Три вдоха ветра

      Стоит первым сумеркам опуститься на пустующий веками городок, и оказавшийся в нём после заката путник сможет ощутить, как это место оживает, начинает дышать и источать волшебство. Красные светящиеся фонарики, освещающие улицы, желтые каменные дорожки и пестрящие разнообразием красочные рестораны влекут, манят своей неведомой силой и соблазнительными для желудка запахами дымящихся деликатесов, притягивая к себе бесплотных призраков и духов, которые много столетий назад облюбовали это тихое, гостеприимное место. И если в этот городок случайно забредёт простой человек, то после последнего погасшего луча солнца он навсегда останется в нём, в лучшем случае, прислуживать духам, в худшем — стать для них кормом.       Поднимаюсь вверх по ступенькам, сливаюсь с толпой других призраков и божеств, уверенно подхожу к мосту, ведущему в «Купальни Абура-я», чтобы встретиться с колдуньей Юбабой. Тёплый летний воздух едва ли даёт облегчение, но помогает снять волнение и в очередной раз напитаться магией маленького городка. Как ни странно она сама, словно капля дождя, пытается найти себе хозяина — того, кто, как сухая земля, сможет жадно вобрать её в себя и повелевать ею. Сглатываю. На мгновение прикрываю глаза. Я должен помнить, что меня сюда привело. Сердце гулом отзывается в ушах, но никто не должен учуять его болезненную, омрачающую самые светлые воспоминания тоску по ītoshī tsuma*, иначе искренние старания древнего бога и Такао пойдут насмарку. Резким движением руки расправляю кимоно и сжимаю кулак, повторяя себе, что лицо не должно выражать эмоций, оно должно застыть в гордом безразличии и отстранённости.       Вдох первый.       Сердцебиение успокаивается. Медленно выдыхаю, ступаю на мост и ощущаю магический щит, который не пускает незваных гостей. Если бы можно было, то на лице появилась бы мимолётная ехидная усмешка — старая ведьма защищает свои владения, оберегает себя от гостей, которые могут быть хитрее и умнее. Немного приободряюсь мыслью, что всё же Юбаба не всесильная. И то, что я прошёл щит, — лишнее тому подтверждение.       Выпрямляю спину, не опуская гордо поднятой головы, не спеша следую за другими почтенными гостями колдуньи. Нос щекочет запах пара, исходящий из «Купальни Абура-я», — всевозможные священные и целебные травы и благовония — то, что так любят божества и духи, — то, что ощущает их обоняние, позволяя расслабиться и набраться новых сил.       На входе в бани каждому гостю почтительно кланяются учтивые слуги, заискивая и улыбаясь щедрому господину. Зная, что стоит только понравиться своей услужливостью, и он кинет маленькому ничтожеству золотую монету. Когда очередь доходит до меня, они падают ниц и, не поднимая голов, расползаются в стороны, приветствуя меня — древнее божество. Бросаю на них короткий взгляд и горсть золота, зная, как они от этого млеют, придавая моей персоне ещё большей значимости. Но только вместе с драгоценными камешками к ним в лапки попадает заговоренный камень-оборотень, который скоро начнёт действовать.       Кланяясь, двое из прислужников раздвигают сёдзи, приглашают меня войти внутрь. Едва переступаю порог, как все образы вокруг меркнут, затихают голоса, шепот гостей Юбабы и лишь предательское сердце, как мощный удар по тайко*, оглушает возникшую вокруг меня тишину, когда меня встречает она. Та, ради которой я вместе с Такао все эти годы разрабатывал хитроумный план проникновения во владения Юбабы и побега Мэй. А моя драгоценная кицунэ будто и не изменилась: аккуратно собранные в пучок волосы, утонченные заостренные черты лица, опущенные вниз глаза, приветливая улыбка, прямая осанка, без изысков расшитое серебряными нитями тёмно-синее кимоно.       Быстрое, заученное движение пальцев, и лёгкий ветерок уносит моё волнение за пределы купален и растворяет его в воздухе.       Я пришёл за тобой, нежная!       Сжимаю челюсть и поднимаю подбородок, понимая, что одно неловкое движение, растерянный взгляд или мимолётная эмоция, и мой обман раскроют. Кицунэ не смеет на меня смотреть, лишь склоняется ниже, проявляя глубокое уважение к почтенному гостю.       — Добро пожаловать в «Купальни Абура-я», господин! Юбаба ждёт вас. Прошу за мной, — жестом приглашает следовать за ней к кабине едущего на самый верх ящика.       