Borgata

      Тишина разбавлялась частыми гневными вздохами и голосами. Пятеро глав кланов сидели все в том же небольшом помещении, устроив внеочередное собрание после случившегося. Конечно же, никто не мог игнорировать смерть того, кто был максимально приближен к главе клана Тен.       — Этот маленький ублюдок еще не понимает, во что ввязывается! Я устрою ему сладкую жизнь. В последние минуты своей жизни Чон Чонгук будет молить меня о том, чтобы я его пощадил, рыдая и пуская сопли! — прорычал Тен, ударив рукой по столу. — А его садиста брата я подвергну еще более жестоким пыткам. Удавлю его собственными кишками, пока он будет рыдать и звать на помощь дохлого папочку.       Тэиль, по обыкновению сидящий рядом с Енсу, закатил глаза.       — Я говорил Вам не спешить. Говорил послать людей и нападать после разгрузки судна, когда лишние люди уедут, а не во время этого, — сухо ответил глава клана Юн, уже привычно чувствуя, как Тэиль сжимает его колено под столом, словно умоляя держать себя в руках.       Тен Джеха возмущенно выдохнул и оскалился.       — Ты много болтаешь и нихера не делаешь, Енсу. Все просишь ждать, но чего? Чего нам ждать? Когда Чон Чонгуку надоест сидеть без дела, и он пойдет рубить наши головы одну за одной?       — При всем моем уважении, Джеха, — хрипло проговорил Чхве Юнхо, усмехаясь, — но если мы поторопимся, то головы нам снесут быстрее. Уберут по одному. Я хочу отправить этого выблядка на тот свет не меньше тебя, но это не мешает мне думать, прежде чем что-то сделать.       Тен хмыкнул и поморщился. Старик Чхве его раздражал. Тем, что до сих пор старался удержать власть своего клана этими мерзкими трясущимися руками, что строил из себя самого умного, опираясь на свой преклонный возраст. Но при этом, Джеха уверен, был тем еще трусом, прячась за спиной своего молодого сына.       — И что ты предлагаешь? — поинтересовался Ли Сихван, постукивая пальцами по часам на своей руке. Быть может, это привычка, а может, он вновь куда-то дико спешил.       — Я предлагаю сделать ответный шаг и убить Чон Хосока. Я уже говорил об этом Енсу и повторюсь сейчас — кровь за кровь. Это то, чем я жил всю свою жизнь.       — Вы, наверное, сошли с ума, господин Тен. Убить правую руку и убить родного брата — два разных понятия, — вмешался Тэиль, чувствуя, как Енсу рядом напрягается.       — Чон Хосок, в первую очередь, правая рука этого молокососа, да и… Что в таких делах может понимать омега? Ваш клан вечно всех жалеет, не вступает в войны, и сейчас только благодаря черт знает чему ты, Тэиль, вмешался в это дело, — прошипел Джеха.       — Понимаю побольше вашего, если знаю, что убить Чон Хосока — это самоубийство. Чонгук не пожалеет никого, если его брат будет мертв. Это как войти безоружным в клетку со львом, не иначе. Он не идиот и поймет, что в этом замешаны Вы. Мы потеряем союзника и ослабим позиции, если Вы поступите подобным образом, — твердо ответил Тэиль и прикусил губы.       — Но я не безоружен. А Чонгук не лев, а щенок, возомнивший себя царем зверей. Вы мне поможете в том, чтобы начать войну против него. Разве не для этого мы объединились? Чтобы убрать его и его ебанутого братца! Да и, думаете, Чон Хосок достоин того, чтобы из-за него Чонгук развязал настоящую войну и потерял свое достоинство в глазах правительства?       В помещении на мгновение повисло молчание. Джеха оглядывал каждого присутствующего и видел лишь опущенные в стол глаза. Лишь Енсу смотрел прямо и твердо, с долей раздражения. Словно он, Тен Джеха, ничего здесь не значит.       — Когда-то, когда Чонгук еще был ребенком, а его отец тесно сотрудничал со мной, — вдруг хрипло начал глава Чхве, перебирая сморщенными от старости пальцами, — я приехал со своим сыном Хосоком к ним в дом. Моему сыну было около двенадцати, а Чонгуку от силы лет пять-шесть. Его брат, Чон Хосок, сидел на ковре в гостевом зале и играл с машинками, возя их по ковру, пока Чонгук устроился в кресле и лишь наблюдал. Мы с Донсу отошли поболтать о нашем сотрудничестве, и я оставил сына с ними. Через пару минут из гостиной послышалось: «Нет, это я Хосок! Так меня назвал папа! Ты мне врешь!». Я подумал, что это забавно. Что маленький Чон Хосок не знает, что все имена могут повторяться между собой, что он не единственный такой на Земле. Посмеялся, но потом услышал вскрик своего старшего, и мы с Донсу немедленно вернулись обратно. Знаешь, что я увидел? Ма-а-аленький, хрупкий Чон Чонгук с огромными оленьими глазами, такими наивными, чистыми, стоял перед моим трусом-сыном, подняв настоящий пистолет. Он сказал: «Ты сменишь имя, потому что мой брат такой один. Только он может быть Хосоком. Если ты этого не сделаешь, я убью тебя». Донсу был так зол. Он забрал пистолет у Чонгука и заорал: «Где ты его взял? Где ты взял это, Чонгук»? Пистолет был заряжен. Но маленький мальчик еще не знал, что нужно снять его с предохранителя. Он только смотрел на отца, а его чистый и невинный взгляд стал злым и таким, словно не забери у него Донсу пистолет, он бы выстрелил в отца не задумываясь. Он сказал: «Я взял его в твоем кабинете. Ты сам сказал, что