злосчастного «Империо». Да и боли от сопротивления тоже. Вообще ничего. Эти слова…они не приказывали, не пытались завладеть его волей. Это была…просьба. Отчаянная. Умоляющая. Звенящая в его сознании. Он ошарашенно повернулся к Малфою. Тот так и сидел, низко опустив голову, уставившись взглядом в раскрытую книгу. — Как…как ты это делаешь? — Что? Малфой уставился на него не менее озадаченно. — Ну, ты сейчас…просил не уходить. В моей голове. Его слова звучали нескладно, по-идиотски, но лучше он просто не мог сформулировать. — Ты…ты это слышал? — казалось, Малфой был ошеломлён даже больше, чем он сам. Нескончаемо долго они таращились друг на друга. Казалось, время вокруг них просто остановилось. — Я…не знаю. — глухим шепотом произнёс Малфой, наконец отводя взгляд. Гарри мог поклясться, что на его бледной коже сейчас проступили чуть заметные розовые пятна. Гарри шумно втянул ртом воздух. — Ты меня до усрачки пугаешь, ты это знаешь? Он встал. Ходил по комнате туда-сюда, потом вернулся на прежнее место. — Пожалуй, я могу остаться ещё ненадолго, — наконец обреченно произнёс Гарри, рассеяно взглянув на часы, — ещё полчаса, идёт? Малфой не ответил. Устало вздохнув, Гарри снова откинулся назад, положив голову на колено Малфоя, прижавшись щекой к мягкой ткани пальто. Оба молчали. И оба, по-видимому, всё ещё переваривали случившееся. — Не знаю, — задумчиво повторил Малфой, скорее самому себе. — Я думал, — неуверенно произнес Гарри, — для легиллименции нужен хотя бы зрительный контакт. Малфой также неуверенно, но утвердительно качнул головой. — А это…это уже какая-то, чёрт возьми, телепатия. — Что? — Ну телепатия… передача мыслей. Маглы так это называют. — А они… это умеют? — Конечно. У них это врождённое, ты не знал? Гарри смотрел снизу-вверх на лицо Малфоя, стараясь сохранить серьёзную мину, но невольно ухмыльнулся выражению нелепой растерянности, такому непривычному и забавному.Тот растерянно моргнул пару раз, а в следующее мгновение на его губах появилась чуть заметная, но всё-таки улыбка. Гарри почувствовал, как Малфой слегка пихнул его кулаком в висок. От этого странного ребяческого жеста Гарри рассмеялся. Правда, возможно, это было нервное. И тем не менее атмосфера как будто разрядилась. Электрические заряды, носившиеся в воздухе, угасли. Холодная рука так и осталась лежать на его растрёпанных волосах. Они снова молчали. Кажется, думал Гарри, он ещё ни с кем никогда так много не молчал. Он не знал, хорошо это или нет. Да пропади всё пропадом, промелькнула предательская мысль у него в голове. Прикрыв глаза, он слегка откинул голову и почти разрешил себе наслаждаться тем, как длинные пальцы Малфоя осторожно перебирают непослушные пряди его волос. — Я хочу кое-что знать. Можно? — тихо произнёс Малфой, и Гарри почему-то сразу понял, что он имеет ввиду. — Ты можешь просто спросить. Малфой покачал головой. — Так лучше. Приоткрыв глаза, Гарри чуть улыбнулся, заглянув в светло-серые глаза Драко, и слегка кивнул в знак согласия. В голове снова замелькало, но в этот раз не так стремительно. Перед глазами проплывали знакомые лица, ситуации. Но воспоминания были как будто прозрачными, сквозь них он по-прежнему мог разглядеть освещённую луной комнату. — Ты сопротивляешься, — в голосе Малфоя прозвучала лёгкая обида. Гарри слегка качнул головой. — Просто хочу видеть твоё лицо. Малфой слегка вздрогнул, Гарри почувствовал это. А после его снова захлестнули воспоминания. В этот раз было по-другому. Картинки сменяли друг друга плавно, ничего общего с прежним головокружительным вихрем. Малфой прикасался к ним осторожно, бережно, также, как