"Мы"

Гет
NC-17
Завершён
104
автор
Размер:
10 страниц, 1 часть
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Награды от читателей:
104 Нравится 8 Отзывы 19 В сборник Скачать

***

Настройки текста
      Ненавидел эту бестолочь всем своим существом. И теперь ещё больше. Жалкая, стоящая на коленях перед Мальбонте. Оскалилась, отпрянула. Вижу в глазах смесь ненависти и восхищения, адресованных мальчишке. Так и надо — в клетку. На долгие безумные сутки… Слышны крики из камеры. Истощение. Без пищи проживёт, но ослабнет. Нечего было совать голову в петлю — сидела бы в школе — не нашла бы на свою задницу проблем. Всё же несколько жаль. Коротко приказал дать хотя бы воды. Истеричка выбила из рук подошедшего солдата стакан, скалясь так, словно он ей принёс яд. Хочется удушить за это дьявольское змеиное жало.       Разговор с Мальбонте, после которого её опять утаскивают в камеру. На сей раз в отдельную клетушку с кандалами. Всхлипы, причитания, проклятия. Что-то внутри ёкает — укол стыда и так до конца и не вытравленной жалости. Мальчишка уносит к себе в комнату, спустя несколько суток, всё же смилостивившись над участью. По существу — она ему не нужна. Если только… Об этом даже думать мерзко. Несколько суток прислуга лагеря снова вынашивается вокруг неё, силясь привести в чувства. Почти бесполезно, но она слишком живуча. Характером в мать. Непорочная с виду, способная испепелить ненавистью и…       Утро, лагерь. Замкнутый цикл местного обитания смахивает на день сурка. Подъём, попытка старательно продумать план выживания хотя бы на этот чёртов день. Иначе тут не бывает — вечное напряжение. Если найдут — все будут перебиты как куропатки в охотничий сезон.       Девчонка, подрагивая, сидит за столом, стиснув челюсть и наблюдая за моим приближением. Кривая ядовитая усмешка на изогнутых губах. Почти злобная. Сучка научилась копировать мою мимику в совершенстве ещё в школе. Сейчас получает удовольствие от того, что в свойственной манере я оскалиться не могу — слишком много публики. Делает глоток воды, глядя поверх стакана. Пожалуй, мы второй раз имеем возможность побеседовать. На вопрос о сыне в первый раз вылила такой ушат дерьма, что бесконечно хотелось её кровью заполнить все бочки для воды. Вот только нельзя… Один раз я уже это сделал. Второй раз… Уже не смогу.       В её лицо с мстительным удовольствием летит скомканная одежда.       — Переоденься. Выглядишь как побирушка с земной паперти… — ехидно бросаю я.       Вики фыркает:       — Сказал тот, кто смахивает на седую летучую мышь в потёртом кардигане…       Клокочущий гнев внутри срывает шипение:       — Придержи язык пока я тебя не прикончил…       — Кишка тонка, — резюмирует, не оставаясь в долгу, разворачивая принесённые мной тряпки. — Я, конечно, понимаю, тут не модный показ, но разве нет чего-то без дырок??? — демонстративно продетый в проеденное молью отверстие палец.       — Прости, что твой шкаф из школы не доставили, как и группу парикмахеров… — фыркаю, повторяя: — Я сказал — переодевайся.       Уокер усмехается, саркастично обводя площадь лагеря взглядом:       — Прямо здесь?.. — киваю, складывая руки на груди. — Как прикажешь…       Тянет ремни, удерживающие платье на теле. Всё больше открывается, но всё же улавливает очередную вспышку моей злости. Запоздало соображаю, что опростоволосился. Она всё же в лагере на правах «гостя». Мальбонте в этом плане далеко не сдержанный агнец — может убить и в чём-то будет прав. Зато сколько счастья, когда, будто нашкодившего щенка, подхватываю её за шкирку, утаскивая в барак, чтобы не сверкала телом. Посмеиваясь, тащит скрученные тряпки, которые специально выбрал из вороха, чтобы ткнуть в очередной раз — сопливая жалкая Непризнанная. И ничего больше.       После тычка в спину влетает в комнату, едва успев раскрыть крылья, чтобы не рухнуть на пол и не проехать по нему носом.       — Да ты сегодня храбрый… — скалится, отшвыривая тряпки после щелчка ключа в двери, подходя ближе. — Вот только, как обычно… Гнев… От тебя им несёт за версту. Как и кровью с рук…       Уже давно не больно от слов. Стискиваю в пригоршне подбородок нахалки, заглядывая в язвительные голубые глаза, проговаривая почти по слогам:       — Не зли меня, — отталкиваю, наблюдая, как снова едва не рухнула. — Третий раз повторяю: переодевайся.       — Запросто, — оскал снова скопирован с моего лица, но усмехается следом, бросая ехидно: — Вуайерист хренов.       