все, что я захочу, будет принадлежать мне». Донсу позвал своего мужа, и тот увел детей. Рыдающего Хосока, который жался к Чонгуку, и его самого. Он до последнего смотрел на моего сына так злостно, будто готов порвать его на клочки голыми руками. Как оказалось, пистолет взял не Чонгук, а Хосок. Донсу по неосторожности оставил его на столе в кабинете и не запер дверь. Он извинялся. Очень долго извинялся передо мной, а я злился на себя. Потому что мой двенадцатилетний сын оказался под прицелом пятилетки и чуть в штаны не наложил от испуга. Это глупая история. Глупая и старая, но знаешь, что из нее можно вынести? Чонгук с детства берет то, что захочет. Прикрывает своего брата даже в блядских мелочах. И если в пять лет этот мальчик с оленьими глазами был готов убить за то, что кого-то зовут так же, как и его брата, как думаешь, что он сделает в двадцать восемь, держа в руках половину Сеула и его окраин, если какой-то Тен Джеха снесет его брату башку?       И снова тишина. Тен Джеха шумно выдохнул и качнул головой.       — Это было давно. Идиотская история. Она ни о чем не говорит.       — Тогда ты глуп, — парировал Чхве, разводя руками.       — Довольно. Ты не будешь никого убивать, Джеха, — твердо произнес Енсу, прерывая этих двоих.       — Кто ты такой, чтобы мне указывать, Енсу? Я жажду мести. Мне плевать, что будет делать с этим Чон Чонгук, я хочу увидеть, как он рыдает над трупом своего брата. И пока он будет морально разбит, если уж он так его любит, я убью и его. Нанесу удар. Найму лучшего киллера, которого только найду!       — Тогда делай это без нас, — внезапно отозвался Ли Сихван, откинувшись на спинку стула. Тен уставился в его сторону и, тихо хмыкнув, обвел всех взглядом.       — Жалкие трусы! Я повешу голову Чон Хосока над своим камином. А затем доберусь и до жалкого выблядка, от которого у всех вас поджилки трясутся! — выплюнул он и, с грохотом откинув стул, встал с места, выходя из помещения.       Дверь захлопнулась. Тэиль нервно прикусил язык и взглянул на Енсу.       — Мы лишились союзника.       — Мы отсеяли идиота. Давайте вернемся к обсуждению дальнейших действий. Дела клана Тен больше нас не касаются, — просто ответил Юн, достав из папки документы.

***

      — Короче, если тебе интересно знать, что я думаю, то я в жопе. Но не в той, которая может понравиться нам с тобой. Хотя у нас разные вкусы, ты же поебываешь Мини. У меня на него не встает, если это не течка, — задумчиво выдал Хосок. Чонгук только дернул бровью, но его лицо осталось таким же невозмутимым.       — А что я, по-твоему, должен был сделать? Постелить клану Тен ковровую дорожку ко всем своим поставкам? Или сообщать о времени прибытия грузовых судов, чтобы он не утруждал себя слишком сильно? Не я начал это дерьмо, но я его закончу, — проговорил Чонгук и замолчал, опустив взгляд на бумаги в своей руке.       — Посиди дома, пока я со всем этим не разберусь. Твои птички могут передать тебе необходимую информацию через средства связи. Или приехать сюда в крайнем случае. Ты ведь понимаешь, что…       — Ой, бля-я-я, — Хосок перебил брата, не дав ему договорить, и поморщился. Такое поведение он позволял себе только наедине, — ты что, переживаешь, что мой прекрасный хуец кто-то отстрелит? Братец, это реально заебывает. Я поехал развлекаться, у меня, в отличие от тебя, личной домашней шлюшки нет. Так что аrrivederci*, господин. Я ушел, трахну кого-нибудь, у меня член чешется от недоеба.       Хосок поднялся с кресла и махнул брату рукой, не оборачиваясь.       — Хоби, не выводи меня. Шлюху можно и на дом заказать. Я убил правую руку главы клана Тен, моя правая рука — это ты. Не факт, что он будет мстить, но если решится, то твоя безопасность для меня важнее, чем твои тупые желания, — голос альфы прозвучал серьезно и холодно. Но Чонгук и правда раздражался в подобных ситуациях. Он искренне не понимал, почему Хосок относится ко всему этому настолько несерьезно.       — Я в следующий раз позову тебя, чтобы ты мне сраку подтер. Расслабься, Гук-и, ничего со мной не случится. Понял? Ради твоего спокойствия я поеду к твоему личному хуесосу в бордель. Это ведь у нас теперь нейтральная территория, и убивать меня там ну никак нельзя, да? Вот я и посмотрю, насколько гениальное решение бывшей шлюхи нам помогает. Хотя я все еще сомневаюсь, что звание «бывшей шлюхи» верно, — Хосок сделал задумчивое лицо и, ухмыльнувшись брату, показательно толкнул языком щеку, вытянув губы трубочкой, и направился на выход, махнув рукой снова.       Хотел того Чонгук или нет, Хосок все равно вышел из его кабинета и направился прочь. Не в его стиле прятаться на дне или (что еще более позорно) за спиной брата. Потому что должно быть наоборот. За спиной брата место Чонгука. Так отец учил всю его жизнь, но после его смерти отчего-то всегда выходило наоборот.       Чон-младший спустился в гараж и сел в свою тачку, выезжая с участка.       Если бы все было нормально, он бы открыл все окна и включил музыку погромче, но сейчас слишком опасно ехать настолько открыто. Хотя если бы он заботился о своей безопасности должным образом, взял бы тачку кого-нибудь из охраны. Да того же Юнги. Но свою малышку Чон Хосок ни на что не променял бы. Если только на новенькую, но такую же единственную.       