гуляй, серёжа!

однокурсники позвали на вечеринку в честь закрытой сессии. хотелось спасовать, прикинуться обладателем больной печёнки, быть может. но от всех прошлых приглашений серёжа и так отмахивался, ещё одну попытку пропустить общий сбор для поднятия коллективного духа (что ж там за дух такой тяжёлый, что его без малого два года поднимают, всё думал серёжа) не простят. к тому же, экзамены и вправду были донельзя изнурительными, и вроде как незазорно наградить себя за успехи отдыхом. олег настаивал-умасливал, говорил, обязательно нужно встряхнуться, и когда понял, что почти продавил, вывалил похоронное «ну давай с тобой пойду», и серёжина чаша аргументов как-то быстро опустела. конечно, попытки съехать ещё предпринимались, но столь несуразные, что волков их на раз-два раскусывал. то загадочные дела маячили на горизонте, то в универ за какими-то бумажками нужно ехать именно в день вечеринки, то воспитательницу захотелось навестить, то голова разболелась неожиданно прямо в назначенную пятницу. олег не удивился бы, если в ход пошла классика с рожающей кошкой, даже при условии, что кошки у них нет. откровенно говоря, серёжа просто не слишком любил шумные компании и пирушки, и вроде в этот раз хотелось сделать исключение, но вроде и дома остаться хотелось сильнее. вот и ломал комедию-трагедию в трёх актах, лишь бы другу самому уже опротивела идея провести вечер не дома в малознакомой компании (серёжа мало общался с одногруппниками, и они для него были что для волкова). однако красноречивый взгляд олега и избитые шутки про воспаление хитрости вынуждали королеву драмы быстренько ретироваться со сцены. он ему это ещё припомнит. вообще, грядущая вечеринка не должна была лишить серёжу кутёжной невинности, ибо несколько раз в прошлом году он уже пригубил. на первом курсе без олега, вступившего в армию (или, как предпочитает говорить серёжа, – съебавшегося), было неописуемо тоскливо. вот и решил прибегнуть к хвалёному методу увеселения. но то ли все пиздят о его чудотворном эффекте, то ли алкоголь нужно было выбирать покачественнее (а не порошковое шардоне из местной круглосутки – ну, на что стипендии отличника хватило), но заметно лучше он себя не почувствовал. впрочем, третьим объяснением могло послужить отсутствие достойной компании. и хоть сам для себя он был отличной компанией, одобренной организацией разъединённых интровертов, здесь речь в общем-то о количестве. разумовскому и волкова было бы за глаза, но олег без конца подстёгивал заводить контакты, связи, да просто время от времени выходить на люди и общаться. серёжа этого не понимал, не принимал, но пойти на попятную раз в год, пожалуй, можно. и случится это сегодня. весь день он проворчал на диване, лишь к вечеру опомнившись — он ещё не выбрал, в чём пойдёт осушать стаканы и вести с одногруппниками ниочёмные разговоры, будто они лучшие друзья. впрочем, занятые лишь две полки под одежду в шкафу сказали, что выбирать особо не из чего. была мысль закатить утрированную истерику по этому поводу и никуда в итоге не пойти, но серёжа убоялся, что олег тогда просто выпинает его в домашнем за порог и будет таков. пришлось суетливо перебирать немногочисленные пожитки и остановиться на белой рубашке с чёрными штанами. добрый вечер, меня зовут сергей, я буду вашим официантом сегодня. зато у этого официанта прикольные носки – цветные, с абстракцией. подарок олега: «ты ведь искусство любишь». любить-то любит, но больше по античности угорает. однако внимание олега серёжа любит тоже, поэтому подарок принял с просиявшими глазами и стирает его только вручную. столь долгожданная и масштабная тусовка не могла не планироваться несколько месяцев до, с распределением ролей от «организовать денежные сборы» и «затариться алкашкой» до простого «появиться хотя бы на пару часиков для приличия» (угадайте кому). скидывались естественно заранее, но олег как гость неприглашённый уверил в необходимости принести что-нибудь сверху. заскочили в «пятёрочку», взвесили килограмма полтора винограда, потупили у алко отдела под искоса пялившегося охранника (мужик, я так выгляжу подозрительно, потому что за последние две недели спал суммарно часов тринадцать; если рядом с игристым на полке завалялся денёк-другой