Оставляю посох, чувствуя, что, если не заткнётся, рискую доломать и второе крыло на чёртовой палке. И всё же жадно наблюдаю, как продолжают расстёгиваться ремни. Щелчки, распущенные фиксаторы. Бесполезная тряпка улетает в сторону. Обувь, носки. Следит за выражением моего лица с насмешкой. Щелчок застёжки бюстгальтера под пальцами…       Всё же отворачиваюсь.       — Сказано было только переодеться, а не устраивать дешёвый стриптиз в неподобающих условиях.       — Вот это новости… Монах, оказывается, знает о таком увеселении, как раздевание под музыку. Вип-танец заказывал, или так, в сторонке наслаждался с толпой в зале?..       Снова удар гневной волны, несколько шагов вперёд, стиснутый пальцами острый подбородок девчонки. Язвительные голубые глаза. Кривая почти нервная усмешка, тонкий нос, кожа, покрытая мурашками. Зрачки расширились. И я знаю, что это не страх. Отнюдь не страх. Стоит почти голая. Лишь нижняя часть белья, чёртовы темнеющие раз от раза крылья, всё более острый язык. Саркастичная сопливая дрянь, отравляющая всех вокруг себя одним только существованием.       Шиплю сквозь зубы:       — Когда-то я не сдержусь и вырву твой паршивый язык, а потом буду наблюдать, как захлёбываешься кровью… Когда-нибудь, обещаю…       Усмешка, и язык от последующей реплики вырвать ей хочется уже сейчас:       — Мой язык — твоё наказание и награда одновременно. Рискуешь…       — Нервы целее будут, — рычу я, чувствуя, как электризуется между нами пространство. — Какого хрена тебя принесло в лагерь, идиотка?!       — Там, знаешь ли, тоже кто-то на одной воде сидит, пока ты здесь по своей подлой душонке предложил поставки провианта отрубить. Ах, да… Милосердная попытка дать школе возможность подольше побарахтаться??? Ну, ты справился, — скалится в ответ, шипя, будто гневная кошка: — Странно, что сыночка тоже решил на сухом пайке подержать.       «Дыши… Фенцио, дыши… Убивать её сейчас не стоит, пусть и хочется…» — пытаюсь успокоиться, осадить желание разнести комнату, загнать эту дрянь в угол. Уокер насмехается. Я знаю эту привычку слишком хорошо. Под напускной бравадой и яростью подводные камни, способные переломать ноги, которые, упаси господь, ступят на эти илистые булыжники. Пальцы на подбородке сжимаются сильнее. Вижу, что уже больно, но терпит. Восхищает…       — Не. Смей. Приплетать. В. Это. Моего. Сына! — шиплю, чувствуя, что уже колотит от ярости.       — Ты сам его приплёл, — лаконичный и прямой ответ. — Ничего, между ног Лилу утешится…       Судорожная усмешка на собственном лице:       — Уж лучше между её, чем между твоими… Порадовала полукровку? Отработала свою свободу, м?.. — брошенные в порыве слова, о которых мгновением позже жалею.       Звонкий шлепок, прилетающий по щеке. Лицо горит не меньше, чем её взгляд. Плавит, сжигает, уничтожает. В ней гнев бушует только в случае несправедливости. Всё прочее — наносное. Знаю, как никто другой в любом уголке, в любом из миров. Если бы не её желание справедливости, ничего из случившегося бы не было. Вообще ничего…       Снова взлетающая рука, готовая влепить вторую пощёчину, которую успеваю перехватить. Злобно изогнутые от обиды губы, ядом выливающие в уши шёпот:       — Не путай меня с теми шлюхами, которые тебя окружали в бессмертии. Не смей… И сомневаться во мне не смей… — обжигающий пальцы гневный вздох: — Ненавижу… Тебя, твою идиотскую ревность, твою идиотскую месть ненавижу, все эти тупые попытки прикрыть собственную несостоятельность тем, чтобы дать пинок в будущее сыну: не-на-ви-жу…       Молчать не будет. Мрачное удовлетворение, что довёл всё же до этой вспышки, сменяется стыдом. Снова внутри всё воспламеняется. Как всегда… С ней — только так. С первого раза и до этой самой минуты. Едкость переходит из своего привычного состояния в мучительное желание слышать не это дерьмо, срывающееся с её губ после собственного несдержанного языка. Мне нужно другое. И я знаю, что могу это получить, как и знаю, что только я могу это получить.       Выпущенный подбородок, рывок за затылок, впечатывающий в губы поцелуем. Шипит, пытаясь отпихнуть. Удары кулаков в грудь в попытке вывернуться. Острое ощущение дежавю — не в первый и даже не в тысячный раз. Всё начинается именно так, словно стараясь обогнать и перегнать гнев, дать ему перерождение во что-то не менее опаляющее. Перехваченные запястья, поцелуй глубже, растекающееся по телу и в конечностях напряжение. Желание убить испаряется прямо пропорционально с тем, что уже чувствуется до покалывания в пальцах рук, скользящих по светлой коже.       