Со скоростью почти в двести километров в час, Хосок долетел до борделя Тэхена за пятнадцать минут по пустым ночным дорогам. Часы показывали почти час ночи, но альфа был уверен в том, что личный хуесос его брата, называть которого иначе он не намеревался, уж точно устроит ему превосходный прием и исполнит любой каприз. В прошлый раз за них двоих Чон Хосок отвалил этому омеге кругленькую сумму. А на бабки Тэхен был падок.       Войдя в бордель, Хосок осмотрел танцующих на шестах омег и тихо хмыкнул, кидая тому, что справа, купюру под ноги. Он трахал этого мальчика в прошлый раз. И еле сдержался, чтобы не грохнуть его, потому что его лицо и голос очень сильно напоминали альфе тень его грязного прошлого. Того, о ком он вспоминать не хотел.       — У меня буквально нет отбоя от важных гостей, — довольно улыбнулся Тэхен, подходя к Хосоку, окидывая его оценивающим взглядом. Как будто бы подсчитывал: на какую сумму одет альфа сегодня.       — О, личная соска моего братца! Смотрю, поднимаешь качество сервиса? Глядишь, скоро сможешь взять грамотного бету на должность хоста, чтобы не бегать и не встречать гостей лично.       Тэхен только тихо рассмеялся и провел большим пальцем по нижней губе. Провоцирует? Скорее дразнит. Наверняка догадывается, что Хосок его и пальцем не тронет.       — Сладкий, а ты завидуешь. Я почти уверен. Но ничего, можешь выбрать кого-нибудь похожего на меня, раз оригинал тебе не по зубам. Только смотри, аккуратнее со словами, я на нейтральной территории могу и в обслуживании тебе отказать, — проворковал Тэхен с очаровательной улыбкой. И почему он нравился Чонгуку? Хосок откровенно не понимал, почему у его брата настолько хуевый вкус.       — Ты так много пиздишь. Мне все меньше и меньше хочется оставить у тебя свои денежки. Короче, малыш, мне нужна отдельная комната и симпатичный мальчик, который будет подливать мне алкашку и держаться подальше. Так что обеспечь мне бутылочку рома, хотя бы двадцатилетней выдержки, и укрытие. Ты же у нас теперь и таким заведуешь, так что работай на благо клиентов. И меня здесь нет, даже если будет спрашивать Чонгук. Запомнил или это слишком большой объем инфы для твоего мозга? Давай бумажечку, я запишу где-нибудь. А то у вас, шлюх, даже бывших, слишком много разъебанных дыр — влетело и вылетело.       Тэхен начинал закипать, но не показывал этого, разве что глазами уже испепелил Чон Хосока бесчисленное количество раз.       — Пойдем. Обеспечу тебя временным пристанищем. А то вздумаешь уехать в другой бордель, тебя там грохнут, и Чонгук, пока будет за тебя непутевого мстить, не сможет уделить прекрасному мне свое внимание.       Хосок подозрительно прищурился.       — Откуда знаешь? — поинтересовался он. Тэхен лишь неоднозначно пожал плечами и улыбнулся.       — Я хозяин борделя, сладкий. Я много чего знаю.       Тэхен подошел к бару, шепнул что-то парнишке за стойкой и, забрав бутылку, поднялся по лестнице. Пройдя мимо своего кабинета, Тэ направился дальше по коридору, уводя альфу от шумной музыки. По дороге омега набирал кому-то сообщение в телефоне. Видимо, предупреждал о заказе.       Больше они не разговаривали. Тэхен только вручил ему бутылку рома двадцатилетней выдержки, как Хосок и заказывал, и оставил его в одиночестве перед дверью. Говорить в любом случае больше было не о чем.       Хоби вошел в комнату, оглянувшись на мальчишку, который уже был внутри. Парню на вид было около двадцати, и, судя по осторожному взгляду, он знал, кто его клиент.       — Боишься? — усмехнулся альфа, хищно оглядев парня и поставив бутылку на стол рядом с креслом, усевшись в него. Омега закачал головой, так и не раскрыв рта, — Правильно делаешь. Подлей мне ром и отойди подальше. Не попадайся мне на глаза, просто наливай, — приказным тоном произнес Хосок.       Он расслабленно откинулся на спинку кресла и, взяв в руку наполненный ромом стакан, сделал крупный глоток, жмурясь. Приятный на вкус.       Глаз открывать не хотелось, но и сидеть так постоянно он не мог. Поэтому просто молчал, разглядывая потолок, и пил. В голове витал целый рой мыслей. Почему все произошло именно так? И думал он не об убийстве правой руки главы клана Тен, нет. На него было насрать. Он думал о себе. О Чонгуке. И о своем отце. Хотя можно ли вообще называть его отцом?       Шестнадцать лет назад       Хосок, широко улыбнувшись, крепко сжал рукой перила балкона и ветку плюща, что обвивала стену дома. Он делал так уже не раз, пытаясь взобраться на второй этаж в комнату старшего брата, который закрывался там каждый раз, как начинал заниматься.       Он долез до второго этажа, кряхтя, и заглянул через балконную дверь, удерживаясь за перила.       — Какие проблемы в экономической сфере наиболее распространены в нашей стране? — строго спрашивал преподаватель, молодой, высокий и стройный омега. Он преподавал Чонгуку сразу несколько предметов: бизнес, право и экономику. В свои двенадцать Чон неплохо управлялся со всем этим, и, не смотря на то, что отец приучал юношу к прекрасному уже с этого возраста, нанимая для своего сына множество преподавателей-омег, мол, не будет ходить по размалеванным шлюхам позже, насмотревшись сейчас, молодой преподаватель Чонгука интересовал мало. К тому же ему было всего двенадцать, а политики отца он не понимал. Ведь проще нанять какого-нибудь альфу или бету, чтобы он ни на что не отвлекался, раз отцу так нужны его знания.       — Напряженные отношения с некоторыми соседними странами, стареющее население, негибкий рынок труда, безработица среди молодежи, монополия крупных корпораций и высокая зависимость от экспорта, за счет которого формируется около сорока процентов внутреннего валового продукта. Плюс нарастающее давление региональных конкурентов. — быстро и четко ответил Чон, прокрутив в пальцах ручку.       — И кто же для нас региональные конкуренты? — поинтересовался омега, присев на край стола и усмехнувшись. Чон поднял на омегу взгляд исподлобья и изогнул бровь.       — Япония и Китай. Это очевидный вопрос. Вы уже спрашивали.       — Правда? Ну, скажем так, мне хотелось спросить еще раз, чтобы точно удостовериться в твоих знаниях. Ты умный мальчик, Чонгук, — начал было омега, но внезапные звуки копошения со стороны балкона отвлекли преподавателя.       — Псс… Чонгук-и. Братец, — позвал Хосок, уже собираясь перелезть через перила в комнату.       Чонгук так же обернулся и встал с места. Еще не хватало, чтобы этот идиот себе что-нибудь расшиб. Чон ведь говорил ему — не лазить по стенам в его балкон.       — Ты охренел, Хосок? Свали с моего балкона! Какого черта? У меня занятия! — воскликнул Гук и вышел на балкон. Хосок хохотнул и, прежде чем брат успел словить его за шиворот, ловко зацепился рукой за ветви плюща и сполз вниз.       — А то что будет? — поинтересовался он, ухмыльнувшись. — Тебе ведь надоело сидеть там, спускайся и давай походим по территории, — предложил альфа, а снизу послышался громкий собачий лай.       — Ты серьезно? Что не понятно в словах «у меня занятия»? И я запретил лазить на мой балкон. Тебе это в голову вбить нужно, чтобы ты прекратил? — голос Чонгука был полон возмущения и недовольства. Он даже не слышал, что преподаватель позвал его несколько раз и вышел на балкон, так же упираясь руками в перила и глядя вниз.       — Хосок. Я скажу твоему отцу, если ты будешь срывать занятия Чонгука, — серьезно произнес омега, нахмурив брови.       — А я скажу отцу, что Вы вертите жопой перед моим малолетним братом. Ему всего двенадцать! То, что он на вас дрочит по ночам, не значит, что Вам тоже можно! — воскликнул вдруг он, вгоняя Чонгука в ступор, а омегу в краску.       — Да что ты такое говоришь! — воскликнул омега, а Чонгук крепче сжал руками перила.       — Я убью его, — прошипел он и, развернувшись, направился на выход из комнаты.       И минуты не прошло, как Чон выскочил из двери главного входа, выбегая на улицу. И он действительно бежал. Хосок, конечно, попытался удрать, но через мгновение послышался визг омеги с балкона и лай собаки, а два брата покатились по зеленому газону, сцепившись.       — Я прибью тебя! — заорал Чонгук под громкий смех Хосока, который пытался прикрыться руками во время сильных ударов, а затем нанося те в ответ.       Все бы было прекрасно, и Гук, будучи уже сейчас чуть крупнее Хоби, несомненно вдарил бы брату по лицу больше чем два раза, но Фея, огромных размеров доберман, грозно зарычав, вцепилась в ногу старшего под его вскрик, потянув Чона в сторону. Неудивительно, что она защищала именно того, с кем проводила больше времени.       — Фея, фу! Фея! — тут же воскликнул Хосок, вскочив с места, а Чон, потянувшись, попытался отцепить собаку от своей штанины.       Хоби перехватил собаку за ошейник, с трудом оттянув ее в сторону, а Чонгук, стоило ей разжать челюсть, отполз в сторону.       — Сидеть, Фея! Плохая собака! Что ты натворила? — причитал Хосок, присев рядом с ней и хмурясь. Чонгук, тяжело дыша, стер кровь с разбитой губы и потянул наверх разорванную штанину, оглядев свежие следы от зубов. Не сильные, на ноге остались вмятины и легкий кровоподтек, но это было нестрашно.       — Хорошая псина! Она тебя защищала, придурок, — фыркнул Чон и поднялся с места, отряхнувшись. Трава прилипла к рубашке и штанам, которые пришли в негодность, — не ругай ее. Если бы не Фея, я бы тебе нос сломал, понял?       Хосок насупился.       — Ты просто…       — Что здесь происходит? — грозный голос отца прервал Хосока. Он тут же встал на ноги и взглянул на Донсу, за спиной которого маячил тот самый омега и двое альф из личного состава охраны главы клана.       — Отец… — начал было Чон, но голос омеги его прервал.       — Ваш младший сын залез на балкон Чонгука и начал говорить отвратительные вещи. А когда Чон спустился вниз, он натравил на него эту мерзкую псину, — поморщился преподаватель, скрестив руки на груди. Чонгук и Хосок растерянно переглянулись.       — Я не натравливал на него Фею.       — Она просто защищала Хосока, потому что я…       — Достаточно, — он снова прервал этих двоих и поморщился, — Хосок, подойди ко мне.       