только что водил рукой по его волосам. Яркое солнце. Шумная улица. Гарри торопливо спускается по ступеням парадного входа в Министерство. По лестнице туда-сюда снуют фигуры в разноцветных мантиях. Взгляд озабоченно кидается из стороны в сторону в поисках одного единственного человека. Наконец он замечает одинокую фигуру в чёрной мантии. Светловолосая голова низко и безвольно повисла, лицо закрыто руками. Сидит прямо посреди лестницы. Бегущие вверх-вниз люди натыкаются на него, чертыхаясь, бросают неприязненные взгляды. «Вечно одно и то же. Зона для шокированных решениями суда там! Не здесь!» — недовольно пробурчал кто-то. Гарри останавливается в нерешительности в двух шагах позади скорченной фигуры. Он собирался что-то сказать, но все слова почему-то вылетели из головы. Да и что тут скажешь? Мне жаль? Прости? Я пытался? Положить руку на плечо? Гарри злила собственная беспомощность. А ведь он был не виноват. Но на душе всё равно было гадко. Только что, на заседании Визенгамота он честно изложил все факты. За Малфоев, против Малфоев, всё как есть. Или почти всё? Он всё сделал правильно, так он считал. Рассказал о том, как Нарцисса Малфой неожиданно спасла его в последний момент, когда он лежал безоружный почти что у самых ног Волан-де-Морта. О том, как Драко Малфой пытался помешать Винсенту Крэббу убить его в Выручай-комнате. Правда почему-то он умолчал об очевидных мотивах этого «благородного» поступка.С трибун на него взирали ошеломлённые лица Рона и Гермионы. Почему-то это тоже показалось ему правильным. В памяти невольно возникло бледное лицо матери Драко. Гарри мог поклясться, что в эту минуту, прикованная к железному креслу в центре зала суда она прошептала «спасибо». И тем не менее, всего этого было недостаточно. На счету у Малфоев было слишком многое, Гарри знал это, как никто. С Пожирателями не церемонились. Всё волшебное сообщество жаждало справедливости. И он, Гарри, тоже думал, что жаждет. Но почему тогда на душе было так паршиво? Почему, когда прозвучал приговор, его сердце предательски сжалось? Потухший взгляд Люциуса Малфоя, какого-то слишком маленького, слишком безобидного в мрачной тени нависших над ним дементоров. Взгляд человека, которому до конца жизни предстоит не увидеть больше ничего, кроме холодных стен тюрьмы. Нарцисса Малфой, ей дали всего пять лет. И тем не менее, при одном взгляде на её бледное больное лицо Гарри ясно понимал, что она уже не вернется. Она ни на секунду не отрывала взгляда от Гарри, когда её уводили, всё время что-то шептала. Гарри хотелось провалиться сквозь землю. Они это заслужили. Заслужили ли? И почему ему так стыдно? Драко Малфоя оправдали. Гарри стоял у него за спиной, не решаясь подойти. Да и что он мог ему сказать. Сцена переменилась. Тёплая июльская ночь. Гарри сидит на кухне своего недавно купленного, маленького, но уютного дома. Перед ним на столе сегодняшний выпуск «Пророка» и наполовину опустошенный стакан виски. — Ты здесь? — чуть сонный заботливый голос Джинни, спустившейся из спальни в короткой ночной сорочке и мягких домашних туфлях, возвращает его к реальности, — не спится? — Никак не выходит из головы, — нехотя признается он. — Ты не виноват, — Джинни говорит уверенно. Она искренне верит в свои слова. — Наверное, — задумчиво вздыхает Гарри. Хотел бы он перенять хоть каплю её уверенности. Джинни подходит сзади, обнимает его, целует в висок. Она потрясающе пахнет. Мёдом, орехами, карамелью. Разве может человек так пахнуть? — Пойдём спать, ладно? Тебе вставать через два часа. — Ты ложись, я скоро приду. Джинни не спорит. Окинув его своим проницательным