Шёпот:       — Ненавижу…       Хочется усмехнуться, но уже не могу. Её руки ловко нащупывают молнию на плаще, рывком сдирая его с плеч. Язык пробивается дальше, выписывая между ядовитыми губами какую-то мудрёную вязь иероглифов. Застиранная исподняя рубашка после короткой заминки, улетает куда-то за спину. Снова горячие уже опухшие губы, впивающиеся почти до боли. Кусается, не сдерживаясь и не пытаясь, кажется, даже. С трудом осознаю, что боль причиняет в ответ — от собственных рук на её теле уже сейчас красные пятна, а дальше только хуже.       Хватка чуть слабее. Безумно нужно хоть немного воздуха — дышать забываю. Не успеваю перехватить стремительно справившиеся с ремнём руки. Молния. Пуговица. Прохладная ладонь обхватывает член уже до дрожи знакомо. Она слишком хорошо знает, что и как нужно сделать, чтобы гонка злости перешла в то, что поможет справиться с обвалом из забот и проблем. Слишком хорошо знает, что мне нужно, как этого достичь, как разорвать порочный круг ненависти, перелив её в страсть, и не позволить угробить то, что осталось от меня… От нас…       «Мы…» — когда-то это местоимение я применял только в отношении себя и сына. За короткий срок он вышел из этой формулировки, оставшись где-то за кадром моего внимания. Вырос, только и всего. На его место нагло влезла Уокер. И это дьявольское «мы» обрело иную тональность. С ножом у сердца в моей спальне посреди ночи, с шипением, оскорблениями, слезами и проклятиями. Узнала, кто убил её на Земле. Нашла, опознала… Далеко не дура, которой прикидывалась. Думал, что убьёт. Надеялся… Не смогла. Зато утром следующего дня: встрёпанная голая девица в собственной постели, потирающая кулачками заспанные глаза, и совершенно новое — «мы».       Движение ладони вверх-вниз. Шиплю, выдыхая первый стон в усмехающиеся губы. Сдавливает, и снова: вверх-вниз… На неё реакция всегда безупречная и стремительная. Не нужно стимуляции, не нужно прелюдий. Один чёртов раз, и я уже зависим — чувствуя, как бурлит кровь, ускоряясь даже от одного отголоска её энергии. Вверх-вниз… Сжатая в пригоршню головка. Сегодня серьёзный до безумия взгляд. Не те обстоятельства. Не школа. Казнь грозит везде — запрещено. Но ради этого… Ради этой прохладной ладони и следующего за ней жара — пусть хоть петля… Вверх-вниз…       Укус за нижнюю губу заставляет вздрогнуть:       — Надеюсь до тебя, кретина, когда-то дойдёт, что моя верность — не звук в воздухе, а истина… — пальцы сжались сильнее. — И только ляпни ещё раз что-то подобное…       — Умолкни…       В комнатушке нет ничего. Ни единой горизонтальной поверхности, кроме пола. С грохотом впечатываю её спиной в стену, отмечая, как дёрнулись крылья после удара. Морщится, снова за шею притягивая в поцелуй. Ладонь проскальзывает к низу её живота, уже ощущая подступившую влагу через ткань хлопкового белья. Обоюдное желание всегда срабатывает на десять из десяти. Рывок ладони, и раздражающая бесполезная тряпка улетает в сторону. Усмехается, стягивая мои штаны чуть ниже. По коже бегут колкие искры предвкушения.       Разворот за плечо, давление на поясницу. Прогибается, чуть шире расставив ноги. Никакой покорности, просто знание того, что иного варианта нет. Придерживаю её крылья, чувствуя, как, проскальзывая по влажной до предела промежности, проходит головка, размазывая соки, доходит до узелка нервов, задевая, с издевательским наслаждением отмечая, как сама пытается подставиться, ощутить наконец… Хочется растянуть, плевать на время, плевать на все. Есть только эта минута.       Стиснутая талия, рывок внутрь до пошлого хлопка соединившихся тел. Два созвучных стона, вылетающих с выдохом. Могу поспорить, что и выражение её лица блаженное, как и моё — почти неделю порознь, когда прежде всё происходило в любой удобный и не очень удобный момент в стенах школы. Тугая и обжигающе горячая изнутри. Обхватывает до мурашек, рванувшихся от загривка до пяток. На волне восторга всё же раскрывает крылья, но быстро опускает их, словно бессильно, словно сдаваясь.       Накрываю упирающиеся в стену ладони своими, сразу находя любимый обоими темп, слушая, как старается глотать стоны. Идеальное тело, идеальное, словно кем-то созданное именно для меня — такое, как нужно. Сплетаются пальцы, удары внутрь почти безумные, попытка восполнить пробелы за один этот раз, ведь второго может не быть. Отвожу волосы с её плеча, проводя языком от шеи до мочки уха, сжатой зубами. Полубезумный шёпот, словно кто-то подслушивает. Едва ли она слышит хоть одно слово и понимает. Сгораем… Дьявольские мотыльки.       