сна – тогда приготовься ловить с поличным) и почапали к кассе. там серёжа большими глазами и стратегическими тяжёлыми вздохами выклянчил киндер, после чего ощутимо повеселел. олег расплатился, но в кассе не было мелочи, поэтому остаток сдачи был выдан жвачками «love is». разноцветные кубики волков молча высыпал серёже в ладони и всунул бутылку в его рюкзак. в метро, как обычно, людно и душно. несколько столкновений плечом в плечо, пара пересадок, одна проеханная станция – и вот они добрались до нужного района. правда, у домов там серьёзная проблема с нумерацией, потому плутали по двору ещё минут пятнадцать. компьютерный гений серёжа не мог совладать с онлайн картами, в которых точку, обозначавшую их месторасположение нещадно колбасило и дёргало из стороны в сторону, и отчитывал олега за то, что тот не вбил нужный дом в навигатор заранее. не вбил. в его телефон. дом его одногруппника. повезло, что у волкова хорошее настроение и ориентирование в пространстве – справились и без карт. маленькой местью разумовскому было заставить его звонить в домофон и представиться неловким «это мы». кто мы-то? пока ждали лифт, серёжа изучал надписи на обшарпанных стенах. чем только те не пестрили. это круче, чем урок литературы — запредельная концентрация жемчужин русского языка на один квадратный метр. погружённый в наблюдения, разумовский проворонил момент, когда разверзлись двери лифта, опомнился, только когда волков его окликнул, и потому влетел в кабину в последний момент, смачно врезавшись в олега. до девятого ехали молча. ну, почти. олег малость трещал от смеха, а серёжа шелестел пакетом, увлечённо проверяя, не раздавило ли виноград. на выходе их уже ждал хозяин квартиры, артём, высунувшийся на лестничную клетку и заманивающий внутрь. в тамбуре было тесно из-за импровизированного склада жильцов с непонятного происхождения досками, лыжными палками без лыж, ёлкой, кучей обуви и прочей лабуды, поэтому заходили по одному. серёжа три раза шаркнул каждым кроссовком о половик и, переступив порог, молча и неуклюже всучил хозяину вино и пакет. олег, войдя за ним, закрыл дверь, приветственно протянул руку и поздоровался как бы за них обоих. серёжа пожалел, что двери лифта не разрубили его пополам. с пакета подтекало. — разумовский, ну ты прям как на экзамен – в такой рубашке, — артём хмыкнул и, оценивающе повертев в руках бутылку, указал ей в сторону большой комнаты. — проходите в гостиную, располагайтесь. там уже почти все пришли. если хотите, чтоб всё побыстрее началось, можете помочь нам с закусками и посудой на кухне. серёжа решительно не желал оставаться бесполезным, но олег осадил его, стоило тому лишь податься вперёд. — давай я, — прошелестел он на ухо серёже, — а то водкой не напиваться будут, а обрабатывать твои порезы. разумовский было хотел возразить, что водка для таких целей попросту не годится – спирта в ней мало – но осёкся и послушно поплёлся к остальным гостям. на кухню его взаправду лучше не пускать. там он умудряется превращать самого себя в мишень, причём до такой степени лёгкую, что однажды умудрился порезаться о крышку коробки бичпака. большую часть времени готовку берёт на себя олег. и даже если серёжа записывается в помощники, то что-нибудь обязательно пойдёт не так. он словно застрял на первом уровне навыка «готовка» в симс, где умудряется сжечь даже макароны в кастрюле. жаль, в жизни нет читкодов. особенно на деньги. тогда не пришлось бы давиться лапшой изо дня в день, кататься в удушающем метро и жить от стипендии до стипендии. зато сколько всего он смог бы делать! творить, инвестировать, заниматься благотворительностью и, до кучи, купить олегу ресторан, чтоб тот занимался любимым делом (ну, одним из) и больше не уносился на другой конец мира поиграть в стрелялки вживую. да, именно так. олег готовит очень вкусно, и хоть серёжа, наученный жизнью, в еде почти непривередлив и для него любая стряпня олега что за авторством гордона рамзи, но он уверен, что многие по достоинству оценили бы его старания. с такой ассоциативной цепочкой в голове разумовский просидел в гостиной, забравшись с ногами на диван и подперев подбородок рукой, минут десять, пока подтягивались остальные и накрывалась поляна. по мере того как комната