взглядом, она удаляется, уютно поглаживая заметно округлившийся живот. Гарри стискивает стакан и возвращается взглядом к короткой сухой статье на третьей странице, втиснутой между «О незаконном сбыте конфискованных котлов» и весьма объёмной статьёй «Рекордное падение курса галлеона: начало кризиса или новые возможности?» Без заголовка. «Вчера вечером в тюрьме Азкабан скончались двое заключенных: бывший сподвижник Сами-Знаете-Кого Люциус Малфой и его жена Нарцисса Малфой, урождённая Блэк. Тела были найдены утром на полу камеры. Несмотря на то, что причина смерти официально не объявлена, предположительно супругами было совершено двойное самоубийство. Каким образом заключенным удалось прервать свою жизнь, также пока остаётся загадкой. В настоящее время разыскивается сын покойных Драко Малфой с целью решения вопроса о погребении и получении наследства». Гарри залпом осушил остаток виски. Не виноват, повторял он себе. Не ви-но-ват. Нечестно, промелькнула у него вдруг странная, сопряженная с какой-то детской обидой, мысль. Нечестно. Это просто нечестно. Они хотели убить тебя. Джинн чуть не погибла из-за них. Они помогали Волан-де-Морту. Они заслужили. Должны были ответить за свои поступки. Я боролся, я победил. Почему я должен из-за этого страдать? На глаза ему вдруг попался его собственный снимок на другой странице газеты. Гарри Поттер, мальчик, который выжил. Мальчик, который победил. Мальчик, который запутался. Гарри тяжело вздохнул и уронил голову на согнутые в локтях руки. Другое воспоминание. Вечер. Всё та же уютная маленькая кухня в новом жилище Поттеров. Гарри уплетает бифштекс и с теплотой наблюдает за тем, как Джинни, его молодая жена, в своем элегантном домашнем платье ловко на лету вскрывает бутылочки со сливочным пивом, а затем изящно левитирует их на стол. — И всё же, — Джинни усаживается рядом, — ты мог бы попробовать его навестить. Гарри слегка нахмурился. — Как ты это себе представляешь, а, Джинн? — мягко спрашивает он, стараясь не выказывать раздражения. Тема разговора уже порядком ему надоела. — Откуда ты это вообще подцепил? Джинн. Хм, — она забавно хмурит брови. Гарри пожал плечами. — Ниоткуда. Просто прицепилось. А тебе не нравится? Джинни задумчиво улыбнулась, и принялась разворачивать очередную шоколадную лягушку. — Не знаю, — ответила она, — скорее непривычно. Мои-то всегда называют «Джинни». Но с другой стороны, Джинни — это что-то маленькое, невнятное, а вот Джинн — звучит гордо. Как «джин». И всё-таки ты мог бы попробовать его навестить. Гарри с усталой улыбкой взглянул в её живые янтарные глаза. — А ты-то чего о нём так печёшься, а? — Наверно ему сейчас очень одиноко, — со всей серьезностью ответила она, — а ещё думаю, что тебе это поможет. Гарри устало вздохнул и отправил в рот последний кусок бифштекса. — Попробую, — невнятно пробурчал он с набитым ртом. — Вот и ладненько, — весело пропела Джинни, — ой, посмотри, да тут ты! С тобой что, уже и лягушек делают?! Кухня и Джинни вдруг исчезли, её сменила тесная холодная комната. Холодно. За окном льёт как из ведра. Ветхие рамы напряженно поскрипывают при особо резких порывах ветра. Гарри до ушей натягивает тонкое прохудившееся одеяло на своё голое тело, но теплее от этого не становится. Постельное бельё неприятно липнет к мокрому от пота телу. Снизу из паба доносятся хмельные голоса засидевшихся посетителей «Кабаньей головы». Кровать предательски заскрипела, когда он попытался перевернуться на бок. Рядом с ним, такой же мокрый и голый, лежит Драко Малфой. Перед широко раскрытыми глазами Гарри маячит страшное навязчивое видение. Холодное сырое