Сжатая в пригоршни грудь с напряжёнными до каменной твёрдости сосками умещается в ладонях, дополняя эйфорию слияния. Шипит, выгибаясь, будто сердитая кошка, зажимая рот, давя звуки, которые всё равно не тише, чем пошлые до невозможности шлепки. Влажные от выделяющейся смазки, влажные от того, что внутри всё горит и жар выходит потом на теле, не позволяя вспыхнуть. Ею пахнет в воздухе, выжигающем кислород в лёгких. Несдержанно намотанные на кулак волосы, снова нарастающий до безумия темп от ощущения её, какой-то скрытой в четырёх стенах убогой комнатушки, покорности. Вечное острие искушения и вечная бездна страхов, что выберет другого, как те, что были до неё.       Рывок до первого несдержанного крика от смеси боли и удовольствия, когда впечатывается лопатками и крыльями в мою грудь. Смещаются вниз пальцы, задевая и поглаживая оголённый комок нервов. Игра в то, сколько раз она сможет кончить за одну «встречу». Доходили до пяти, но сейчас нет времени и возможности, но отказать себе в удовольствии едва ли получится. Сводит ноги, сужаясь до того предела, что двигаться в ней уже почти больно. Стимуляция влажной горячей набухшей бусинки заставляет её дрогнуть, зажав рот рукой. Волна испарины, судорога первой разрядки. Тиски сжимают член изнутри, пульсируя, будто отдельное сердце.       Почти феерия… В уме ставлю жирную галочку — «первый». С лёгким сожалением, что невозможно до конца расслабиться, и следом понимая, что это нам никогда не будет доступно в полной мере. Выиграет в этой войне Мальбонте или проиграет — едва ли нас оставят в живых. Слишком много знаем из того, что не следовало.       И всё же губы упрямо бегут по вспотевшей шее Вики, поцелуями собирая прохладу капель пота. Дыхание частое, попытка восстановить скачущие мысли, почти гневная усмешка от знания, что на передышку всего одна минута, если не меньше. Подставляется, поводя бёдрами — вынуждая зажмуриться: я всё ещё в ней. Откликом новый виток поднимающегося изнутри жара. Провокация удалась.       Разворот. Лицом к лицу. Взгляд исподлобья — гнев и ярость… Но уже другие. Приоткрытые губы, в голубых глазах давно истаяла наивность, но при этом всё равно остаётся живой. Не то, что… Некоторые. Скольжение ноготками от низа живота до плеч, словно отсроченный запуск уже почти приведённого в исполнение желания. И мне всё же хочется запомнить её такой. Именно такой. Встрёпанной, раскрасневшейся, с остатками разлетевшегося гнева. Утягивающее в поцелуй движение, и горячие чуть обветренные губы впиваются до болезненного сладко, вынуждая всё же признать — я тоже скучал.       Находит опору, подтягиваясь на плечах, уже зная, что второй акт вот-вот начнётся. Подхватываю под ягодицы, автоматически чувствуя, как сходятся в замок за спиной её щиколотки. Между телами опускается тонкая ладошка. Вверх-вниз по скользкой от смазки горячей коже. Усмехается, когда прикрываю глаза, затаив дыхание. Скользит по губам языком, провоцируя… И всё же задаёт направление, опускаясь на всю длину мучительно медленно, удерживая зрительный контакт — оценивая, кажется, степень моего желания. Пожалуй, она ещё ревнивее, чем даже я. Словами никогда не скажет, что совершил ошибку, чем-то её разозлил, но дерьма наделает так, что потом долго будешь думать, что смотреть стоит только перед собой, в документы и на оружие. И упаси господь, если я невольно зацеплю взглядом женщину… Сдохнуть будет предпочтительнее, чем слушать очередной скандал.       Снова узкий сокращающийся жар, смыкающийся вокруг члена. Сейчас стимулировать не выйдет. Игра на равных. Уже податливая после первого финиша молодость и упрямая зрелость, пытающаяся заполнить пробелы прошлого. Нехватку того, что она готова отдавать вдоволь, к моему удивлению добровольно и не терпя условностей. Ирония слов «лучший секс в жизни» обретает смысл и детали каждый раз, стоит остаться наедине в мнимой безопасности. Как сейчас…       Подтягивается на плечах, продолжая всматриваться, морщась от того, что слишком глубоко. Неудобное положение. Не постель, не стул и даже не стол. Что ж, выбирать не приходится. Но сейчас карты у меня в руках. Снова мстительное удовольствие проталкивающегося в её тело члена и набор скорости, которая через десяток или два минут обрушит во вторую разрядку уже обоих. Царапающие спину обгрызенные неровно ногти, горячее дыхание, жгущее губы в попытке заглушить разрывающие её стоны. Поцелуи, перемежающиеся с укусами, уже по вкусу соревнуются с медным привкусом крови.       