заполнялась новыми лицами, знакомыми и не очень, сквозняк в животе серёжи только усиливался. тревожность упала на дно желудка и скручивала его, как возжелала. стоило остаться дома, а не мять-рвать уже третью салфетку в попытках отвлечься от развинчивающей паники. серёжа спрятал улики в карман джинс – главное потом не забыть их оттуда вытащить перед стиркой (уже проходили). очень кстати вернулся олег и вместе с ним артём с друзьями и подносами еды. волков присел на подлокотник рядом с разумовским – весь диван уже, конечно, был занят – но серёже не хотелось, чтобы тот ютился на краю в неудобном положении, поэтому он сам подвинулся, сжался, закинул ногу на ногу, чтобы занимать меньше места, и стянул олега к себе, прикрыв свой порыв ворчащим «ну сядь, не стой над душой». артём и ещё пара человек разливали напитки. олег для разгона взял пиво, серёжа – вино. — зря ты к нам раньше не заглядывал, серёг. мы до этого из нормальных стаканов пили. но к концу первого курса от четырёх разных наборов осталось два. стакана, я имею в виду, — артём ощерился и протянул разумовскому бумажный стаканчик. хорошо, что не выбрал шампанское. в таком сосуде оно смотрелось бы ещё менее заманчиво, чем вино. — ничего, мне не привыкать, — мягко улыбнулся серёжа. в том году он вообще пил вино из кружки с надписью «МГУ». через пару минут, когда у каждого в руках было по желанному напитку, зазвенела музыка и загремели тосты. сначала уминали пиццу, роллы, фрукты и пили за выстраданную сессию. потом закусывали мясной нарезочкой и пили за мам. потом запивали, чем найдётся, и пили за всё подряд. один парень решил поиграть в бармена и замешивал коктейли из всего, что попадалось под руку. главной его ошибкой было снимать пробу каждого своего творения – в итоге он отрубился первым. его отнесли в соседнюю комнату и кто-то остался с ним настороже. а вообще, всё шло терпимо и даже сносно, по крайней мере пока, и мысли аля «надо было остаться дома» практически перестали посещать серёжину голову. а если виноградинка сладкая попадалась, так и вовсе забывались. было бы вообще супер, если б олег не зависал постоянно по углам с кем-то и не оставлял серёжу наедине со стаканом, на дне которого остатки виски с колой и жгучее желание налить ещё. парень-бармен назвал это «самым банальным и педовским коктейлем», но серёжа хотя бы не валяется в отрубе в чужой спальне. и в целом ему хорошо: расслабляющее тепло обдало всё тело изнутри, смыло напряжение в грудной клетке, развязало узел в животе. разумовский откинулся на спинку дивана, вальяжно и совсем не так скованно, как полтора часа назад, и наблюдал за тем, как дурманился разум у танцующих и кутящих, как туманился взгляд дымкой хмельного бессознательного, как глупые улыбки растекались по краснощёким лицам, как пенились мозги. ему нравилось положение пассивного наблюдателя, меньше всех задействованного в активностях, а значит, меньше всех склонного завтра с утра сожалеть о содеянном в пьяном бреду. наверное. серёжа насчитал слишком много особей женского пола вокруг. слишком много, потому что их было больше одной, а дев, насколько он помнил, в их группе не водилось. спросил у парня слева — оказалось, они притащили с собой дам сердца. парень спросил, кого привёл серёжа. пять секунд затупного молчания снижали правдоподобность простого ответа «никого». разумовский повертел головой: олег нашёлся стоявшим спиной к какой-то рыжей девице и- а нет, этого было достаточно. серёжа смазано ткнул пальцем в ту сторону, мол, с этой и пришёл. надеялся лишь, что она не окажется спутницей собеседника. а то неловко выйдет. — слушай, всё хотел спросить, — опьянело начал парень, — а ты чё с такими длинными волосами ходишь? ну приехали. два года он всё хотел спросить, но случая никак не подвернулось. даже когда в одной аудитории занимались. заливай дальше. — нравится. ответом послужило содержательное «а-а-а…» и минутная пауза. — а, ну, ухаживать сложно? сложно ли мыть голову и расчёсываться? хмм, вопрос не из лёгких. раньше они вообще-то были длиннее. но на первом курсе, когда его личный цирюльник отъехал на год, серёжа их с психу слегка обкорнал. не в карешку послерасставательную, конечно, но всё-таки значительно укоротил. надо не забыть попросить