подземелье. Он прикован к железному креслу в зале суда. С трибун на него смотрят испуганные не верящие глаза миссис Уизли. Нескрываемое отвращение, застывшее на лице Рона. Джинн…резко встаёт и покидает помещение, не удостоив его ни единым взглядом. Гарри Поттер, что вы можете сказать в своё оправдание? — звучит откуда-то его собственный неправдоподобно суровый голос. Больше всего на свете Гарри хочется провалиться сквозь землю. И вместе с тем, он сильнее сжимает холодную влажную ладонь Драко. «Помогло» — мелькает отвратительная циничная мысль у него в голове. Мираж рассеялся. Перед глазами вновь предстало бледное лунное лицо. — Очаровательно, — произнёс Малфой с неприятной усмешкой, — Я сейчас расплачусь. Блистательный Гарри Поттер спасает безутешного Драко Малфоя от потенциального самоубийства. Даже не знаю, чего я больше хочу теперь: трахнуть тебя или придушить. — Я уж точно второе, — тихо пробурчал Гарри и отвёл взгляд. — Я отравил их, — Малфой сказал это таким будничным тоном, что Гарри чуть не поперхнулся собственной слюной. — Ты что? — Родителей, — пояснил он, — передал им яд. Они так хотели. Я согласился, не сразу, конечно. Мама была больна. Дальше было бы только хуже. Отец бы не вынес. Мы решили, что так будет…лучше. — Ты не говорил. — Сейчас сказал. Гарри пристально и беспомощно вглядывался в спокойное лицо, в тонкие губы, ровно и гладко произносящие эти жуткие слова. Гарри не представлял, что он может ответить. Но Малфою, кажется, и не нужен был ответ. Он так и смотрел в свою книгу, слегка сдвинув брови. — Об этом узнают, — тихо произнес Гарри, — это только вопрос времени. Тебя будут искать. Причём велик шанс, что по твою голову пошлют именно меня. Малфой усмехнулся так, будто сказанное Гарри было лишь несмешной шуткой. Молчание. Гарри лежал, погрузившись в свои мысли. Пытался уложить в голове услышанное. Он не знал, сколько времени прошло. А потом поймал себя за тем, что вновь рассеянно водит пальцами по выцветшей Чёрной Метке на руке Драко. — Тебя это возбуждает? — буднично осведомился наблюдавший за ним всё это время Малфой. Гарри слегка передернуло. Минуту назад этот человек признался в убийстве своих родителей так, как будто обсуждал новости за завтраком, а теперь спрашивает, возбуждает ли его… — Ни капли. Малфой хмыкнул. Слегка коснулся пальцем тыльной стороны руки Гарри, и в следующую секунду это место пронзила жгучая боль. Гарри изумлённо уставился на свою руку. Мерзкие слова, выцветшие со временем, как змея на руке Драко, светились ярким белым светом. «Я не должен лгать». — Напомни мне, почему я до сих пор не ушёл? — устало процедил Гарри свозь зубы. Малфой слегка пожал плечами. — Дай подумать. Потому, что по непостижимым для меня причинам чувствуешь свою вину в смерти моих родителей, — он загибал пальцы, — потому, что испытываешь эту свою приторную благородненькую жалость ко мне, от которой меня, кстати, просто воротит. Потому, что тебе всё время нужно кого-то спасать, и ты почему-то решил выбрать для этой цели меня. Потому, что твоя жена — сильная и самодостаточная женщина, и ты её, конечно, любишь, но тебе позарез необходимо время от времени тешить своё героическое эго. Потому, что ждёшь, что я каким-то образом отпущу тебе все твои грехи. Ну и наконец потому, что к несчастью для тебя, ты узнал, что с мужчиной тебе больше нравится, чем с женщиной, уже после того, как женился… — Хватит. Ты хоть представляешь, как это бесит? — Интеллектуальное превосходство? — Нет. То, что я позволяю тебе рыться в моих воспоминаниях, а ты используешь их, чтобы тыкать меня носом в грязь. — По-моему, «позволять» и «использовать» — слишком сильные слова, — Малфой усмехнулся, — хотел бы я посмотреть, как бы ты этому сопротивлялся. Гарри в очередной раз вздохнул и подумал, что все эти их «отношения» можно было бы описать вот таким одним глубоким обессиленным вздохом. — Знаешь, иногда ты бываешь таким ублюдком. — Люблю, когда ты иногда для разнообразия говоришь правду. — С тобой я чувствую себя, будто прохожу полосу препятствий, как у Люпина на третьем курсе. Продираюсь через болото, полное гриндилоу, стараюсь не вестись на уловки фонарников. — Их ещё называют «огни дураков». — Точно, — кисло усмехнулся Гарри. — Ставлю, что ты не пройдешь. — Оставь уже в покое мои волосы. — Тебе ведь это нравится. Гарри не ответил. Он в сотый раз думал уйти, и, конечно, не ушёл, когда в окно постучался необыкновенных размеров чёрный ворон с письмом в клюве. — У тебя ведь был филин? — Сдох. Малфой встал, небрежно стряхнув голову Гарри со своих коленей. Он сосредоточенно читал письмо, слегка хмурился. Гарри отчаянно старался не думать о том, как красиво лунный свет ложится на его лицо, и надеялся, что Малфой достаточно увлечен письмом, чтобы не читать его мысли сейчас. Он смял пергамент, когда закончил, подошёл к столу. Несколько секунд задумчиво крутил перо в руке. Затем написал что-то, кажется, всего одно слово, и отдал ворону. Тот улетел, громко каркнув, а Малфой так и остался стоять у окна, оперевшись руками на подоконник. Гарри встал и неспешно подошёл к нему. — С кем переписываешься? — С твоей женушкой, конечно. Рассказываю ей, как проходит процесс исцеления Гарри Поттера от душевных травм. — Если ты сейчас не пошутил, мои душевные травмы превратятся в твои самые обычные физические. Малфой повернулся к нему, слегка склонив голову на бок. — Кажется, я ей соврал. Сказал, что всё хорошо. — Придурок. Гарри постарался вложить в это слово как можно больше злости. И мысленно отругал себя, когда вместо этого на самом деле подумал что-то совсем другое. Малфой насмешливо смотрел на него, прислонившись плечом к окну. Если я его сейчас поцелую, думал Гарри, всё пропало. А если не поцелую, то, видимо, буду жалеть до конца своей чёртовой жизни. Малфой прыснул, прикрыв лицо рукой. — Я тебя ненавижу, — сказал Гарри, когда между ними уже оставалось несколько сантиметров. — И я тебя, — эти слова вернулись ему в губы. Поцелуй. Сдержанный, мучительно медленный. Настоящая пытка. Невероятно, но, даже целуясь, он умудряется над ним издеваться, думал Гарри. Только уязвленная самооценка не позволяла ему увеличить подчёркнуто неспешный темп прикосновений их губ. Внизу живота безумствовало что-то горячее, ноющее. Он слышал собственные судорожные вздохи и чувствовал, как самодовольно ползут вверх уголки губ, которые он целовал. Если сейчас же не прекратить, я кончу в штаны, как долбаный подросток, подумал он. — Как мило, — усмехнулся Малфой ему в губы, — надеюсь, ты умеешь пользоваться очищающим заклинанием. — Заткнись, пожалуйста. Гарри вдруг почувствовал, как по его щеке стекает горячая слеза. Одна, вторая. Он с удивлением обнаружил, что плачет. Отчего? Вряд ли он мог себе объяснить. От усталости, от отчаяния, от напряжения. Может от всего сразу. Он оторвался от ненавистных любимых губ и резко отвернулся к окну, прижавшись ладонями к холодному подоконнику. Заметил ли Малфой? Заметил, конечно, глупый вопрос. Гарри упёрся взглядом в свои руки, ожидая очередной шпильки в свой адрес, но её не последовало. Он вздрогнул, когда холодная рука легла ему на плечо, едва коснувшись шеи. — Не надо, — произнёс он нетвёрдым голосом, сгорая от стыда за свою слабость, изо всех