Почти животный порыв. Неужели ангелы могут такое испытывать?.. Вбиваться изо всех сил в податливое женское тело, подрагивающее в руках, уже почти бессознательно упирающееся лбом во вспотевшую шею. Только чувствую впивающиеся снова пальцы и ногти в спину и плечи. Стоны переходят во всхлипы, потом в открытый тихий плач. Отчаянный, уставший, безумно уставший.       Замедляюсь, чувствуя, что перегнул, шепча в висок:       — Моя маленькая… Моя любимая…       Признаваться не стыдно. Мы можем ненавидеть друг друга на публике, иногда даже наедине. Но вот сейчас… Именно сейчас ей нужно это слышать. Кроме друг друга у нас уже не осталось никого и ничего. Точнее, они есть, но какой толк тащить их за собой паре обречённых?.. Я действительно люблю эту дрянь, заставившую короткий промежуток времени ощущать себя живым, полноценным и нужным. И знаю её молчаливый ответ — одного взгляда достаточно. Красноречиво и ярко.       Мягкие горячие губы снова впиваются в мои, перекрывая поток слов, шёпот:       — Сильнее.       Команда, которой не отказать. Снова ускорение до предела, до уже совершенно несдержанных стонов и криков, которые оглушают, и непонятно, где чьи из них. Сжимается в преддверии разрядки. Долгие полосы ногтями по плечам уже чувствую, что до крови. Вколачиваюсь, чувствуя, что уже готов… Уже сейчас… Вот-вот… Соль крови, пота, слёз на губах, очередной стон в поцелуи вибрирует, отдаваясь в позвоночнике. Катализируя, запуская эту реакцию из ненависти и любви, балансирующей на тонкой грани с наслаждением.       Её выкрик в пространство, обмякшее в руках тело, повисшее на плечах, спазм сокращающихся изнутри тугих мышц, сжимающихся вокруг члена до размера микровселенной. Вспышка оргазма, ощущение разрывного удовольствия и общей боли. Ноги не держат, подкашиваются. Опускаюсь коленями на пол, успевая развернуться, чтобы не раздавить её, подрагивающую снова от слёз и пережитого общего финиша. Перевести дыхание непросто, но именно сейчас, даже если вломится охрана — плевать.       Девчонка сидит верхом на бёдрах. Дрожь ощутима каждой клеточкой. По груди бегут горячие капли, срывающиеся с её ресниц. Хочется утешить, успокоить. Уже скоро всё закончится. Так или иначе закончится. Побег или виселица — неважно. Но закончится. Успокаивающе бегущие по подрагивающим плечам пальцы, руки… И потоки слёз и всхлипов бесконечные. «Она не железная…» — уже не первый раз думаю, прекрасно понимая, что любая другая в похожей ситуации уже либо руки бы на себя наложила, либо бежала бы от всего так далеко, как только могла.       — Я так устала… — сбивчивый шепот в шею. — Если бы ты знал…       Зарывающиеся в локоны пальцы массируют вспотевшую голову, целую висок:       — Знаю, маленькая. Я тоже невыносимо устал. Потерпеть, и всё изменится. Уже почти конец, слышишь?..       Кивок. Отстраняется, знакомо потирая кулачками заплаканные глаза. В такие моменты похожа на обычную земную девчонку, которой с каждым днём всё больнее даже жить и просыпаться страшно. Поздно винить себя. Я уже втянул её в эту кабалу. Я убил её, эгоистично получив право на собственное возрождение, умытое её кровью. И я же полюбил её, совершенно не имея на то никакого права.       Поднимается на подрагивающие ноги, неожиданно смеясь:       — Хрен с ней, с одеждой… Трусы ты не принёс. И что делать теперь?.. — поднимает пальцами лоскутки, оставшиеся от хлопкового белья. — Моя отмороженная задница будет на твоей совести.       «Если шутит — уже не так страшно…» — выдох в подсознании. Выпаливаю с усмешкой:       — Я согрею.              Ещё несколько сравнительно спокойных дней. Вполне обычных. Для всех, кроме меня, болтающегося на грани между страхом и покоем. Страхом, что здесь с ней могут сделать что угодно; покоем, что здесь я могу хоть как-то защитить и оградить. Публичные склоки, перепалки, вводящие часто в ступор даже Мальбонте. Для него удивительно, что она позволяет себе такие слова в мой адрес. В его памяти она была мямлей, лишь изредка скалящейся в лица. Сейчас же, здесь, в условиях лагеря, словно кто-то сменил положение крана и выпустил мегеру из заточения.       Периодически даже удаётся утащить её в свою комнатушку. Там хотя бы есть постель, а не драная подстилка, вроде тех, на которых вынуждена спать львиная часть обитателей лагеря. В такие моменты я готов умереть, только бы остановить это мгновение, когда Вики лежит в руках, когда руки привычно обвиты вокруг плеч или пояса. Безмятежный сон в условиях рушащегося мира бессмертных, который одна смертная уничтожила, едва первым криком от рождения оповестила все три мира — грядёт эра Мальбонте. Но не в те минуты. Тогда только девушка, моя маленькая Непризнанная. Уставшая, обессиленная, разбитая… Но знаю, что на рассвете снова натянет на лицо ехидную маску стервы, которую сбрасывает только со мной, и то не всегда.       