Маленький альфа, сжавшись, сделал несколько шагов в сторону Донсу, отпустив собачий ошейник, и затравленно взглянул в сторону Чонгука, который остался стоять на месте, но смолчать просто не мог.       — Отец. Он не натравливал на меня Фею, так вышло, потому что я…       — Замолчи, Чонгук. С тобой я поговорю позже, — мужчина глянул в сторону старшего сына, а затем, не долго думая, достал пистолет из кобуры на бедре своего охранника. Чонгук почувствовал, как внутренности опустились куда-то вниз, а Хосок сделал неуверенный шаг назад, когда мужчина снял пистолет с предохранителя и протянул его ему рукоятью вперед.       — Помнишь, что я говорил тебе, Хосок? Ты должен защищать своего брата. Ты растешь для того, чтобы когда-то стать для него помощником и верным приближенным, его правой рукой. Сдохнешь, но брата защитишь. Это не тебе держать в руках бразды правления, ты нужен для другого.       До Чонгука дошло слишком быстро. Он глянул на собаку, затем на Хосока, который, словно все еще не понимая, протянул руку к пистолету и крепко сжал рукоять.       — Не надо. Отец, что ты такое говоришь? Фея ведь наша. Она ничего плохого не сделала! Отец! — Чонгук пытался обратить на себя внимание, докричаться, уже был готов закрыть собаку собой, но один из охраны, шагнув в его сторону, придержал парня за плечи. Хосок несколько секунд с непониманием смотрел на оружие в своих руках, а когда до него наконец начало доходить, его тело пробил холод, а губы часто задрожали.       — Отец, я не могу. Пожалуйста. Фея не хотела, — всхлипнул Хосок, оглянувшись на собаку, которая, свесив язык на бок, с непониманием смотрела в их сторону, все еще сидя на месте.       — Мне плевать, хотела она этого или нет. Она напала на твоего брата и должна понести за это наказание. Убей тупую псину, пока я не приказал сунуть ее в мешок и бросить в воду. Лучше уж быстрая смерть, ты так не считаешь?       — Нет… Нет, я не могу! Отец, пожалуйста! Отец! — Хосок не сдержался от слез, вскрикнув, когда мужчина, потеряв терпение, перехватил его за руку и повернул в сторону собаки, заставив вскинуть руки с пистолетом.       — Стреляй! — заорал он, встряхнув Хосока за шкирку, не обращая внимания на его плач, что буквально перерос в вой.       — Что ты творишь?! Не надо! Это наша собака! Она наша! Ты не посмеешь! — воскликнул Чонгук, попытавшись вырваться из хватки альфы, что держал его, но что мог сделать двенадцатилетний мальчик, едва не впадающий в истерику, против взрослого по-настоящему огромного мужчины?       Фея доверчиво глядела в сторону Хосока, лишь заскулив от резкой перемены атмосферы, и встала с места, прокрутившись вокруг себя и вновь сев мордой к своему хозяину. Руки Хоби ходили ходуном, дрожали так, что он едва мог удерживать пистолет.       — Стреляй, блять! Стреляй, пока я не выпустил ей кишки и не задушил ими же прямо при тебе! — заорал Донсу.       Хосок не сдержал вскрика, зажмурив глаза и нажав на спусковой кручок. Раздался выстрел. Собака взвизгнула, а когда он осмелился открыть глаза, увидел лишь ее труп, лежащий в луже крови. Ноги вмиг ослабли, как и все тело. Подвело, не удержало, заставило упасть на колени, громко зарыдав и выпустив из рук пистолет.       Чонгук не мог закрыть глаз, как Хосок. Он неотрывно смотрел на мертвое животное, свесив руки вдоль тела, как только его отпустили, а его дыхание участилось. Шумный вдох и шумный выдох. Еще раз и еще. В ушах стоял писк и громкие рыдания Хосока, который подполз к собаке ближе и дрожащими пальцами огладил черную гладкую шерсть.       Донсу удовлетворенно хмыкнул и сунул руки в карманы брюк.       — Ты молодец, Хосок. Я горжусь тобой.       — Гордишься?! — внезапно заорал Чонгук, шагнув в сторону отца. Его руки сжались в кулаки, а ноздри раздувались от шумного тяжелого дыхания. — Ненавижу тебя! Ненавижу! Это была моя собака! Моя собака, мой брат! Мое, мое, мое!       Резкий звук пощечины заставил Чона прийти в себя. Он, широко раскрыв глаза, коснулся ладонью горящей щеки. Омега, все это время стоящий позади Донсу, закрыл рот руками и побледнел. Вряд ли он догадывался, что из-за его слов может произойти нечто подобное.       — Твоя жадность тебя погубит, Чонгук. А теперь отойди. Уведите Хосока в комнату и уберите труп, — коротко бросил он уже охране, а Хосок, вымазывая руки в крови, вцепился в собаку, испуганно взглянув в сторону отца и альфы, что начал подходить ближе. Если он сейчас заберет Фею…       — Не тронь, — прорычал Гук, и альфа остановился, оглянувшись на его отца. Донсу только изогнул бровь.       — Я сам похороню ее, — проговорил Чонгук, отшагнув назад, — и сам отведу Хосока в комнату. Это моя собака. И мой брат. Все здесь мое, — упрямо прошипел он, выделяя голосом слово «мое», и, подойдя к Хосоку, присел рядом с ним на корточки, отшвырнув руки охранника в сторону. Его взгляд был не хуже, чем у голодного волка, который за любой неверный шаг готов порвать на куски.       — Господин Чон, — произнес охранник, глянув в сторону Донсу, но тот лишь отмахнулся.       — Пускай делают, что хотят. Мне нужно на встречу. Господин Хван, — обратился он к омеге, который только сейчас начал подавать признаки жизни, широко раскрытыми глазами глядя на мужчину, — я провожу вас. Пойдемте. Пускай дети развлекаются.       Омега закивал и, еще пару раз обернувшись, поспешил за мужчиной. Лишь когда все четверо покинули двор, Чонгук смог оторвать взгляд от их спин, переведя его на Хосока.       — Он сказал… Что повесит Фею на ее кишках. Он бы… Вспорол ей брюхо. Он бы достал все внутренности, замотал бы их вокруг ее горла. Ей бы было так больно. Это все я виноват. Это все я. И из-за меня папа тоже… — зашептал Хосок, слабо покачиваясь на месте, все еще крепко прижимая собаку к себе за шею.       — Хосок… — прервал Чонгук, поджимая губы, — отпусти Фею. Давай похороним ее? Давай. Вставай. Ты ни в чем не виноват. Слышишь? Ты ни в чем не виноват, — повторял Чон, забирая из рук Хосока Фею и опуская ее на траву. Его руки тут же крепко обняли Хоби за плечи, прижимая к себе и слабо поглаживая.       Они похоронили Фею тем же вечером. Чонгук самолично попросил у садовника лопаты и копал землю около часа. Копал, пока Хосок держал в руках уже остывшее тело некогда любимого домашнего питомца, а потом так же закидывал труп землей. Это был последний раз, когда они видели Фею. И последний раз, когда Гук обнимал Хосока вот так. И тот раз, когда объятия повторились… Лучше бы причины для этого никогда не существовало.       Настоящее время       Альфа просидел так минимум час. Когда он пил последний стакан рома, перед глазами уже немного плыло. В такие моменты он ужасно контролировал себя. Но пока что прекрасно осознавал происходящее. И лучше бы ему уйти отсюда, потому что даже дыхание омеги, что стоял позади, начинало раздражать.       Хосок встал с места, покачнувшись и удержавшись за стол, едва не сбросив с него стоящий там стакан. Омега вздрогнул, прижав к груди почти пустую бутылку, но поддержать мужчину побоялся. Мало ли что?       Альфа поморщился, тряхнув головой и взяв стакан со стола, залпом допил оставшееся, направляясь на выход. Его действительно шатало, но ему, кажется, было все равно. Он даже не взглянул на вышедшего вслед омегу, который попытался его окликнуть, но, естественно, ответной реакции не получил.       В голове были только мысли о том, какое же он слабовольное дерьмо. Сколько лет прошло с тех пор, как умер отец? А призраки ненависти преследуют его до сих пор. Он никогда не был для него любимым сыном. Он не знал, что такое отцовская ласка. С самого начала он, как и говорил отец, не был тем, кто возьмет в руки бразды правления, у него не было амбиций и потенциала, как у Чонгука. На него никто не надеялся, и единственное, чего от него ждали — это защита старшего брата. Но даже сейчас Чонгук его, двадцатисемилетнего мужчину, видел все как того же одиннадцатилетнего мальчика, который не то что его — себя защитить не мог. И если Гук так считает, то в чем же тогда весь смысл его существования? Для чего он переживал все это в детстве? Для того чтобы Чон продолжал защищать его? Не так все должно быть. Должно быть наоборот.       Все его мысли подтвердились, когда он вышел из борделя. Хосок в упор взглянул в сторону знакомого автомобиля, нервно хохотнув. Мин Юнги, оторвав задницу от капота, серьезно глянул на него и открыл заднюю дверь своей машины. Однако Чон-младший не собирался идти к нему. Он показательно достал из кармана ключи от своей машины и, покачнувшись на лестнице, направился к ней. Шуга шумно выдохнул, цокнув языком, и прошел вслед за ним, глядя на то, как Хосок роняет ключи и, матерясь, едва не падает вслед за ними, наклоняясь, чтобы поднять.       — Ты пьян. Я отвезу тебя домой и скажу охране пригнать твою машину, — проговорил Юнги и придержал Хосока под руку, которую тот мгновенно вырвал из его ладони.       — Пошли нахуй твои охранники. Ни одна падаль не сядет за руль моей детки, — произнес Хосок и, еще раз оглядев Юнги, криво усмехнулся, — и ты тоже иди нахуй. Передай Чон Чонгуку, чтобы он беспокоился о своей заднице, а не о моей. Он ведь тебя послал? Конечно. Сам бы ты хуй сюда приехал.       Юнги еще несколько секунд наблюдал за тем, как Хосок, упершись рукой в крышу своей машины, на мгновение закрыл глаза, тряхнув головой. Видимо, выпил он немало.       — Чонгук — ебаный альтруист, не иначе. Отдал шлюхе территорию за просто так, прислал за мной своего личного телохранителя. Ты же теперь за ним постоянно ходишь, теперь вот и ко мне прибежал? Ах, простите, еще ты возишь этого хуесоса туда-сюда по городу. Как я мог забыть, — Хосок тихо засмеялся и поднял взгляд к небу. Из-за городского смога звезд было не видно. На несколько секунд повисла тишина, перебиваемая лишь приглушенной музыкой из борделя.       — Прекращай. Ты ведь знаешь, почему он так делает.       — Потому что считает меня ребенком? Или бесполезным сумасшедшим идиотом, за которым нужен глаз да глаз, потому что он о себе позаботиться не может. А может, все и сразу. Конечно, куда уж мне до него. Умный, сильный, справедливый. Парень с картинки. Мечта, блять. Весь такой правильный и могущественный, что блевать охота. Его все боятся и все уважают. Отец его обожал. Он был бы горд. Наверное.       — Хосок. Он не считает тебя хуже себя. Он знает, что ты тоже можешь о себе позаботиться. И он любит тебя. Никогда не скажет этого, но это правда. Это нормально — бояться за безопасность тех, кого любишь, — проговорил Юнги и, подойдя ближе, осторожно сжал плечо Хосока пальцами, заставляя того обратить взгляд на себя.       — О-о-о, он чего-то боится? — усмехнулся альфа и сморщил нос.       — Все чего-то боятся, — коротко ответил Юнги, медленно проведя мужчину к своей машине.       — Да? И чего же тогда боишься ты? — поинтересовался Хосок и остановился у открытой двери автомобиля, развернувшись к нему и сунув руки в карманы. — Хотя нет, не говори. Ты не один здесь такой дохуя проницательный. Ты боишься, что один хорошо знакомый нам омега никогда не посмотрит в твою сторону. Я прав? — поинтересовался Хосок и заглянул в потемневшие глаза своего собеседника.       — Прав, конечно. Но ты не бойся. Смысл бояться реальности? Ему насрать на тебя. Ты никогда не будешь рядом с Пак Чимином, Юнги. Знаешь, почему? Ты вот здесь, — Хосок кивнул на сухой асфальт, — а он вон там, — и перевел взгляд на небо и пошатнулся.       Юнги несколько секунд смотрел на Хосока, встречаясь с ним взглядом, а затем вдруг криво оскалился, приподняв уголок верхней губы.       — Я знаю, — просто ответил он и подтолкнул Чона-младшего в салон своего автомобиля.       Альфа, шумно закряхтев, залез в машину и тут же посмотрел на Шугу, что занял водительское сиденье и, заведя мотор, двинулся с места.       — А чего боишься ты? — внезапно поинтересовался Юнги, глянув на альфу через зеркало заднего вида.       — Я? — Хосок усмехнулся и перевел взгляд в окно. — Я больше ничего не боюсь.

***

      — Я знаю, ты меня не ждал, но… — Сокджин ввалился в кабинет Намджуна и, когда мужчина поднял на него взгляд, продемонстрировал бутылку текилы. — Я не с пустыми руками.       — Пароль.       Лицо наркодилера было совершенно безэмоциональным, отчего Сокджин даже растерялся.       — Какой еще пароль, ты что, опять принимаешь? — Джин дернул бровью, но на его вопрос никак не отреагировали.       — Пароль, — снова повторил Намджун.       — Бля, друг, ты меня пугаешь. Что я должен сказать?       — О, бухлишко принес? С которого я не пьянею, — голос Намджуна был непроницаемым, но Сокджин заметил в глазах каплю сожаления. — Какого хрена приперся, несостоявшийся Робин Гуд? Хочешь ограбить меня и отдать все деньги беднякам?       Сокджин закатил глаза и цокнул языком, проходя, наконец, в кабинет и садясь рядом с другом в кресло.       — Придурок. Теперь до конца жизни будешь мне припоминать это? Я не специально с магнумом на перестрелку приперся. Когда, вообще, в последний раз у кого-то хватало яиц нападать на поставку Чонгука? Пиздец! — Сокджин фыркнул и с намекающим стуком поставил бутылку на стол. Он и лайм принес, и соль захватил, но Намджун как будто бы не спешил доставать рюмки, снова утыкаясь взглядом в экран ноутбука.       Сокджин только сейчас заметил фиксатор на его руке. Даже если этот парень не чувствует боли, в фиксаторе ему уж точно было не очень-то удобно. Альфа даже ощутил что-то вроде укола совести.       — Так чего ты приперся? — еще раз спросил Намджун, закрывая крышку ноутбука.       — Меня выгнали из дома, — грустно вздохнул Сокджин. Вид у него при этом был крайне несчастным, как у побитой собаки, не иначе.       — Твой милый муженек узнал, что ты ходишь на свои мафиозные дела с револьвером доисторического происхождения? — Намджун засмеялся, получив от друга удар в здоровое плечо и возмущенное пыхтение рядом.       — Я слишком мало времени уделяю семье.       Намджун хмыкнул и, поднявшись, достал две рюмки из стеклянного шкафчика. Хоть этот человек и практически не пьянел после всех экспериментов, поставленных им самим на себе же, у него была здесь целая коллекция различного вида бокалов, стаканов и рюмок для разных видов алкоголя. Только лишь разных бокалов для вина было пар шесть, точно не меньше. Сокджин не понимал, зачем он их здесь держит, если почти не пьет, но никогда не интересовался.       Наркодилер подал другу небольшое блюдце и нож, чтобы он все подготовил самостоятельно, и Джин принялся за работу.       — Он знает, что ты работаешь на Чонов? — спросил Джун, усаживаясь обратно в свое кресло и откидываясь на спинку. Поработать сегодня уже не выйдет, так что он может расслабиться и понадеяться, что текила хоть немного опьянит его.       — Нет, конечно. Он знает, что я занимаюсь нелегальными поставками оружия для мафии. Очень осуждает это, но слишком любит меня. Постоянно думаю, что испортил ему жизнь. Лучше бы он был замужем за каким-нибудь офисным клерком, а не за таким как я.       Сокджин поджал губы, хмуря брови, разливая алкоголь по рюмкам. Он частенько приходил к Намджуну, чтобы излить душу. Этот альфа был слишком умным, чтобы испытывать излишнее сострадание к кому бы то ни было, потому всегда трезво оценивал любую проблему и выдавал действительно хорошее решение.       