сил стараясь задушить свои жалкие всхлипы. Вы только посмотрите на него, расплакался во время поцелуя, надо же. Он не хотел говорить, но слова полились как бы сами собой. — Я просто кусок дерьма. Моральный урод. Конченый ублюдок, — исступленно шептал он себе под нос. — Ну и что? Тебе действительно так тяжело это признать? Гарри не ответил. — «Блистательный Гарри Поттер». Долбаный герой. Ты хоть представляешь, что это на самом деле значит? Знаешь, сколько людей погибло из-за меня? Знаешь, что я вижу каждый раз, когда засыпаю? Каждую грёбаную минуту моей жизни мне приходилось выбирать. Всегда. А теперь… Кажется, что бы я ни выбрал, я совершу огромную ошибку. Малфой ничего не говорил. Молча стоял у него за спиной. — Ты можешь плакать. Это ничего, — сказал он после долгой паузы, — Все плачут. И ублюдки тоже. И даже герои и мракоборцы, — добавил он, чуть улыбнувшись. И Гарри почему-то ему поверил, сам не знал, почему. Он повернулся и обнял его, этого странного человека. Слёзы так и лились из него, впитываясь в ткань пальто на плече Малфоя. Гарри чувствовал, как дрожат его плечи, но уже не пытался сдерживаться. Бешеный поток самых разных эмоций захлестывал его, унося к чёртовой матери остатки здравого смысла. — Я…ты знаешь, я ведь… — исступлённо повторял он, вздрагивая, не в силах закончить. — Знаю, — сказал Малфой уверенно и спокойно, — знаю, не продолжай. Хватит с тебя. — Что мне делать? — спрашивал Гарри, отчаянно заглядывая в спокойные серые глаза, — что мне делать? — Как что? — отвечал Малфой, — радоваться жизни, любить жену, мракоборствовать, трескать пироги на ужин, плодить кучу маленьких Поттеров. — Очень смешно, — хрипло ответил Гарри. — Так я вроде не шучу. Или есть такая параллельная вселенная, где ты бы смог выбрать меня? — Такая, где у меня напрочь отсутствует совесть, — пробормотал Гарри, уткнувшись ему в шею. Минуту они молчали. — А как же ты? — первым нарушил тишину Гарри. — А что я? — Ну ты… — Гарри слегка замялся, — ты ведь совсем один. — Завтра я уеду. — Что? Гарри заметил, что лицо Малфоя тотчас приняло прежний насмешливый вид. — Не только слепой, но и глухой. Говорю, завтра уеду. — Куда? — В Хогвартс. — Что? — тупо повторил Гарри, и тут же смутился собственного косноязычия. Разомкнув объятия, он принялся усиленно тереть залитые слезами очки о рукав плаща. — Меня пригласили…преподавать. Гарри открыл рот, но сдержался, чтобы в третий раз не сказать: «Что?». Малфой чуть усмехнулся. — Зельеварение. Сначала. Гарри растерянно моргал, пытаясь уложить в голове услышанное. В голове роились вопросы, много вопросов, слишком много вопросов… Малфой смотрел на него, чуть улыбаясь, довольный, видимо, произведенным эффектом. — Макгонагалл с недавнего времени заваливает меня письмами, — начал он, — не знаю, что ей стукнуло в голову. Написала, что хочет, чтобы я семестр замещал Слизнорта, он, видишь ли, должен куда-то отбыть по состоянию здоровья. Ещё бы, столько жрать, старый хряк. Гарри молча слушал. — В общем, я сначала послал её к чёрту, — продолжил Малфой, — подумал, что это ты решил от меня избавиться таким элегантным способом. Так ей и написал. Она уверяла, что ты не причём. Я ей не поверил, конечно. Правда, теперь и сам вижу, что тебе бы мозгов на такое не хватило. Он замолчал ненадолго, видимо, о чём-то размышлял. Крутил в руках свою книжку, до того мирно лежащую на подоконнике. Гарри молчал. — Зельеварение — это на самом деле не всё. Она хочет, чтобы я учил окклюменции. Гарри изо всех сил старался сдержать идиотские вопросы, норовящие вырваться из его рта. Он ничего не сказал, но, выражение лица у него