олега перед его отъездом опять поиграть в парикмахера. — да нет, на самом деле. ничего особенного. — чёт ты какой-то несговорчивый. может, те ещё налить? — парнишка уже потянулся к столу за бутылкой без этикетки, опрокинув пустую тарелку, с характерным грохотом укатившуюся под стол. — спасибо, мне пока хватит, — открестился разумовский, когда собеседник плюхнулся назад, не став поднимать уроненную им миску. серёжа достал её сам и, пока нырял под стол и обратно, понял, что ему действительно хватит. первоначальная лёгкость сменилась тяжестью во всём теле, особенно голове, которую теперь хотелось уложить на спинку, чьи-то колени, подушку, может даже пол – неважно. серёжа подпёр её руками, локти в колени, и начал шумно дышать. хотелось воды, но что на столе, что под ним – бутылки и стаканы только из-под бухла и чего-то, что было запивоном. хотелось воды, но не настолько, чтобы ползти до кухни, поэтому разумовский решил просто продышаться, полулёжа, чтоб алкоголь подвыветрился. когда звуки и картинки вокруг поплыли и стали восприниматься, как из пузыря, и даже музыкальная какофония, доносящаяся из колонки, заиграла сносно, серёжа понял, что время проветрить голову. путь до балкона лежал через обмякшие во хмелю тела и вражески настроенную мебель, оттопырившую свои углы и ножки. серёжа пробирался почти аккуратно, но внутри штормило так, что хотелось размазать себя по стене. он запнулся обо что-то. или кого-то. в этой катавасии чёрт ногу сломит. на всякий случай извинился. пока плёлся, думал, зачем на рыжую показал. мог бы сразу ответить, что с другом пришёл. что такого? и друг у него хороший, не хуже любой из вмазанных девиц в этой квартире. незастеклённый балкон встретил гостя стылым воздухом и табачной дымкой. курильщиков он повидал на своём веку столько, что даже когда пустовал, словно бы эманировал каждым кирпичиком табачную горечь. зато вид был красивый. не петербург, конечно, но для спального района очень хорошо. зарисовал бы даже. всё-таки алкоголь какое-то дурацкое увеселение в кровь впрыскивает, что даже вид типичного российского двора, утыканного бездушными серыми панельками, очаровывает, и хочется смотреть, благоговеть, растворяться… — серый, ты чего, насинячился уже? — разумовский ощутил на своей талии две больших тёплых ладони, потянувших его назад от перил. сколько он здесь простоял? — а? — глупо поморгал он в ответ. — куда с балкона свесился, говорю. замоченный в тазике мозг не сразу сопоставил эту фразу с происходящим, но потом картинка прогрузилась, и серёжа понял, что действительно слишком смело навалился на перила, любуясь увязшим во тьме видом. — да просто подышать вышел. — ага, и без куртки. холодно, ночь уже, — с этими словами олег накинул свою куртку, заботливо зацепленную в коридоре, и легонько похлопал по спине. — нет, мне очень даже, — икнув, — жарко. — я вижу. наверняка ведь на пустой желудок накидался. надо было есть нормально перед этим и во время. а когда так сразу алкоголь вливаешь, организм ахуевает. — я зна-ю, — виновато потупив голову. олег прав, конечно же. нужно было плотно поесть. тем более выбрать было из чего – глаза разбегались. вот только серёжа не привык увлечённо трапезничать вместе со всеми и тем паче накидываться на еду. привык есть, что дают и что остаётся. вот и сегодня он зашуганно стянул пару ломтиков сыра и колбасы и догнался виноградом. конечно, его унесло. повезло, что раньше того несостоявшегося бармена не вырубился. олег, словно бы прочитав серёжины мысли, дружественно пихнул того в плечо, подмигнув: — ничего, научу тебя пить, и потом всем на своём потоке будешь фору давать. научит. львиной доле того, что умеет серёжа, научил его олег. защищаться, драться, быть начеку, орудовать ножом (но только не в кулинарных целях – здесь бессилен даже олег), держаться на людях (с переменным успехом), социализироваться, ждать, дружить, любить. ну вот, уже и на сантименты пробило. это какая там стадия опьянения? — держи, — олег вложил что-то в серёжину холодную ладошку. — что эт-то? — дрянная икота не отпускала. — резинка для волос. — зач-эм? — ну, волосы собрать, чтоб удобней было б… — ой, перестань — разумовский отпихнул руку олега, что тот чуть не выронил аксессуар, и, демонстративно