Периодически, в такие моменты в голове остервенело мельтешило, что сейчас вполне удачное время для побега. Просто исчезнуть, добраться до ближайшего портала, уйти к смертным, скрыться. Терять нечего — время и так выходит — умереть своей смертью, от старости, не так страшно в сравнении с тем, что может случиться с нами, если останемся здесь. Начать с нуля, вместе. Оставив за плечами сотни лет этой дерьмовой жизни, которая не стоит и ломанного гроша.       В день, когда хочу озвучить это предложение, ловят Мими, Дино и Люцифера. Пришли спасать Вики… Сопляки и примерно не догадываются о произошедшем. И собственный сын… Быть может, она не солгала мне, выпалив с ненавистью, что он стыдится нашего родства. Взгляд полный отвращения. Смотрит куда угодно, только не на меня. Птенец вырос, заимел собственное мнение, стержень и характер, который теперь выходит мне боком. Что ж, он в своём праве. Его не предавали столько раз, не втаптывали в дерьмо по самые уши, когда ни встать, ни выплыть.       Уже на выходе из штаба по завершении планёрки слышу в спину слова Мальбонте:       — Вечером дай указание развести костёр на площади. Думаю, они созрели, чтобы попытаться понять и выбрать сторону.       Накатывающий страх пробирает до костей:       — Дино не примет твою сторону. Мы оба это знаем…       — Значит умрёт, — резюмирует полукровка. — Но не так. Я дам ему шанс пасть в бою и с честью. Не сегодня и не здесь. Полагаю, сопляки сегодня уберутся обратно в школу… Держать смысла нет. Они не имеют какого-то веса в этой войне. Разве что Вики…       Киваю, чувствуя, что не хватает воздуха. Ответить уже не могу, покидаю штаб с четким осознанием, что надо попытаться спасти. Хотя бы попробовать. Направить в последний раз, настоять, чтобы сын ушёл. Спасся… И уже внутренним чутьём ощущаю, что ничего не выйдет. Я сам воспитал из него того, кто слепо следует правилам, которые веками стояли над этим миром, позволяя Небесам править в любом из уголков мироздания.       Так и есть. Смачный посыл к дьяволу. Развернулся и больше не реагировал на просьбы и увещевания. Страх снова терзает. Утешает лишь то, что полукровка обещал — он не умрёт сегодня. Мальбонте знает всё и обо всех. Полагаю, даже знает обо мне и Вики, но почему-то молчит и терпит, пожирая её глазами издалека, но не рискуя приблизиться, уже слышав не раз гневные вопли мегеры, к которой кто-то рисковал хотя бы подойти против её воли.       Вечер, костёр, сгущающиеся сумерки. Предвкушение провала. Я не знаю, чего боюсь больше, что сегодня всё же погибнет сын, или того, что что-то случится с Вики. В обоих случаях я не знаю, что делать. Знакомое ощущение тупика, когда выбрать между сердцем и долгом не выходит. Любой из выборов будет неверным и приведёт туда, откуда возвращаться я не буду даже пробовать.       Девчонка выходит к костру, садится рядом с Ади. Демон сверлит меня насмешливым взглядом, что-то шепчет ей, бледной, но решительной. Мальбонте наблюдает за началом этого цирка с вежливым любопытством. Предложение присоединиться, адресованное пленникам. Ожидаемый отказ. Перепалка, в которой он в очередной раз указывает на их место — сор под ногами, если пойдут против, и скорая смерть, которая ждёт всех, кто будет против повстанцев. Он верит в это и знает, что воплотить угрозу вполне хватит сил.       — Никто из них с тобой не пойдёт!       — Сынок, помолчи… — прошу уже без какой-то надежды.       Разворачивается, глядя на меня с отвращением:       — Не смей меня затыкать. Из-за одной твоей любовной неудачи весь мир под угрозой, — разводит руками, словно указывая на происходящее. — Нравится? Полюбуйся…       — Что ты можешь знать?! — накатывающая волна гнева не оседает даже после умоляющего взгляда Вики. — Я всегда давал тебе всё на золотом блюдечке, ограждая от боли и последствий собственных решений по мере сил! Ты даже любви не питал никогда. Не знаешь… Не знаешь, какую боль может причинить отказ! Особенно, когда женщину создаёшь ты сам, протаскивая её за руку, создавая с нуля, отдавая ей лучшее, что смог достичь… Ребекка меня уничтожила, как сохрани тебя всё святое, чтобы кто-то так же уничтожил. И я уничтожал и продолжу уничтожать, чтобы… Чтобы…       Воздух иссяк. Хотелось уйти, замкнуться, как прежде. Так всегда было проще. И всё же вторая волна страха — снова взгляд на Вики. Восковая маска вместо лица, на которой нет эмоций, но боль вижу по глазам. Меня, как обычно, несёт, а страдает снова она.       