в этот момент было, видимо, на редкость глупое. — А это уже претендует на зачаток интеллекта, то, что ты сейчас подумал, — сказал Малфой. — Да ничего я… — Отвечаю на твои вопросы: не представляю, как она собирается убеждать попечительский совет, что доверить экс-пожирателю ковыряться в мозгах школьников — хорошая идея. Поэтому сначала зельеварение, они, вроде как, должны привыкнуть ко мне, убедиться, что я не опасен, и всё такое. То письмо, — добавил он, — это от неё. Я только сейчас дал ей ответ. — Это…из-за меня? — Да. И нет. Всё-таки ты невероятно эгоцентричен. В любом случае…ты говорил, что устал выбирать. Так что можешь радоваться, раз я всё решил за тебя. Гарри искренне не знал, что сказать. Он определенно чувствовал облегчение, но вместе с тем на душе была какая-то невыносимая тяжесть. Разве может так быть? Он смотрел на Малфоя, потом на книжку, которую он так упорно не выпускал из рук. Старая и потрёпанная, в коричневом переплёте и с пожелтевшими страницами. Малфой держал её полураскрытой обложкой к себе. Взгляд Гарри вдруг упёрся в надписи мелким почерком, такие знакомые, сделанные поверх печатных строк. Неужели та самая? Нет, невозможно… Она уничтожена, сгорела в Выручай-комнате много лет назад. Там, где Гарри оставил её. Словно в каком-то трансе, лишь наполовину осознавая, что делает, Гарри выдернул книгу из руки Малфоя. — Эй! Гарри не отвечал. Не та. Даже не «Зельеварение». Просто обложка похожая. «Социальная психология. Пойми других, чтобы понять себя». Гарри пролистнул несколько страниц. Все до одной были испещрены заметками мелким почерком. Похожим, но всё-таки другим. Гарри, хмыкнув, поднял глаза на Малфоя. Социальная, мать её, психология… — Что смешного? — спросил Малфой. Гарри показалось, что он немного смущён. — С каких пор ты читаешь магловские книжки? — ответил Гарри вопросом на вопрос. — Дай подумать. Наверно, с тех самых, когда моя жизнь покатилась ко всем чертям. Эти слова тяжело осели где-то в груди Гарри. Он вновь почувствовал комок у себя в горле. Что он в сущности знает об этом человеке? А ведь за эту ночь они сказали друг другу больше, чем за много лет до неё. Почему? Как много они упустили? Да и, наверно, уже не наверстают никогда. А сейчас…сейчас Гарри хотел сказать так много, и вместе с тем… Гарри сделал один шаг навстречу. Уверенный. Обреченный. Наверно, так шагают на эшафот. Впрочем, может и нет. Последний раз. Он поцеловал его. Мягко, но уверенно. Так, как всегда хотел. Запустил руку в мягкие шелковистые волосы, как следует растрепав их. Его губы касались чужих губ просто и бесхитростно. Так, как чувствовал. Так, как хотел. Оторвавшись от губ, Гарри внимательно взглянул в серые глаза Малфоя. «Дай мне повод ещё немного побыть с тобой» — подумал он. Эта мысль была громкой, как будто хотела, чтобы её услышали. «То есть оправдание?» — прозвучало у него в голове. «Повод мне больше нравится». «Рассвет через пять минут. Подойдет?» «Всё что угодно подойдет». — Я буду писать тебе, хочешь? — сказал Гарри вслух, наблюдая, как первые солнечные лучи прокрадываются в темную гущу парка. — Будем погоду обсуждать? — в голосе Малфоя, стоящего рядом, прозвучала плохо скрываемая горечь. — Ты прав, — ответил Гарри, грустно улыбнувшись, — ты прав. Знаешь, — добавил он, чуть погодя, — Окклюменция…не знаю никого, кто справится с этим лучше тебя. Краем глаза он заметил, что Малфой чуть улыбнулся в ответ. Молча они стояли и смотрели, как медленно и неумолимо поднимается солнце над верхушками деревьев. — Я тоже, — тихо сказал Малфой. — Что «тоже»? — Ты знаешь. Гарри знал. Вот и всё, подумал он. Вот и всё.