Замечаю её хвост, который она не старается прикрыть или спрятать. Вновь сжимаю кулак, осознавая, что отпечаток прожитых лет на верном служении ведьме запорошил его мелким светлым пеплом. Какие задания выполняла моя сильная девочка? Какой недюжинный ум и смекалку ей пришлось применять, чтобы выжить и оказаться верной помощницей Юбабы?       Я верну тебя, храбрая!       Измученная душа протяжным воем взывает к ней, сердце кровоточит болью, и я захлебываюсь отчаянием от её безразличия. Сжимаю руку в кулак, собирая всю свою боль, пытаясь задушить её раньше, чем она выдаст меня и мои намерения. Я должен сохранять спокойствие. Нахлынувшие эмоции сменяются волной смелости и решительности. Сегодня я либо уйду со своей ītoshī tsuma, либо погибну от чар Юбабы.       Захожу в волшебный ящик. Следом, не поднимая глаз, заходит Мэй. Она дёргает за рычаг, сёдзи закрываются, и мы поднимаемся вверх. Я вновь поворачиваю к ней голову и всматриваюсь в спокойное лицо.       Почувствуй меня, близкая!       Но она лишь ниже склоняется. Пытаюсь не терять времени понапрасну, вспоминая слова Такао, что, скорее всего, меня стёрли из её памяти и воспоминаний. Нужно взывать к сердцу! Его не обманешь, оно не предаст, не позволит чувству зачерстветь! Нужно только пробудить его! Выуживаю из кармана нож — тот самый, который я ей подарил, — наш символ доверия, и протягиваю ей.       — Когда прикрою глаза и поклонюсь тебе, рассеки им воздух, кицунэ, — полушёпотом прошу я, всеми силами пытаясь сохранить невозмутимость. Так хочется её коснуться, обнять, показать своё настоящее лицо и увести домой.       Впервые она поднимает на меня глаза, и я не могу прочесть на родном лице ни единой эмоции. Кажется, что от отчаяния всё внутри покрывается ледяной коркой, а минуты ожидания её решения тянутся мучительно долго. Сохранились ли в тебе, любимая, хоть какие-то чувства и эмоции? Разжимаю пальцы, шире раскрывая ладонь, в надежде, что она поверит мне. Когда в карих глазах мелькает любопытство, недоверчивость и…живость, я задерживаю дыхание, боясь каким-либо случайным жестом спугнуть её.       — Доверься мне, строгая, — повторяю одними губами, всматриваясь в любимые глаза, чтобы вновь поймать мимолётные эмоции, хранящие в себе простые, человеческие чувства, не запятнанные магией.       Она осторожно подносит свою ладонь к моей, едва касается тёплыми пальчиками моего запястья, но всё же берёт нож и прячет в широких рукавах. Мэй хмурит брови, всматриваясь в моё лицо, но тут же, словно одёргивая себя за мимолётные эмоции, вновь надевает маску хладнокровия и безразличия. Вспыхнувшая с новой силой, тлеющая много лет надежда убеждает меня в том, что у меня ещё есть небольшой шанс вернуть её домой.       Волшебный ящик останавливается, Мэй выходит первой. Я пытаюсь отогнать от себя всякие чувства и ощущения, чтобы не вызвать у Юбабы подозрений, и чтобы она не уличила меня в обмане. Мы проходим по широкому коридору, уставленному красивыми высокими вазами, но чем больше мы приближаемся к Юбабе, тем больше я ощущаю, как меня сдавливает магический кокон-фантом, созданный Повелителем ветра. Останавливаясь у высокой двери, Мэй низко склоняется.       — А-а-а, — радостно протягивает ведьма, находящаяся за дверью, которая тут же распахивается, и на её пороге появляется сама Юбаба, — господин Сусаноо. Наш дорогой, прекрасный, щедрый гость, — расплывается в любезностях колдунья и кланяется, — прошу, проходите.       Склонив для приветствия голову, я вхожу в её кабинет, а кицунэ закрывает за мной дверь и остаётся за ней. В большом кабинете, освещаемом одним, в пол стены камином и единственной настольной лампой, с момента моего последнего визита ничего не изменилось. Одно кресло для почтенного гостя — древнего духа или божества, стеллажи с книгами и чистым пергаментом, а у полуоткрытого окна стоит кресло хозяйки и широкий стол с бережно выстроенными пирамидками из золотых монет. Ни для кого не секрет, что Юбаба получает огромное удовольствие, играя с ними и перебирая. Несмотря на то, что открыто окно, в кабинете не чувствуется сквозняка, будто воздух и не проходит сюда. Только пылающие и потрескивающие поленья вздымающегося красного огня напоминают слова Такао о том, что старая ведьма питается магией огня, поэтому он магическим образом никогда не затухает.       — Мне приятен твой радушный приём, Юбаба, — уверенно начинаю я, — но я просто пришёл в твои купальни, чтобы насладиться чистой водой и священными благовониями.       — Я рада это слышать, Сусаноо, — довольно улыбается колдунья, — окажи мне честь, — она машет рукой, и на столике появляется поднос с чаем, — позволь угостить тебя.       Киваю головой и присаживаюсь в кресло. Когда я подношу чашку с колдовским отваром к губам, ведьма напрягается: её морщинистое лицо вытягивается и выпучиваются глаза, становясь ещё больше. Кажется, что пепельные волосы на её голове взъерошиваются. Она натягивает улыбку на мерзкое, широкое лицо и смотрит своими почерневшими от гнева глазами в мои.       — Прошу прощения, господин, — скрежечет своим старческим голосом по моим ушам Юбаба, — нужно решить неотложное дело.       Получая мое негласное согласие, колдунья вихрем проносится мимо меня. Пышные, дорогие одежды змеёй тянутся за своей хозяйкой, захлопывая за собой дверь. Если «шутка» Повелителя ветра сработала, и именно из-за неё всполошилась Юбаба, значит, у меня мало времени! Адреналин, как вспыхнувший в небе фейерверк, учащает бег крови по венам, заставляя безпромедлительно действовать согласно намеченному плану. Подскакиваю с кресла, выливаю большую часть отвара в приоткрытое окно и оставляю чашку на подносе, снимаю с шеи подаренный богом кулон-перо и подбрасываю вверх. В воздухе он превращается в пепел и, ведомый известным только его создателю заклинанием, тоненькой, вьющейся из стороны в сторону дорожкой, движется к камину и, потрескивая, растворяется в огне, указывая мне место, в котором находится «одна важная вещица» Повелителя ветра. Таково условие сделки — он помогает мне вернуть Мэй, я же ворую у Юбабы его «важную вещицу».       Я должен достать это из огня.       Для раздумий нет времени! Древний бог знал, что так будет! Но если я суну руку в огонь, это значит, что магии останется меньше и действовать придётся ещё быстрее! Страха, робости нет, ведь многолетние тренировки синоби не проходят бесследно. Разум холоден и расчётлив! Главное — ничего не упустить!       Вдох второй       Протягиваю руку к огню, погружаясь в его пламя, словно в горячее растопленное масло. Капелька пота от резкой боли предательски падает в пламя и шипит. Недолгая, парализующая боль, током проходящая по коже, спадает, и в руку ложится маленький камешек — аквамарин, украденный из меча моего Сусаноо. Внезапно возникший в кабинете холодный сквозняк предупреждает о том, что Юбаба приближается! Прячу аквамарин в маленький заговорённый мешочек, сажусь на кресло и беру чашку, делая вид, что наслаждаюсь чаем. В кабинет возвращается хозяйка и, кланяясь, извиняется за внезапный уход.       — Мой дорогой Сусаноо, прошу прощения за задержку, — улыбается квадратными зубами колдунья, — моя помощница проводит тебя в купальни, — она видит пустую чашку и успокаивается, — Мэй! — когда кицунэ появляется на пороге, я не смотрю на неё, чтобы своим взглядом и случайно проявленной эмоцией не вызвать подозрений.       — Ветер прибудет с тобой, Юбаба! — отвечаю ей благословением, поднимаясь с кресла, и ухожу с Мэй.       Дорогая сердцу женщина провожает меня в одну из банных комнат для особо уважаемых гостей, где я буду омываться один, и никто из посторонних зевак не будет разглядывать моё истинное божественное обличье. Она спокойна, подол кимоно тихо шуршит тяжёлыми складками, любимые глаза смиренно смотрят вниз.       Узнаешь ли ты меня, tsuma*?       Отголосок тлеющей искры надежды мысленно взывает к возлюбленной. Но она непреклонна и холодна. Мы проходим в деревянную комнату, где для меня уже приготовлена огромная офуро с чистой, чуть зеленоватой водой, благоухающей женьшенем и гинкго.       Осматриваюсь по сторонам, убеждаясь, что рядом никого нет, и пока Мэй не ушла, задерживаю её.       — Мэй, — тихий полушопот, который слышит только она.       Кицунэ медленно поворачивается и поднимает на меня усталые глаза. Не в силах что-то сказать, я прикрываю глаза и кланяюсь ей. Она начинает тяжело дышать, в дрожащих пальцах появляется мой нож.       — Не бойся меня, кицунэ. Покажи, чего ты хочешь, — шепчу я, ожидая, когда она рассекет фантом Сусаноо.       — Чего хочу? Покажу! Мне больше нечего терять, господин, — отчеканивает она и поджимает губы, с холодным безразличием делая то, что я прошу.       Резким движением она рассекает воздух. Сделанный Сусаноо его собственный фантом, словно тяжёлая одежда спадает с моего тела и она видит меня настоящего — такого же, как несколько лет назад. Призрак Повелителя ветров поднимается с пола, становится рядом, замирает, будто кукла, и не шевелится. Неверие, сомнение читается на побелевшем лице. Она качает головой, две крупные слезы стекают по бледным щекам. Она начинает задыхаться, и плечи сотрясаются от тихого рыдания. Хочется взвыть от нестерпимой боли и обиды за любимую tsuma, хочется разрушить это проклятое место до основания, только бы оно больше никогда не всплывало в воспоминаниях Мэй. Я раскрываю объятия и шепчу: «Это я, Мэй, — Кадзу. Я пришёл за тобой!». Пошатываясь, она бросается ко мне, прижимаясь всем телом, боясь, что я, как и фантом Сусаноо, растаю.       — Я пришёл за тобой! — глажу её мягкие волосы и плечи, — нам нужно уходить, Мэй, — целую её, всматриваясь в растаявшие льдинки безразличия, и сжимаю маленькие руки. — Ты сняла с меня призрак образа Сусаноо, и он продержится в купальне короткое время, отвлекая Юбабу и её слуг. Нам нужно успеть уйти отсюда до рассвета!       — Да! Кадзу… — она целует мою ладонь лишь на миг, сладостно прикрывая мокрые от слёз глаза. Прижимаю её к себе и накрываю нежные уста своими горячими губами, которые, наконец, вернули своё единственное пристанище.       Сдержанно улыбаясь, Мэй начинает быстро колдовать, создавая свою собственную иллюзию, которая поможет продержаться фантому Сусаноо и даст нам время на побег. Вырисовывая узор в воздухе, мы отрываемся от пола, приобретая легкость и невесомость. Мэй произносит заклинание, и ветер подхватывает нас в свои объятия, унося прочь из «Купален Абура-я».       Только бы успеть!       Крепче прижимаю Мэй, боясь хоть на миг ослабить стальные объятия. Рассекая розовые облака, мы встречаем первые лучи восходящего солнца и жёлтый диск, что медленно высовывает свою макушку из-за синего леса.       Только бы успеть!       До ушей доносится истошный крик Юбабы. Мэй крепче сжимает руки вокруг моей шеи и прижимается ко мне всем телом, превращаясь в маленький комочек.       — Кадзу, — взволнованно выкрикивает моё имя Мэй, — чары развеялись! Юбаба узнала об обмане!       Сердце подпрыгивает от волнения и резкого всплеска адреналина, что вот-вот колдунья дотянется до нас своими острыми когтями. Но у меня есть последний волшебный третий вдох Ветра, который спасёт нас.       Вдох третий       Лучи солнца ослепляют наши глаза. Звонкий звук разбивающегося кокона, сотворённого волшебством Сусаноо, рассеивается, осыпая нас мелкими серебряными искорками. Юбаба остаётся далеко позади — в своём заколдованном мире. Тёплый, волшебный ветер подхватывает нас в последний раз, а падение смягчает белый сугроб.       Разгребая холодный снег, я судорожно всматриваюсь в белое блестящее полотно, выискивая кицунэ. Сердце больно пробивает грудную клетку, я задыхаюсь от ужаса, когда не вижу её.       — Кадзу! — взволнованный звонкий восклик Мэй позади, душа поворачивается к любимой кицунэ раньше, чем тело. Пробираюсь сквозь холодный снег, и мы встречаем друг друга в долгожданных объятиях, окутывая, защищая и оберегая имеющейся только в нас силой искренней любви.       — Мы в безопасности! Мы дома! — отвечаю ей, выдыхая с облегчением, крепче обнимая, словно боясь, что она вновь исчезнет. — Я больше никому тебя не отдам! Ни ведьме, ни богу, ни ёкаю! Никаких контрактов ни с кем и никогда!       — Если нужно будет спасти тебе жизнь, я сделаю это снова, Кадзу, — тихо шепчет Мэй, и на ее глазах выступают слёзы.       — А я снова найду тебя и приду за тобой! — вытираю блестящие капли и прижимаюсь своим лбом к её, ощущая тепло, ласку и нежность Мэй.       — Упрямый, — улыбается она.       — Смелая! Никому не отдам тебя, любимая! — целую её и растворяюсь в этой бесконечной, бессмертной эйфории счастья, отдавая ей всего себя.       Люблю тебя, родная, всем сердцем, каждым касанием, каждым вдохом и выдохом.