Выпаливаю, продолжая смотреть на неё, уже совершенно не соображая от злости:       — Лора, Винчесто, малыш Сэми… Жалею? Ничуть… — «Потому что, останься они в живых, ты не была бы со мной рядом, маленькая…» — Я поднимусь, встану на ноги и поставлю на колени Ребекку. Уокер — потребительницы… — «Молчи… Молчи, ради всего святого…» — обе. И эта дрянь ничуть не лучше матери… Одинаковые стервы, не видящие и не ведающие в своих душонках ничего святого…       Сглатывает. Вижу удерживающиеся силой воли обиженные слёзы и острую ненависть. Отвращение. Умолкаю, тяжело дыша, продолжая смотреть: «Не верь мне. Я тебя люблю, дура… Не верь и не слушай! Боль говорит моим голосом, но не я сам…»       Ади вскакивает с места, едва слышит имя своего любовника. Ярость, ненависть… Мысли скрыты — не прочесть. Подрагивающие руки, готовые бы придушить меня сию секунду или разорвать на мелкие кусочки. Нервные шаги вперёд, словно чтобы реализовать идею, горящую в глазах. Кривая усмешка, снова выглядит безжизненным, если бы не вены, вздувшиеся на лбу — поверил бы в смирение рыжего, но снова напускное. В лагере каждый по-своему актёр.       Сплёвываю в костёр:       — Ты ведь тоже на стороне Мальбонте… Смерть Сэми была необходима. С этим ничего не поделать… И мы оба это понимаем, демон.       — Верно, я с Мальбонте. Я сделал выбор, — мальчишка подошёл ближе, протянув руку для пожатия. — Порой легко спутать, ища во враге друга…       Я хмыкнул, всё же протянув руку в ответ. Рывок вперёд, словно в объятия. Уже понимаю, что что-то не то, но держит достаточно крепко. Шевеление на уровне живота.       Шёпот, обжигающий ухо:       — Ты убил не Сэми… Ты убил меня.       Всё происходит слишком быстро. Буквально моргнуть один раз, и тишину разрезал пронзительный крик:       — НЕТ!       Толчок в грудь, заставивший отступить на полшага. Вклинившееся между мной и Ади тело вздрогнуло. Раздался отвратительный звук, который засел в ушах, будто траурный набат. Непонимающий взгляд демона через плечо Вики, вставшей между нами за долю секунды. Усмешка от понимания, что даже такой удар цели достиг. Хруст провёрнутого в теле оружия. Не в моём теле. Девушка вздрогнула ещё раз.       Замерло время…       Медленно поднявшаяся голова девчонки. Чистота голубых глаз смотрела пристально последние секунды. Дрогнувшие в грустной улыбке губы:       — Мы с ней разные, — слова с кровавой пеной на губах, которую она пытается проглотить, чтобы сказать ещё что-то: — Ненавижу тебя… Потому что люблю… И умирать за тебя… Достойно.       По щелчку пальцев всё закрутилось бешеной вереницей кадров. Побег Дино, Мими, Люцифера и Энди. Мальбонте что-то коротко бросил в адрес Ади, убивая его. Короткий приказ Саферию — убедиться, что беглецы найдут дорогу обратно в школу, никого не убивать. Проследить. Какой-то фоновый шум, треск пламени в костре, шум ветра… Не имеет значение абсолютно ничего…       Только медленно закрывшиеся голубые глаза, лоб, уткнувшийся в мою грудь. Она начала оседать, но замерла в моих объятиях, словно продолжая стоять. Затихла энергия с последними ударами сердца. Лёгкая, моя… маленькая… Моя мёртвая маленькая девочка.       — Моя любимая… — недоверчиво шепчу, пытаясь, кажется, встряхнуть, разбудить в слепой надежде.       Знаю, что не получится. Уже ничего не получится. Опустился коленями в пыль, утягивая её на руки. Бледная, тёплая пока ещё. Тонкая струйка крови из уголка неподвижных губ. Если бы не эта чёртова кровь, подумал бы, что просто спит. Как обычно, в руках. Умиротворённая, тихая, Непризнанная, которая обрела покой. «Я так устала… Если бы ты знал…» — всхлип её голосом где-то глубоко внутри. Теперь только в памяти.       Не знаю, сколько времени прошло. Не считал, да и не имело значения.       — Похорони её за лагерем, — голос Мальбонте над головой. — Жаль, но ничего не поделать. Она сделала свой выбор, — он холодно смотрел на неё в моих руках сверху вниз. — Уокер действительно разные…       Я молча кивнул, опасаясь открыть рот. Поднялся на ноги, удерживая свою самую ценную спящую в вечности ношу. Шаги в темноту. Не открывая рта, не поднимая взгляда от безмятежного разгладившегося бледного лица. Уговариваю разум на последнюю надежду, прощупывая опустевший энергетический кокон в её теле. Действительно — мертва. Безвозвратно… Дышать больно, хочется снова упасть, дать себе волю, но не здесь. Не сейчас.       