насупившись, отвернулся — я не нас-только пьян. олег рассмеялся. — эх, как же я тебя тут одного оставлю. вдруг с горя напьёшься, кто ж за тобой уследит? — серёжа молча проглотил этот вопрос. опять он про свой отъезд. как будто хотя бы один день проходит без мыслей о скорой неизбежной разлуке. у разумовского плечи настолько понурились, что куртка сползла и моментом полетела на пол, но олег успел её схватить. быть начеку. — ладно, горемыка, пошли я тебя чаем напою и домой поедем, — олег сунул куртку подмышку и дёрнул балконную ручку. — стой! — разумовский вкогтился и вперил такой ошалелый взгляд в волкова, что последний за секунду окаменел. — что такое? — глухой олегов вопрос утонул в гудении дорог. — я, кажется, — каким-то замогильным голосом начал серёжа, — где-то здесь потерял свой студне… сдутен… сдутенчес… студенческий! — наконец изрёк разумовский, прохлопавший все свои карманы. не успел олег выразительно вздохнуть, как серёжа плюхнулся на колени и принялся наощупь искать злополучный студенческий билет. волков безмолвно наблюдал, как парень безрезультатно ползком наматывает круги и тихо шипит. — не зги не видно. олег, ну ты бы хоть фонариком посветил! или тоже поискал бы. никакой помо-о-о— волков поднял беднягу на ноги за ворот рубашки, развернул к себе, отряхнул и терпеливо сообщил: — студак твой в куртке лежит. а куртка дома. — а- — а мы не дома. действительно. — тогда пошли. — пошли, — как-то дурашливо улыбнулся олег. прошмыгнули на кухню, а там не было стульев – все растаскали по другим комнатам. серёжа плюхнулся на пол у стены под окном с широким подоконником, зарывшись в колени и исподлобья наблюдая, как олег самозабвенно соображает им на двоих чай. потом его внимание перехватил закипающий чайник, подсвечивающийся синим. а следующим кадром олег ставит перед ним дымящуюся кружку. — почему тут сидишь? серёжа попытался прожечь олега а-разве-это-не-очевидно взглядом, но у волкова бронированное суровостью лицо, не тронутое удивлением. его таким не возьмёшь. — а зачем в гостиную возвращаться? хочется спрятаться от шума. — нет, почему ты тут сидишь? — сам олег расположился напротив, тоже на полу, но по-царски развалившись у тумбочек, как бы намекая, что можно было выбрать место поуютнее. — не знаю, — и немного помолчав: — мне так спокойнее. когда за спиной ничего нет. появляется чувство безопасности. олег многозначительно кивнул. пили чай. молчали. пять минут. десять. — согрелся? — достаточно. — и протрезвел? — ммм, недостаточно. — ну, тут уже только сон поможет. скоро поедем, — олег запрокинул голову и прикрыл глаза. у серёжи пальцы краснющие от раскалённой чашки и волосы лезут в глаза. спать хочется. из-за невыветрившегося алкоголя. а ещё хочется до кого-то доебаться. по той же причине. может, если б за ним больше следили, то меньше бы опьянел, думает. — может, если б я не квасил в одиночестве бесконтрольно, потерявшись во времени и отчуждённости, то пил бы в удовольствие и с меньшим уроном? — говорит. — я хотел, чтоб ты с друзьями пообщался. развеялся наконец. серёжа прыснул. «с друзьями». нет у него друзей. кроме одного непробиваемого, что сидит напротив. — что ты фыркаешь? я же видел, ты с кем-то разговаривал. у серёжи лицо так скукурузило, что не нужен был взгляд со стороны – он сам почувствовал. то есть из нескольких молчаливых часов олег засвидетельствовал лишь те жалкие две минуты бесцельного разговора с каким-то малознакомым типом? и решил, что весь вечер так бойко и прошёл? показатель комичности бы занизить, зашкаливает. волков отодвинулся в сторону и поманил серёжу к себе постукиванием по освободившемуся месту. тот, немного запутавшись в своих же ногах, пересел и обмяк, прильнув к олегу. стены слегка вибрировали от приглушённой музыки (show must go on, но за полночь всё-таки уже перевалило) и с коридора долетали звуки открывающейся-закрывающейся туалетной двери. ночь съела кухню, и только отсветы фар проезжающих у дома машин танцевали на полу и лицах двух мирно сидящих напротив окна. серёжа не смотрит на настенные часы (всё равно не видно), просто наслаждается моментом. тепло от горячего терпкого чая гораздо приятнее, чем от спиртного. ещё приятнее – зародившееся в душе спокойствие и чувство безопасности.