Иногда Сокджин приходил и к Чонгуку, но в последнее время у него и без старого друга было слишком много проблем и забот. Лучше уж не беспокоить его лишний раз.       — Так оставь его, знаешь же, что и он, и твои дети, будут в безопасности, если тебя не будет с ними рядом. Ты отлично шифруешься, но вдруг однажды ты проколешься на чем-нибудь? Невозможно скрывать что-то вечно, рано или поздно ты все равно подставишь их под удар.       — Я эгоист, — рассмеялся вдруг Джин.       Намджун с мягкой улыбкой покачал головой, снимая с руки фиксатор. Эта штука откровенно раздражала, а пить текилу одной рукой было слишком проблематично. Все равно боли он не чувствует. Про себя дилер решил, что никогда его больше не наденет. Ну, если только ночью.       Джин придвинул ему рюмку поближе и насыпал на руку немного соли. Первую рюмку они выпили не чокаясь, закусили, как положено, и расслабленно откинулись в креслах. Намджун взял со стола сигареты и закурил.       — Хорошая, — спокойно заметил он, кивнув на бутылку. Первая затяжка и струйка сизого дыма взлетела к потолку. Он проследил за тем, как Сокджин взял его сигареты и, достав одну, прикурил. — Ты же бросил? Хосок стебал тебя по этому поводу, я точно помню.       — У меня стресс! — фыркнул Сокджин и, зажав сигарету зубами, разлил алкоголь по рюмкам снова. Он, кажется, планировал напиться.       Дилер покачал головой, тихо усмехнувшись, и прикрыл глаза, затягиваясь.       — Завидую тебе, — вдруг выдал он, не замечая, каким удивленным взглядом на него уставился Джин, но все равно решил пояснить, — семья, дети. Я бы, наверное, тоже хотел. Не сейчас, но когда-нибудь. Но с моим организмом столько хуйни было, что плодить я смогу только мутантов, а омеги рядом со мной тупо текут и ничего не могут с собой поделать. Хотя мои сперматозоиды живее всех живых, прикинь? Повезло, что Чонгук нашел мне нормальную печень, а то я сдох бы от цирроза еще года три назад. Но она все равно нахрен не воспринимает алкоголь, и я ничего от него не чувствую, кроме вкуса.       — Так, а нахрена ты вообще это делал? — фыркнул Джин. Он никогда не понимал, что может сподвигнуть человека на подобные опыты над собственным телом и мозгом. Тем более в таких объемах, в которых экспериментировал над собой Намджун.       — Было интересно. Я не просто тестировал уже существующую наркоту, чувак, я создавал новые виды. А какой торчок сможет мне нормально и с научной точки зрения описать свои ощущения? Никакой, только я. Просто в какой-то момент я понял, что умираю. Я постоянно сам исследовал собственные анализы, обследовал себя, чтобы отслеживать изменения в организме, а потом понял, что проебался, и не заметил, как мое тело начинает буквально разлагаться. Чонгук спас мне жизнь. И я благодарен ему за то, что он ценит мой мозг в целом и меня в принципе, даже если очень часто не слушает меня из-за собственной вспыльчивости.       — Подожди! — Сокджин наклонился к другу и внимательно заглянул в его лицо. — Ты что же, — говорил он тихо, словно собирался узнать какой-то секрет, — копался в собственном дерьме?       Выражение лица Намджуна было спокойным, он только дернул бровью и взял рюмку с текилой, затянулся в последний раз и оставил окурок дотлевать в пепельнице, ожидая, когда Джин додумается насыпать соль на его руку.       — Фу! Вы, врачи, такие мерзкие.       Они выпили еще раз, и Намджун, съев дольку лайма вместе с цедрой, снова расслабился в кресле и закурил вторую.       — Но теперь я могу без стыда сказать, что моя жизнь принадлежит ему. Чону. Если он отправит меня на задание, в котором мне надо будет сдохнуть за него, я пойду не раздумывая. Тупая верность и чувство долга, да? Все мы тут этим связаны. Знаешь, он молодец. Окружил себя теми, кто в непомерном долгу перед ним. Хотя ты свой должок уже выплатил, но все равно не оставляешь его.       Сокджин горько усмехнулся и выпил еще рюмку без Намджуна. Надо было, потому что на него снова нахлынули воспоминания о том, как отец булькал кровью, задыхаясь из-за простреленной трахеи. Как он лично вез коробку с его головой и как бросил ее Чонгуку в ноги. И даже похорон у его отца не было. Могилы тоже не осталось, предатели такого недостойны.       — Он позволил мне создать семью в стороне от всего этого. Мои дети не узнают о том, кто я такой, во всяком случае надежда на это все еще есть. Но, ты знаешь, у меня есть страх. Страх того, что если они однажды узнают, что именно сделал отец с их дедушкой и какую жизнь прожил на самом деле, они убьют меня. Так же, как я убил своего отца, убьют просто потому, что наши взгляды не сойдутся. Ведь я мог выбрать его, а не Чонгука. Родному отцу я предпочел друга, потому что это было справедливо в моей вселенной. И сейчас справедливо, но… Никто не дает мне гарантий, что однажды они не сделают так же. Радует только, что они не знают о том, насколько этот мир жесток на самом-то деле. Но я костьми лягу, но не позволю им этого узнать.       Намджун хмыкнул. И правда. Жестокий мир. Но они все уже в одной лодке и связаны так крепко, что если кто-то один пойдет на дно — утонут все, и никто не спасется. Даже Чон Чонгук.