Копошащаяся впереди фигура в темноте. Зигза.       — Возьми лопату и иди за мной.       — Ты можешь вырыть могилу для дикарки магией, — ехидно скалится каторжник.       — Повторяю: возьми лопату и иди за мной.       Недовольный бубнёж помойной крысы, которую отвлекли от общения с тенями и собственной съехавшей в заключении крышей. «Дикарка…» — горькая усмешка от того, как он назвал Вики. Не дикарка. Моя спящая любимая девочка. Нельзя показывать слабость. Больно дышать, больно идти. Не тяжело, нет… Просто теперь я точно знаю, что каждый последующий шаг утратил цель. Теперь нет смысла ни в чём. Власть, сила, право на возмездие… Зачем?..       Бормотание за спиной, лязг лопаты, которую волокут по земле.       Неважно… Теперь неважно…       Скала на окраине лагеря. Может, магией действительно вырыть могилу было бы проще. Здесь повсюду безжизненный песок, который будет мешаться. Зигза воткнул лопату в землю, ожидая дальнейших указаний, пока я бережно уложил тело Вики на землю, снова всё ещё боясь тревожить сон. «Как заставить себя поверить, что её больше нет?..» — вспышка в пустой голове. Сглатываю пересохшим горлом, проведя пальцем по прохладной щеке, отводя встрёпанные ветром волосы с лица своей маленькой девочки.       — Через два часа вернёшься. Нужно будет помочь закопать… — бросил я через плечо. — Мне нужно с ней проститься…       — Расклеился, старик… Ради дырки?       — Пошёл прочь!.. — шиплю, зажмурившись, чувствуя, как изнутри всё же разрывает бессильный крик. — Через два часа… вернёшься.       Снова бубнёж, шаркающие шаги.       Заработала лопата в руках, разбрасывая песок. Слой за слоем. Песок кончился, пошла почва, такая же рыхлая, но стало легче. Полметра, метр, полтора… Два… Два метра. Не знаю, сколько прошло времени. Темно, звёзды над головой, огромная луна, единственная, дающая свет. Мне не нужен он сейчас. Всё до состояния автоматизма. Мог бы действительно магией, но это дань её смертному существу. Единожды принявшей смерть от моей руки, а во второй раз, чтобы я жил. Вот только зачем?..       Стянув плащ, расстелил на дне ямы. Осторожно потянул тело к себе с края, чувствуя бегущий за шиворот песок. Руки огрубели от лопаты. Кровавые мозоли — всё надо сделать быстро. Иначе остановят. Мне это не нужно. Опущенное на плащ тело. Такое маленькое, такое хрупкое. Окровавленная спина. Холодная уже. Безмятежная… Пальцы поглаживают щёку, почему-то влажную. Доходит с запозданием. Я плакал дважды за последний год. Убив её в первый раз и потеряв сегодня. Загубив свою душу и потеряв её окончательно. Оплакать мне никто не посмеет запретить…       Оттираю пальцами кровавую корку в уголке её рта, целуя безучастные прохладные губы напоследок.       — Мы не расстанемся, маленькая… Всё закончилось, правда раньше, чем я хотел и тебе обещал… И совсем-совсем не так… — шепчу, уткнувшись лбом в её макушку. — Как же сильно я люблю тебя… Если бы ты только знала…       Терять больше нечего. Действительно нечего. Я потерял последнее, что было дорого. Из кармана извлечён осколок зеркала. Раньше не понимал, какого дьявола таскал его после убийств и того, как был проведён обряд возрождения Мальбонте. Теперь понял — как раз на этот случай. Закатанные рукава открывают исцарапанные когда-то давно руки. До мурашек воспоминание, как Вики водила пальцами по выпуклым венам на моих руках, шепча, что это красиво, тогда как я считал это уродством.       Вдох-выдох…       Острый край прокалывает кожу от ладони и доходит по прямой вдоль до сгиба локтя. Глубоко. Кровь бежит сразу. Боли не чувствую. Регенерация не работает — зеркало небытия перекрывает происхождением эту возможность. Вторая рука… Горячая, алая, густая. Пахнет железом. Голова кружится достаточно быстро. Немного мутит…       — Подожди, маленькая моя… Я сейчас… Сейчас…       Последний шаг. Лёг рядом, притянув её ближе, словно ещё могла что-то чувствовать, слышать. Сознание гаснет слишком медленно… Уже слышу шаркающие приближающиеся шаги. Возвращается Зигза.       «Плевать…» — осколок проходит по горлу, и всё снова ускоряется. Толчками вытекающая кровь. Отброшенный осколок, сжимающиеся на хрупком теле из последних сил руки. «Я с тобой, моя девочка… Всегда буду с тобой…».       Умирать совсем-совсем не страшно…       — Я люблю тебя, Вики…
Отношение автора к критике
Приветствую критику в любой форме, укажите все недостатки моих работ.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.